оскресенье приготовило нам новый сюрприз, на этот раз приятный. По карте было видно, что сразу после пересечения границы Нулларборская дорога спускается к морю у Юклы. Мы знали, что до нее осталось совсем немного, и все-таки принялись удивленно тереть сонные глаза, когда уже через четверть часа увидели с крутого обрыва океан. Сами того не замечая, мы после Седуны все время ехали в гору и теперь очутились на высоте ста метров над уровнем моря, над огромной бухтой, которая довольно прозаически называется Большим Австралийским заливом.
На востоке пустынное плато круто обрывалось в море, но на западе вдоль воды протянулась поросшая редким эвкалиптовым лесом полоска земли шириной четыре-пять километров. Ее окаймлял крутой уступ, которого ни человеку, ни зверю не одолеть.
На берегу, будто снежные сугробы в лучах утреннего солнца, громоздились нанесенные не то ветром, не то волнами белые песчаные дюны. Прикрыв глаза ладонью от света, мы различили среди дюн несколько строений. Хутор Юкла, там мы найдем бензин. Если хозяин дома.
— Ура! Асфальт! — крикнул Стен, когда мы подъехали к краю обрыва.
Но радость наша длилась лишь несколько минут. Ровно столько понадобилось, чтобы скатиться по склону вниз на ровное место, где дорога была такая же разбитая, как прежде. Мы проехали мимо какой-то обгоревшей машины и затормозили у хутора. С десяток больших каменных строений, почти все сильно запущенные, а три или четыре были совершенно занесены песком. Маруиа никогда в жизни не видела столь чудесной песочницы и тотчас побежала играть. Мы продолжали осматриваться. Кругом ни души, если не считать небритого водителя мощного грузовика. Он сидел на подножке своей машины, читая газету. Грузовик был поддомкрачен, рядом на песке лежали два колеса. Мы разговорились с шофером, узнали, что поломка произошла неделю назад и он сразу послал за запасными частями. Но когда они прибыли, оказалось, что по ошибке прислали не то. Теперь торчи тут еще неделю…
Впрочем, водитель спокойно переносил неудачу. Совершая регулярные рейсы между Аделаидой и Пертом, он привык к злоключениям. Я поспешил достать карту: вот кто расскажет нам, где самые товарные ямы и самые хорошие водяные цистерны! Увы, шофер ответил, что ничего не может сказать и вообще не обращает внимания на такие пустяки.
Пока мы разговаривали, из ближайшего дома вышел загорелый человек в кожаной куртке — владелец Юклы Рой Герни. Гордо указав на новенькую бензоколонку в углу двора, он спросил, не надо ли нам заправиться. Это было очень кстати, хотя мы еще далеко не исчерпали своих запасов.
— Никогда не думал, поселяясь здесь, в Нулларборской степи, что стану продавать бензин, — сказал он, снимая с крюка шланг. — Ведь я почему купил этот хутор — ради кирпичей, хотел построить новый дом на пастбищах, там, наверху. Но потом все не было ни времени, ни денег заняться строительством. Может быть, так и оставлю хутор на старом месте. Проезжающие охотно останавливаются здесь передохнуть, и спрос на бензин большой. Это жена надоумила меня поставить бензоколонку, когда кончилась война и снова стали ездить частники. Обычно она и занимается заправкой. Да вот прихворнула, пришлось к врачу отвезти.
— Какому врачу?
— Который в Норсмене живет, тут недалеко.
Я поглядел на карту: до Норсмена четыреста сорок четыре мили, семьсот десять километров.
— Точно, — смеясь подтвердил Рой Герни. — Но разве это расстояние, когда есть машина. Тем более, в войну дорогу проложили. То ли было в моей молодости — только верблюжьи караваны ходили. Хоть бы жена скорей возвращалась, а то надоело возиться со всеми ма< шинами. На ферме в Куналде куда спокойнее.
До Куналды было семьдесят миль. Рой Герни обычно жил там один; жена и пятеро детей хозяйничали в Юкле. Такой порядок отлично устраивал всю семью (по словам Роя), вот только воспитание детей трудно наладить. Правда, теперь-то эта проблема решена. Наняли бывшую учительницу, она на пенсии, ей восемьдесят семь лет; превосходно чувствует себя в Юкле.
Рассказы Роя Герни о жизни в Нулларборских степях так увлекли меня, что я совсем забыл спросить его, не может ли он заправить водой радиатор. Хорошо, Мария-Тереза напомнила мне про эту немаловажную деталь. Я не сразу решился заговорить об этом: наверно, у него и для себя-то воды в обрез. Но Рой только рассмеялся и принес большой бидон с прозрачной водой.
— Берите воды сколько угодно, — сказал он. — Люди считают нашу степь безводной, но все дело в том, где и как искать. Это же сплошное известняковое плато, образовалось в доисторические времена, когда часть материка была затоплена морем. А известняк-то рыхлый, вода его легко точит. Конечно, дожди здесь бывают редко, иногда годами ни капли не упадет. Но того, что выпало за последние несколько миллионов лет, было достаточно, чтобы промыть глубокие гроты и шахты. В степи на каждом шагу ямы глубиной до нескольких сот футов. Так что вы, если будете гулять, смотрите под ноги. У меня работал один человек, чуть в беду не попал. Пошел изгородь ставить и только ткнул разок ломом, как у него под ногами земля провалилась. Хорошо, сам туда не угодил. Оказалось, как раз в том месте пещера с тонким сводом. Сюда из Аделаиды приезжал один моряк, капитан, любитель изучать пещеры. Прямо в восторг пришел. Несколько лет тому назад пролетал он над нашей местностью на самолете и насчитал целых сорок три провала. Потом вернулся на автомашине, чтобы взглянуть поближе. Выяснил, что многие провалы служат входами в пещеры. Рассказывал, в Европе есть сотни любителей лазить по пещерам. Кажется, он их спелеологами называл. Да их всех сюда привези, они и за год не осмотрят все пещеры.
— Ив каждой пещере есть вода?
— Вот именно. Почти в каждой. В некоторых она слишком соленая, пить нельзя. Но мы в Юкле получаем хорошую, чистую воду из родника у подножия обрыва, поблизости от дороги. В пещере у Куналды тоже отличная вода, потому я и смог завести овец. Когда только начинал, все говорили, мол, безнадежное это дело, заниматься овцеводством в полупустыне. Слыхали, может, на ферме Уайт-Уэлз в засуху сотни голов теряют, а то и все стадо, как кончится запас воды в цистернах. А я на дне пещеры, возле озера, поставил насос, который подает воду наверх по трубе. Конечно, помучился, пока водопровод тянул, — стены отвесные, озеро на глубине трехсот футов под землей. Но труды себя окупили. С тех пор мои овцы никогда без воды не оставались. И не похоже, чтобы убывала, хотя насос вот уже десять лет качает.
Рою Герни захотелось установить протяженность и глубину неисчерпаемого озера, и он через несколько лет после того, как поселился в Куналде, решил тщательно обследовать пещеру. О своих подземных приключениях он рассказывал очень лаконично.
Ему не хотелось плавать в ледяной воде, и он сделал лодку из жести. С большим трудом спустил ее в пещеру. В подземной пустоте, где стоял насос, ширина озера была тридцать метров, глубина — двадцать. Но, двигаясь вдоль стены, Рой убедился, что пещера сообщается с другой, более обширной. Лодка была маленькая, удалось пробраться на ней по туннелю, и в соседней пещере он увидел новое озеро, круглое, шириной больше ста метров. Посередине был островок, точнее, высокий утес, который вздымался к самому своду. Только Рой решил возвращаться, как лодка зацепила дно и затонула. Фонарь погас, а он не помнил точно, где выход. Плавал-плавал, наконец отыскал туннель. Несколько раз судорога одолевала, чуть не утонул.
Казалось бы, после такого приключения Рой Герни перестанет добиваться славы первого человека, утонувшего посреди пустыни. Но он продолжал свои изыскания. Недавно получил надувную резиновую лодку — подарок от циркачей, которым помог поймать убежавших из цирка рысаков. Идеальное судно для подземных плаваний! Если какой-нибудь ход оказывается слишком тесным, достаточно выпустить воздух из лодки, и можно вплавь пробраться до более просторного места. Потом надуй лодку и продолжай путешествие.
Вместе с Роем Герни я обошел все строения Юклы. Узнал, что первоначально здесь была промежуточная станция трансконтинентальной телеграфной линии, проложенной еще в 1877 году. Потребность в такой станции посреди пустыни возникла не по техническим причинам, а потому, что в Западной и Южной Австралии были разные коды. И приходилось все телеграммы «переводить» на границе. Нагрузка была большая, требовалось много телеграфистов. К тому же Юкла служила базой для линейных надсмотрщиков, которые верхом объезжали линию. Несколько десятков лет тут был целый поселок, свыше двухсот жителей. Дороги тогда не существовало, все доставлялось по морю, поэтому соорудили грузовой причал, который сохранился до наших дней.
Во время первой мировой войны в ста километрах севернее через пустыню прошла трансконтинентальная железная дорога, и телеграфную линию перенесли туда. Надобность в промежуточной станции отпала, однако власти не знали, как поступить с Юклой, и оставили там четырех сторожей. Трое были отозваны в 1923 году, а четвертый, который отлично чувствовал себя в одиночестве и сумел накопить порядочно денег, еще жил в Юкле в 1927 году, когда станцию продали афганцу, погонщику верблюдов. Правда, строения давно начало заносить песком, не было уже ни морского, ни сухопутного сообщения, но афганец купил станцию исключительно для того, чтобы в тиши доживать свои дни. Для такой цели место идеальное. После кончины афганца станция перешла к одному оптимистически настроенному переселенцу. Он несколько лет сражался с песком и после второй мировой войны охотно продал все видимые строения Рою Герни. Здания, которые поглотил песок, пошли в придачу.
Рой поделился со мной своей мечтой — раскопать занесенные строения и подзаработать на продаже материала. Увы, пока что было похоже, что ему и уцелевших-то зданий не отстоять. Дюны наступали; ни Рой, ни кто-либо другой еще не придумали средства остановить их.
У Роя Герни был неистощимый запас увлекательных историй. Мне очень хотелось на несколько дней задержаться в Юкле, тем более что хозяин приглашал поохотиться на диких собак и одичавших верблюдов. Но в Западной Австралии меня ждали еще более важные и интересные задачи, и я уже сильно отстал от графика. Условились, что я навещу Роя в другой раз.
— Наверно, не скоро здесь появится следующая иностранная машина, — сказал я, прощаясь.
— Пожалуй, — ответил он. — А вообще-то бывали. Первыми сразу после войны проехали американцы. Через несколько лет нас навестили две английские машины, а в прошлом году — французская. Иностранцы не только на машинах путешествуют. Однажды появился немецкий фотограф, он вез все свое имущество на двухколесной тележке. Ему предлагали подвезти — отказывался. Был тут ирландец, совершавший кругосветное путешествие пешком. Слыхал я недавно, будто его убили индейцы в Южной Америке. Так что мы тут всяких чудаков повидали. Кстати, поедете дальше — будьте осторожней, не нарвитесь на разбойника.
— Какой еще разбойник?
— Разве я не рассказал о нем? Какой-то молодой дурень вчера остановил машину в шестидесяти километрах на запад отсюда и ограбил водителя и пассажира. Не очень-то нажился — у них было всего семь фунтов. Потом велел им выпустить воздух из камер. Пришлось подчиниться, у него крупнокалиберное ружье. Когда бедняги добрались сюда и рассказали мне про нападение, я, конечно, попытался дозвониться до Норсмена, сообщить в полицию. Но он, видно, перерезал провода, потому что в телефоне ни звука. Тогда я позвонил в Южную Австралию, в Седуну, попросил оттуда отправить телеграмму в Норсмен. Так что теперь полиция уже ждет этого субчика на дороге. Он то ли ничего не смыслит, то ли просто дурак — разумный человек разве нет грабить посреди пустыни, где есть только одна дорога. Словом, будьте начеку. Как увидите, гоните его в сторону Норсмена, в руки полицейским. У него голубой «моррис», возраст — лет около двадцати.
— Простите, — сказал я, — вы не научите нас, каким образом гнать перед собой вооруженного преступника?
Герни удивился.
— Что, разве у вас нет ружья?
— Есть.
— Так в чем же дело? Зарядите его и держите наготове. Разбойник, наверно, думает, что о нем еще никто не проведал, вот вы и застигнете его врасплох.
Действительно, очень просто. Я достал ружье, вручил его Стену, назначил Марию-Терезу вторым номером, а Маруиу подносчиком боеприпасов. Стен был в диком восторге. Как только мы выехали из Юклы, он принялся составлять лихие планы поимки преступника. Мол, фургон — идеальная тюрьма на колесах; значит, нам сам бог велел охотиться на разбойников. Откровенно говоря, я не разделял воодушевления Стена и охотно уступил ему роль героя.
Прошло несколько часов, а мы не видели ни разбойника, ни других путников. Дорога почему-то была превосходная — широкая, ровная, грунт твердый, и впервые со дня выезда из Седуны мы могли дышать полной грудью, не глотая в огромных количествах красную пыль.
В каких-нибудь двухстах километрах от Юклы нам попался следующий хутор — Мадура. Естественно, мы решили справиться, не появлялся ли тут грабитель. По данным автоклуба, мы могли рассчитывать здесь на питание и кров. Да и в пути мы видели указатели, которые называли Мадуру отелем и мотелем. На деле оказалось, что это обычная австралийская пивная, где в определенные часы можно скромно закусить. И я понял, почему последние двести километров вдоль обочин лежало особенно много бутылок. Владелец пивной, пучеглазый мужчина по фамилии Андерссон (он уверял, что его дед был швед), и не скрывал, что обосновался в Мадуре, чтобы подзаработать на пиве и бензине. Наше описание разбойника он выслушал совершенно равнодушно и сказал:
— Все точно. Он ночевал здесь, утром поехал дальше. Но за все полностью рассчитался, так что у меня к нему никаких претензий нет.
— Небось крадеными деньгами рассчитывался, — заметил Стен.
— Деньги как деньги. Краденые ли, нет ли — на вид не отличишь.
Меня заинтересовало большое строение, из которого доносилось какое-то жужжание.
— Холодильник для кроликов, — гордо объяснил Андерссон. — Тут охотники живут, по десять тысяч штук в неделю ловят. Связывают по два. Я им плачу три шиллинга шесть пенсов за пару. Скупщик в Перте платит мне по семь шиллингов шесть пенсов. Выручка хорошая, хотя холодильник и доставка в Перт тоже денег стоят.
Андерссон дал нам немало советов, как быстро сколотить состояние, но мы гораздо больше обрадовались советам, которые получили от автомобилиста, остановившегося в Мадуре для ремонта рессоры. Услышав, что мы едем на запад, он по собственному почину вызвался показать на карте все трудные участки. Через несколько минут мы знали не только, в каких местах нас подстерегают ямы и какие объезды лучше, но и где находится единственная в этой части пустыни цистерна с хорошей водой. Этих сведений я тщетно добивался с тех самых пор, как мы выехали из Аделаиды. Откуда взялся этот достойный человек? Хотя он безупречно говорил по-английски, мне почудился в его произношении иностранный акцент. Смеясь, он признался, что эмигрировал из Германии. Ну, конечно…
Сразу после Мадуры дорога снова взобралась на плато. За последние три дня только Маруиа умывалась как следует, но мы надеялись, что и нам доведется испытать это неслыханное наслаждение: до источника, который пометил на нашей карте немецкий австралиец, было уже недалеко. Мы спешили добраться туда до вечернего холодка. Он давал себя знать, как бы тепло мы ни одевались.
Нас действительно ожидала колонка с чудесной чистой водой. Качать было очень удобно. Из земли торчала изогнутая вверху труба длиной около двух метров; видимо, кто-то набирал здесь воду в автоцистерну. Мы стали под трубой, покачали, и прохладная струя смыла с нас пот и грязь. Заодно можно было напиться. Хотели даже устроить ночевку возле колонки, но пожалели кроликов, верблюдов и прочих зверей, которые, наверное, ходили сюда на водопой.
Едва начало смеркаться, через дорогу стали бегать кролики. Чтобы Маруиа не скучала, мы, как и во все предыдущие вечера, поручили ей считать их. За полчаса она насчитала сорок три штуки, да и то не всех приметила.
Я уже успел забыть, что мы охотимся на разбойника, когда увидел впереди тлеющий костер. Стен был уверен, что это грабитель устроил привал, и потребовал остановиться. Я по той же причине настаивал, что надо ехать дальше. Лишь когда Стен торжественно поклялся в одиночку схватить негодяя, я выпустил его из машины. Увы, оказалось, что костер разожгли шоферы, которые мирно спали в своих грузовых машинах.
Становилось трудно различать все выбоины, к тому же мы сильно устали, а потому решили последовать примеру шоферов и остановились на ночевку чуть поодаль.
В понедельник у нас появился еще один повод воздать хвалу немецкому австралийцу. Без его описания мы, наверное, застряли бы в одной из многочисленных ямин. На протяжении двадцати километров выбоина следовала за выбоиной. Мы поминутно останавливались и искали объезд. Самые коварные ямы помечали прутиками и петляли между ними, вздымая облака уже знакомой нам мелкой пыли. Скоро мы были такие же грязные, как до купания.
Только мы выбрались из последней ямины, как увидели идущий нам навстречу полным ходом «холден»; эти машины изготовляет австралийское отделение «Джене-рал моторе». Выскочив из машины, мы отчаянно замахали руками, чтобы предупредить водителя об опасности. Он помахал нам в ответ и, не сбавляя скорости, влетел в яму. Из-под колес вырвались фонтаны песка. Сейчас перевернется… Но в последний миг водитель резким поворотом руля выровнял свой «холден» и понесся дальше.
— Видели, как пассажирка была одета? — спросила Мария-Тереза.
Конечно, все приметили пожилую женщину в пальто, шляпе и перчатках. Если бы нам прежде не встречалось столько примеров того, как австралийцы умеют сочетать строго консервативный, мелкобуржуазный стиль жизни с удалью и отвагой, мы решили бы, что нам привиделось. Теперь же эпизод был забыт, как только прошло первое удивление.
В пятистах тридцати шести километрах от Юклы и трехстах сорока двух километрах от Мадуры нас ожидала Балладунья, третий и последний хутор в западноавстралийской части пустыни. Интересно, разбойник все еще впереди нас? Мы спросили мужчину в запачканном комбинезоне, не видал ли он парня в голубом «моррисе».
— Только что был здесь, — ответил мужчина. — Но он не сам вел машину, за рулем был один из двух полицейских, которые схватили его как раз за источником, в той стороне, откуда вы едете.
Мы поблагодарили за сведения и поехали дальше. Меня нисколько не огорчало, что мы случайно разбили лагерь и не догнали грабителя. Зато Стен долго убивался, что погоня кончилась так прозаически.
Всего сто тридцать километров отделяло нас от Нор-смена, первого города в западноавстралийской части полупустыни. Мы предвкушали душ, мороженое, холодные напитки… Увы, наша радость была преждевременной. Последний участок дороги оказался похожим на гофрированное железо. Просто удивительно, как мы обошлись без сотрясения мозга. После четырех мучительнейших часов машина перед самым городом наконец въехала на асфальт. Мы даже «ура!» закричали.
— Кажется, путешествие по пустыне окончено, — сказала Мария-Тереза, когда за деревьями показались первые дома. — Может быть, вам интересно узнать о подсчете, который мы провели с Маруиой? Так вот, за четыре дня после Седуны мы встретили два мотоцикла, шесть грузовиков и восемнадцать легковых машин, из них две с фургонами на буксире. Две легковые машины обогнали нас. Пять разбитых и брошенных автомобилей в счет не идут.
Теперь надо было отыскать кемпинг, помеченный на карте. Проехав несколько кварталов, мы дружно заключили, что более уродливого и запущенного города еще не видели в Австралии. Мало того, что крыши ржавые и стены позеленели; вокруг коттеджей громоздились кучи мусора: бутылки, железный лом, ящики, поломанная мебель. Деревянные уборные торчали на самых видных местах, и ни кустарника, ни деревьев, которые скрывали бы безобразие. Трудно было поверить, что Норсмен в прошлом — цветущий город с пятью тысячами жителей, которые зарабатывали немалые деньги на золотых приисках поблизости.
Первой живой душой на нашем пути в этом безлюдном городе была женщина с записной книжкой в руках. Она вышла на середину дороги и жестом руки остановила нас. Я хотел выйти из кабины, но передняя дверь не отворялась. Зато одна из задних дверец, открывшись, не хотела закрываться. Сказывалась тряска последних часов.
Женщина оказалась редактором местной газеты. Она собирала материал о грабеже на большой дороге и задумала опросить всех, кто появится со стороны Нулларборской равнины. Мы были ее первыми жертвами. Удивительно: она была финкой, приехала в Австралию несколько лет назад вместе с мужем-инженером, который теперь работал на приисках. Госпожа Уркко (так звали эту оптимистку) решила вдохнуть новую жизнь в прозябающую местную газетку и добилась своего. От нее мы узнали, что лучший способ изучить английский язык — это делать репортажи и издавать газету. Вероятно, это так и есть, но нам такой способ показался слишком хлопотливым и дорогостоящим, чтобы его можно было рекомендовать всем и каждому.
Ответив на все вопросы редактора Уркко, я в свою очередь взял у нее интервью о жизни в Норсмене. Выяснилось, что местные жители нисколько не заинтересованы в том, чтобы зарабатывать на проезжающих путешественниках: в городе не было ни кемпинга, ни ресторанов, ни кафе. А сегодня по случаю праздника (пасха) закрыты к тому же все лавки и автомастерские. Зато в Кулгарди, в ста шестидесяти километрах от Норсмена, мы найдем гараж с мастерской, там есть душевая, можно взять напрокат пылесос.
Было два часа дня, а сто шестьдесят километров — пустяк после всего, что мы перенесли. И мы без особой грусти двинулись дальше. Приятно было катить по ровному, гладкому асфальту. Но радость продлилась недолго. Через десять километров асфальт кончился, сменившись песком и гравием.
— Что-то фургон ведет себя странно и сильно кренится! — крикнула Мария-Тереза.
Ей пришлось основательно напрячь голосовые связки, чтобы перекричать пулеметную дробь гравия о шасси.
— Это просто кажется, потому что дорога неровная и скорость большая, — ответил я. — А медленнее нельзя, застрять можем.
Вдруг машина остановилась — словно некое существо, обладающее сверхчеловеческой силой, потехи ради схватило фургон сзади.
— На фургоне только одно колесо осталось, — доложил Стен, первым выскочив из кабины. — Опять ось лопнула, теперь уже в другом месте.
Второе колесо лежало на дороге в нескольких стах метрах позади нас. Впрочем, нам и на этот раз повезло: мы совсем недалеко отъехали от Норсмена. Вот только найдем ли механика, который согласится работать в праздник? Чтобы сберечь время, мы со Стеном решили сами снять ось. Храбро легли на песок у фургона, и тотчас нас атаковали тысячи мух и огромных клещей. Пришлось Марии-Терезе и Маруие вмешаться и отгонять их. Мы трудились в поте лица, а мимо с отчаянной скоростью проносились машины. Одна остановилась возле нас, путники спросили, чем помочь. Они были навеселе, причем до такой степени, что им нельзя было поручить даже борьбу с мухами. К тому же мы отлично управлялись сами, а потому ответили, что обойдемся своими силами. Вместо того чтобы ехать дальше, гуляки вышли из машины и принялись снабжать нас добрыми советами. Потом осведомились, не из восточных ли мы штатов, уж больно номер странный. Я вяло указал на знак, обозначающий национальную принадлежность. Они заключили, что это мои инициалы. К счастью, следующая машина заехала в кювет, и зрители кинулись выручать ее. Должно быть, они толкали не в ту сторону: колеса только зарывались все глубже в песок.
Машины продолжали идти вереницей, еще одна очутилась в кювете. И к нам без конца подходили добровольные «помощники».
— Куда это все машины идут? — спросил я.
— Пасха кончилась, — ответил один автомобилист. — Вот мы и возвращаемся в Калгурли. Слыхали небось — большие золотые прииски. Жара и сушь такая, что все, как представится случай, едут к морю покупаться, рыбу половить.
Да, не вовремя ось полетела… Что поделаешь? Оставалось только прилежно работать, невзирая на пыль, жару, клещей и гуляк. Когда ось наконец была снята, Мария-Тереза, Маруиа и Стен поехали в мастерскую в Норсмен, чтобы отдохнуть от назойливых советчиков. Я остался охранять фургон.
Немного погодя подъехал очень любезный мужчина в тройке. Он предложил мне выпить чаю. Должно быть, все остальные автомобилисты как раз в это время тоже устроили чайный перерыв, потому что на ближайшие полчаса всякое движение прекратилось. Чай был приготовлен по типично австралийскому способу, заслуживающему более подробного описания.
Мужчина достал из багажника топор, порубил им хворост, собранный тут же возле дороги, потом отыскал в машине тяжелую чугунную печурку — этакий ящик с решеткой вместо крышки. Снял решетку, положил внутрь дрова, растопил с помощью газеты. Сходил за закопченным жестяным чайником, наполнил его водой из парусинового бурдюка, подвешенного на переднем бампере. Как только вскипела вода, он снял чайник палочкой (ручка накалилась так, что нельзя было притронуться), ногой опрокинул печурку и затоптал огонь. Снова взял бурдюк и полил печурку водой. Когда она остыла, отнес ее в машину. Наконец заварил чай и налил себе и мне.
После чая он укатил восвояси, а я снова занял свой пост и успел убить сто восемьдесят три клеща, прежде чем появились еще автомобилисты — пожилая пара, владельцы поразительно маленькой машины и поразительно огромного фургона.
— Какой у вас вид! — сказала женщина. На ней был стандартный наряд: пальто, шляпа, перчатки. — Вы не из Южной Австралии? Мы туда едем.
Я понял эти слова как призыв помочь им советом и принялся подробно описывать дорогу, но, заметив, что они слушают безучастно, смолк.
— Ничего, справимся, — бодро сказал мужчина. — Спасибо!
Они уселись в свою невероятно маленькую машину с невероятно большим фургоном на прицепе и взяли курс на пустыню.
Я как раз убил девяносто третьего клеща (пришлось начать счет сначала), когда Стен и моя семья с грохотом подъехали на нашей «ведетте». Глушитель по-прежнему отсутствовал, но ось была починена, а это — главное! Часы показывали половину пятого, на установку оси ушло полчаса. Уже смеркалось (апрель здесь осенний месяц), когда мы наконец возобновили движение.
Один из гуляк предупредил меня, что первая половина дороги между Норсменом и Кулгарди «не совсем ровная». Я настроился на самое худшее, но действительность все превзошла. В темноте трудно было различать препятствия, и мы еле ползли, лишь к полуночи добрались до Кулгарди. К этому времени гараж с душевой и пылесосом, конечно, давно уже был закрыт.
Однако ничто не могло омрачить нашу радость: трансконтинентальное путешествие окончено! Последний участок до Перта в счет не шел. Каких-нибудь пятьсот километров, и всю дорогу — асфальт…