Для всеобъемлющей семантики разума наиболее перспективным вариантом на сегодняшний день, как мне кажется, было бы новое сочетание "семантики пространства состояний" (SSS; Churchland 1986, 1989, 1995, 1996 и 1998) Пола Черчленда с тем, что Энди Кларк и Дэвид Чалмерс условно назвали "активным экстернализмом" (AE; Clark and Chalmers 1998). SSS может подойти для феноменального содержания, в то время как "воплощенная" версия AE может быть тем, что нам нужно для интенционального содержания. Семантика пространства состояний, возможно, в настоящее время является лучшим концептуальным инструментом для описания внутренней, нейронно реализованной динамики ментальных состояний, в то время как активный экстернализм помогает нам понять, как эта динамика могла первоначально развиться из поведенческого встраивания системы в окружающую среду. Семантика пространства состояний в принципе позволяет нам разрабатывать тонкие и эмпирически правдоподобные описания того, как может быть разделено феноменальное пространство (см. также Au. Clark 1993, 2000). Однако "пространство знания", область тех свойств, которые определяют интенциональное содержание ментальных состояний, кажется "пульсирующим" за физическими границами системы, кажется пульсирующим в экстрадермальной реальности. Описание интенционального содержания, генерируемого реальными, расположенными, воплощенными агентами, может просто сделать необходимым анализ другого пространства возможных состояний, например, пространства каузальных взаимодействий, генерируемых сенсомоторными петлями, или поведенческого пространства системы в целом. Другими словами, отношение интенциональности, как я его понимаю, - это не жесткое, абстрактное отношение, как бы стрелка, указывающая из системы на изолированные интенциональные объекты, а вполне реальное отношение, проявляющее каузальные свойства и собственную временную динамику. Если интенциональный объект не существует в текущем окружении, мы сталкиваемся с тем, что я назвал ментальной симуляцией в разделе 2.3, то есть с внутрисистемным отношением. Если объект знания "интенционально несуществующий" в оригинальном смысле Брентано ([1874] 1973), то он является содержанием внутренне симулированного объекта. Несуществующий объектный компонент отношения интенциональности существует в системе как активный эмулятор объекта.
Интересно отметить, что существует также нечто вроде сознательно переживаемой, феноменальной модели отношения интенциональности (см. Metzinger 1993, 2000c; и, в частности, раздел 6.5). Эта особая репрезентативная структура крайне важна для понимания того, чем на самом деле является сознательно переживаемая перспектива от первого лица. Она может существовать в ситуациях, когда организм функционально отделен от окружающей среды, как, например, во время сна. Сновидения, с феноменальной точки зрения, являются состояниями первого лица, структурно характеризующимися наличием феноменальной модели продолжающихся субъектно-объектных отношений. Как форма феноменального содержания модель локально зависит от внутренних свойств мозга (см. раздел 6.5). Важно никогда не путать эту теоретическую сущность (о которой я скажу гораздо больше позднее) с "реальным" отношением интенциональности, формируемым активным когнитивным агентом, взаимодействующим со своим окружением. Конечно, или так я бы утверждал, эта феноменальная структура, внутренне моделирующая направленность, существовала в человеческом мозге задолго до того, как философы начали теоретизировать о ней, и поэтому может быть не моделью, а оригиналом.
Если использовать динамическую когнитивистику и понятие AE в качестве эвристической фоновой модели для нового взгляда на вещи, то темпоральность и конструктивный аспект познания становятся гораздо более яркими, поскольку феноменальный субъект теперь превращается в реального агента, функциональная расположенность которого может быть концептуально понята гораздо более четко. В частности, теперь возникает соблазн рассматривать такого агента и те части физического окружения, с которыми он в данный момент находится в непосредственном каузальном контакте, как сингулярную динамическую систему. Тем самым мы можем установить первую концептуальную связь между двумя важными теоретическими областями: проблемой встраивания когнитивного субъекта в мир и вопросами, касающимися философской семантики. Согласно моему имплицитному исходному предположению и в соответствии с этим теоретическим видением, репрезентации и семантическое содержание больше не являются чем-то статичным. Они как бы "катаются" на преходящей волне согласованности между динамикой системы и динамикой мира. Репрезентативное содержание - это уже не абстрактный индивид и не свойство, а событие. Смысл - это физический феномен, который, например, преходяще и эпизодически генерируется системой обработки информации, связанной с активным сенсомоторным контуром. Формирование интенционального содержания ментальных репрезентаций - это лишь эпизод, преходящий процесс, в котором динамика системы и динамика мира кратковременно взаимодействуют. Герберт Ягер описывает это понятие в рамках интеракционистской теории концепций:
Здесь репрезентативное содержание концептов не рассматривается (как в теории моделей) в идеальных референтных отношениях между концептом (или его символом) и внешним денотатом. Скорее, репрезентативное содержание концепта вытекает из инвариантов в интерактивной истории агента по отношению к внешним объектам. "Концепты" и "репрезентируемые объекты" зависят друг от друга; вместе они представляют собой единый динамический паттерн взаимодействия. (Jaeger 1996, p. 166; перевод с английского Т.М.; см. также Metzinger 1998)
Если следовать этой интуитивной линии, то познание превращается в телесно опосредованный процесс, опирающийся на процесс, инстанцирующий преходящий набор физических свойств, выходящих за пределы системы. Интенциональное содержание, преходящее, надстраивается над этим набором физических свойств, которые - по крайней мере, в принципе - могут быть описаны формально точным образом. Это новое теоретическое видение: Интенциональность - это не жесткое абстрактное отношение от субъекта к интенциональному объекту, а динамический физический процесс, пульсирующий в границах системы. В восприятии, например, граница физической системы ненадолго преступает, соединяя активную в данный момент Я-модель с перцептивным объектом (отметим, что может существовать упрощенная версия, в которой мозг внутренне моделирует этот тип событий, что приводит к феноменальной модели отношения интенциональности, "PMIR", как определено в разделе 6.5). Намеренное познание теперь означает, что система активно - в соответствии со своими потребностями и эпистемическими целями - изменяет физическую основу, на которую накладывается репрезентативное содержание ее текущего ментального состояния.
Если далее предположить, что мозг (по крайней мере, в его когнитивной субрегионе) никогда не принимает стационарных состояний системы, даже при наличии стационарных паттернов входных сигналов, то классическая концепция статической репрезентации вряд ли может быть сохранена. Скорее, мы должны понимать "репрезентативные" свойства когнитивной системы как результат динамического взаимодействия между структурированной средой и самоорганизационным процессом внутри автотропной системы. При этом внутренние репрезентации относятся к структурным элементам среды - и тем самым к тем проблемным областям, с которыми сталкивается система, - а также к физическим свойствам самого организма, то есть к материальному составу и структуре его органов чувств, двигательного аппарата и когнитивной системы. (Pasemann 1996, p. 81f., перевод с английского Т.М.; см. также Metzinger 1998, p. 349f.)
Если это верно, то познание невозможно представить без имплицитной саморепрезентации (см. разделы 6.2.2. и 6.2.3). Самое главное, когнитивный процесс не может быть понят без автономной, внутренней активности системы, которая генерирует ментальные и феноменальные симуляции возможных миров внутри себя (см. раздел 2.3). Это еще один момент, делающий интенциональность не только конкретным, но и проживаемым феноменом; в этих концептуальных рамках можно представить, что значит, что активация интенционального содержания действительно является биологическим феноменом (хорошие примеры см. в Thompson and Varela 2001, p. 424; Damasio 1999, Panksepp 1998). С другой стороны, необходимо видеть, что динамистский подход пока не дает нам эпистемического обоснования когнитивного содержания наших ментальных состояний: мы имеем эти состояния потому, что они были функционально адекватны с эволюционной точки зрения. Для таких биосистем, как мы, они представляли собой жизнеспособный путь через каузальную матрицу физического мира. Можно ли и в каком смысле считать их знанием о мире, сначала должна показать натуралистическая эпистемология. Можно ли извлечь какое-либо эпистемическое обоснование из функционального успеха когнитивных структур, как это может быть интерпретировано в рамках динамистского подхода? Паземанн пишет:
Как расположенные и адаптивные, то есть как системы, способные к выживанию, когнитивные системы благодаря этим автономным внутренним процессам оказываются в состоянии делать предсказания и разрабатывать осмысленные стратегии действий, то есть генерировать предсказательные модели мира. Внутренние репрезентации как внутренне генерируемые конфигурации когерентной динамики модулей тогда должны пониматься как строительные блоки для модели мира, на основе которых может происходить внутреннее исследование альтернативных действий. Следовательно, любая такая конфигурация соответствует набору аспектов окружающей среды, поскольку они могут быть уловлены сенсорами и "манипулированы" двигательной системой. Как частичная динамика когнитивного процесса, они могут быть собраны снова и снова, и чтобы привести к последовательным моделям мира, они должны быть "совместимы" друг с другом. Одним из критериев валидности или "хорошести" семантической конфигурации, рассматриваемой как гипотеза, является ее полезность для организма в будущем. Удачные конфигурации в этом смысле представляют собой закономерности внешних динамических процессов; они в то же время когерентны, то есть находятся в гармонии с внешней динамикой". (Pasemann 1996, p. 85, перевод с английского Т.М.; см. также Metzinger 1998, p. 350)
Эта общая идея уже несколько лет встречается в разных научных сообществах и странах. В философском плане ее основная идея отличается от стандартного варианта, сформулированного Хилари Патнэмом и Тайлером Берджем (H. Putnam 1975a; Burge 1979), тем, что внешние свойства, фиксирующие интенциональное содержание, являются историческими и дистальными свойствами мира; они могут быть найдены на другом конце длинной каузальной цепи. Настоящие, актуальные свойства окружающей среды были нерелевантны для классического экстернализма, а потому эпистемически пассивны. Активный экстернализм, в противоположность этой интуиции, состоит в утверждении, что фиксирующие содержание свойства среды являются активными свойствами в сенсомоторном контуре, реализуемом в самом настоящем; они находятся в контуре (Clark and Chalmers 1998, p. 9). В рамках этой концепции можно продолжать считать, что феноменальное содержание надстраивается над внутренними состояниями. Однако в отношении убеждений и интенциональных содержаний в целом теперь придется сказать, что наш разум выходит за физические границы нашей кожи в мир, пока не столкнется с теми свойствами мира, которые управляют когнитивными процессами - например, через сенсомоторные петли и повторяющиеся каузальные связи. Обратите внимание, как эта идея дополняет более общее понятие функциональной интернальности, выдвинутое в предыдущей главе. Мы могли бы концептуально проанализировать этот тип взаимодействия как активацию нового состояния системы, функционирующего как репрезентатум, будучи функционально внутренним событием (поскольку оно основано на преходящем изменении функциональных свойств одной и той же динамической системы), но которое должно использовать физически внешние ресурсы для своей конкретной реализации. Очевидно, что одним из наиболее интересных приложений этой спекулятивной мысли может стать социальное познание. Как мы теперь узнаем из эмпирических исследований, ментальные состояния могут частично определяться ментальными состояниями других мыслителей.
Короче говоря, ни коннекционизм, ни динамистская когнитивная наука, на мой взгляд, не представляют серьезной угрозы для концепции репрезентации. Напротив, они обогащают ее. Они не устраняют концепцию репрезентации, но дают нам новое понимание формата ментальных репрезентаций. Наиболее остро необходима динамистская теория содержания. Однако в конечном итоге может потребоваться новая концепция объяснения, включающая законы охвата вместо традиционных механистических моделей декомпозиции (Bechtel 1998). Это также смещает наше внимание в сторону большего акцента на экологическую валидность. Поэтому, даже дико симпатизируя динамистской когнитивной науке, можно оставаться репрезентационистом, не превращаясь в безнадежно старомодного человека. Наша концепция репрезентации постоянно обогащается и уточняется, и в то же время общая стратегия развития репрезентационистского анализа разума остается жизнеспособной.
Я надеюсь, что эти короткие замечания будут полезны некоторым из моих читателей в последующей работе. Я одобряю телеофункционализм, субсимволические и динамистские стратегии моделирования ментального содержания и исхожу из того, что феноменальное содержание с высокой вероятностью будет локально супервизорным. Теперь давайте вернемся к проекту определения основ концептуального прототипа феноменальной репрезентации. Возможно ли в принципе построить нечто вроде репрезентационистской компьютерной науки о феноменальных состояниях, или то, что Томас Нагель (1974) назвал "объективной феноменологией"?
3.2 Многоуровневые ограничения: Что делает нейронную репрезентацию феноменальной репрезентацией?
Междисциплинарный проект исследования сознания, переживающий столь впечатляющий ренессанс на рубеже веков, сталкивается с двумя фундаментальными проблемами. Во-первых, до сих пор не существует единой, унифицированной и парадигмальной теории сознания, которая могла бы служить объектом для конструктивной критики и фоном, на котором можно было бы сформулировать новые попытки. Исследования сознания все еще находятся на подготовительном парадигмальном этапе. Во-вторых, не существует систематического и всеобъемлющего каталога экспланансов. Хотя философы проделали значительную работу по аналитике, у междисциплинарного сообщества нет ничего, отдаленно напоминающего программу исследований. У нас пока нет точно сформулированного списка объяснительных целей, который можно было бы использовать при построении систематических исследовательских программ. В этом разделе я предлагаю каталог многоуровневых концептуальных ограничений (или критериев приписывания), которые позволят нам решить, может ли определенное репрезентативное состояние также быть состоянием сознания. Этот каталог является предварительным. Он далек от вышеупомянутого списка. Он намеренно сформулирован таким образом, чтобы его можно было постоянно обогащать и обновлять за счет новых эмпирических открытий. Он также предлагает множество возможностей для дальнейшей концептуальной дифференциации, как, несомненно, поймут мои читатели-философы. Однако акцент здесь делается не на достижении максимальной концептуальной точности, а на разработке действенных инструментов междисциплинарного сотрудничества.
Только два из предложенных здесь ограничений кажутся мне необходимыми условиями. Некоторые из них справедливы только для определенных классов состояний или являются специфическими для конкретной области. Из этого следует, что будет существовать целая палитра различных концепций "сознания", обладающих переменной семантической силой и применимых только к определенным типам систем в определенных типах феноменальных конфигураций. Чем выше степень удовлетворения ограничений, тем выше степень феноменальности в данной области. Однако в отношении такой внутренне сложной области, как сознательный опыт, было бы ошибкой ожидать, что удастся найти путь к одному индивидуальному, семантически однородному понятию, охватывающему, так сказать, все формы сознания. Напротив, систематическая дифференциация исследовательских программ - это то, в чем мы остро нуждаемся на современном этапе междисциплинарных исследований сознания. Почти все последующие ограничения были разработаны в первую очередь на основе феноменологических соображений; по своему происхождению они являются ограничениями от первого лица, которые затем были обогащены на других уровнях описания. Однако для первого и последнего ограничений в этом списке (см. разделы 3.2.1 и 3.2.11) это не так; они являются объективными критериями, разработанными исключительно с позиции третьего лица.
3.2.1 Глобальная доступность
Начнем с этого ограничения - по той простой причине, что это был единственный и первый пример возможного ограничения, который я предложил в прошлой главе. Это функциональное ограничение. Это означает, что до сих пор оно было описано только на уровне описания, индивидуализирующего внутренние состояния сознательной системы по их причинной роли. Кроме того, оно применяется исключительно к подсистемным состояниям и их содержанию; это не ограничение личностного уровня.
Мы можем подвести итог большому количеству эмпирических данных очень элегантным способом, просто сказав следующее: Феноменально представленная информация - это именно то подмножество активной в данный момент информации в системе, о котором верно, что оно глобально доступно для сознательно направляемого внимания, когнитивной референции и контроля действий (см. также Baars 1988, 1997; Chalmers 1997). Как мы уже видели, известно по крайней мере одно важное ограничение этого принципа. Значительное большинство простых сенсорных содержаний (например, феноменальных цветовых нюансов, например, в терминах квалиа Раффмана или Метцингера) недоступно для когнитивной референции, потому что перцептивная память не может охватить содержания, индивидуализированные столь тонким образом. Тонкие оттенки невыразимы, поскольку их каузальные свойства делают их доступными для обработки внимания и дискриминационного моторного контроля, но не для формирования ментальных концептов. Как было показано в последней главе, существует ряд случаев, когда глобальная доступность может применяться только в еще более слабом и очень контекстно-специфическом смысле, например, в чувствительности к длине волны при слепом зрении. В целом, однако, все феноменальные репрезентации делают свое содержание по крайней мере глобально доступным для внимания и моторного контроля. Теперь мы можем перейти к дальнейшему анализу этого первого ограничения на пяти основных уровнях описания, о которых я упоминал в кратком введении к этой главе: феноменологический уровень описания (по сути, оперирующий перспективой первого лица или "гетерофеноменологической" комбинацией таких перспектив), репрезентационистский уровень описания (анализирующий феноменальное содержание как особый вид репрезентационного содержания), информационно-вычислительный уровень описания (классифицирующий виды информации и типы обработки), функциональный уровень описания (включающий вопросы о каузальных ролях, реализуемых в сознательных состояниях) и нейробиологический уровень описания (включая вопросы конкретных деталей реализации и физи-кальных коррелятов сознательного опыта в целом).
Феноменология глобальной доступности
Содержание сознательного опыта характеризуется моей способностью непосредственно реагировать на него с помощью множества моих умственных и телесных возможностей. Я могу направить свое внимание на воспринимаемый цвет или на телесное ощущение, чтобы рассмотреть их более внимательно ("аттенционная доступность"). По крайней мере, в некоторых случаях я могу сформировать мысли об этом конкретном цвете. Я могу попытаться сформировать представление о нем ("доступность для феноменального познания"), которое связывает его с более ранним цветовым опытом ("доступность для автобиографической памяти"), и я могу общаться о цвете с другими людьми с помощью языка ("доступность для контроля речи", которую также можно назвать "коммуникативной доступностью"). Я могу доставать цветные предметы и сортировать их в соответствии с их феноменальными свойствами ("доступность для контроля действий"). Короче говоря, глобальная доступность - это всепроникающее функциональное свойство моих сознательных содержаний, которое само по себе я снова субъективно переживаю, а именно как свою собственную гибкость и автономию в обращении с этими содержаниями. Компонент доступности в этом ограничении бывает разных видов. Некоторые из них субъективно переживаются как непосредственные, некоторые - как довольно опосредованные (например, в сознательной мысли). Некоторые доступные содержания прозрачны, некоторые непрозрачны (см. раздел 3.2.7). На феноменальном уровне это приводит к ряду очень общих, но важных эмпирических характеристик: Я живу в мире, который является открытым миром. Я испытываю большую степень избирательности в том, как я получаю доступ к определенным объектам в этом мире. Я являюсь автономным агентом. Многие различные аспекты этого мира кажутся одновременно доступными для меня все время.
С философской точки зрения, доступность феноменально представленного познания, вероятно, является наиболее интересным аспектом этой характеристики. Эта феноменологическая особенность показывает нас как существ, живущих не только в конкретике сенсорного сознания. Если мы сознательны, то и на уровне субъективного опыта мы даны себе как мыслящие личности (о гипотетическом понятии бессознательного когнитивного агента см. Crick and Koch 2000). Для того чтобы инициировать подлинно когнитивные процессы, такие абстракции, как классы или отношения, должны быть мысленно представлены и доступны на уровне субъективного опыта. Глобально доступная когнитивная обработка характеризуется гибкостью, избирательностью содержания и определенной степенью автономии. Таким образом, мы становимся когнитивными агентами. В частности, это ограничение имеет решающее значение, если мы хотим понять, как простое феноменальное "я" может быть преобразовано в когнитивного субъекта, который затем, в свою очередь, формирует новое содержание сознательного опыта. Рефлексивное, концептуально опосредованное самосознание может быть проанализировано как особенно важный особый случай в рамках ограничения глобальной доступности, в котором определенный тип информации становится когнитивно доступным для системы (я вернусь к этому вопросу в разделе 6.4.4). Более того, "доступность для феноменального познания" по двум причинам является ограничением, требующим особенно тщательного эмпирического исследования. Во-первых, существует большой класс простых и коррелирующих со стимулом феноменальных состояний - презенты, - которые не удовлетворяют этому ограничению. Во-вторых, феноменальное познание само по себе является очень интересным процессом, поскольку оно выделяет наиболее важный класс состояний, не охваченных ограничением 6, а именно прозрачность феноменальных состояний (см. раздел 3.2.7).
Важно, что мы должны отдать справедливость второму феноменологическому свойству. Как мы видели, есть компонент глобальности и компонент доступности, причем последний имеет феноменологическое прочтение в терминах автономии, гибкости и избирательности сознательного доступа к миру. Но как насчет феноменологического прочтения компонента глобальности? Что именно означает, если мы говорим, что содержания сознательного опыта "глобально" доступны субъекту? Это значит, что эти содержания всегда можно найти в мире (см. ограничение 3). Что такое глобальность на феноменологическом, а не на функциональном уровне? Глобальность заключается в свойстве быть встроенным в целое высшего порядка, которое является высокодифференцированным и в то же время представляет собой полностью интегрированную форму содержания. С точки зрения первого лица, это феноменальное целое - просто мир, в котором я живу, а границы этого мира - границы моей реальности. Она образована доступной мне информацией, то есть субъективно доступна. Состояния сознания - это всегда состояния внутри сознательно переживаемого мира; они разворачивают свою индивидуальную динамику на фоне ситуационного контекста высшего порядка. Именно это и составляет феноменологическое прочтение "глобальности": быть неотъемлемой частью единого, унифицированного мира. Если глобальность в этом смысле использовать не как ограничение для классов состояний, а как одно из ограничений для классов систем, то получается следующее интересное утверждение: Все системы, работающие с глобально доступной информацией, являются системами, которые ощущают себя живущими в мире. Разумеется, это утверждение будет верным только в том случае, если будут соблюдены и все остальные необходимые ограничения (которые еще предстоит разработать).
Глобальная доступность репрезентативного контента
Феноменальные репрезентаты характеризуются тем, что их интенциональное содержание непосредственно доступно для множества других репрезентативных процессов. Их содержание доступно для дальнейшей обработки субсимволическими механизмами, такими как внимание или память, а также для формирования концептов, метакогниции, планирования и моторных симуляций с непосредственными поведенческими последствиями. Его глобальность заключается в том, что он встроен в функционально активную модель мира в любой момент времени (Yates 1985). Феноменальное репрезентативное содержание обязательно интегрируется во всеобъемлющую, единую и согласованную репрезентацию реальности в целом.
Информационно-вычислительная доступность
Феноменальная информация - это именно та информация, которая непосредственно доступна системе в только что упомянутом смысле. Если мыслить в концептуальных рамках классической архитектуры, то можно красиво сформулировать оба аспекта этого ограничения в соответствии с теорией глобального рабочего пространства (GWT) Бернарда Баарса: обработка феноменальной информации происходит в глобальном рабочем пространстве, к которому одновременно может обращаться множество специфических модулей (Baars 1988, 1997). С другой стороны, очевидно, что это архитектурное предположение в его нынешней версии неправдоподобно в нашем случае и с нейробиологической точки зрения (однако см. Baars and Newman 1994; недавнее применение GWT см. в Dehaene and Naccache 2001, p. 26 и далее; философское обсуждение см. в Dennett 2001). Однако Баарс, безусловно, заслуживает уважения за то, что он был первым автором, который действительно начал разрабатывать полноценную когнитивистскую теорию сознательного опыта, и за то, что он ясно увидел актуальность и общий масштаб компонента глобальности, присущего этому ограничению. Как выясняется, глобальность - одно из немногих необходимых условий приписывания феноменальности активной информации в данной системе.
Глобальная доступность как функциональное свойство сознательной информации
Существует также информационное и вычислительное прочтение доступности: феноменальная информация, с функциональной точки зрения, - это именно та информация, которая непосредственно доступна системе в только что упомянутом смысле, и именно та информация, которая вносит вклад в текущий процесс создания целостной, постоянно обновляемой модели мира в целом. Как функциональное ограничение, глобальность надежно маркирует сознательное содержание, характеризуя его каузальную роль. Она заключается в том, что оно интегрировано в самое большое когерентное состояние, обладающее отчетливой каузальной ролью - модель мира системы. Поэтому одна из центральных вычислительных целей обработки феноменальной информации, вероятно, заключается в создании единой и полностью однозначной репрезентации реальности, которая может служить в качестве опорной основы для быстрого и гибкого управления внутренним, а также внешним поведением. Обратите внимание, что ограничение глобальности не описывает причину, которая впоследствии приводит к отчетливому сознательному эффекту, - оно просто подчеркивает характерную особенность целевого феномена как такового (Dennett 2001, p. 223). Если мы хотим разделить феноменальные состояния по их каузальной роли, ограничение 1 помогает нам выделить важный аспект этой каузальной роли: феноменальные состояния могут взаимодействовать с большим количеством специализированных модулей за очень короткие промежутки времени и в гибкой манере. Теперь становится возможным одномоментное обучение и быстрое глобальное обновление общей модели реальности.
Если посмотреть на систему в целом, становится очевидным, как феноменальные состояния повышают гибкость ее поведенческого профиля: чем больше информации, обрабатываемой системой, является феноменальной, тем выше степень гибкости и контекстной чувствительности, с которой она может реагировать на вызовы из окружающей среды. Теперь множество различных функциональных модулей могут напрямую использовать эту информацию, чтобы дифференцированно реагировать на внешние требования. В этом новом контексте давайте вкратце вспомним пример, упомянутый в предыдущей главе. Слепоглухой пациент, страдающий от сильной жажды и воспринимающий стакан с водой в пределах своей скотомы, то есть в пределах своего эмпирически "слепого" пятна, не в состоянии инициировать движение руки к стакану. Стакан не является частью его реальности. Однако в ситуации вынужденного выбора он почти во всех случаях правильно угадает, какой предмет можно найти в этом месте. Это означает, что информация об идентичности объекта активна в системе, извлекается из окружающей среды органами чувств обычным способом и при особых условиях может быть вновь эксплицирована. Тем не менее, эта информация не представлена феноменально и по этой причине не является функционально доступной для избирательного контроля действий. Пациент со зрением является автономным агентом в несколько более слабом смысле, чем до поражения мозга. То, что нечто является частью вашей реальности, означает, что оно является частью вашего поведенческого пространства. Таким образом, с точки зрения телеофункционализма, глобально доступная информация поддерживает все те виды целеустремленного поведения, в которых адаптивность и успех связаны не только со скоростью, но и с избирательностью сопутствующего волевого контроля, предварительного планирования и когнитивной обработки.
Нейронные корреляты глобальной доступности
В настоящее время почти ничего не известно о нейробиологической реализации только что описанной функции. Однако сходящиеся данные, похоже, указывают на картину, в которой крупномасштабная интеграция опосредована преходящим формированием динамических связей через нейронную синхронность в нескольких частотных диапазонах (Varela, Lachaux, Rodriguez, and Martinerie 2001). С философской точки зрения задача состоит в том, чтобы описать гибкую архитектуру, которая бы вмещала степени модульности и целостности феноменального содержания в рамках одной глобальной надстройки. Пока сосредоточимся на крупномасштабной интеграции. Среди множества конкурирующих гипотез одной из наиболее перспективных может быть теория динамического ядра Эдельмана и Тонони (Edelman and Tononi 2000a,b; Tononi and Edelman 1998a). Активацию состояния сознания можно представить как выбор из очень большого репертуара возможных состояний, который в принципе столь же обширен, как все наше эмпирическое пространство состояний и наше полное феноменальное пространство симуляции. Таким образом, он представляет собой соответственно большой объем информации. Эдельман и Тонони также отмечают, что хотя для новых и сознательно контролируемых задач нейронная активация в мозге сильно распределена, со временем она оказывается все более локализованной и "функционально изолированной", чем более автоматическим, быстрым, точным и неосознанным становится решение этой задачи. В ходе этого развития она также теряет свою контекстную чувствительность, глобальную доступность и гибкость. Авторы вводят понятие функционального кластера: подмножество нейронных элементов со значением кластерного индекса (CI) больше 1, не содержащее меньших подмножеств с более высоким значением CI, составляет функциональный "пучок", единый и интегрированный нейронный процесс, который не может быть разделен на независимые, частичные подпроцессы (Edelman and Tononi 1998; Tononi, McIntosh, Russell, and Edelman 1998).
Гипотеза динамического ядра - прекрасный пример эмпирической гипотезы, одновременно накладывающей ограничения на функциональный и физический (т.е. нейронный) уровни описания. Феноменологическое единство сознания, постоянно сопровождаемое огромным разбросом феноменального содержания, вновь проявляется как то, что с философской точки зрения может быть концептуально проанализировано как "плотность каузальной связи". В любой момент времени набор физических элементов, непосредственно коррелирующих с содержанием сознательной модели реальности, будет выделен с точки зрения высокой степени плотности внутри дискретного набора причинно-следственных связей. Сила внутренней корреляции соответствующих физических элементов создаст дискретный набор таких причинно-следственных связей, характеризующийся градиентом каузальной когерентности, поднимающим физический коррелят сознания из его менее сложного и менее интегрированного физического окружения в мозге, подобно острову, появляющемуся из моря. С философской точки зрения важно отметить, что понятие "каузальной плотности", определяемое как сила внутренней корреляции, наблюдаемая в данный момент времени для всех элементов минимально достаточного и глобального нейронного коррелята сознания, не подразумевает функциональной жесткости. Одна из интересных особенностей теоретического анализа сложности, проведенного Тонони и Эдельманом, заключается в том, что он позволяет нам понять, как "нейронная сложность устанавливает оптимальный баланс между сегрегацией и интеграцией функций" (Edelman and Tononi 2000b, p. 136).
Гипотеза динамического ядра мотивирована рядом отдельных наблюдений. Исследования поражения предполагают, что многие структуры, внешние по отношению к таламокортикальной системе, не оказывают прямого влияния на сознательный опыт. Нейрофизиологические исследования показывают, что только определенные подмножества нейронов в определенных областях этой системы коррелируют с сознательно переживаемыми восприятиями. В целом, осознанный опыт, по-видимому, коррелирует с теми инвариантными свойствами в процессе репрезентации объектов, которые являются высокоинформативными, стабильными элементами поведенческого пространства и тем самым легче поддаются манипулированию. Только определенные типы взаимодействия внутри таламокортикальной системы достаточно сильны, чтобы привести к формированию большого функционального кластера в течение нескольких сотен миллисекунд. Таким образом, основная идея этой гипотезы заключается в том, что группа нейронов может вносить вклад в содержание сознания только в том случае, если она является частью высокораспределенного функционального кластера, достигающего интеграции всей активной в нем информации за очень короткие промежутки времени. При этом кластер одновременно должен демонстрировать высокие значения сложности (Tononi and Edelman 1998a). Состав динамического ядра, по этой причине, может выходить за анатомические границы (как "облако каузальной плотности", парящее над нейробиологическим субстратом), но в то же время является функциональной границей, поскольку благодаря высокой степени интеграции он контактирует с внутренней информацией гораздо сильнее, чем с любой внешней информацией. Дискретность внутренне коррелированного набора каузальных элементов, о которой говорилось выше, находит свое отражение в сознательной модели реальности, представляющей собой интегрированное внутреннее информационное пространство.
Эти краткие замечания по поводу первого ограничения (которое, как помнят читатели, я представил в главе 2 как первый пример функционального ограничения, накладываемого на понятие феноменальной репрезентации) показывают, как можно одновременно анализировать критерии приписывания феноменального содержания на нескольких уровнях описания. Однако при ближайшем рассмотрении это также обращает наше внимание на потенциальные проблемы и необходимость дальнейших исследовательских программ. Приведем пример.
Многие авторы пишут о глобальной доступности сознательных содержаний в терминах "прямой" доступности. Очевидно, что, как заметил в 1874 году Франц Брентано, философский основатель эмпирической психологии, было бы ошибочным заключать из очевидного, феноменального единства сознания, что лежащий в его основе механизм также должен быть простым и единым, поскольку, как гласил тонкий аргумент Брентано, для внутреннего восприятия не показывать что-то и для него показывать, что чего-то не существует, - это две разные вещи.5 Я и сам часто говорил о "прямой" доступности. Очевидно, что на феноменологическом уровне эмпирическая непосредственность доступа (как бы в "реальном времени") является убедительным концептуальным ограничением. Однако, если мы спустимся к деталям реальной нейронауки, "прямой доступ" может иметь очень разные значения для очень разных типов информации или репрезентативного содержания - даже если феноменальный опыт прямого доступа кажется унитарным и простым, глобальным феноменом (Ruhnau 1995; см. также концепцию "ядра сознания" Дамасио в Damasio 1999). По мере продвижения вниз по уровням описания нам, возможно, придется дифференцировать ограничения. Например, особенно при исследовании феноменальных коррелятов нейропсихологических расстройств, всегда полезно спросить, какая информация доступна для того или иного механизма обработки. Позвольте мне не останавливаться на начальном примере и вернуться к первой грубозернистой дифференциации понятия глобальной доступности, чтобы проиллюстрировать этот момент. Для того чтобы учесть эмпирические данные из перцептивной и нейропсихологии, мы должны, по крайней мере, уточнить это ограничение на трех дальнейших уровнях:
1. Доступность для управляемого внимания ("аттенционная проницаемость", далее в терминах понятий интроспекции1 и интроспекции3 , введенных в главе 2)
2. Доступность для когнитивной обработки ("когнитивная проницаемость"; интроспекция2 и интроспекция4)
3. Доступность для избирательного контроля за действием ("волевая проницаемость" и далее)
Мы ощущаем (и говорим о феноменальном пространстве) как о едином пространстве, характеризующемся очевидным "прямым" доступом к информации внутри него. Однако я предсказываю, что более тщательное исследование покажет, что это пространство может быть разложено на пространство внимания, пространство сознательной мысли и волевым образом проницаемый раздел поведенческого пространства (в смысле той информации, которая может стать целью избирательно контролируемого, сознательно инициируемого действия). Следует отметить, что даже такое тройное разграничение является очень грубым. Существует множество различных видов внимания, например, низкоуровневое и высокоуровневое; существуют стили и форматы когнитивной обработки (например, метафорический, пиктографический и квазисимволический); кроме того, можно предположить, что, например, пространство автоматического телесного поведения и пространство рационального действия пересекаются, но никогда не совпадают полностью. Разные типы доступа порождают разные миры или реальности: мир внимания, мир действия и мир мысли. Однако в стандартных условиях эти пересекающиеся информационные пространства субъективно переживаются как один единый мир. Поэтому важной объяснительной целью является поиск объединяющего их инвариантного фактора (см. раздел 6.5).
Как мы уже видели на примере осознанного восприятия цвета, вероятно, существуют различные нейробиологические процессы, делающие информацию доступной для внимания и для формирования ментальных концепций. На феноменальном уровне, однако, мы можем ощущать оба вида содержания как "непосредственно доступные". Мы можем воспринимать квалиа Льюиса, квалиа Раффмана и квалиа Метцингера как обладающие разными степенями "реальности", но они, безусловно, принадлежат к одной единой реальности и, похоже, даны нам прямо и непосредственно. Я уже подробно обсуждал один пример феноменальной информации - выраженной через презентативное содержание, - которая доступна для внимания и может быть функционально выражена в определенных задачах различения, но не доступна для категоризации или лингвистической референции. На феноменологическом уровне это сознательное содержание может быть охарактеризовано как тонкое и жидкое, как привязанное к непосредственному настоящему и как невыразимое. Однако в отношении феноменальной "непосредственности" доступа оно не отличается от когнитивно доступного содержания, представленного, например, в чистых цветах. Позвольте мне назвать это ограничением "феноменальной непосредственности".
Субъективно переживаемая непосредственность субъективного, эмпирического содержания, очевидно, не может быть сведена к функционалистским представлениям об аттенциональной или когнитивной доступности. Поэтому для анализа этой формы феноменального содержания на репрезентационистском уровне описания нам необходимо дополнительное ограничение. Только если у нас есть четкое представление о том, что феноменальная непосредственность может означать в терминах репрезентативного содержания, мы можем надеяться на успешный функционалистский анализ, который в конечном итоге может привести к обнаружению нейронных коррелятов (см. раздел 3.2.7). Сказав это и впервые рассмотрев функциональное ограничение глобальной доступности, которое мы использовали в качестве исходного примера продуктивного и интересного ограничения, которое в конечном итоге позволит создать убедительную концепцию феноменальной репрезентации, давайте теперь рассмотрим серию из десяти дальнейших многоуровневых ограничений. Отправной точкой в разработке этих ограничений обычно является феноменологический уровень описания. Я всегда начинаю с описания ограничения от первого лица, а затем проделываю путь вниз через ряд уровней описания от третьего лица, при этом репрезентативный уровень анализа образует логическую связь между субъективными и объективными свойствами. Только последнее ограничение в нашем каталоге из десяти ("ограничение адаптивности", которое будет представлено в разделе 3.2.11) не использует в качестве отправной точки описание целевого феномена от первого лица. Прогуливаясь по саду этого оригинального набора из десяти многоуровневых ограничений, можно сделать целый ряд интересных открытий. Например, как мы увидим, только первые два и седьмое из этих десяти ограничений могут считаться кандидатами на необходимые условия в приписывании сознательного опыта. Однако они окажутся достаточными условиями для минимальной концепции феноменального опыта (см. раздел 3.2.7).
3.2.2 Активация в окне присутствия
Ограничение 2 указывает не на функциональное, а прежде всего на феноменологическое ограничение. Как ограничение для приписывания феноменальности, используемой в перспективе от первого лица, оно, пожалуй, является наиболее общим и самым сильным кандидатом. Оно справедливо для всех без исключения моих феноменальных состояний, поскольку, что бы я ни испытывал, я всегда испытываю это сейчас. Опыт присутствия, сопутствующий нашей феноменальной модели реальности, возможно, является центральным аспектом, который не может быть "заключен в скобки" в гуссерлевском смысле: это, так сказать, временная непосредственность существования как такового. Если мы вычтем из феноменальной модели мира глобальную характеристику присутствия, то мы просто вычтем его существование. Мы бы вычли сознание tout court. Оно больше не будет нам являться. Если с позиции третьего лица применить ограничение презентативности не к состояниям, а к личности в целом, то сразу становится понятно, почему разница между сознанием и бессознательным оказывается столь важной для таких существ, как мы: только люди с феноменальными состояниями вообще существуют как психологические субъекты. Только люди, обладающие субъективным "Сейчас", являются настоящими существами, как для себя, так и для других. Давайте рассмотрим это подробнее.
Феноменология присутствия
Содержание феноменального опыта порождает не только мир, но и настоящее. Можно даже сказать, что в своей основе феноменальное сознание - это именно это: создание островка присутствия в непрерывном потоке физического времени (Ruhnau 1995). Осознанное переживание означает присутствие в настоящем. Это означает, что вы обрабатываете информацию совершенно особым образом. Этот особый способ заключается в многократной и непрерывной интеграции отдельных событий (уже представленных как таковые) в более крупные временные гештальты, в единый психологический момент. Что такое сознательный момент? Феноменальный опыт времени в целом состоит из ряда важных достижений. Они заключаются в феноменальной репрезентации временной идентичности (переживаемая одновременность), временного различия (переживаемая неодновременность), серийности и однонаправленности (переживаемая последовательность событий), временной целостности (порождение единого настоящего, "умозрительного" феноменального Сейчас) и репрезентации временного постоянства (переживание длительности). Решающий переход к субъективному опыту, то есть к подлинно феноменальной репрезентации времени, происходит на предпоследнем этапе: именно тогда, когда репрезентации событий непрерывно интегрируются в психологические моменты.
Если события не только представлены как временная последовательность, но и объединены во временные фигуры (например, расширенный гештальт сознательно переживаемого музыкального мотива), то возникает настоящее, потому что эти события теперь внутренне связаны. Они больше не являются изолированными атомами, поскольку образуют контекст друг для друга. Подобно тому, как при визуальном восприятии различные глобальные свойства стимулов - например, цвета, формы и текстуры поверхности - связываются в субъективно переживаемый объект восприятия (например, осознанно увиденное яблоко), при восприятии времени также происходит нечто похожее на формирование объекта, в котором изолированные события интегрируются в настоящее. Возникновение этого "сейчас" можно описать как процесс сегментации, который отделяет яркий временной объект от временного фона, который лишь слабо структурирован. Это может произойти, например, если мы переживаем музыкальный мотив не как последовательность изолированных звуковых событий, а как целостную временную фигуру. Психологический момент не является беспредельной точкой, но для таких существ, как мы, он обладает культурно инвариантной длительностью, максимум три секунды. Задача дать точную феноменологию временного опыта усложняется тем, что нам приходится описывать не только остров, но и текущую вокруг него реку. Особенность, которую концептуально так трудно понять, заключается в том, как мы можем сознательно переживать полноценное настоящее как встроенное в однонаправленный поток, опыт длительности. Существуют временные гештальты, острова индивидуально охарактеризованных "сейчас", но фон, на котором эти острова отделены, сам по себе не статичен: он обладает направлением. Субъективное время течет из прошлого в будущее, но в то же время позволяет нам подняться над этим потоком в непосредственности сознательного присутствия. С моей точки зрения, суть философской проблемы заключается в том, что даже остров прозрачен, поскольку сквозь него всегда виден фон, от которого он отделен. Не только остров находится в реке, но в странном смысле река течет через сам остров. Феноменальное свойство, о котором идет речь, кажется наложенным на последовательный поток событий, который в то же время составляет его (см. также раздел 3.2.5).
Феноменальное присутствие как форма репрезентативного содержания de nunc
Давайте перейдем на репрезентационистский уровень описания, чтобы лучше понять ограничение презентабельности. Можно ли его анализировать как особый вид содержания? Да, потому что феноменальному содержанию присущ особый характер de nunc. Полное физическое описание вселенной не содержало бы информации о том, какое время "сейчас". Полное физическое описание Вселенной не содержало бы анализа времени как однонаправленного феномена. Первое, что следует отметить, вернувшись в перспективу от третьего лица, - это то, что физический мир "без времени", а также без будущего и без прошлого. Сознательное переживание времени - это симулятивный тип ментального содержания, который оказался полезным инструментом для определенного вида биологических организмов на определенной планете. Он был функционально адекватен для приблизительного моделирования временной структуры области каузального взаимодействия этого организма. Это не эпистемически оправданная форма содержания: то, что человеческие существа феноменально переживают сознание Сейчас, не позволяет сделать вывод, что на самом деле существует нечто вроде настоящего. Переходя к репрезентационистскому уровню описания, мы сначала обнаруживаем, что следующий анализ соответствует феноменологическому ограничению "присутствия": феноменальные процессы репрезентации порождают не только пространственную, но и временную интернальность. Именно эта форма интернальности является симулятивной фикцией с точки зрения третьего лица (см. главу 2). Это не означает, что она не является весьма успешной и функционально адекватной фикцией. Информация, представленная феноменальными моделями реальности, всегда представляется субъекту опыта как актуальная информация. В разделе 2.4.4 я сформулировал для наиболее простых форм функционального феноменального содержания принцип презентационности. Простой феноменальный контент всегда является темпоральным контентом. Это означает, что оно всегда содержит временную информацию, и эта информация изображается как инвариантная: данное положение дел имеет место именно сейчас.
Активными феноменальными репрезентатами в этом отношении являются непропозициональные и субкатегориальные аналогии пропозициональных установок de nunc. Теперь мы видим, что принцип презентативности может быть обобщен на класс всех феноменальных состояний. Они привязаны к определенному способу презентации, поскольку их содержание обязательно является содержанием de nunc. Этот особый режим презентации уже был назван: его содержание может быть активировано только в виртуальном окне присутствия, поскольку он обладает определенными функциональными свойствами, тесно связывающими его с теми механизмами, с помощью которых организм генерирует свое собственное феноменальное Сейчас. Если кто-то заинтересован в эмпирическом сужении философского понятия "способ представления" для этого особого случая, то актуальны те научные исследования, которые дают нам новое представление о генерации окна присутствия человеческим мозгом. Сознательным коррелятом этого функционального свойства является феноменальное переживание мгновенной и одновременной данности определенных содержаний, а также их динамической эволюции в рамках текущего момента.
Окно присутствия как функциональное свойство
Порождение феноменального настоящего также может быть проанализировано как сложное информационно-вычислительное свойство. Вообще говоря, любая модель мира, основанная исключительно на данных, не позволяет делать явные предсказания во времени (Cruse 1999). Только дополнительные, рекуррентные сети позволят генерировать состояния, зависящие от времени. То есть любое явное представление времени в коннекционистской сети сделает необходимой функциональную архитектуру, которая включает в себя петли обратной связи и рекуррентные соединения. Представление "Сейчас" становится простейшей формой явного представления времени, как набор рекуррентных петель плюс определенная функция затухания.
Мы уже видели, что с эпистемологической точки зрения любая репрезентация также является симуляцией, а также что подлинно феноменальный вариант ментальной репрезентации может возникнуть только благодаря дальнейшему достижению системы. Важный аспект этого достижения состоит в дополнительной и непрерывной интеграции активных в данный момент ментальных содержаний, например, в глобальную модель реальности (см. следующий раздел). Особенность этой интеграции в том, что она происходит и в отношении временной области: определяя временные окна - то есть создавая внутреннюю, временную систему отсчета - на функциональном уровне, интенциональное содержание некоторых симуляций рассматривается так, как если бы оно было темпорально внутренним. Оно не только находится в мире (т. е. глобально доступно), но и в настоящем. Для системы становится доступной совершенно новая форма репрезентативного контента - "nowness" или темпоральная внутренность. Новое функциональное свойство порождает новое репрезентативное свойство: способность внутренне моделировать временные свойства окружающей среды. Из этого краткого анализа следуют далеко идущие утверждения о функциональных свойствах феноменальных репрезентатов.
Очевидно, что кратковременная память будет находиться в центре любого когнитивно-функционалистского анализа ограничения презентативности феноменального содержания. Рабочая память сохраняет феноменальное содержание активным в течение некоторого времени; даже после того, как фактические стимулы исчезают из рецептивного поля, она помогает преодолеть задержки в обработке памяти и тем самым позволяет успешно решать определенные задачи. Формально можно легко представить кратковременную память как обладающую рекуррентной, "петлевой" или реверберационной структурой в сочетании с переменной функцией распада. Эмпирически существуют доказательства дополнительной доменной специфичности рабочей памяти (Courtney, Petit, Haxby, and Ungerleider 1998).
На функциональном уровне описания феноменальные репрезентаты должны быть именно теми состояниями, к которым постоянно обращается механизм, определяющий окно присутствия для соответствующего организма. К сожалению, генерация психологического момента - это процесс, очень богатый необходимыми предпосылками, о котором, без сомнения, у нас пока нет ничего, приближающегося к полному и аналитически убедительному пониманию. Во-первых, система должна создать элементарные репрезентации событий, определив окна одновременности на фундаментальном уровне. Все физические события, регистрируемые в пределах такого окна одновременности, отныне будут определяться как темпорально идентичные. Затем система рассматривает всю сенсорную информацию, полученную в пределах такого окна одновременности, как единое событие. Таким образом, создается глобальная неразборчивость во временной области. Эрнст Пёппель (Pöppel 1972, 1978, 1985, 1994) и его коллеги (в частности, Ruhnau 1994a, b, 1995; Ruhnau and Pöppel 1991) в течение многих лет разрабатывали подробную гипотезу, утверждая, что в результате фазово-связанных колебательных процессов на очень фундаментальном уровне в системе возникают атемпоральные зоны, состояния системы, внутренне характеризующиеся "одновременностью". Открывая временные окна - в этом втором, но пока еще не феноменологическом смысле - информационно-процессорная система может сама для себя генерировать оперативное время: Квантуя свою обработку информации, она "поглощает" непрерывный поток физического времени на очень фундаментальном уровне своей внутренней модели мира. Генерация таких "элементарных единиц интеграции" (ЭЕИ; это терминология Пёппеля) может быть интерпретирована как процесс внутренней редукции данных: система удаляет информацию о своей собственной физической процессуальности, не определяя временные отношения между элементами, заданными в пределах такого базового окна одновременности. Используя философскую терминологию, физическая темпоральность реальных транспортных средств, участвующих в этом элементарном репрезентативном процессе, таким образом, больше не отражается на уровне их содержания. Тонкая структура физического времени становится невидимой для системы, превращаясь в прозрачную (см. раздел 3.2.7). Функциональное свойство носителя системно определяет его содержание. Физический временной интервал остается, но содержание соответствующих состояний системы полностью или частично теряет свои внутренние темпоральные свойства: Возникают репрезентативные атомы для временной области - элементарные единицы интеграции или EIU. Согласно этой гипотезе, такие элементарные события могут затем, на более высоком уровне репрезентации, быть представлены как элементы последовательности. Интересно, что эмпирические данные показывают, что для человека несинхронность является необходимым, но еще не достаточным условием для формирования субъективного временного порядка. Знания о временных различиях в стимульной информации недостаточно, чтобы предсказать направление упорядочивания стимулов. Для отдельных сенсорных модулей существуют разные пороги одновременности, что обусловлено различиями в скорости их внутренней проводимости. Однако порог упорядочивания эквивалентен для всех сенсорных доменов. Поэтому, по-видимому, он представляет собой еще одну функцию в обработке временной информации, а именно первую из этих функций, действующую на супрамодальном уровне репрезентации. Если, как предполагает эта гипотеза, дополнительная интегративная функция формирует когерентные Zeit-Gestalten, то есть временные гештальты из элементов, которые уже темпорально упорядочены и теперь вносят вклад в общее содержание, то центральные необходимые функциональные ограничения для генерации феноменального Сейчас были удовлетворены. Согласно этой идее, как только трехсекундные сегменты такого рода образуют семантические цепочки через внутреннюю связь своих интенциональных содержаний, непрерывный поток беспрепятственно связанных психологических моментов возникает и на феноменальном уровне.
Нейронные корреляты окна присутствия
В плане деталей реализации известно очень мало. Эрнст Пёппель в ряде публикаций подчеркивал, что некоторые эмпирически хорошо документированные осцилляторные явления в мозге могут служить для обеспечения жесткого внутреннего ритма обработки внутренней информации путем генерации элементарных интеграционных единиц, упомянутых выше. Таким образом, этот механизм мог бы реализовать функцию, которая индивидуализирует события с минимальным расстоянием в 30 мс таким образом, который охватывает различные модальности (и, следовательно, удовлетворяет другому очевидному ограничению для феноменальной репрезентации; см. раздел 3.2.4). Идея о том, что такая интеграция событий низкоуровневой репрезентативной системы в темпоральное переживание "реальности" длительностью не более трех секунд действительно имеет место, хорошо согласуется с большим количеством нейропсихологических данных по речевому производству, музыкальному восприятию, психофизике и контролю волевых движений. Кроме того, тот факт, что упомянутые эффекты, по-видимому, в значительной степени инвариантны в разных культурах, указывает на существование единого функционального коррелята для этого интегративного механизма. По этой причине не лишним будет надеяться на будущую локализацию тех нейронных структур, которые реализуют только что упомянутые функциональные свойства.
3.2.3 Интеграция в целостное глобальное государство
Ограничение 3 требует, чтобы отдельные феноменальные события всегда были привязаны к глобальному ситуационному контексту. Субъективный опыт, не только функционально и с точки зрения каузальной обоснованности агента в его внешнем поведенческом пространстве, но и на уровне его содержания, является расположенным процессом. Сознательные человеческие существа всегда являются феноменально расположенными существами (потенциальное исключение из этого правила см. в обсуждении акинетического мутизма в главах 6 и 8). Индивидуальные сознательные состояния в стандартных ситуациях всегда являются частью сознательной модели мира. И снова мы можем перевести это третье ограничение на личностный уровень описания, сделав следующее утверждение: Если и только если человек сознателен, мир существует для него, и если и только если он сознателен, он может сделать факт фактического проживания в мире доступным для себя, когнитивно и как агент. Сознание - это in-der-Welt-sein ("бытие в мире"); оно делает глобальное местоположение доступным для агента. Начиная говорить таким образом, мы выделили не класс состояний, а класс систем по нашему третьему критерию приписывания сознательного опыта. Давайте рассмотрим третье ограничение - "ограничение глобальности" - с точки зрения всей системы, первого лица и феноменологии.
"Быть в мире": Неэпистемическая ситуативность
Сознательные системы работают в условиях интересного ограничения, которое я ввел, назвав его "автоэпистемической закрытостью". Оно определяется (а) существованием всеобъемлющей репрезентации реальности в целом и (б) тем фактом, что эта репрезентация не может быть распознана как репрезентация самой системой (это, как мы вскоре увидим, эпистемологическое прочтение ограничения 7, прозрачности феноменальных репрезентаций). Говоря иначе, в стандартных ситуациях и в перспективе от первого лица содержание феноменальных состояний всегда находится в мире - оно является частью моего мира (ограничение 6). Этот мир представлен в режиме наивного реализма. Очевидно, это не означает, что переживающая система должна обладать такими понятиями, как "мир", "реальность", "прошлое" или "будущее", то есть что только что упомянутые характеристики глобальности, расположенности и прозрачности должны быть ей когнитивно доступны. Поэтому я буду (ссылаясь на концепцию "неэпистемического видения"; см. Dretske 1969) говорить о "неэпистемической расположенности", чтобы охарактеризовать преконцептуальный характер этой формы феноменального содержания. Речь идет не о знании, а о структуре опыта.
Я - один человек, живущий в одном мире. Для большинства из нас это кажется самоочевидным и даже тривиальным фактом, который, однако, мы почти никогда прямо не констатируем и даже не подвергаем сомнению. Причина этого в том, что мы даже не можем представить себе альтернативные ситуации (они не являются "феноменально возможными" в том смысле, который был введен в главе 2). Для большинства из нас очевидной истиной является то, что мы никогда не переживали феноменальных состояний, в которых мы были многими людьми или существовали в нескольких параллельных мирах в одно и то же время. Только профессиональные философы или пациенты с тяжелыми неврологическими расстройствами, только люди, экспериментировавшие с большими дозами галлюциногенов, или несчастные пациенты, страдающие от синдрома "диссоциативного расстройства идентичности" (DID; см. нейрофеноменологический пример в разделе 7.2.4), могут иногда представить себе, что было бы, если бы числовая идентичность феноменального мира и единство самосознания были приостановлены. По вполне понятным эволюционным причинам в стандартных ситуациях большинство из нас не может осуществлять соответствующие ментальные симуляции (см. раздел 2.3). Просто слишком опасно играть в соответствующих областях феноменального пространства состояний. А то, что мы не в состоянии мысленно смоделировать, - это то, что мы не можем себе представить или вообразить. Если гипотеза нулевого мира, представленная в последней главе, верна, то очевидно, почему мы не можем добровольно сгенерировать приостановку феноменального представления нашего мира как численно идентичного: феноменальный мир0 как фиксированная референтная основа для всех возможных симуляций должен быть в принципе неприкосновенным. Именно поэтому феноменальный мир и феноменальное "я" представляются нам не только численно идентичными, но и неделимыми - особенность нашей феноменальной архитектуры, которую Декарт в разделе 36 "Шестой медитации" использовал для построения сомнительного аргумента в пользу раздельности разума и тела. Я бы утверждал, что существует феноменальное свойство высшего порядка, соответствующее этому классическому понятию "неделимости" (Metzinger 1995c, p. 428). Это феноменальное свойство глобальной когерентности, и именно оно действительно лежит в основе большинства классических философских представлений о "единстве сознания".
Глобальная когерентность, осознанно переживаемая с позиции первого лица, имеет два важных феноменологических аспекта. Во-первых, есть то, что действительно когерентно: феноменальные события, как правило, плотно связаны между собой. Когда я перемещаюсь в своей собственной прожитой реальности, в своей сознательно пережитой модели мира, кажется, что почти все одновременно влияет на все остальное. Когда я хожу, переключаю зрительное внимание, тянусь к предметам или взаимодействую с другими людьми, содержание моих сенсорных и когнитивных состояний меняется, как содержимое высокоразмерного калейдоскопа, но при этом всегда сохраняется кажущаяся целостность и интегрированность общей картины. Наш сознательный опыт реальности внутренне скреплен неким принципом или механизмом, который сам по себе субъективно недоступен. Эта феноменальная связность моей прожитой реальности не имеет ничего общего с понятием связности в физике или логике. Скорее, она отвечает за лаконичный феноменальный холизм, который мы должны учитывать на концептуальном уровне. Второй аспект феноменального целевого свойства сознательно переживаемой глобальной когерентности - это аспект холизма.
Сознательная модель реальности не только высоко дифференцирована, но и полностью интегрирована в любой момент феноменального времени. Холизм - более богатое понятие, чем единство. Хотя мир, состоящий из дискретных, похожих на строительные блоки элементов, может быть единством, он никогда не сможет быть целым. Но моя реальность - это не игрушечный мир, состоящий из маленьких строительных блоков, это также прожитая реальность, части которой взаимодействуют квазиорганическим образом, в смысле оригинального немецкого понятия Erleben. Это конкретно переживаемое единство многообразия сопровождается множеством динамических отношений "часть-целое". Таким образом, дополнительный феноменологический аспект холизма или цельности, выходящий за рамки простого единства, проистекает из того, что различные аспекты, составляющие феноменальную модель реальности, являются не элементами, а частями этой реальности. Поэтому, если мы хотим разработать феноменологически реалистичное представление о единстве сознания, если мы хотим понять целостный характер нашего феноменального мира, переживаемого в перспективе от первого лица, нам придется принять его многоуровневую мерологическую структуру в качестве отправной точки нашего исследования.
Глобальность как репрезентативное свойство
На репрезентационистском и функционалистском уровнях описания приходится искать целостное глобальное состояние, возникающее в результате интеграции различных и постоянно меняющихся элементов феноменального процесса репрезентации в устойчивую, продолжающуюся надстройку. На репрезентативном уровне анализа существование глобального и всеобъемлющего репрезентатума высшего порядка соответствует феноменологическому ограничению жизни в мире, точнее, жизни в единственном мире. Таким образом, быть сознательным означает просто репрезентативное обладание миром. Содержание сознания - это содержание модели мира (Yates 1985); точнее, это постоянное и динамичное "содержание" своего физического окружения. Если применить глобальность как феноменологическое ограничение при решении вопроса о том, что делает данную нейронную репрезентацию сознательной (см. Metzinger 2000c, рис. 20.1), то ответ будет таков: она должна быть интегрирована в активное в данный момент глобальное репрезентативное состояние: содержание всех активных в данный момент феноменальных репрезентаций преходяще встроено в репрезентативную структуру высшего порядка. В дальнейшем я буду называть эту репрезентативную структуру просто феноменальной "моделью мира" или феноменальной "реальностью-моделью" системы.
На репрезентативном уровне описания особый интерес представляют три аспекта этой модели мира: числовая идентичность изображаемой ею реальности, ее связность и постоянная динамическая интеграция отдельных содержаний, приводящая к этой связности. Разумеется, все эти три аспекта являются также важными аспектами классического философского вопроса о единстве сознания. Субъективное числовое тождество мира порождается переживанием одинаковости: транстемпоральная непрерывность и неизменность повторяющихся содержаний опыта, опосредованная возможностями памяти, приводит к устойчивому ощущению жизни именно в одном-единственном мире. Важно всегда помнить, что неразличимость в общем случае не тождественна числовой идентичности, это не знание, а просто ощущение. Если эта непрерывность содержания и минимальная степень инвариантности больше не могут быть представлены системой, то теряется именно этот аспект феноменального опыта. Поэтому, чтобы объяснить феноменальное единство сознания как репрезентативный феномен, мы должны искать точку максимальной инвариантности содержания в сознательной модели реальности. Каково то репрезентативное содержание, которое демонстрирует наивысшую степень инвариантности в потоке сознательного опыта? Согласно существующей теории, его можно найти в определенных аспектах телесного самосознания и сознательного опыта агентства (см. раздел 5.4 и главу 6). В феноменальной модели реальности будет не только меняться градиент инвариантности (в смысле более или менее стабильных элементов эмпирического содержания), но и градиент когерентности (в смысле различных степеней внутренней интегрированности между такими элементами). Как мы видели в предыдущем разделе, целостность реальности, выходящая за рамки простого числового тождества, которое не может быть трансцендировано на уровне феноменального опыта, может быть описана как субъективная когерентность: Сознательно переживаемая реальность внутренне удерживается вместе принципом или механизмом, который сам по себе субъективно недоступен. Это конкретно переживаемое единство многообразия возникает вместе с множеством динамических отношений "часть-целое" (см. раздел 3.1 и ограничение 4). Дополнительные феноменологические аспекты целостности и связности, заменяющие простое единство, возникают в результате того, что компоненты, из которых строится феноменальная модель, находятся не в отношениях элементов, а в отношениях частей и целого к этой общей реальности. Третье общее ограничение на репрезентативные ресурсы любой системы, призванной активировать феноменальную модель мира, состоит, таким образом, в наличии гибкого механизма интеграции, способного выполнять операции разделения фигур и земли и связывания во многих различных модальностях и на разных уровнях гранулярности, тем самым непрерывно встраивая новые феноменальные содержания в глобальную модель (Engel and Singer 2000; Metzinger 1995c). Еще одно функциональное ограничение для этого механизма заключается в том, что в очень большом большинстве случаев его работа будет недоступна для самого сознательного опыта. Возможно, было бы плодотворно интерпретировать возникновение сознательного эмпирического пространства в мозге биологического организма как обобщенный частный случай связывания признаков и формирования субсимволических объектов. Подобная унификация содержания общего репрезентативного пространства может быть достигнута только в том случае, если подмножество информации, действующей в системе, будет интегрировано в единый макрорепрезентатум. Если бы и на высшем уровне репрезентации мы обнаружили наиболее обобщенную форму формирования гештальтов и объектов, это показало бы, как может возникнуть унитарная сознательная модель реальности в системе. Такая репрезентативная структура высшего порядка была бы нетрансцендентна для самой системы, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, не было бы более крупной внутренней структуры данных, с которой ее можно было бы сравнить. Во-вторых, в силу того, что я назвал автоэпистемической закрытостью, она с необходимостью была бы представлена в режиме "прямой данности". То есть содержание глобальной модели мира неизбежно будет наделено еще одной иллюзорно-феноменологической характеристикой - видимостью эпистемической непосредственности, то есть непосредственного знания или наивного реализма. Я вернусь к этому вопросу при обсуждении феноменальной прозрачности, ограничение 7 (см. раздел 3.2.7).
В следующем подразделе мы увидим, что глобальная доступность (ограничение 1) была просто специальным применением прописывания ограничения глобальности относительно функционалистского уровня описания. На нашем пути к систематическому каталогу концептуальных и эмпирических ограничений для более глубокого понятия феноменального опыта важно всегда помнить, что никогда не будет единой концепции сознания, которая могла бы стать своего рода окончательным результатом. Феноменальный опыт сам по себе является градуированным феноменом, имеющим множество различных разновидностей, интенсивностей и степеней внутренней сложности. Разные степени удовлетворения концептуальных ограничений будут давать разные концепции феноменального опыта, концепции, различающиеся по своей семантической силе. Поэтому интересно выяснить, каким на самом деле является самое слабое понятие сознательного опыта. Какова минимальная степень удовлетворения ограничений, необходимая для прочного понимания феномена? На первый взгляд может показаться, что концепция сознания - это кластерная концепция, набор в значительной степени неизвестных, перекрывающихся подмножеств достаточных условий без единого необходимого условия, которое можно было бы найти в качестве члена любого набора. Неужели все, что мы можем найти, - это теоретический прототип? Собственно говоря, обсуждение различных степеней глобальной доступности простого сенсорного содержания в главе 2 показало, как, например, человеческий цветовой опыт - это феномен, который перетекает из когнитивного в доступность внимания; имплицитное, сублиминальное восприятие; и слепое зрение. Однако, принимая феноменологию первого лица всерьез, важно отметить, что первые два ограничения - активация в пределах окна присутствия и интеграция в целостное глобальное состояние - скорее всего, являются единственными двумя кандидатами на строго необходимые условия. Они могут помочь нам прийти к минимальному понятию феноменального опыта. Поэтому кратковременная память и глобальная интеграция будут лежать в основе любой эмпирической теории сознания. Почему? Если содержание постулируемой здесь интегрированной репрезентативной структуры высшего порядка представлено в окне присутствия, генерируемом системой, мы можем впервые начать понимать, что означает возникновение опытной реальности для системы. Активация в рамках самогенерируемого окна присутствия наделяет модель мира дополнительным качеством временной непосредственности. Результирующее репрезентативное содержание будет феноменальным присутствием глобального целого, мира, данного в один психологический момент, сиюминутной реальностью. Если я прав, утверждая, что ограничения 2 и 3 являются двумя наиболее общими ограничениями в концептуализации сознательной репрезентации, что они фактически являются необходимыми условиями для любого вида сознательного опыта, то это дает нам самое слабое из возможных понятий сознания: сознание - это активация интегрированной модели мира в пределах окна присутствия. Феноменологически говоря, сознание - это просто "присутствие мира". Однако, чтобы понять, как репрезентативные содержания кратковременной памяти и репрезентативные содержания модели мира могут превратиться в непередаваемую видимость присутствия реального мира, мы должны применить еще одно ограничение: ограничение 7, ограничение прозрачности. Поэтому я возвращаюсь к вопросу о минимальном понятии сознания в конце раздела 3.2.11.
Генерация мира как информационно-вычислительная стратегия
Одной из основных функций осознанного опыта может быть построение заключительной фазы в процессе сокращения информации, данных и неопределенности, возникающих в жужжащей и цветущей путанице внешнего мира. Как наглядно продемонстрировали недавние исследования бистабильных явлений (например, см. Leopold and Logothetis 1999), если через сенсорные модули даются две несовместимые интерпретации ситуации, то осознанно переживаться может только одна. Поэтому создание единой и согласованной модели мира - это стратегия, направленная на уменьшение двусмысленности. В то же время это приводит к сокращению объема данных: количество информации, непосредственно доступной системе, например для выбора моторных процессов или сознательного управления вниманием, минимизируется, и тем самым для всех механизмов, работающих с феноменальной моделью мира, снижается вычислительная нагрузка.
Во-вторых, если мы предполагаем существование механизмов, отбирающих нефеноменальные репрезентации, уже активные в системе, и встраивающих их в сознательную модель мира, то общая избирательность и гибкость системы повышается благодаря их сотрудничеству, поскольку система теперь может реагировать на эту информацию множеством различных способов. Для быстрых и жестких паттернов реакции, например, в области автоматических моторных реакций или в чисто салиенс-ориентированном, низкоуровневом внимании, нет абсолютной необходимости в том, чтобы функционально релевантная информация, уже активная в системе, также была частью ее высокоуровневой модели мира. Однако если эта информация критически важна, так как должна быть доступна для многих механизмов одновременно, и если она должна постоянно отслеживаться и обновляться, то ее интеграция в текущую модель мира будет стратегическим преимуществом.
Третий аспект, возможно, наиболее интересен на вычислительном уровне описания. Я описал его в главе 2 как гипотезу нулевого мира: сознание необходимо для планирования. Если система должна развивать когнитивные способности, такие как планирование будущего, память или моделирование возможных миров в целом, ей нужен фон, на котором могут происходить такие операции. Если внутренне смоделированные миры должны сравниваться с реальным миром, чтобы можно было рассчитать расстояние между ними и мысленно смоделировать и оценить возможные пути из реального мира в другой глобальный ситуационный контекст, то системе нужна эталонная модель реального мира как реального мира. Эта эталонная модель реального мира должна быть для системы нетрансцендентной, чтобы она никогда не заблудилась в своих собственных симуляциях. Это, или так я утверждаю, является основной причиной того, что феноменальная модель реальности активируется в пределах окна присутствия (ограничение 2) и ее прозрачности (ограничение 7). Аргумент в пользу этой гипотезы состоит в том, что существование симуляции мира, отмеченной как актуальная, является просто необходимым условием для альтернативной симуляции мира, ссылающейся на этот внутренне сгенерированный мир0 в ходе последующих процессов оценки. Отмечу, что в пользу необходимости такой прозрачной информационной структуры высшего порядка можно привести не только феноменологический и репрезентационистский, но и нейрокомпьютерный аргумент. Конечно, на более позднем этапе и на таком уже существующем фоне возможные миры можно сравнивать с возможными мирами, а возможные стратегии действия - с возможными стратегиями действия. Тем не менее, наивный реализм был первым и абсолютно необходимым шагом для того, чтобы сделать разницу между реальностью и симуляцией когнитивно доступной для системы на последующих этапах. Феноменальный вариант моделирования мира достигает этой цели элегантным и надежным способом.
"Быть в мире" как функциональное свойство
Функционалистское прочтение нашего третьего ограничения таково: феноменальные репрезентаты, в силу концептуальной необходимости, оперируют интегративной функцией высшего порядка. В другом месте я ввел спекулятивную концепцию, концепцию связывания высшего порядка, короче говоря, "HOB" (Metzinger 1995e). Эта концепция была самой первой и предварительной попыткой обозначить важное объяснение, необходимую цель исследования для эмпирических наук о разуме, вытекающую из многовековых философских исследований единства сознания, понимание которого жизненно важно для любой теории феноменального опыта (недавнее переформулирование исходного набора предположений с нейробиологической точки зрения см. в Engel and Singer 2000). Очевидно, что функциональное решение механизмов перцептивного и когнитивного связывания будет лежать в основе теорий, пытающихся удовлетворить представленное здесь ограничение. Однако важно отметить, что существует множество различных видов связывания, и не все они имеют отношение к сознанию (отличный обзор см. в Cleeremans 2002). Интеграционные процессы происходят на многих феноменальных и нефеноменальных уровнях обработки информации, и поэтому может возникнуть необходимость в дифференциации и различении связывания, связанного с сознанием, и связывания, связанного со стимулом (Revonsuo 1999). Интересно, что все, что уже было сказано в отношении ограничения 1, справедливо и в отношении содержания феноменальной модели мира. Другими словами, ограничение 1, которое я использовал в качестве первого примера концептуального ограничения на протяжении всей главы 2, теперь раскрывается как одна из возможных функционалистских интерпретаций нашего феноменологического ограничения 3. Репрезентативные состояния после интеграции в феноменальную модель мира могут взаимодействовать с очень большим числом специализированных модулей в очень короткие периоды времени и гибко, с учетом контекста, тем самым повышая адаптивную гибкость поведенческого профиля системы. Чем больше информации в сознании, тем выше степень гибкости и контекстной чувствительности ее реакций на окружающую среду, потому что множество различных функциональных модулей теперь могут получать доступ к этой информации и использовать ее напрямую, чтобы дифференцированно реагировать на вызовы со стороны окружающей среды. Если верно, что сознательная модель мира - это холон высшего порядка (Koestler 1967; Metzinger 1995b), то интересный способ его функционального анализа - это двустороннее окно, через которое окружающая среда влияет на части, и через которое части общаются как единое целое с остальной частью вселенной (Allen and Starr 1982). Это справедливо и для холонов низшего порядка: они являются функциональными дверями между частями внутренней структуры и остальной вселенной. Механизмы, генерирующие глобальную когерентность, могут также иметь весьма интересные последствия с точки зрения "нисходящей" причинно-следственной связи между целыми частями (обратите внимание, что в холистической модели обработки информации предикат "нисходящий" соответствует только уровню описания, а не онтологической иерархии). Рассматриваемая как целостная функциональная структура, осознанная модель реальности будет задавать глобальные макроограничения, влияющие на развитие микровзаимодействий, как бы "порабощая" их своей общей динамикой. Это может стать важным моментом в понимании некоторых психических расстройств, конфабуляций и некоторых видов галлюцинаторной активности (см. главы 4 и 7). Однако этот вопрос, очевидно, должен быть решен на экспериментальном, а не на концептуальном уровне.
Вводя ограничение глобальности на феноменологическом уровне описания в начале этого раздела, я подчеркивал, что только существа с единой, осознанной моделью мира могут сделать доступным для себя факт принадлежности и жизни в более всеобъемлющей, но единой реальности. Следует отметить, что обладание интегрированной моделью мира также приводит к появлению множества дополнительных функциональных возможностей. Только если у вас есть субъективный опыт присутствия в мире прямо сейчас, вы можете начать воспринимать понятие единой реальности. Различие между реальностью и явлением становится доступным как в аттенционном, так и в когнитивном плане: вы можете начать мысленно формировать представления о мире как о едином целом, и вы можете начать направлять свое внимание на различные аспекты или части этого целого, представляя их как части реальности. И это также может быть причиной того, почему феномен осознанного опыта кажется большинству из нас столь важным. Сознательный опыт впервые позволяет организму взаимодействовать с внешней реальностью в рамках внутренней репрезентации этой реальности как единого и связного целого. С сугубо философской, эпистемологической точки зрения это предположение о единой, унифицированной реальности может быть необоснованным. Но в ходе естественной эволюции на нашей планете оно оказалось функционально адекватным, поскольку позволило биологическим системам "быть в мире", развить большое разнообразие последующих функциональных возможностей, оперирующих феноменальной моделью мира, включая новые и весьма успешные способы представления себя как части этой реальности (см. разделы 6.2.2 и 6.2.3).
Нейронные корреляты глобальных интегративных функций
Если мы хотим понять единство сознания с эволюционной точки зрения, как исторический процесс, то функциональное единство организма, расположенного в своей экологической нише, будет иметь центральное значение (Brinck and Gärdenfors 1999, p. 94). Феноменальное единство сознания, однако, будет зависеть исключительно от свойств мозга в каждый конкретный момент времени. В настоящее время не существует детальных теорий относительно возможных нейронных коррелятов, в частности минимально достаточного коррелята для появления целостной, сознательной модели мира. Однако существует ряд интересных умозрительных гипотез, например, гипотеза Ганса Флора о потенциальной роли комплекса NMDA-рецепторов в достижении крупномасштабных интеграций текущей активности (дополнительные ссылки и недавнее обсуждение его теории см. в Flohr 2000; Franks and Lieb 2000; Hardcastle 2000; and Andrade 2000). Основная интуиция этого подхода заключается в изучении механизма действия, общего для разных анестетиков, то есть в изучении условий, при которых феноменальный опыт в целом исчезает и появляется вновь. Второй важный момент заключается в том, что ограничение глобальности, которое я только что сформулировал для разных уровней описания, применимо к двум принципиально разным классам феноменальных состояний: к снам (см. раздел 4.2.5) и к состояниям бодрствования. Во сне, как и в обычные фазы бодрствования, система работает в рамках одной единственной, более или менее согласованной модели мира, в то время как ее глобальные функциональные свойства сильно различаются. Родольфо Ллинас и его коллеги давно подчеркивали, что одной из наиболее плодотворных стратегий в поисках нейронного коррелята сознания (НКС) будет "вычитание" определенных глобальных свойств модели мира бодрствования из модели мира сновидений, что позволит прийти к общему нейрофизиологическому знаменателю или к глобальным функциональным состояниям, которые в принципе эквивалентны между феноменальным опытом во время REM-сна и бодрствования (Llinás and Paré 1991, p. 522 и далее). Как выяснилось, определенные аспекты таламокортикальной системы могут представлять собой именно такой функциональный и нейрофизиологический общий знаменатель для обоих видов феноменального моделирования реальности. Интуиция, лежащая в основе этой программы нейронаучных исследований, имеет отчетливый философский привкус: то, что мы называем бодрствованием, - это форма "онлайн-сновидения". Если существует функциональное ядро, общее для обоих классов глобальных состояний, то осознанное бодрствование было бы просто сновидческим состоянием, которое в данный момент модулируется ограничениями, создаваемыми конкретными сенсорными входами (Llinás and Ribary 1993, 1994; Llinás and Paré 1991). Конкретным кандидатом на глобальную интегративную функцию, предложенным Ллинасом и коллегами, является рострокаудальный 12-минутный фазовый сдвиг 40-герцовой активности, связанный с синхронной активностью в таламокортикальной системе, модулируемой стволом мозга (наиболее подробное изложение таламокортикальной модели Ллинаса можно найти в Llinás and Paré 1991, p. 531; см. также Llinás and Ribary 1992; Llinás, Ribary, Joliot, and Wang 1994; Llinás and Ribary 1998; Llinás, Ribary, Contreras, and Pedroarena 1998). В модели, предложенной Ллинасом и его коллегами, сознательная модель реальности сначала строится из активности неспецифической системы, генерирующей внутренний контекст, который затем возмущается внешними входами, при этом постоянно интегрируя новые и специфические формы репрезентативного содержания, связывающие систему с внешним миром в состоянии бодрствования.
Стратегия подхода к ограничению глобальности путем исследования глобально когерентных состояний (как первоначально было предложено в Metzinger 1995e) приводит к новому способу определения целей исследования в вычислительной нейронауке (например, см. von der Malsburg 1997). Однако следует отметить, что глобальная когерентность как таковая - это то, что мы также находим в эпилептических припадках, и что на самом деле необходима теоретическая модель, позволяющая находить глобальные нейронные свойства, демонстрирующие высокую степень интеграции и дифференциации одновременно (см. также следующее ограничение в следующем разделе). Одно из наиболее общих феноменологических ограничений для любой теории сознательного опыта заключается в том, что она не только сталкивает нас с высокоинтегрированным типом репрезентативной динамики, но и высокодифференцированным. Целевой феномен предстает в немыслимо большом количестве различных форм содержания и сенсорных нюансов. Подход, отвечающий ограничению глобальности, должен предложить теоретическую базу, включающую концептуальные инструменты для одновременного отражения их целостности и внутренней сложности сознания. Джеральд Эдельман и Джулио Тонони отмечают, что способность различать большой репертуар возможностей - которая является одной из наиболее заметных особенностей сознательного опыта - явно представляет собой информацию в классическом смысле "уменьшения неопределенности". Субъективный опыт в его дискриминативной структуре не только высоко информативен, но и делает эту информацию каузально релевантной, делая ее доступной для речи и рационально направляемых действий. Таким образом, можно сделать вывод, что нейронным коррелятом глобальной, осознанной модели мира должен быть распределенный процесс, который можно описать как реализацию функционального кластера, сочетающего высокую силу внутренней корреляции между его элементами с наличием четких функциональных границ. Эдельман и Тонони назвали это "гипотезой динамического ядра" (см. Tononi and Edelman 1998a,b; Edelman and Tononi 2000a; полное популярное изложение см. в Edelman and Tononi 2000b). Гипотеза гласит, что любая группа нейронов может вносить непосредственный вклад в осознанный опыт только в том случае, если она является частью распределенного функционального кластера, который, благодаря реентрантным взаимодействиям в таламокортикальной системе, достигает высокой степени интеграции за сотни миллисекунд. В то же время необходимо, чтобы этот функциональный кластер обладал высокими показателями сложности. Эдельман и Тонони разработали формальный инструмент для оценки этого свойства: индекс функциональных кластеров (CI). Преимущество этого инструмента в том, что он позволяет точно концептуально определить относительную силу причинно-следственных взаимодействий внутри подмножества элементов по сравнению с взаимодействиями между этим подмножеством и остальными элементами, действующими в системе (см. Tononi, Sporns, and Edelman 1996; Tononi et al. 1998; краткие обзоры см. в Tononi, Edelman, and Sporns 1998; Edelman and Tononi 2000b, p. 121 ff.). Значение CI, близкое к 1, показывает, что подмножество каузально активных элементов настолько же взаимодействует с остальными элементами системы, насколько они взаимодействуют между собой. Однако появление кластерных индексов, превышающих 1, указывает на присутствие функционального кластера, то есть островка того, что философ мог бы назвать "повышенной каузальной плотностью" в физическом мире. Этот остров причинной плотности образован определенным подмножеством нейронных элементов, которые сильно связаны между собой, но лишь слабо взаимодействуют со своим локальным окружением внутри системы. Применение меры CI к нейронной динамике сознательного человеческого мозга позволяет нам определить и идентифицировать количество функциональных кластеров, существующих в системе в настоящее время, кластеров того, что я назвал "каузальной плотностью", которые не могут быть разложены на независимые компоненты. Такой взгляд на ограничение глобальности на нейронном уровне интересен с философской точки зрения по ряду причин. Во-первых, он предлагает концептуальный инструмент, позволяющий четко описать сосуществование высокой степени дифференциации и изменчивости с высокой степенью интеграции, требуемой более теоретическими ограничениями, разработанными на феноменологическом и репрезентативном уровнях описания. Во-вторых, он делает предсказание, что любая система, работающая в рамках осознанной модели реальности, будет характеризоваться наличием одной единственной области максимальной каузальной плотности в ее механизмах обработки информации. Иметь интегрированную, глобально когерентную модель мира означает создать глобальный функциональный кластер, то есть остров максимальной каузальной плотности внутри собственной репрезентативной системы. Этот подход понравится философским функционалистам, поскольку он предлагает специфическое и глобальное функциональное свойство ("свойство машины"), которое может соответствовать глобальному феноменальному свойству единства сознания. Короче говоря, то, что вы субъективно ощущаете, переживая свой мир как целостный, - это высокая сила внутренней корреляции между подмножеством физических событий в вашем собственном мозге. В-третьих, интересно отметить, что большая группа нейронов, составляющих динамическое ядро в мозге организма, который в данный момент наслаждается интегрированной сознательной моделью реальности, скорее всего, будет отличаться в каждый отдельный момент. Физический состав состояния ядра будет меняться от миллисекунды к миллисекунде. В любой момент времени будет существовать один глобальный, минимально достаточный нейронный коррелят сознания, но в следующее мгновение этот коррелят уже изменится, поскольку кластер сознания представляет собой лишь функциональную границу, которая может легко переходить анатомические границы от мгновения к мгновению. Глобальный остров максимальной каузальной плотности, если читатели допустят такое метафорическое описание, не прикреплен прочно к каменному дну физического мира. Он сам находится на плаву, как бы паря над непрекращающейся деятельностью мозга, как паттерн более высокого порядка. В-четвертых, необходимо отметить, что информационное содержание динамического ядра в гораздо большей степени определяется внутренней информацией, уже действующей в системе, чем внешними стимулами. Этот момент также представляет философский интерес. Как и в модели Ллинаса, возникает общая картина того, что сознательная модель реальности является, по сути, внутренней конструкцией, которую нарушают только внешние события, заставляя ее переходить во все новые стабильные состояния. Эта общая модель, по крайней мере, эвристически плодотворна, поскольку позволяет нам понять, как множество изолированных функциональных кластеров может сосуществовать с глобальной, сознательной моделью реальности, оставаясь при этом поведенчески релевантными. Она позволяет нам понять, как определенные формы репрезентативного содержания могут быть активны в системе, не будучи интегрированными в ее сознательную модель реальности. Давно известно, что нейронные корреляты новых решений для новых проблем, задач, к которым еще нужно подойти осознанно, обычно широко распространены в мозге, но, с другой стороны, чем автоматичнее, быстрее, точнее и неосознаннее становится процедура решения определенного типа проблем, стоящих перед организмом, тем более локализованными становятся и нейронные корреляты. Хорошим способом интерпретации этих данных является описание соответствующего паттерна активации как "функционально изолированного". Другими словами, для выученных бессознательных действий, таких как завязывание шнурков, езда на велосипеде и т. д., сначала стать бессознательными означает потерять чувствительность к контексту, гибкость и непосредственную доступность для внимания и познания. Это новый способ описания того, что означает "выпадение из осознания": отдельные функциональные кластеры встраиваются в глобальную, осознанную модель реальности до тех пор, пока они должны оставаться глобально доступными для внимания и познания, пока они представляют собой новые задачи и решения, которые еще предстоит оптимизировать, и являются частыми объектами распределения вычислительных ресурсов. Как только эта цель будет достигнута, они больше не должны быть встроены в глобальный, распределенный набор нейронных событий, которые в настоящее время вносят вклад в сознательный опыт. На самом деле, один из элегантных способов поиска нейронных коррелятов сознания обычно заключается в изучении коррелятов определенной сознательной способности, пока она постепенно "выпадает из сознания" (см., например, Raichle 1998). Короче говоря, в системе может быть множество функциональных пучков - отдельных и эпизодически неделимых, интегрированных нейронных процессов, - и, как правило, в основе текущей сознательной модели мира лежит один-единственный, самый большой остров с максимальной каузальной плотностью. Все они вносят свой вклад в общий интеллект системы. Тем не менее, остается философский вопрос о том, что именно превращает один из этих кластеров в субъективный мир, в котором живет организм. Можно предположить, что в любой момент времени таким кластером обычно является самый большой функциональный кластер (особое мнение см. в Zeki and Bartels 1998). Однако остается вопрос, как такой кластер привязывается к индивидуальной перспективе от первого лица, к представлению самой системы и тем самым становится действительно субъективной глобальной моделью реальности (см. ограничение перспективности в разделе 3.2.6 на сайте и в главе 6). Развиваемая здесь теория предсказывает, что внутри глобального функционального кластера, описанного Тонони и Эдельманом, обычно существует один и только один субкластер (Я-модель организма; см. раздел 6.2.1) и что этот субкластер сам по себе обладает областью наибольшей инвариантности, коррелирующей с функциональной активностью в верхней части ствола мозга и гипоталамусе.
3.2.4 Конволютный холизм
Развивая ограничение глобальности в предыдущем разделе, мы увидели, что за классической проблемой единства сознания стоит более глубокая феноменологическая проблема, касающаяся не только сознательного опыта глобальной сингулярности и одинаковости, но и глобальных феноменальных свойств переменной когерентности и холизма. Однако, кроме того, когерентность и холизм обнаруживаются не только на самом полном уровне феноменального содержания, на уровне сознательной модели мира; они обнаруживаются на целом ряде "субглобальных" уровней анализа. Кроме того, как гласит ограничение 4, феноменальные целостности не сосуществуют как изолированные сущности, а предстают как гибкие, вложенные паттерны или многослойные эмпирические гештальты. Они образуют мерологические иерархии. Вложенность (или "свернутость") - это свойство любой иерархической системы, в которой сущности меньшего масштаба заключены в сущностях большего масштаба (Salthe 1985, p. 61). Сознательный опыт сам по себе может быть описан как феномен, обладающий иерархической структурой, например, состоящий из репрезентативных, функциональных и нейробиологических сущностей, которые можно отнести к иерархии уровней организации. Это понимание позволяет нам разработать дальнейший набор суб-ограничений.
Феноменология встроенных целых
Давайте рассмотрим парадигматические примеры феноменального холизма. Самый низкий уровень, на котором мы обнаруживаем интеграцию признаков в репрезентативную единицу, обладающую такими глобальными свойствами, как холизм, - это уровень формирования перцептивных объектов. Сознательно воспринимаемые, доступные вниманию объекты являются сенсорными целыми, даже если они еще не связаны с концептуальными структурами или структурами памяти. Вторым парадигматическим примером целостной, связной формы содержания является феноменальная самость. В стандартных ситуациях сознательно переживаемое "я" образует не только единство, но и единое целое. Как мы знаем из изучения психических расстройств и измененных состояний сознания, его внутренняя согласованность обладает значительной вариативностью (см. некоторые примеры в главе 7). Третий уровень, на котором мы обнаруживаем феноменальное свойство холизма, - это сложные сцены и ситуации: интегрированные массивы объектов, включая отношения между ними и неявную контекстуальную информацию. Визуально воспринимаемая, предварительно сегментированная сцена - например, красивый пейзаж, на который вы смотрите, - или сложная мультимодальная сцена, включающая определенный социальный контекст - например, сознательный опыт наблюдения за дискуссией на семинаре на философском факультете - вот еще примеры феноменального холизма. Кратковременные интеграции между субъектом и объектом в сознательном представлении, феноменальный опыт того, что Антонио Дамасио называет "самостью в акте познания", - еще один парадигматический феноменологический пример кратковременно возникающего интегрированного целого (я представляю некоторые новые концептуальные инструменты для анализа этой специфической формы содержания в разделе 6.5). Объекты и "я" интегрируются в сцены и ситуации, как и различные последовательности "я в акте познания". То есть мы видим, как перцептивные гештальты органично связываются во все более богатые и сложные формы эмпирического содержания. Назовем эту особенность "уровнями феноменальной гранулярности".
Однако всего этого было бы недостаточно, чтобы считать присутствие прожитым моментом. Интересно посмотреть, как ограничение когерентности также применимо к нашему второму ограничению - активации в окне присутствия. Во-первых, необходимо отметить, как все эти интегрированные и вложенные формы целостного содержания связаны в феноменальное настоящее: с точки зрения первого лица все эти вложенные феноменальные целостности всегда переживаются как сейчас, и все, что было сказано в разделе 3.2.2 на сайте о формировании временного гештальта, также применимо. Единый прожитый момент, конкретное настоящее, опять же не может быть адекватно описан как пучок признаков, набор элементов или последовательность атомарных микрособытий. Устанавливая временные границы того, что становится субъективным Сейчас, каждый прожитый момент становится тем, что феноменологически можно описать как "мир в себе". Важно отметить, что все остальные формы целостного сознательного содержания, о которых шла речь до сих пор, всегда интегрированы в это эмпирическое настоящее. Существуют различные виды отношений встраивания (пространственные, перцептивные и т. д.), но интеграция в феноменально переживаемую часть кратковременной памяти вполне может быть наиболее фундаментальным и общим из этих отношений встраивания. Как ограничение, оно выполняется на всех уровнях феноменальной гранулярности.
Поэтому для понимания ограничения свернутого холизма нам необходим анализ самого феноменального свойства и более детальное описание различных видов отношений встраивания, то есть аспекта феноменальной свернутости. Начнем с глобального холизма, вернувшись к сознательной модели мира в целом. Пока мы можем сказать следующее: Феноменологически сознательный опыт состоит в непередаваемом присутствии мира, в терминах всеобъемлющего и всеохватывающего целого. За некоторыми исключениями, информация, отображаемая в этом целом, глобально доступна для познания, направленного внимания и волевого управления действиями. Но что именно означает говорить о "целостности"? Холизм означает, что на концептуальном уровне мы не в состоянии адекватно описать те аспекты единицы опыта, которые могут быть субъективно выделены как изолированные элементы внутри множества. Это важное концептуальное ограничение для любой серьезной нейрофеноменологии. Если анализировать такие субрегионы или различимые аспекты в потоке феноменального опыта только как отдельные компоненты класса, то упускается одна из наиболее существенных характеристик сознательного опыта. Не существует деконтекстуализированных атомов. Отношения между этими аспектами или субрегионами являются мерологическими отношениями. На более низких уровнях феноменальной гранулярности различные аспекты могут быть связаны в различные низкоуровневые целостности (различные цвета или запахи могут принадлежать к различным перцептивным объектам), но в конечном итоге все они являются частями одного и того же глобального целого. Есть и вторая, тесно связанная с этим особенность, которая не может быть описательно схвачена ни одной из форм концептуального модуляризма или атомизма. Эта особенность заключается в субъективно переживаемой силе интеграции, сопровождающей это отношение. Позвольте мне назвать это феноменальной репрезентацией силы внутренней корреляции. Эта субъективно доступная сила интеграции изменчива, она не является делом "все или ничего", как признак, либо принадлежащий к определенному набору, либо нет. Существует неизвестный механизм, совершенно недоступный с точки зрения первого лица, с помощью которого на доконцептуальном и доаттентивном уровне постоянно и автоматически формируются сознательно переживаемые отношения "часть-целое". Этот механизм явно сильнее и фундаментальнее, чем тот, который лежит в основе когнитивных процессов в терминах классовых образований и ментальных предикаций. Действительно, эмпирически правдоподобно предположить, что даже ментальная репрезентация нехолистических форм содержания использует холистические нейронные "транспортные средства" в качестве физических носителей этого содержания (см. von der Malsburg 1981, 1997). Давайте во второй раз начнем исследование этой интересной характеристики с рассмотрения самой большой и всеобъемлющей формы феноменального содержания из существующих: сознательной модели мира.
Ощущать мир - это нечто иное, чем мыслить его. Мир, состоящий из дискретных элементов, похожих на строительные блоки, - "аналитическая модель мира" - может представлять собой единство, но никогда не будет целым. Все сознательно доступные части моего мира органично интегрированы в эмпирическое содержание высшего порядка, глобальный гештальт. Наш феноменальный мир - это не элементарный мир из строительных блоков, не вселенная Lego, поскольку он обладает органической структурой; его правильнее было бы охарактеризовать как квазижидкую сеть. В любой момент я могу направить свое интроспективное осознание на это свойство моего мира; тот факт, что он обладает гибкой мерологической структурой, безусловно, доступен для внимания и познания. Однако то, что не поддается ни когнитивному, ни аттентивному проникновению, - это механизм, порождающий это загадочное качество. Этот механизм также недоступен для воления. Как мы уже видели, действуя исключительно в перспективе первого лица, невозможно сознательно разделить или растворить мое собственное глобальное эмпирическое пространство или мою собственную феноменальную идентичность. С другой стороны, существует пресегментация и избирательность на уровне сенсорного сознания. Интересно отметить, что в целом познание начинает работать на уровне пресегментированных единиц, потому что сознательно переживаемое знание о значении таких единиц начинается только на этом уровне. Каждая значимая целостная единица открывает окно к семантическому знанию (Revonsuo 1999, p. 179). На феноменальном уровне описания также важно отметить, что преаттентивная, преволевая, прекогнитивная интеграция перцептивных объектов является автоматическим процессом. Объяснить конституирование таких феноменальных объектов "сверху вниз" было бы невозможно, поскольку это создало бы хорошо известную проблему гомункулуса. Субъект должен был бы уже знать соответствующие свойства объекта, иначе он не смог бы их интегрировать. Таким образом, нисходящая модель феноменально переживаемого холизма была бы круговой, поскольку она предполагает то, что должно быть объяснено.
Почему этот холизм является свернутым холизмом? Конкретно переживаемый холизм нашего феноменального многообразия проявляется одновременно с множеством динамических (ограничение 5) отношений "часть-целое". Дополнительная мерологическая структура сознательного опыта создается компонентами, из которых складывается феноменальная модель реальности, стоящими не в элементарных отношениях друг к другу, а в иерархических отношениях "часть-целое" (обратите внимание, что могут существовать и горизонтально переплетенные или круговые иерархии). Этот момент был кратко затронут ранее. Мы уже сталкиваемся с феноменальным холизмом на уровне конституирования перцептивных объектов, поскольку такие свойства, как цвета, края и поверхности, впервые интегрируются в целостное восприятие на этом уровне. Однако сами эти объекты не только отделены от фона, но и встроены в сложные сцены и мультимодальные ситуации. Такие ситуации вполне могут быть возможными ситуациями. Текущие феноменальные симуляции возможных действий или альтернативного, потенциального контекста во многих случаях мягко накладываются на восприятие. Для философского анализа это означает, что то, что в прежние времена философы могли называть "общим единством феноменального многообразия", сегодня должно быть переформулировано на целом ряде различных феноменологических уровней гранулярности. Феноменальное ограничение, которое я назвал "свернутым холизмом", таким образом, является обогащением ограничения глобальности. Оно сразу же порождает сильные концептуальные ограничения для репрезентативного анализа, а также имеет сильные следствия для необходимых функциональных свойств репрезентативных "транспортных средств", используемых системой сознания. Однако прежде чем перейти к уровням описания от третьего лица, позвольте мне коротко отметить, что текущее ограничение не может считаться необходимым условием для приписывания сознательного опыта в целом.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги