Быть с тобой, думать о тебе

ПЯТНАДЦАТЬ

Мы не впервые встречались по вечерам, и обычно я не готовил никакой еды. На этот раз мне захотелось чем-нибудь ее угостить, но ничего сложного: салат, овощи, запеченные со сладким картофелем, и рыба в фольге.

Пока мыл салат, задумался о своей роли в ее жизни. Ясно же, что я — любовник, даже если ей и не нравилось так меня называть. Она говорила, что я — это я.

Сильвия обладала способностью зацепить меня, увлечь за собой, настроить на все, что имело к ней отношение. Мне нравился тот человек, каким я стал, человек, какого она увидела во мне.

Когда она вошла, мы поцеловались, и в нашем объятии ощущалась какая-то сила. Я чувствовал, как колотится мое сердце.

Когда же она увидела накрытый стол, то расплылась в счастливой улыбке.

— Знала бы, принесла бы что-нибудь, хоть бутылку вина.

— Держи, — предложил я, протягивая ей наполненный бокал. — Тебе скоро надо вернуться домой?

— Нет, я ушла с Даниелой. У нас есть время.

Мы сели, и между нами возникла какая-то новая, почти формальная вежливость.

— Я рад, что ты пришла.

— Я тоже.

Я потянулся к ней бокалом, чтобы чокнуться.

— Есть и сладкое. Ореховый торт, гигантская версия нашего печенья.

Она рассмеялась. От ее смеха на душе у меня сделалось тепло.

Мы откровенно беседовали и нередко надолго умолкали, как случалось и прежде.

Она вспоминала, что в детстве ее мать целыми днями курила и, словно одержимая, начищала в доме все что только можно. Девочкой Сильвия всегда ужинала в одиночестве, отец из-за работы вечно находился в отъезде, и мать, подав ей еду, тотчас принималась за уборку. Сильвия видела, как та без конца что-то моет, вытирает, чистит, скребет, словно хочет навести порядок в своей жизни, покончить с несправедливостью, из-за которой вынуждена оставаться дома одна с дочерью. Сильвия же, сидя за столом, ожидала заботливого слова, ласкового жеста.

— Однажды я нашла ее без сознания на полу в ванной. Думала, что она умерла, — рассказала Сильвия.

— Сколько тебе было тогда лет?

— Тринадцать. Я не знала, кого звать, отец был где-то на Ближнем Востоке. Я постучала к соседям, потом приехала скорая. Помню все так, словно это было вчера.

Она выглядела беззащитной и казалась девочкой из своего детства.

— Я никогда никому не рассказывала об этом. — Помолчав, добавила: — Даже мужу.

Мы молча сидели в тишине. Я задумался, каково это — расти без родительского внимания, без материнского тепла и объятий. У меня было счастливое детство, мои родители никогда не отказывали мне в любви. Когда их не стало, мне исполнилось тридцать лет, и хотя я уже стал взрослым, не был готов к такому чудовищному удару судьбы.

Потерять внезапно обоях — это оказалось все равно что провалиться в какую-то яму, и я не представлял, как из нее выбраться. Даже не понимал, кто я, и страдал так сильно, что внутри у меня словно все заледенело.

Я взял руку Сильвии и крепко сжал в своих ладонях. Наконец она улыбнулась мне. Когда мы вернулись в гостиную, она дала мне флешку.

— Здесь записи, которые я тебе обещала.

В доме зазвучала классическая музыка.

Мы сидели на диване, разговаривая. Даже зная, что будем заниматься любовью, мы не торопились. Все происходило медленнее и деликатнее, чем обычно.

Я смотрел, как она небольшими глотками пьет вино. Отстранив бокал ото рта, она с нежностью, какой раньше я еще не видел, снова улыбнулась мне. И этим взорвала во мне что-то неожиданное. Я снова взял ее руки в свои, мечтая еще раз утонуть в такой же нежности. Она закрыла глаза и каким-то неуловимым движением потянулась ко мне губами. Потом, словно от такого соприкосновения мы оба зарядились энергией, наши эмоции вспыхнули с новой силой…

Закончив заниматься любовью, мы посмотрели друг на друга и рассмеялись, громко и легко. Где мы были?

— Мне недоставало всего этого.

— Мне тоже.

В тот вечер мне захотелось спать вместе с ней. Когда я увидел, что она одевается, почувствовал: что-то идет не так, пришло время перевести наши отношения на другой, более высокий уровень.

Мы вновь стали встречаться.

Наше расставание оказалось как бы шагом назад при натягивании тетивы, после чего стрела летит намного дальше.

В начале наших отношений я никогда не задавался вопросом, а что она делает, когда мы не вместе, вся остальная ее жизнь до сих пор не касалась меня. Но в эти дни, напротив, меня стало интересовать и это.

После наших встреч я представлял, как она едет одна в машине, смотрит на себя в зеркало заднего вида, представлял, как готовит ужин для семьи, видел ее сидящей на диване с сыном.

Эти картины заставляли меня почувствовать себя исключенным из ее повседневной жизни.

Я начал думать, что для нее время, которое мы проводим вместе, не так важно. Счастье каждого из нас в отдельности оказалось не таким большим, более уязвимым и никогда не могло бы стать нашим общим счастьем.

Как ни странно, я начал больше беспокоиться о том, чем она занята, когда не бывает со мной, чем о том времени, которое проводит со мной.

Я представлял, как она занимается любовью со своим мужем, как его руки ласкают ее спину, ноги, и те раздвигаются. Это стало невыносимо, в моей голове все смешалось, как если бы муж был ее любовником, а я — человеком, которому она изменила.

Наших отношений мне оказалось теперь недостаточно. Мне хотелось делиться с нею какой-нибудь внезапно возникшей мыслью, забавной ситуацией, хотелось, чтобы она ходила со мной к парикмахеру, чтобы мы вместе выбирали мне рубашку. Мне хотелось гулять вместе с ней, мне недоставало тех мгновений, когда каждый, ни слова не говоря, может взять другого за руку.

Мне хотелось так соединиться с ней, чтобы наши жизни слились воедино. В сущности, любовь — это не что иное, как утрата собственного периметра, крушение всех границ. Мне нужна была она вся целиком, все ее время, хотелось услышать, что она только моя, моя женщина и никто другой ей не нужен.

Так пришла мысль взять ее с собой в Верону. Я должен был отправиться в день презентации к Адзолини и подумал, что мог бы поехать туда накануне и провести там ночь вместе с Сильвией. Вдали от всех.

Я позвонил ей и предложил поехать со мной.

Когда она сказала, что да, найдет для этого возможность, я испытал такую радость, какой не припомню за всю жизнь.