Глава 21

Адриан проводит в больнице в общей сложности чуть больше месяца. Врачи утверждают, учитывая характер травм, на поправку больной идет семимильными шагами, да я и сама это вижу. Мы с Хлоей навещаем его по очереди, хоть Стёпа и ворчит, что выезжать из дома нежелательно.

При встречах практически не разговариваем. Только если по делу. Макрис недовольно выговаривает, что беременным в больнице делать нечего. Я, конечно, не слушаю.

В конце марта его наконец-то выписывают.

Ранним пятничным утром Адриан появляется в доме и всё сразу же меняется. Хотя бы в том, что теперь я не могу просто так прийти в его комнату. Уснуть на его подушке или открыть створку шкафа и провести ладонью по ровному ряду рубашек.

Отныне эта маленькая слабость под запретом.

— Я хотела отметить день рождения в боулинге. Позвать одноклассников. А мама сказала, что я не плебейка, и нужно обязательно собрать всех греков на приём, — жалуется Хлоя за воскресным обедом, который мы устраиваем прямо на кухне.

Дом огромный. Конечно, здесь есть большая, светлая столовая комната, но, обедать там втроём — это слишком официально.

Молча отпиваю свежевыжатый апельсиновый сок и без энтузиазма ковыряюсь в салате. С утра чувствую себя немного подавленной, а ещё начала мучить изжога.

— Естественно, ты пригласишь одноклассников куда хочешь, Хлоя, — произносит Адриан с легкой улыбкой. — Что касается приёма, мы обсудим это с твоей мамой.

— Но я не хочу, пап. Мы ведь даже не дружим!

— И зря. Ты знаешь, как важно для нашего народа быть вместе?

— Я не хочу дружить с кем-то только лишь потому, что они греки. Что за бред?

Почувствовав на себе внимательный взгляд, поднимаю голову и тоже осматриваю Адриана. Волосы в творческом беспорядке, гладковыбритый подбородок, белая футболка и светло-голубая лангета на правой руке.

Невозмутимо отвожу глаза и продолжаю трапезу.

С каждым днем мне становится всё сложнее находиться с ним вблизи и практически не поддерживать общение. Во мне так много чувств. Горный водопад, который вот-вот начнет функционировать и зальёт все окрестности ледяной талой водой.

Проваливаюсь в собственные мысли настолько, что и не сразу замечаю, как Хлоя обращается ко мне.

— Ты что-то сказала? — нахмуриваюсь, откладывая вилку.

— Если всё же будет приём, — дочь Адриана смешно закатывает глаза. — Ты придешь меня поздравить, Вера?

— Хм-м, — хрипло отвечаю. — Думаю, это возможно. Но я бы предпочла боулинг…

— Кру-то!

Адриан награждает меня ироничным взглядом, я на него не реагирую. Снова утыкаюсь в тарелку. Хлоя быстро управляется с обедом и убегает в свою комнату, оставляя за собой гнетущую тишину.

Поднимаюсь с места. Развернувшись, отправляю тарелку в мойку и завариваю чай.

Почувствовав шаги сзади, напрягаюсь. По позвоночнику мурашки табуном пробегаются.

Сегодня выходной, в доме мы практически одни.

Краем глаза замечаю, Макрис отставляет свою тарелку, а затем чувствую, как в спину упирается твердая грудь, а в ягодицы внушительный пах. Момент соприкосновения отзывается взрывом в душе.

Щеки заливаются жаром.

— Пфф… — единственное, как могу отреагировать.

Лицо Адриана прячется в моих волосах. Он замирает, тяжело дышит. Мне кажется, я даже слышу, как наши сердца начинают биться в унисон.

Внутри адская воронка. От всего. От чувств, от недавнего страха, за его жизнь. А ещё что-то, пожалуй, гормональное, природное. Всё же это отец моего ребенка. Малыша, который вот уже неделю отчаянно пинается изнутри.

— Ты плохо себя чувствуешь? Совсем ничего не поела, — тихо шепчет Адриан.

— Завтрак был плотным.

— Как наш сын? Хорошо себя ведёт?

— Всё в норме.

Облизываю пересохшие губы и отчаянно закусываю нижнюю, когда мужская ладонь накрывает округлый животик. Опускаю голову, чтобы запечатлеть этот момент на память. Не для себя, а для того, кто внутри.

— Вы подросли, — хвалит Адриан, ласково поглаживая.

— Мы старались.

Поначалу чувствую себя скованно, но медленно расслабляюсь. Как кошка на солнце, почти мурлыкать начинаю. В промежности приятно разливается тепло. Клетки тела понемногу оживать начинают, напитываются знакомым запахом.

Черт.

Всё это обрывается в момент, когда холодные, жесткие губы касаются горящей щеки.

Словно отрезвляет.

Что мы делаем? Что я делаю, черт возьми?

Осторожно выскользнув из-под его руки, откашливаюсь.

— Хочу поговорить с тобой, — произношу, усаживаясь.

Жду, пока он разместится напротив. И только после этого начинаю:

— Степан сказал, что виновный был найден.

Взгляд Адриана сужается, он почти незаметно кивает.

— Если действительно этот человек случайно там оказался, я бы хотела вернуться к себе.

Молча наблюдаю за тем, как он поднимается и подходит к окну. Опустив голову, разглядываю незамысловатый узор на скатерти.

— Тебе здесь плохо? — Адриан оборачивается лишь на секунду, чтобы зацепить взглядом моё обескураженное лицо.

— Нет, — мотаю головой. — Но моё нахождение здесь… это неправильно.

— Есть ты. Есть я. У нас будет ребенок. Что в этой конструкции неправильного, Вера?

— Эм…

Вздыхаю полной грудью и морщусь.

Я не хочу играть в семью.

— Считаешь, я играю?

— Не знаю.

Зато честно.

Адриан разворачивается. Приподнимает брови, видимо, пытается подобрать слова.

— Правда, не знаю, Андрей, — повторяю чуть мягче.

Разговаривать с ним начистоту — моя слепая зона. Никогда этого не умела.

— Эти две недели я много размышляла. В том числе, над тем, что рассказала мне Хлоя.

— Она ещё ребенок. Не вини её.

— Конечно, я её не виню, — возмущенно выговариваю. — За кого ты меня принимаешь? Я, наоборот, благодарна твоей дочери, что она открыла мне глаза. Но я в недоумении, Адриан. Почему я узнала об этом вот так… Почему?

— Не побеги ты в тот вечер с камерой наперевес на тот приём, узнала бы раньше.

Уму непостижимо. Снова я виновата? Это звучит так оскорбительно, что окончательно доказывает — моё решение единственное верное.

— Я хочу, чтобы всё осталось так, как есть сейчас.

— То есть никак? — усмехается он.

— Знаешь, я ведь всё время винила себя. Во всем. И два года назад в том, что не улетела вместе с тобой. И сейчас. А теперь осознала — ты виноват не меньше, Андрей. Между нами нет главного — доверия. И его никогда не было.

Адриан снова усаживается напротив.

— Для доверия нужны как минимум двое, Вера.

— Согласна. Почему ты мне ничего не сказал? Про Хлою, про Эрику?

— А что я должен был сказать? — безэмоционально выговаривает. — Здравствуй, Вера. Объявилась девица, с которой у нас когда-то был мимолетный роман и, возможно, у меня есть дочь-подросток? Я сам был ни в чем не уверен.

— А потом? — срываюсь. — Когда вернулся за прииском? Почему умолчал? Когда Эрика тем утром пришла к нам в дом?

— Потому что это были мои проблемы, — чеканит.

Злится. Я тоже.

Усиленно сминаю подол обычного облегающего платья из трикотажа.

— Твои, — горько повторяю. — Твои проблемы, Адриан. Так и получается. У тебя свои проблемы, а у меня свои. Представляешь?

— Ты можешь рассказать мне, и я возьму их на себя.

Невозможный человек.

Это ведь как раскрывать карты перед соперником. Знать, что они могут быть использованы против тебя и всё равно делать.

Решительно поправляю волосы и складываю руки на стол.

— Нет, Андрей. Я уже сказала, что хочу оставить всё так, как есть.

В уголках глаз появляются слёзы. Украдкой их стираю.

— Я сейчас, как выжженная земля. Ничего не чувствую, — тихо признаюсь. — Ты своим недоверием, а потом и своей грубостью всё вытоптал.

— У меня были для этого все мотивы, — жестко напоминает.

— Были, — обезоружено соглашаюсь. — Для себя ты прав. Я уже поняла. Но предположи хоть на секунду, — снова начинаю заводиться. — Хоть на секунду, Андрей. Предположи, что я тоже могу считать тебя виноватым. Могу не понимать причин твоих поступков. А почему? Потому что ты об этом не говоришь. Потому что тебе всё равно.

Прикрываю глаза, чтобы успокоиться.

— Мне не всё равно. Но я хочу послушать, что ты предлагаешь? — слышу сиплый голос.

Поднимаюсь с места, понимая, что надо срочно заканчивать этот бесполезный разговор.

— У нас будет ребенок, но мы не вместе. Так было, так есть. Так и останется.

Мой подбородок дрожит и этого не скрыть.

— Не нервничай так, — недовольно отпускает Адриан. — Мы не ругаемся, просто обсуждаем формат наших отношений.

— Нет никаких отношений, — взрываюсь.

— Если тебе спокойнее думать так — не буду тебе мешать.

Мотаю головой. Он пуленепробиваемый.

Вдруг злость накатывает. Такая разрушающая и жгучая, до рези в горле.

— Конечно, — усмехаюсь едко. — В конце концов, «слава богу, в России есть ещё женщины». И они «не менее красивые».

Уголки его губ дрожат.

— Как будто ты не знаешь, что я как пацан вижу тебя одну. Может, и есть красивые, но тебе они в подмётки не годятся. Серьезно думаешь, хоть кого-то замечаю вокруг, Вера?

— Я не знаю, Андрей, — отвечаю подавленно. — Ты был слишком жесток со мной. Непростительно жесток. А я хочу просто жить спокойно. Не думать, сказал ли ты правду или снова что-то скрываешь. Поэтому оставаться здесь больше не вижу смысла. Сегодня же перееду…

Словно в поисках поддержки, размещаю руки на животе и сжимаю единственное дорогое, что у меня имеется. Адриан около минуты неподвижно размышляет, кружит взглядом по моему телу, а затем коротко кивает и хрипло произносит:

— Хорошо, я всё организую. В любом случае Степан останется с тобой…

Сглатываю сформировавшийся ком в горле.

Я пока сама не знаю… Не знаю, правильно ли поступаю.

Не знаю, прощу ли себя за это позже?.. Но сейчас так чувствую.

Мне двадцать восемь лет и совсем скоро я впервые стану мамой. Пожалуй, пришло время жить так, как хочу этого я…

Загрузка...