Бывший 2. Роди мне сына

Глава 41

— Феликс… Что ты делаешь?

Пытаюсь не показать в голосе чудовищный страх, который поднимается изнутри. Лавиной. Волной. Нет. Целым настоящим наводнением.

Инстинктивно обнимая живот, снова оборачиваюсь в заднее окно и ныряю левой рукой в сумочку, проверяя мобильный телефон.

— Приехал к тебе в гости, Вера, — произносит Умаров, в зеркале сверкая совершенно дикими, даже немного звериными глазами. — Ты не рада?

Сукин сын.

— Рада, конечно, — нервно улыбаюсь. — А почему на свадьбу не зашел?

— На свадьбу, — усмехается и резко бьет ладонью по рулю. — Так, вы ж не пригласили.

— Надо было мне позвонить. Ты ведь знаешь, что я всегда рада тебя видеть? — с радушием выговариваю, а у самой пальчики на ногах поджимаются.

— Конечно, Вера. Я вообще всё про тебя знаю…

Искры в его глазах становятся похожи на пролетающий от извергающегося вулкана пепел, и я в ужасе стискиваю тонкую ткань пиджака. На секунду ныряю в воротник, чтобы ощутить аромат Адриана. Подчерпнуть его, как глоток воды. Это немного бодрит и придает сил.

— Всё знаешь?

— Конечно… А ты думала, я богатенький мажор без мозгов? Так ведь все про меня говорят?.. Даже отец так считал.

— Никогда так не думала, — посматриваю в окно. — Я считаю тебя талантливым художником и не раз говорила об этом твоим родителям. И матери, и отцу.

— Отцу, — приподнимает он темные брови. — Тому, которого ты убила?

Спину холодом обдает.

— Я никого не убивала, — возражаю, все еще пытаясь держать лицо.

Боже, храни журналистику. Беременность, конечно, внесла свои коррективы, и я ничего не могу поделать с тем, что покрываюсь липким потом и язык заплетается.

— Зачем ты приехал, Феликс? — спрашиваю напрямую.

— Отомстить за отца, — отвечает он мрачно, сворачивая с главной дороги вправо.

Напоследок смотрю туда, откуда мы приехали. Ни одного огонька, ни одного автомобиля.

Черт…

— Может, отомстишь тому, кто реально устроил взрыв? — предлагаю.

— Прохорову? — усмехается Феликс. — Ему я уже отомстил.

Прикусываю язык.

— Как же?

Хохот, который звучит в салоне автомобиля, заставляется внутренности сжаться. Да этот парень явно не в себе!..

— А… ты ведь давно не была дома… Ничего не знаешь.

— Что ты сделал, Фел?..

— Помнишь Луизу Корневу?..

Прикрываю глаза, отчетливо чувствуя, как подскакивает давление, когда слышу имя и фамилию внебрачной дочери Всеволода Андреевича.

— Что с ней? — замираю.

— На дорогах очень опасно, Вера. Ты ведь журналист. Сама знаешь…

Мотаю головой. Значит, покушение на Адриана — тоже его рук дело.

— Луиза жива?

— Увы, да. Будем надеяться, что стреляю я лучше, чем сбиваю.

Снова ржет. И заинтересованно на меня смотрит, ожидая реакции.

Его поведение определенно точно кричит о том, что Феликс не в себе. Его щеки даже выглядят безумно горячими, волосы взъерошены, а рот странно приоткрыт.

Когда автомобиль останавливается, я начинаю в панике озираться и вглядываться в темноту за окном. Молюсь всем богам, чтобы хоть кто-то пришел ко мне на помощь.

— Выходи, Стоянова, — приказывает Умаров.

— Ты… ведь шутишь? — стискивая зубы, шепчу. Сжимаю кулаки. — Скажи, что ты шутишь, Феликс, — срываюсь на крик.

Испуг накрывает. Окатывает с головой. Сопротивляться и быть сильной просто нет возможности.

Наверное, вот оно — реальное искупление.

Я ведь знала, что так просто моя ошибка с рук не сойдет, просто надеялась… надеялась, дурочка, что как-то обойдется. Но в жизни так не бывает, и за все надо платить.

За все.

Не сдерживания рыданий, вжимаюсь в кожаное кресло, потому что я оказывается, та ещё скряга. И мало того что не желаю платить, я не хочу, чтобы «долги» забирали жизнь моей девочки.

Прикрываю глаза и обжигающие слезы обрушиваются на лицо.

Господи Боже, помоги мне. Я за всё отвечу, любой крест унесу. Но она… За что?..

— Выметайся из тачки? — орет Умаров, как больной.

А у меня ноги окаменели, я их совершенно не чувствую. С ужасом жду, пока он обойдет машину и распахнет заднюю дверь.

— Я сказал выметайся, — повторяет, подхватывая меня под локоть и вытягивая наружу. Ночной холод помогает мобилизоваться. — Твой грек просто подарок мне сделал. Море всё смоет. Твои грехи… и мои… Всё смоет.

— Феликс, — мотаю головой, пытаясь поспевать за ним. — Зачем?.. Почему?.. Ведь не я устроила тот взрыв…

Голос опускается до умоляющих интонаций.

— Прохоров с Макрисом думают, что обошли меня, — цедит он.

— При чем здесь Адриан? Они ведь конкуренты.

— Были, — орет Феликс. — Были конкурентами. Макрис пообещал мне, как только ты родишь ублюдка, я могу делать с тобой все, что захочу.

— Я не верю, что Адриан такое сказал, — шепчу.

Может, если только выигрывал время? Или усыплял бдительность.

— А потом, — продолжает Феликс, будто меня не слышит. — Переобулся, блядь. Переобулся! Откупился, оставив идею приобретать прииски. В пользу Прохорова.

— А при чем здесь я? — срываюсь.

— При том, что Прохоров за это пообещал разобраться со мной. Макрис — улетает из страны с тобой, а Прошка — забирает у меня прииски за бесценок и легализует бизнес своих «хищников» (золотоискатели-нелегалы — прим. Авт).

— Почему же за бесценок?

— Потому что в мире нет больше идиотов, кроме твоего благоверного. А без конкуренции нет смысла много платить.

Асфальт заканчивается, и дальше мы продолжаем двигаться по гравию. Так как одна туфля осталась возле ресторана, иду я кое-как поспеваю.

— Поторапливайся, красавица.

Шум моря становится все ближе. Еще несколько дней назад этот звук вызывал у меня самые приятные ассоциации, сейчас же я хочу, чтобы шелест волн так быстро к нам не приближался. Вообще больше не хочу его слышать.

Одинокий фонарь освещает, судя по раскиданному мусору и щепкам, что-то вроде заброшенного пляжа. Я не знаю, вспомнил ли Адриан, что Степан установил в моем телефоне отслеживающее приложение. Не знаю, успеет ли он, но я решаю как можно дольше тянуть время.

— Ай, — вскрикиваю, останавливаясь.

Склоняюсь к ноге, в спину прилетает унизительный тычок. Стискиваю зубы от злости. Со мной никто и никогда так не обращался, но я продолжаю растирать несуществующий порез на пятке.

— Поторапливайся, — орет Умаров. — Там, куда я тебе отправлю, нога тебе будет не нужна.

Под дикий хохот всё же продолжаем движение. Дышу яростно. Отказываюсь верить, что это конец.

— Ты подумал о матери? Тебя ведь найдут, осудят, Феликс. Ты о ней подумал, каково ей будет?

— Хорош причитать, — разворачивает он меня и останавливается напротив.

Давлю внутри первый крик, а потом не сдерживаюсь. Кричу, что есть сил:

— Помогите.

— Заткнись, — произносит Феликс, извлекая из-за спины оружие.

Одновременно с тем, как я бессильно опускаюсь на колени, со стороны, откуда мы только что пришли, слышится тихий треск. Умаров отшатывается и воздух сотрясают выстрелы, которые эхом оседают в голове и, как звуки фейерверков, стухают, потому что в этот момент наконец-то срабатывает защитный механизм, и я теряю сознание.

Сквозь пелену чувствую, как сначала резко становится тепло, а потом снова холодно, озноб до костей пробивает. Пытаясь согреться, кусаю губы и ощущаю страшный металлический привкус…