Спустя несколько месяцев
— Что сказал врач? — спрашивает Адриан, встречая меня у порога.
— Доктор Адамиди выразил негодование, что я снова пришла одна, — послушно сообщаю, отбрасывая волнистые волосы за плечи. — Он уже было решил выписать тебе медаль как лучшему будущему папочке, но теперь в раздумьях.
Мой муж скептически морщится, давая понять, что абсолютно не в настроении шутить сейчас. После совещаний с телецентром и линейными продюсерами он всегда такой. Загруженный и сосредоточенный.
Сваливаю сумочку на столик в прихожей и усаживаюсь на узкий диван. Легкий сарафан липнет к коже, даже несмотря на то, что в клинике и в автомобиле работали кондиционеры.
В нашем доме, который мы с любовью обставляли эти несколько месяцев, тоже прохладно, но мне совершенно нечем дышать. Хочется спрятаться в холодильнике и не выходить оттуда до самых родов.
Самое сложное для меня здесь, в Греции — привыкнуть к климату. Всё-таки я сроднилась с регулярным холодом, а летом, до переезда в Афины, считала о, что греки называют уютной зимой.
Молча наблюдаю, как Адриан склоняется, чтобы расстегнуть застежки на босоножках.
— Так что он сказал, Вера? Мне не до шуток.
Вздыхаю умиротворенно.
Мой срок приближается к сорок первой неделе. Между тем никаких признаков родоразрешения нет. И если ребенок, по словам доктора Адамиди, полностью готов к рождению, то мой организм ведет себя, как обычно — с железобетонным упрямством.
— Врач сказал расслабиться и побольше заниматься сексом…
Приподнимаю брови, посматривая на второй этаж.
— Он так сказал? — смеется муж. — Или твое неуемное и хитрое либидо придумало это по дороге домой?
Закатываю глаза раздраженно. Внизу живота, словно лава, растекаются уже привычная в последнее время нетерпеливость и зуд.
— Вот ещё, Макрис. Не хочешь — не надо. Уговаривать тебя не буду.
Вскакиваю с места, забывая о своих выросших габаритах, и тут же обнимаю рукой огромный живот снизу.
Адриан разворачивает меня спиной и привлекает к себе. Успокаивающе поглаживает раздавшуюся талию, забирает груди в ладони и сжимает, покрывая шею мелкими поцелуями.
— Шуток не понимаешь, Вера. Всё ещё, — хрипит мне на ухо.
Ну как на него можно обижаться?..
— Это потому что у тебя нет чувства юмора, Андрей. И вообще, какие могут быть шутки над природными потребностями? Посмотрю я на тебя, когда мои гормоны снова перестроятся и скажут тебе «пока». Я перестану хотеть тебя каждые два часа, вот увидишь. Что тогда будешь делать?
— Первые два дня, пожалуй, высплюсь, — замечает Адриан. — А потом будет тяжко, согласен.
— Вот тогда попляшешь, — всхлипываю, разворачиваясь и обнимая мужа за талию. Перемещаю ладони в задние карманы его джинсов.
Нам нравится прикасаться друг к другу. Иметь возможность дотронуться до любимого человека — роскошь, которой мы каждый день пользуемся.
Совсем скоро, буквально со дня на день, наша жизнь кардинально изменится, поэтому наслаждаемся близостью с какой-то особенной нежностью, хоть и подначиваем друг друга.
Нам, конечно, сложно уживаться вместе.
За свадебной эйфорией пришла обычная жизнь, к которой мы оба оказались не готовы. Мне надо было привыкнуть к тому, что я не в студии и не с микрофоном, нужно было учиться быть просто женой. Такой, что утром делает яичницу с беконом, а днем забирает деловые костюмы из химчистки. Мои выходы из дома сократились до прогулок по магазинам и салонам красоты. У мужа же жизнь продолжается. Он каждый день работает в офисе в центре Афин и часто возвращается домой не в духе.
А ещё по началу Адриан слишком ответственно относился к беременности и моей безопасности. И это несмотря на то, что Феликса практически сразу же депортировали из страны и определили в лечебницу уже в России. Мы несколько раз созванивались с Лейсан Сабитовной, чтобы уточнить, нужна ли ей помощь. И да… мы с Андреем все еще разные.
Пожалуй, пройдет немало времени, прежде чем мы с Андреем совпадем всеми своими выступами и впадинами. Где надо — достроим, где не надо — постараемся бережно пообтесать. Этот процесс не всегда будет безболезненным, но я верю, что справимся.
На ужин к нам приезжает Наталия. Раз в неделю, обычно по воскресениям, мы стараемся навещать её, а она часто бывает у нас. Мы с ней вроде как даже подружились. Или мне так просто хочется думать…
— Мне все очень нравится, Вера. С таким вкусом ты всё сделала, — восхищается мама приготовленной детской комнатой.
Адриан почесывает подбородок.
— Я предлагал розовые обои или хотя бы шторы…
— Я не позволю воспитывать дочь с учетом гендерных предрассудков, — отвечаю с ослепительной улыбкой, обводя взглядом светло-серые стены и белоснежный декор.
— Ну и правильно, Верочка, — незаметно подмигивает мне Наталия. — В конце концов, ремонт всегда можно переделать.
За ужином мы обсуждаем предстоящие хлопоты. Оказывается, в Греции первые сорок дней не принято появляться с ребенком на людях, а крестины отмечают круче, чем самые пышные свадьбы.
Перед сном, когда мы наконец-то остаемся вдвоем, занимаемся сексом. Не знаю, что именно произошло с моей чувствительностью, но в беременность будто громкость увеличили — каждое движение члена Адриана внутри воспринимается отчетливее и приятнее.
А ночью происходит то, что я так долго ждала. Мы ждали.
— Андрей, — хрипло зову и провожу ладонью по тугим мышцам на спине.
Нахмуриваюсь, не слыша ответа, и стараюсь ровнее дышать.
— Андрей, — требовательнее произношу.
Наблюдаю, как муж незамедлительно отдирает голову от подушки и прислушивается к звукам в комнате.
— Андрюш… — шепчу испуганно.
А потом взвизгиваю, когда он резко поворачивается и укладывает меня набок. Запрокидываю голову ему на плечо и тихо хихикаю. Болезненная схватка приостанавливает веселье, выбивая изнутри легкий стон.
Закусываю нижнюю губу и стараюсь засечь время.
Адриан на автомате стягивает с себя пижамные штаны и одновременно с этим тянет руку к моим трусам. Со щемящей нежностью наблюдаю за ним, забывая обо всем.
— Мокрая вся Вера, — произносит он сонно.
Не сдерживаясь, смеюсь.
— У меня воды отошли. Ты неправильно меня понял.
Тело сзади замирает, а потом Андрей резко вскакивает с кровати, сверкая идеальной задницей и натягивая штаны на ходу.
— Ты… так почему молчишь? — возмущенно спрашивает.
В темных глазах зарождается дичайшее беспокойство, но Адриан будто собраннее становится. Всегда готов быть опорой и надежным плечом.
— Я просто наслаждаюсь твоей покорностью, — легко пожимаю плечами…