Цари мира

XIX

О, сколько воспоминаний будил в нем этот храм! Ведь он был здесь каноником и протонотарием! Каждое утро он здесь служил у гроба Святых Апостолов, каждый вечер он в хоре своих собратий здесь пел вечерню! И как он был счастлив! Как почитаем! Как любим и отличаем Святым отцом. И вдруг он пал… нет, не вдруг, — постепенно. Сперва он увлекся научной критикой, затем протестантскими учеными и свободными мыслителями. Атмосфера Католической церкви ему показалась душной. И он поспешил ее оставить. Был ли он счастлив потом? Нисколько! Нашел ли он, что искал? Нимало! Он катился по наклонной плоскости и чувствовал, что падает, что идет вниз, а не ввысь. Воспитанный в строгой схоластике и неумолимой логике католического учения, он не мог освободить свой ум от того понимания, которое им было усвоено. Он не мог сказать, что он потерял веру. Его вера ему казалась достовернее знания, а знание не теряют, его можно только забыть!

И теперь, когда он стал припоминать, прежняя горячая вера всколыхнулась в нем…

Долго он молился перед серебряной решеткой, уставленной многочисленными лампадами, окружающей спуск к раке Святых Апостолов.

Уже каноники в пределе Златоуста отпели вечерню и повечерие и, в шелковых мантиях с меховыми опушками, возвращались в ризницу. Такую же манию носил когда-то и он… Проводив взглядом своих прежних коллег, Антонио встал с колен и, облегченный молитвой, вышел из собора. Сев на трам, он вернулся к жилищу своего друга. Отец Маркуччи его поджидал.

— У меня есть для вас радостная новость. Святой отец вас простил.

— Простил? Раньше, чем я успел пасть к его ногам и покаяться?

— Он понял состояние вашей души и вас простил. Завтра он вас примет, вот письмо асессора. А ночевать вы можете у монахов Святой Пракседы, здесь рядом. Они друзья нашего бедного падре Виченцо и с удовольствием дадут приют его другу. Отец аббат, настоятель монастыря, уже распорядился, чтобы вам там приготовили комнату. Пойдемте, я вас провожу.

У Святой Пракседы Антонио накормили, ни о чем не расспрашивали и предоставили лучшую, настоятельскую комнату в его распоряжение. Не чувствуя себя от усталости, он лег в мягкую пуховую постель и заснул как убитый. Когда он на другой день утром проснулся, в монастыре был переполох, шум, беготня, точно пожар. Наскоро одевшись, он вышел в коридор и спросил, в чем дело.

— Нашего отца-аббата сегодня ночью зарезали! — был ответ.

— Кто?

— Мафия! На кинжале стоит Мафия! — знак разбойников-демонистов.

Аббат дорого поплатился за свою гостеприимность. Несомненно, разбойник знал расположение комнат, так как по смежным крышам и галереям проник в комнату гостей, которую на этот раз занял игумен. Он бросился на него с кинжалом, но тот, услышав подозрительный шорох, вскочил и стал обороняться стулом. Борьба шла в темноте. Наконец, убийце удалось выхватить стул, ударить им его и всадить кинжал в грудь жертвы, которая тут же упала замертво. Убийца же был схвачен прибежавшими на шум и крики монахами, он был безоружным. Это оказался бывший монастырский служка, год тому назад прогнанный за нерадивость. Предположили месть. Пойманный молчал. Никого не удивило, что такой негодяй принадлежит к мафии. Один только Антонио сейчас же сообразил, что игумен был зарезан по ошибке. Пришедшие доктора нашли раны опасными, но не смертельными и обещали, что менее чем через месяц отец-аббат поправится совершенно. Самая опасная рана оказалась на голове, от удара выхваченным стулом. Антонио не мог быть допущен к раненому. Поэтому он передал свою благодарность братии, а сам, отстояв обедню, пошел к отцу Маркуччи, которому и рассказал про ужасный случай с игуменом.

— Вам сегодня же надо переехать в монастырь Святых Иоанна и Павла. Там вы будете в безопасности. А теперь приготовьтесь к предстоящей аудиенции.

Ровно в 11 часов оба приятеля были у полуоткрытой бронзовой двери, ведущей в Ватикан. Офицер швейцарской гвардии вежливо спросил их, кого им надо.

— Самого Папу, — сказал, смеясь, Маркуччи.

Офицер опешил.

— У нас нет никакого приглашения на аудиенцию, но нас проведет преосвященный кардинал Парокки.

— В таком случае, проходите. Эминенция уже здесь.

Они поднялись по большой каменной лестнице и очутились на дворе Сан-Дамазо. Здесь опять остановка. Папские жандармы.

— Мы к Его эминенции, он велел нам сюда прийти.

— Пожалуйте.

Они прошли на другую, очень отлогую лестницу и поднялись на третий этаж. Здесь за стеклянной дверью жил глава Католической церкви — Римский Папа Лев XIII. У дверей стоял швейцар в живописном средневековом костюме, фантазии Микеланджело. За дверью дежурила рота папской гвардии. Их пропустили, но сейчас же спросили билет для аудиенции. Его не было, но Маркуччи, знавший все ходы и выходы, попросил доложить о себе монсеньору Анджели, папскому личному секретарю. Тот велел ввести обоих, и они очутились в небольшой камере, принадлежащей этому прелату.

— Знаю, — сказал он, — ваше дело. Святой отец вас сейчас примет, кардинал Парокки уже здесь и вас дожидается вместе с монсеньором асессором. По поводу вас, — сказал он Антонио, — вчера было тайное совещание Оффиции в присутствии Его святейшества.

— И что же?

— Я не могу ничего сказать. Это тайна Инквизиции, такая же глубокая, как и исповедная. Но пройдемте к Его эминенции.

И он повел их в коридор, минуя залы, в которых дожидались другие лица, получившие на это утро аудиенции, и вышли в тронную залу, где у закрытых белыми занавесями окон стояли кардинал и асессор и разговаривали.

— Вот наш раскаявшийся брат, — сказал Дженари.

Анджели прошел во внутренние покои и тотчас же вернулся с дежурным камергером в лиловой сутане, который с поклоном попросил кардинала войти. Через несколько минут тот же камергер вызвал асессора.

Прошло мучительных десять минут. Антонио слышал, как у него билось сердце. Наконец открылась дверь, и камергер ввел его и Маркуччи к Папе. Пройдя в маленькую переднюю, камергер открыл дверь в кабинет Его святейшества и доложил: «Падре Маркуччи, синьор Делла-Кампо» и пропустил их.

Войдя, Маркуччи сделал коленопреклонение перед Святым отцом, сидевшим на маленьком троне у стены. Антонио же, будучи каноником, не сделал коленопреклонения, а по привычке хотел пройти прямо, но его удержал Маркуччи. Он спохватился и, смешавшись, сразу опустился на оба колена.

— Venga qui, venga qui![22] — крикнул Папа.

Он поднялся и, подойдя к Папе, снова опустился на колени.

— Дитя мое, — сказал престарелый Папа, — ты искренне каешься?

— Да, Святой отец.

— Останешься верным до самой смерти?

— Да, Святой отец.

— Говори, в чем ты каешься, при всех! Я сам хочу выслушать твою исповедь.