Цари мира

XXXII

Рене Лекуврер служил агентом большого дома «Пти Сен-Тома», вывозившего с Антильских Малых островов хлопок, сахар и кофе. В свою очередь, он поставляли в колонию все припасы и изделия, какие туда требовались из метрополии, так что ввоз покрывал вывоз на месте, а в общем, наживались огромные барыши, дававшие огромный дивиденд пайщикам этого общества. Остров Мартиника расположен на 63°30′ западной широты от парижского меридиана и между 14° и 15° северной широты. Поверхность его 987 квадратных километров, населенных 190 тысячами жителей. Он весь в горах, из которых главная — Мон-Пеле, вулкан. Много речек, еще более потоков. Три судоходные реки: Сале, Лемантен и Монсье. Два главных города — Сен-Пьер и Порт-де-Франс, резиденция губернатора. Почва очень плодородная в равнинах и склонах гор. Главный продукт вывоза: сахарный тростник. Климат приятный зимой, жаркий весной. С июля до декабря сезон ураганов и циклонов. Землетрясения стали часты в конце столетия.

В этой-то земле Лекуврер едва избежал смерти от стихийного бедствия и уцелел только благодаря уходу врачей, удачной операции и выносливости своей натуры. В лазарете, в период выздоровления, он подружился с товарищем по несчастью, сломавшим ногу на той же катастрофе, плантатором Ланглене. Этот Ланглене и отправил по морскому кабелю телеграмму жене Лекуврера, как только тот пришел в сознание и мог дать о себе сведения. Оба выписались из лазарета почти одновременно, и Ланглене пригласил своего нового знакомого к себе на плантацию до окончательного выздоровления. Однажды оба друга сидели на веранде, с которой открывался чудесный вид на море, горы и все окрестности. Налетел шквал и вмиг сорвал плотный деревянный навес, который взвился кверху и отлетел на расстояние нескольких десятков саженей.

— Вот разрешение задачи воздухоплавания, — сказал Рене. — Сопротивление воздуха так сильно, что при скорости 60 километров в час оно способно выдержать давление 200 кило на четыре квадратных метра. Как это люди до сих пор не поднимаются на воздух?

— Скоро этого достигнут, — сказал Ланглене. — Найден двигатель, дающий возможность такого быстрого движения при незначительном весе. Но, по-моему, решение задачи еще не в этом.

— В чем же решение задачи воздухоплавания? — спросил Рене.

— Судите сами, — сказал Ланглене. — Воздушный шар, даже управляемый, всегда будет игрушкой немного свежего ветра. Аэроплан, хрупкий инструмент, при сильном ветре или при неудачном повороте теряет устойчивость, падает и разбивается. Надо изобрести такой аэроплан, который бы мог складывать свои крылья, как птица, и который двигался бы не только против ветра, но и по ветру, следовательно, скорее самого сильного ветра. Его устойчивость должна быть в прямой зависимости от быстроты движения. Такой аэронеф не боялся бы воздушных течений, и никакие аварии ему бы не угрожали. Он, как птица, мог бы летать, куда ему угодно, пролетать ворота, останавливаться у окон небоскребов, гоняться за птицами, перелетать океаны, взлетать на скалы, делать сальто-мортале в воздухе, подобно голубям, и, подобно орлу, бросаться с высоты на добычу…

— Эта задача неразрешимая, — сказал Лекуврер.

— Я докажу, что она разрешима! — сказал Ланглене. — Я еще никому не доверял моей тайны. Мой аэронеф построен и выдержал испытания. Отправимся вместе, и я вам его покажу, только требую, пока я жив, полного соблюдения моего секрета.

Рене обещал, и в один ясный день, когда все дела по отношению к торговому дому были закончены, наши приятели отправились на один совершенно пустынный остров, где работали преданные Ланглене негры из его прежних крепостных под наблюдением опытного инженера. Несколько моделей было готово, но в них оказывались недостатки.

— Вот окончательная машина, — сказал инженер Бризан, подводя приятелей к предмету, напоминающему исполинского жука. — Я его попробовал сегодня ночью, и, по-моему, он достиг желаемого совершенства. Скорость движения может доходить до 600 верст в час, и управляется легко, как игрушка. В случае порчи механизма, он постепенно замедляет ход и плавно опускается на землю. Мы можем сегодня же вечером совершить небольшую пробную прогулку.

На тропиках ночь наступает почти мгновенно за исчезновением солнца за горизонтом. Этого времени дождались наши друзья, чтобы не привлечь ничьих взглядов на свои опыты.

— Пора, — сказал механик.

Ланглене и его друг подошли к машине, казавшейся еще таинственнее в сумраке. Сбоку, под крылом, было отверстие вроде дверцы, в которое они и вошли. Несколько электрических лампочек освещали внутренность. Посреди шел стержень винта, заключенный в футляре; сесть пришлось верхом на него, на мягкие и прочные седла.

Так же уселся и механик — спереди; перед ним возвышалось колесо вроде рулевого и два ряда рычагов и кранов. Электричество было погашено, и друзья увидели, что весь верх бока и передняя часть машины совершенно прозрачны, точно сделаны из хрусталя и стекла. Механик нажал рычаг, и машина, как птица, взмахнула крыльями и поднялась на воздух; еще несколько взмахов, и заработал винт. Крылья распростерлись, как у парящей птицы, и аэронеф полетел, как стрела, по прямому направлению.

— Держитесь крепче ногами, — сказал механик, — мы сейчас начнем наши опыты.

— Поворот налево!

Машина слегка накренилась на левый бок, и поворот был исполнен.

— Подъем кверху!

Заработали крылья.

— Вниз по плоскости!

Аэронеф опустился передней частью вниз, распростер крылья и плавно скатился по воздуху, точно с горы, причем движение ускорилось.

— Спираль по верху!

Это было исполнено с замечательной ловкостью.

— Вниз!

Аппарат сложил крылья и, как орел, бросился с высоты наземь. Не долетев до поверхности моря саженей пять, он снова взмахнул крылами и без дальнейших остановок возвратился к своему ангару, куда и влетел, не задев ни за что, и опустился на самую середину его пола. Электричество опять осветило внутренность, и Ланглене спросил своего друга, как он находит его машину.

— Непостижимо! — ответил тот. — Да, вы действительно вправе утверждать, что задача вами решена!

С этого дня опыты повторялись каждой ночью. Их, скорее, следовало бы назвать упражнениями, так как опыт уже был сделан и оказался вполне удовлетворителен.

Теперь же механик Бризан набивал себе руку и знакомил своего патрона и его друга с деталями управления аэронефом. Несколько раз, когда они брались за руль, чуть не случались катастрофы и мотор летел турманом книзу, и только скорое и находчивое вмешательство Бризана спасало их от купания в океане.

Наконец наступил день отъезда корабля из Гваделупы, с которым Лекуврер должен был возвратиться во Францию.

Ланглене и Бризан его провожали.

— Дорогой друг, — сказал первый, — я все свое состояние употребил на это дело. Воспользоваться этим изобретением я не в состоянии, хотя желал бы, чтобы оно послужило для общего человеческого блага. Бризан специалист и весь поглощен своими машинами и моторами. Поэтому вся моя надежда на вас, что вы, Рене, используете его на общее благо. Вы молоды и энергичны. Поезжайте в Европу, ликвидируйте ваши дела с фирмой «Пти Тома» и возвращайтесь сюда с вашим семейством. Нам предстоит еще много дела и работы вместе. Наш аэронеф послужит могущественным средством для сплочения людей в одну семью и первым звеном для искоренения войн, таможен и даже границ. Только бы он не попал в руки злых людей и не сделался бы орудием насилия! Поэтому я так ревниво его и оберегаю.

Лекуврер обещал вернуться и посвятить свою жизнь этому делу.

Бризан прибавил:

— Наше изобретение создает переворот не только в социальном, но и в экономическом строе.

— Но так, — сказал Ланглене, — оно послужит звеном к более изумительным открытиям не только по части воздухоплавания и передвижения вообще, но и по другим отраслям технического искусства! Что же касается исследования земной поверхности и ее тайн, то, благодаря аэронефу, оно перестало быть сопряжено с трудностями, и все препятствия превзойдены. В смелых руках эта машина способна доставить и богатство, и могущество, и власть над всем миром.

После первых минут сладостного свидания Лекуврер объявил жене, что он принужден оставить фирму «Пти Тома» и переселиться на Антильские острова, куда повезет и ее и ребенка. Он не объяснил причины, сказав только, что нашел место, лучше оплачиваемое. В действительности, он не знал, какую роль он будет играть в деле изобретения Ланглене и сколько будет у него получать. Все это он надеялся выяснить письменно, будучи от природы человеком очень застенчивым и любящим изъясняться письменно и избегать устных переговоров о вещах более или менее деликатных. Он очень удивился, когда Габриэль ему рассказала историю Жанны и сказала ему, что она ее взяла жить к себе по просьбе госпожи Дюпон. Рене ничего не сказал, но видно было, что это ему неприятно. Жанна, между тем, чтобы не стеснять супругов, устроилась в другой комнате и раздумывала о том, как ей теперь быть. Она решила переехать и приняться за прежнее ремесло. Она не унывала, эта бодрая женщина, у нее была цель в жизни: ее будущий ребенок.