Цари мира

XXXI

Габриэль вернулась в ателье сияющая. Жанна ей очень понравилась. Особенно ее подкупило то, что Жанна тотчас же приласкала Тото, и Тото к ней сейчас же пошел на руки. Ребенок оставался обыкновенно на попечении соседей или консьержа, теперь же Жанна заявила, что она сама будет с ним сидеть в отсутствие матери. Она же убрала комнату, выстирала белье, сготовила обед, одним словом, оказала тысячу маленьких услуг женщине, которая ее приютила. Габриэль не имела еще подруги по сердцу. Поэтому мысль иметь таковую в Жанне ее восхищала; она с нетерпением считала часы до окончания работы и, когда окончился рабочий день, поспешно собралась и побежала домой.

Жанна и Тото ждали ее за накрытым столом, за которым дымился уже готовый обед. После поцелуев матери с ребенком подруги обнялись, и Габриэль выразила удивление хозяйственности Жанны. Сели за стол. Годовалый Тото сидел тут же на высоком стуле, умытый, чистенький, в накрахмаленном нагрудничке.

Подруги весело разговаривали, и Жанна немного забыла о своем горе. Строили планы. Переменять квартиру они не будут, им и тут не тесно. По праздникам они будут ходить к торжественной обедне в приход, а после обеда — на прогулку в Булонский лес. Обед прошел весело. Давно Габриэль не видела такого сытного и хорошо приготовленного обеда.

Бутылка легкого бордо украшала стол. Тото, получив яблоко, соскочил со стула и стал играть в свои игрушки. Наступили сумерки. Габриэль уложила своего ребенка, Жанна убрала со стола. Обе молодые женщины сели рядом на диване и продолжали начатый разговор. Вдруг в дверь постучали. Консьерж привел телеграфного рассыльного.

— Это, верно, от сестры Марии, — сказала Жанна, — что она благополучно достигла Англии.

— Нет, — сказала Габриэль, — странно, я не понимаю, что это значит! Ах, Жанна, прочти! Что со мной, я грежу…

Жанна взяла депешу и громко прочла:

«Из Мартиники. Каблеграмма. Габриэль Лекуврер. Ваш муж нашелся, он жив, поправляется, скоро выпишется из больницы, возвратится во Францию через месяц».

— Жанна, Жанна! Ты мне принесла счастье! Он жив. Мой муж жив, я не вдова, Тото не сирота!..

И они обе залились слезами.

С этого дня Габриэль только и жила надеждой увидеть воскресшего для нее мужа. Она сбросила траурные платья, которые носила уже несколько месяцев после известия о вероятной гибели ее дорогого Рене.

Как это случилось, что он столько времени не давал о себе вести?

Все объяснилось с приходом первого антильского парохода, привезшего Габриэль собственноручное письмо ее мужа.

«Во время землетрясения (писал он) я был поранен обломком скалы в голову и потерял сознание. Когда я пришел в себя, оказалось, что я уже четыре месяца в больнице, мне сделали операцию, вынув осколок кости из мозга, и я теперь поправляюсь. Со следующим пароходом надеюсь возвратиться».

Но следующий пароход пришел, а Рене не приехал. Пришло новое письмо.

«Милая Габриэль, я должен остаться еще на месяц. Я выздоровел совершенно, но по поручению фирмы должен привести в порядок запущенные дела. Одно плохо: здесь теперь сезон ураганов и сообщения с островами затруднены, а мне приходится делать разъезды на Гваделупу и другие острова. Но терпите, не падай духом. Во всяком случае, через месяц я вернусь к тебе и нашему дорогому Тото».

Этот день Габриэль грустила, а Жанна ее ободряла. Габриэль хотела было сама ехать к мужу, но это было неблагоразумно, и ее легко убедили этого не делать, так как она может с мужем разъехаться и его не найти: ведь он в разъездах и легко может из любого места взять попутный пароход во Францию, не возвращаясь в Сен-Пьер.

Прошел месяц. Рене не возвращался и не подавал вести. В конторе фирмы «Пти Тома» узнали, что он привел в порядок все дела торгового дома и выехал из Сен-Пьера, но куда и с каким пароходом, неизвестно. Они обещали дать знать госпоже Лекуврер, как только будут иметь какие-нибудь о нем известия. Жанне снова пришлось утешать подругу.

В этот день, вернувшись из ателье, Габриэль как-то особенно грустила. Уложив Тото, Жанна уселась около грустившей подруги. Они в сотый раз перебирали все возможности, почему не дошло письмо, почему он не писал, почему письмо запоздало и т. д. до бесконечности. Вдруг постучали. Габриэль вскочила, открыла дверь и очутилась в объятиях своего вернувшегося мужа! Оба плакали от счастья и не могли наглядеться друг на друга.

— Рене! Милый, воскресший Рене! Ты жив! Ты нам возвращен!