Цари мира

XXIII

— Пойди к ним, дитя мое, и скажи, что я здесь и сейчас приду к ним сама, — сказала монахиня, отпуская Жанну.

Та вышла и постучала к товарищам. Те еще не ложились и приводили в порядок свои бумаги. Они удивились появлению Жанны, но когда та сказала им, что здесь сестра Анри, они так изумились, что не хотели ей верить. Оба встали и направились к соседней комнате: она была пуста и темна. Зажгли огонь. Жанна узнала комнату, в которой была монахиня, но теперь от нее не было и следов.

— Жанне померещилось, — сказал Анри.

— Нет, мои друзья, я ее не только видела, я ее обнимала и целовала. Она здесь где-нибудь. Да вот и ее вещи, — радостно вскрикнула молодая женщина, указывая на чемоданчик.

В это время дверь отворилась, и вошла со свечой в руках сама игуменья; она подошла к брату и, видя, что он смотрит на нее во все глаза, как испуганный, сказала:

— Ты меня не узнаешь, брат мой? Как ты странно смотришь! Ведь я не привидение!

Дюваль потихоньку перекрестился. Когда же та хотела к нему подойти, он сперва стал отступать, а когда она прибавила шагу, он заорал и бросился бежать из комнаты…

— Жанна, ради Бога, объясни, что с ними? Ты мне не сказала, что они оба помешались.

Жанна, смеясь, подошла к монахине и, целуя ее, промолвила:

— Они воображают, что вы привидение, так как вошли сюда, и ничего не оказалось!

— Да, я спустилась вниз к хозяевам сказать им, чтобы они сказали моему шкиперу, что я дальше не поеду. Ведь я из Генуи села на каботажный пароход, чтобы ехать в Ниццу, в гавани которой я надеялась вас встретить на «Ла-Стелле». Я разыскала ваши следы в Генуе, куда нарочно прибыла из Лондона, чтобы видеть брата, а он стоит, как дурачок, и не хочет даже поздороваться со своей сестрой.

Анри бросился целовать руки своей сестры. Дюваль осторожно притворил дверь и просунул голову. Видя, что «привидение» спокойно сидит на стуле и все с ним разговаривают, он решил войти и сконфуженно поздоровался с ее высокопреподобием.

Несмотря на усталость, друзья просидели всю ночь. Расспросам и рассказам не было конца. Они разойтись в шесть часов утра, когда ударили к обедне, и кармелитка отправилась к богослужению. Жанна захотела ей сопутствовать. Мужчины — слабый пол — предпочли отдохнуть.

— Где мы? — спросила Жанна монахиню.

— Это Савойя, на пути между Генуей и Ниццей.

— Недалеко мы от Генуи?

— Должно быть, недалеко, я приехала морем, часа три.

Набожно отстояв обедню в ближайшей церкви, обе женщины вернулись в остерию. Они не желали будить друзей, но что-то необычайное у их двери, мимо которой им пришлось идти, остановило их внимание. Сапог Жанны наступил на что-то мокрое. Это «что-то» текло из-под двери. Жанна нагнулась и упала без чувств. Кармелитка, схватив Жанну, нагнулась тоже: «мокрое» — было кровь!

Опустив Жанну на пол, монахиня дернула дверь — она была не заперта — и вошла в комнату. Два дорогих человека лежали без дыхания, зарезанные. Анри, — раскинув руки, с полуоткрытым ртом. Рана была нанесена спящему в сердце. Его друг лежал со стиснутыми кулаками и страшно раскрытыми глазами. Грудь его имела три колотых раны, из которых так обильно струилась кровь.

Среди пола валялись разорванные бумаги. Монахиня стала звать на помощь. Сбежались люди; они рассмотрели над кроватью Дюпона приколотую к стене кровавым кинжалом с надписью «Мафия» карточку Лебюфона. Сестра убитого велела позвать комиссара. Тем временем, она убедилась, что планы похищены. Прибыла полиция. Обе женщины дали все необходимые показания. Убитая горем Жанна объяснилась на итальянском языке, так как она отлично им владела, живя в Ницце среди итальянцев.

Комиссар, видя, что здесь замешана каморра, вел следствие довольно вяло. Вдруг Жанна преобразилась. Улыбка счастья мелькнула на ее лице.

— Сестра, — сказала она тихо монахине, — я чувствую что-то необычайное: я чувствую в себе ребенка. Я беременна… Память и дело Анри не умрут бесследно: сын Анри отомстит за отца…

— Дитя мое, — сказала кармелитка, — а я буду за него молиться. Но, чтобы тебя не нашли его убийцы, я тебя увожу с собою. Господь сохранит его будущего ребенка!