Возвратимся к экс-канонику Делла-Кампо, заключенному в душной келье монастыря Святых Иоанна и Павла, устремившему взор в зияющую перед его окном пропасть.
«Нет, я с ума сойду, — подумал он и оторвался от притягивавшей его пустоты, — надо чем-нибудь заняться». Он сел у письменного стола, на котором лежали бумага и перо и стояла чернильница. Машинально он окунул перо в чернильницу — она была без чернил! Тогда он не выдержал. Подойдя к двери, он отворил ее и вышел в коридор. Не успел он сделать двух шагов, как перед ним вырос настоятель.
— Куда это вы идете?
— Ваше преподобие, — ответил Делла-Кампо, — я ни минуты более не останусь в вашем монастыре. Потрудитесь меня выпустить.
— Сделайте одолжение. Берите свои вещи и удалитесь. Мне приказано нисколько не стеснять вашей свободы.
Антонио вернулся в келью, взял свой сак и в сопровождении игумена спустился к воротам. Там он оставил вещи и пошел за извозчиком на площадь Святого Григория. Взяв фиакр, он вернулся к монастырю, положил свой чемодан и, простившись с настоятелем, велел ехать на вокзал железной дороги. Куда он поедет из Рима, он и сам не знал. Только бы подальше от этого города, где у него столько воспоминаний! На вокзале Термина он сдал свой чемодан, а сам, не желая ждать несколько часов на вокзале, вышел на улицу. Жара уже спала, улица была покрыта гуляющими. Пройдя мимо строящегося под кварталом туннеля, он хотел повернуть назад, как вдруг увидел своего знакомого, молодого русского художника Милославского, более известного под псевдонимом Альфред, которым он подписывал свои картины.
Лицо его в первую минуту поражало своей дурнотой, но впечатление это изглаживалось по мере более близкого с ним знакомства. Это был человек души редкой доброты, чудного характера и выдающийся талант или, вернее, два таланта. Он играл на скрипке — как Саразатте[24], писал картины — как Рафаэль. Но талант его безбожно эксплуатировался продавцами древностей. Они заказывали ему копии лучших мастеров, которые и продавали иностранцам за громадные деньги, ему же платили так мало, что едва хватало на полотно и краски. Играть же он никогда не решался при чужих. И только друзья его — большинство артисты — имели редкое счастье слышать его игру, которая хватала за сердце и могла извлечь слезы из самых нечувствительных очей.
— Дон Антонио! Вас ли я вижу! — вскричал Альфред, увидав каноника. — Вы в Риме и мне не дали знать?! Пойдемте ко мне, я сегодня получил за картины, и у меня готовится вечеринка, на которой вы встретитесь с нашими общими приятелями, они все дали слово быть! Будет очень весело, будут модели.
— А я собирался сегодня же уехать, дорогой Альфредо.
— Куда?
Тот замялся.
— Думаю, в Париж, но еще не решил.
— В таком случае, вы успеете уехать и завтра. А сегодня повеселимся! Кстати, почему вы в таком костюме? Или вы вернулись к католичеству?
— Что делать, дорогой друг, я овдовел и нашел, что вдовцу приличней быть в сутане, чем в белом галстуке. Но я потерпел фиаско и сам не знаю, что буду делать.
— А убеждения?
— У меня убеждения пока одни: надо жить!
— Вот, смотрите, как люди живут, — сказал Альфред, указав на какого-то типа, остановившегося среди улицы и собравшего толпу.
Они подошли и увидели субъекта в черном хитоне вроде рясы, опоясанного веревкой, босого, с непокрытой головой, с длинными волосами и бородой и без всякого признака белья.
— Какая гадость! — говорила дама, проходя мимо.
Он же стоял на каменной ступеньке и проповедовал:
— Берите пример с меня! Поближе к природе. Только природа, и больше ничего! Ходите босыми и нагими! Не стригите волос! Гуляйте как можно больше! Спите под открытым небом, ешьте все, что хотите, и как можно больше. Пейте, сколько вам угодно! Вино после пива и пиво после вина, только выходите проветрить голову! Кто хочет мою фотографию? Два су! Кому мою брошюрку о здоровой жизни? Два су! Три су то и другое!
Несколько рук с медяшками потянулись к шарлатану, и тот стал раздавать свои брошюрки и карточки. Кто-то протянул ему лиру. Взяв ее, он покончил раздачу и направился в лучший ресторан на Корсо. Наши приятели шли той же дорогой и увидели, как тот сел у зеркального окна и как перед ним поставили бифштекс с хреном и бутылку вина. Несколько человек остановились у окна. Голодные с завистью смотрели на этот спектакль и порывались зайти в ресторан за милостыней, но их гнали гарсоны. Альфред вытащил из бокового кармана мелочь и раздал бедным, которые обступили его так, что он насилу проложил себе дорогу до своего дома на Корсо, куда и завел своего приятеля.