Цена свободы

Добрый след

Шустрые облака, обгоняя друг друга, вольно плыли над посёлком, а вскоре скрылись и вовсе. Солнце то появлялось, то исчезало. Чувствовалась осенняя прохлада. Робко посыпал девственный снег. Баба Таня шла не спеша, вперевалочку, по давно исхоженной ею улице к дому, в котором жил когда-то Михаил Игнатьевич. Проживал он там со дня своего рождения. Дом заметно постарел, скукожился, даже крыша в некоторых местах обросла кусками мха. Окна чуть ли не вросли в землю. Не раз дети невзначай выбивали стекло мячом. Стеклил, но не ругался, любил детей. Вся ребятня в округе его знала и относилась с уважением. Бывало, попросят:

— Дядь Миш, подкачай мячик, а мне колесо выровняй — восьмёрку сделал.

— Что ж ты, Васёк, гоняешь, ладно велосипед, так на тебе живого места нет, весь в ссадинах. А мать-то за штаны всыплет. — И засучив рукава начинал выправлять колесо. Часто помогал детворе выпутываться из неловких ситуаций. Бывало, нашкодит кто из детей в школе, а учитель:

— Завтра без матери не приходи!

— Ага, — согласится тот.

Глядишь, назавтра вместо мамки или папки дядя Миша приходит.

— Саша, а где твой отец или мама, почему не пришли? — спросит учительница.

— А они дяде Мише поручили, — слукавит Санька, виновато насупившись на дядю Мишу.

Понимала это учительница и ругала уже не Сашу за его проделки, а самого дядю Мишу, подмигивая, конечно. Глядишь, с этого дня Санька образцово-показательным учеником становился. Да не только по поведению, но и по учёбе подтягивался. Стыдно было дядю Мишу подвести. Помимо этих визитов, два раза в год ходил в школу на родительское собрание. Не к своим детям, своих детей у него не было. Чужие дети были для него своими. Вся ребятня знала, что он к ним на собрание ходит. Порой родителям не скажут, а ему сообщат:

— Дядь Миш, сходи вместо мамки, она не сможет, — попросит Петя.

— И у моей не получится, — добавит Стёпка.

Бывало, сами родители просили. Михаил Игнатьевич соглашался, но детям ставил свои условия. А условия были простые — как можно больше пятёрок и никаких пропусков уроков. Обещали, однако промашки были. А кто их не делал?.. Зато кто пятёрку получит, сначала к дяде Мише бежит показывать, а потом домой. Конечно, не за физкультуру, а за серьёзные предметы.

Дядя Миша жил экономно на скромную пенсию. Ему хватало, ещё умудрялся и откладывать. Однажды купил велосипед.

— Игнатыч, неужто молодость вспомнил, коня себе железного приобрёл? — спросила продавщица, зная, что ему далеко за семьдесят.

— А что, разве я настолько стар, что и проехать не смогу?

Однако же велосипед купил не себе, а подарил на две многодетные семьи. Знал, что родители не в состоянии купить, вот и распорядился: всё лето до глубокой осени велосипед должен перекочёвывать из одной семьи в другую. Три с половиной дня у Колесовых и три с половиной дня у Пищулиных. Так и сдружил эти семьи, одно время они были в ссоре.

Всё как-то у него получалось, ко всем находил подход. Спиртным не увлекался, не курил, разве только на войне покуривал, даже немец как-то ему закурить дал, как он рассказывал. Лежит дядя Миша раненый, кругом камыши, стрельба идёт, оборачивается, а в двух шагах от него немец, и тоже раненый, и тоже в ногу.

— Всё, — подумал Михаил, — вот и смерть пришла.

Даже боль в ноге стихла на некоторое время. Патроны как назло закончились. Протягивает ему немец папироску и показывает на себя, что тоже закурит. А Михаил в мыслях: гутен морген, гутен таг, дам по морде — будет так. «Да-а-а-а, — думает он, — кто же кому по морде даст?» Оба в одинаковом положении, и встать нельзя — пули свистят. И на ногу наступить — боль адская. Немец явно был старше его, и намного, прикусывает губы, но не кричит, видать, тоже боль невыносимая. Покурили молча и поползли в разные стороны. Часто потом дядя Миша этот случай вспоминал и всё размышлял: «Ведь мог бы немец его пристрелить тогда, а нет, ещё и закурить дал».

Воевать долго не пришлось, после госпиталя комиссовали. Ногу до самого колена отняли. В его-то двадцатитрёхлетие. И… Да что, не прошло и года, как женился Михаил. Женили. Может, и к лучшему, а то поначалу в рюмку стал заглядывать, да и мысли дурные в голову лезли. Машеньку, жену, полюбил чуть позже, чем женился.

— Как-то выбрался в город дядя Миша, — рассказывала мне Татьяна Сергеевна, — и купил добротный волейбольный мячик. Волейбольную сетку сплёл сам, целый месяц плёл. Все деревенские ребятишки выходили в поле и гоняли мяч. Опять же были условия — двоечники могли поиграть не более десяти минут в день. А что такое десять минут — это значило подразнить себя. На следующий день двойка исправлялась на четвёрку, а то и пятёрку. Ай да дядя Миша, вечно найдёт лазейку к учёбе! Но никто не позволял себе обмануть его. Просто было стыдно. Порой мальчишки приходили к нему с просьбой решить задачку, да что мальчишки, девчонки тоже. А задачки Михаил Игнатьевич щелкал как орешки. Умел объяснять, причём старался в игровой форме. Так лучше доходило до детей. Сам же в школе проучился всего семь лет, затем — школа рабочей молодёжи, усердно занимался и окончил томский техникум. В городе-то и побывал, пока учился, всю оставшуюся жизнь так и прожил в своём небольшом посёлке. Был женат дядя Миша в свои двадцать три года, а вот детей почему-то Бог не дал. Поехала как-то жена в Ташкент, да так и не вернулась. Ездил, искал, родню расспрашивал, но в тот день, когда она туда приехала, было землетрясение сильное. И кто знает. Ни тела, ни дела… Так и вернулся ни с чем. Много лет прождал. Запросы делал, но увы…

Не единожды приходили свататься к нему, а он отшучивался:

— А вдруг Машенька моя явится, вот что я тогда с вами обеими делать буду? — Посидят, попьют чай, на этом и дело заканчивалось.

Одним недостатком страдал Михаил, с детства горбатым рос, а тут ещё в сорок третьем здоровую ногу на деревяшку сменял. С годами вообще к земле склонился. Но жил и радовался чужому счастью, и все к нему тянулись. Осенью, казалось бы, в деревне детворе вдоволь побегать можно, а нет, когда начиналась копка картофеля, дети, словно сговорившись, прибегали к нему и в два захода выкапывали весь картофель, это несмотря на то, что у каждого в семье были свои огороды.

— Ребята, да я сам, сам управлюсь, вы отдыхайте, сил набирайте, скоро снова в школу.

— Не-е-е, — отвечали чуть ли не хором, — нам нетрудно.

А какие вкусные драники жарил Михаил! За обе щёки уплетала ребятня. Ещё всем деревенским жителям, кто попросит, валенки подшивал, ни копейки не брал. И для подростков маленькие коромысла делал, тоже бесплатно.

Вот уже и восемьдесят, по-иному засветило солнце в дяди Мишино окно. И года своё взяли, не такими послушными руки стали. Полез как-то он на крышу, хотел кирпичи сменить на трубе. Понадеялся на себя, да куда там, подвела деревянная ноженька, сорвался с крыши. Надолго попал в больницу. Там-то он и встретился с Татьяной Сергеевной. Одинёхонька и она давно была. Никто её не проведывал. И стали они друг для друга опорой. Ходила к нему каждый день, печку топила да кушать варила.

Но у дяди Миши после падения с крыши что-то стряслось с рассудком, вскоре увезли его в Томскую психиатрическую больницу. Часто навещала его Татьяна Сергеевна, сама старенькая, ездила из деревни в город каждую неделю. Приехала однажды домой, а дома-то и нет своего, сгорел, пока к Михаилу ездила. Так и осталась в его доме жить. А вскоре забрала Михаила. Жалко стало. Мало порадовались друг другу.

Вот уже не одну зиму скучает без Михаила Татьяна. Ушел в мир иной. Добрый след оставил, добрую память о себе. А сегодняшний первый выпавший снег навсегда запорошил и Татьянин след. Светлая им память. Быть может, там встретятся?..