Людей в автобусе набилось как сельди в бочке. То тут, то там, то в конце салона слышно перекличку маленьких деток — показывают свои капризы. И покажешь тут… На улице за тридцать — июльская жара.
Я сидела на втором сиденье, а рядом со мной полная женщина неопределённого возраста. Позже узнала, что ей, тёте Вере (отчество так и не расслышала, хотя ухо держала востро, каждое словечко хотелось поймать. Уж больно интересно рассказывала), так вот, ей далеко за шестьдесят. Но говорунья, любит поболтать. И правильно, что сидеть букой. Не скучно было, хоть и в пробку попали. Я, как всегда, ехала в Академгородок, дорога дальняя, но на этот раз время пролетело незаметно, и всё благодаря тёте Вере. Даже и жара не помеха, утру со лба пот и дальше слушаю. Забавно.
Первые минуты, когда зашла, она сидела тихо, то поправляла подол платья, то копалась в сумке, но это первые минуты… Я ещё подумала, наверное, деньги ищет, рассчитываться собралась, и стоило на одну остановку в автобус садиться? Вот и угомонилась, устроилась поудобнее и при виде белокурой девушки с кудрявыми волосами как рассмеётся, аж рот ладонью прикрыла. Ну, думаю, что-то вспомнилось. Улыбнулась ей, а она мне:
— Молодая драчливая была, ух, драчливая, — покачала головой. — И ребенком в садике дралась, мамка рассказывала, и дома со старшими братьями, правда, они мне порой уступали, и в школе училась — тоже дралась, — вздохнула.
Я чуть подвинулась, а она продолжила:
— Но это когда мы в деревне жили, затем в город переехали к маминой сестре, — сбавила голос, — тут уж я не дралась — городская стала, а мне в аккурат в техникум надо было поступать, школу-то успела в деревне окончить. А брат старший так и остался в деревне, — махнула рукой, — да ну его. Но зато есть куда приехать, воздухом родным подышать, куда лучше этого, — она окинула взглядом стоявших людей. — Жарища сегодня, говорят, весь июль таким будет.
Я кивнула.
— Куда к чёрту, дышать нечем, — утёрла носовым платочком лицо.
— Ага, — поддакиваю я.
— Так вот, — и она снова рассмеялась, на этот раз тише. Я улыбнулась, приблизив к ней ухо, ведь одним слышу, второе — никакое…
— Я на третьем курсе замуж за своего Генку вышла, он старше меня немного, уже армию успел отслужить. А я верна ему была, ох верна…
— Любили, видно, — подытоживаю.
— Видно, а может, так мамка воспитала. Она мне всегда говорила, словно наказ давала: Верка, замуж выйдешь, мужу своему не перечь, не изменяй, всегда верной будь, тогда не будешь клятой-мятой.
— Да, — соглашаюсь, кивая.
— Так вот я и была верна, доверчив-а-а, — протянула она, — а соседка Танька, что напротив жила, подтрунивала вечно, мол, доверяй да проверяй. Её муж с моим Генкой на Басандайку пару раз ездили, рыбачили. — Знаешь такую речку? — спрашивает меня.
— Знаю, — снова киваю.
— Вот и поехал он в очередной раз, не знаю, один или с Андреем Танькиным. Только через часок-другой я в магазин на Песочки пошла. Знаешь такой? — снова спрашивает меня.
— Конечно, знаю, я жила там рядышком, на Новокиевской.
— Во-о-о, так мы там и жили, рядом с мостиком, только на Киевской.
— А я по тому мостику каждый день ходила, — хвастаюсь.
— Так вот, я только мостик прошла, — продолжила она, — смотрю, а мой Генка стоит за мостиком-то. У кустиков. И поглаживает вот такую, — она снова кивнула в сторону всё той же белокурой девушки.
Мне сразу вспомнилась речка Ушайка, мостик и заросли по обе стороны, даже купалась в этой речке. Как же это было давно…
— Ну, думаю, берегись, не зря мне Танька намекала — гляди в оба. Вот и углядела… Подбегаю тихонько, за секунду, сама не своя, только и слышу от неё: Геночка, Геночка. Я тебе покажу Геночку, я тебе устрою… Да так её ловко поймала за кучеряшки, да так оттаскала! От души, саму трясёт, столько злости. А она и слова вымолвить не может. Молчит, — заулыбалась тётя Вера, и я тоже, ожидая продолжения.
— Может, я и ещё бы потаскала её за кудлы-то, да как-то жалко стало. Вроде даже и силы кончились. Прошёл пыл. Да и Генка-то разнимать взялся. Я и ему вскользь наотмашь, но вскользь. Да хорошо, что вскользь, а то кто знает… Ишь, говорю, рыбалку устроил, рыбёшку поймал…
А сама смотрю и не пойму, вроде бы и не Генка, так, слегка похож, и костюм спортивный такой же, ему тогда мой брат подогнал, с лампасами.
— И у меня такой был, — вставила я, — тогда мода была, в восьмидесятые, все такие носили, — но смех разбирает, представила картину…
— Да ты только подумай, ведь это на самом деле оказался вовсе не Генка, а Венка. Вот как я так услышала? — задает сама себе вопрос, и думаю, не в первый раз.
Тут я рассмеялась, припоминая, как зачастую не то слово слышу. Она тоже заулыбалась. Люди, рядом стоявшие, заулыбались, наверное, слышали наш разговор. Громко она рассказывала.
— Тогда ей и говорю, — продолжила тётя Вера, — ты уж меня прости, попутала я. И давай на Генку, а теперь уже на Венку, чего, мол, молчал, сразу бы и сказал, что Венка ты, а не Генка. Ведь я когда к ним подлетела, он что-то в траве искал, может, что обронил.
«А ты меня спросила, кто я?» — начал было он. Да такой скромный оказался. Наверное, Генка-то мой точно бы ответил, даже если бы и виноват был, а этот… А та стоит и кудельки свои, уже ненужные, стрясает с себя. Раскраснелась. «Лучше бы мне врезала, — говорил Вениамин, помогая избавиться от выдранных мною волос». А мне как-то неловко стало. Со-о-вестно-о, — протянула.
— Ну, простите вы меня, простите. Попутала я, — оправдываюсь, — и костюм схож, и росточком ты на Генку моего похож… «Ага, похож», — сказал во зле. А сама думаю, наверно, парень, ты провинился, ведь ничего случайного не бывает. Да и тютя-матютя такой. Урок будет, а если б к этой девке парень какой приставать стал, тоже бы стоял, молчал? Но это я про себя подумала, вслух не сказала. Не-е. Всё прощения просила. А после так смеялась, так смеялась, что до сих пор, как увижу вот такую кучерявую… — тут она снова приподняла голову, чтобы увидеть рядом стоящую блондинку, но её уже не было, скорее всего, вышла или кто место уступил. Хотя вряд ли.
— Ох! — всплеснула рукой тётя Вера.
— А что дальше? — спрашиваю.
— Да что дальше. Дальше я вот из-за тебя остановку проехала, пока рассказывала.
— М-м-м, — промычала я сожалеючи.
— Придётся теперь назад возвращаться по такой жаре. — Сжав губы в трубочку, выпустила струю воздуха, — а ты не поверишь, ведь живу я теперь с этим Венкой, за сороковник перевалило как вместе. Спокойны-ы-ый. Нет-нет да и вспоминаем тот случай, смеёмся. А Генка мой помер вскоре после этого случая. Под машину попал. На похороны Венка и пришёл. Он, оказывается, с моим Геннадием в одной части в армии служил. Так и свела нас судьба. Так и живём вместе, — погладила она свою сумку, поглядывая на выход.
— А белокурая как? — спешу с вопросом.
— А никак, ей, оказывается, поделом досталось, был у неё и муж, и сынишка малой, а хотела Венку окрутить.
— Ой, пошла я, и так возвращаться придётся, а то с тобой и до Академа доеду, — улыбнулась, передав за проезд.
Автобус уже наполовину был пуст. Ещё одна остановка, и мне пора выходить.