Чаша Бланшара

ГЛАВА 25

Томас Уильямс переступил через порог, а за ним вошел посиневший от холода круглощекий мальчуган с темными глазами лет десяти. Его темные кудрявые волосы, совсем как у матери, прилипли ко лбу, и вода, стекая с них на промокшую одежду, оставляла лужи на полу.

— Питер! — воскликнула Агнесс, прижимая промокшего сына к груди. — Что могло случиться? Как ты попал сюда?

Между приступами дрожи Питер объяснил, что, после того как миссис Кэтчпоул написала Агнесс письмо, состояние ее значительно ухудшилось. Ее сестра была слишком занята, ухаживая за больной, чтобы еще присматривать и за ребенком. Поэтому она посадила Питера в дилижанс и заплатила кучеру, чтобы он проводил его до Фостер-лейн. Но, когда они приехали в город, кучер сказал, что у него другие важные дела и времени провожать Питера нет. Его оставили недалеко от Фостер-лейн, в месте под названием Стрэнд, и сказали, что он легко доберется пешком.

— Подлец! Негодяй! — возмутилась Агнесс, раскрасневшись от гнева. — Бросить беззащитного ребенка! Как бы я хотела добраться до этого мерзавца…

Тем временем она стащила с Питера промокшую одежду, завернула его в одеяло и стала греть бульон.

Она как раз намазывала маслом толстый кусок хлеба, когда в кухню вошла миссис Тули в поисках ложки для своего эликсира. Экономка была в ночной рубашке, на ее плечо свисала седая косичка. Она водрузила на нос пенсне и изумленно уставилась на Томаса Уильямса и ребенка, завернутого в одеяло из конского волоса и сидящего у огня. Затем она перевела недоумевающий взгляд на Агнесс, чье лицо излучало больше тепла, чем ей когда-либо приходилось видеть. Цвет же лица миссис Тули, напротив, из бледного стал серым, таким же как ее косичка.

— Миссис Мидоус, — произнесла она дрожащим голосом, — мне нет необходимости напоминать, особенно вам, что слугам в этом доме не разрешается принимать никаких гостей! Этот мужчина не работает в доме, равно как и ребенок. Надеюсь, вы сможете дать разумное объяснение их присутствию и позаботитесь, чтобы их немедленно здесь не было. Вы знаете, что я приболела. Как могли вы совершить такой непростительный поступок? Я думала…

— Могу я представить вам мистера Томаса Уильямса? — перебила ее Агнесс. — Он один из ремесленников в мастерской мистера Бланшара и пришел, чтобы сообщить мне кое-что, касающееся Роуз и пропавшей чаши для охлаждения вина. Вы знаете, что я помогаю ее вернуть.

Но миссис Тули только слегка подобрела, и ее голова качалась на шее, как лист на ветру.

— А ребенок?

Агнесс налила немного бульона в чашку.

— Мистер Уильямс подобрал его на пороге и привел сюда, потому что малышу некуда было больше идти, — сказала она.

Агнесс протянула чашку Питеру, которого так напугали строгость и недоброжелательность миссис Тули, что он отказался есть и безвольно свесил руки.

— Он подобрал его на пороге? Тогда позвольте вас спросить, мистер Уильямс, кто внушил вам, что кухня одновременно является приютом или больницей для найденышей? — заикаясь, спросила экономка.

Агнесс, красная как рак от переживаний, взяла ложку и попыталась уговорить сына съесть хоть немного горячего бульона.

— Разумеется, мне такое и в голову не приходило, мадам, — ответил Томас Уильямс, избегая встречаться взглядом с Агнесс. — Я только хотел помочь. За ребенком хорошо присматривают, но так вышло, что он потерялся. Я подумал, что мы можем его ненадолго приютить, а потом решим, куда его отправить.

— Ваши филантропические склонности достойны всяческой похвалы, сэр, — сказала миссис Тули, выпрямив спину и сжав губы так, будто ей пришлось отведать уксуса. — Но кто дал вам право распространять их на мою кухню? Вне всякого сомнения, у него полно вшей и всяких других насекомых. Дорис завтра придется выскребать здесь все с каустиком… Если ты знаешь, что для тебя лучше, мальчик, ты заберешь свои вещи и уйдешь, — продолжила миссис Тули, внезапно повернувшись и обращаясь непосредственно к Питеру. Тон у нее был ледяной. — Иначе мне придется послать кого-нибудь из лакеев за стражником.

— Нет, я этого не позволю, — заявила Агнесс, поворачиваясь к экономке. — Если уйдет он, с ним уйду и я.

— Простите? — воскликнула миссис Тули. — Что вы хотите этим сказать, миссис Мидоус? Вы что, совсем с ума сошли? Какое вам дело до этого бродяжки?

— Если хотите знать, этот мальчик — мой сын, — твердо сказала она. — Женщина, которая присматривала за ним, заболела и больше не может держать его у себя и поэтому вернула его мне. Под дождь я его не отправлю. Если уйдет он, уйду и я.

Миссис Тули ахнула и покачнулась. Оперевшись о стену одной рукой, чтобы устоять на ногах, она другую прижала ко лбу. Когда она снова заговорила, ее голос звучал гораздо тише.

— Разумеется, эти глаза, волосы… я должна была догадаться. Почему я не догадалась?

Когда миссис Тули разобралась в ситуации, ее огорчение не только не уменьшилось, а, наоборот, возросло. Она слишком закоснела в раз и навсегда установленных порядках, и даже маленькое отступление от них было немыслимо. Но странно, она чувствовала себя неловко, отдавая нужные распоряжения.

— То, что он ваш сын, не означает, что ему можно здесь остаться, — заявила она, теребя карман в поисках своих солей.

— Но что вы будете делать, миссис Тули? — резко спросила Агнесс. — Пошлете его в работный дом или на улицу?

Миссис Тули открыла шкатулку со своими солями и шумно понюхала.

— Это вам решать, миссис Мидоус, — пробормотала она слабым голосом, рассчитывая (Агнесс была в этом уверена), что это вызовет сочувствие и, следовательно, послушание. — Но что бы вы ни решили, это нужно сделать сегодня же. Иначе я обязательно заболею, и тогда обо всем узнают наверху, и нам всем несдобровать. А теперь, если вы меня извините, я пойду и лягу. Я чувствую приближение приступа.

И с этим печальным замечанием миссис Тули направилась к двери.

Агнесс опустилась на стул, а Питер, над маленькой головкой которого только что пронеслась гроза, заплакал. Его худенькое тело мелко тряслось, а личико покрылось красными пятнами.

— Будет, будет, — сказал Томас Уильямс, погладив мальчика по спине с грубоватой нежностью. — Все не так плохо. Твоя мама не отправит тебя в работный дом и не выгонит на улицу. Ну, разумеется, не выгонит. И вообще, мне кажется, я придумал, как все решить.

— Вы о чем? — спросила Агнесс, вытирая мокрые волосы Питера кухонным полотенцем.

— Моя квартирная хозяйка, миссис Шарп, живет в двух улицах отсюда, на Бред-стрит. Ее муж, капитан, месяцами находится в море. У нее есть ребенок лет семи, и я уверен, что она согласится какое-то время присматривать за Питером. Я вас с ней познакомлю, если желаете.

Агнесс готова была зарыдать от радости. Но через какое-то время ей пришло в голову, что это уже вторая проблема за день, которую ей помогает решить Томас Уильямс. А что она вообще о нем знает? Что он ремесленник, робкий, даже мрачноватый, явно почтенный человек, всегда готовый помочь, и что он значительно вежливее, чем Рили. Но ведь это совсем немного. Почему он так старается помочь женщине, которую едва знает? Агнесс оставалось только предположить, что он пытается добиться ее благосклонности с какой-то определенной, одному ему известной целью. Однако отказаться от его предложения она не могла, хотя и решила быть осторожной.

— Благодарю вас, мистер Уильямс. Если ваша квартирная хозяйка согласится взять Питера, я буду премного благодарна, — сухо сказала она.

Затем, чтобы скрыть смущение, Агнесс стала тереть голову Питера с таким усердием, что мальчик запротестовал. «Это шанс чаще видеть сына», — сообразила она и почувствовала прилив радости. Выглядывая из-за головы Питера, Агнесс улыбнулась Томасу Уильямсу:

— Я могу платить только десять шиллингов в неделю. Этого достаточно?

Он нерешительно улыбнулся ей и сказал:

— Пойдемте и все с ней решим.