Чаша Бланшара

ГЛАВА 37

Агнесс двинулась вслед за Джоном к лестнице черного входа. Ни Филиппа, ни мистера Мэттью нигде не было видно, хотя, если судить по звону посуды, доносившемуся из столовой, один из них или оба находились там и накрывали на стол.

Взглянув в запотевшее окно, Агнесс увидела мокрую улицу и силуэты двух мужчин на противоположной стороне. Ей хватило одного взгляда, чтобы узнать мистера Мэттью, занятого разговором с Томасом Уильямсом. Заинтересовавшись, Агнесс подошла поближе к окну. Мистер Мэттью немного повернулся; казалось, он внимательно слушает Томаса и кивает головой, а Томас, вьющиеся волосы которого были стянуты сзади лентой, что-то энергично говорит. Если судить по его жестам и сосредоточенному лицу, говорил он о чем-то важном. Агнесс задумалась. Скорее всего, они обсуждают возвращение чаши для охлаждения вина. Мистер Мэттью всегда предпочитал быть в курсе событий, происходящих в доме. А может, Томас просит мистера Мэттью передать ей записку.

— Вы готовы? — нетерпеливо спросил Джон.

— Там не мистер Мэттью с мистером Уильямсом на улице? — спросила Агнесс, все еще глядя в окно.

— Что? — удивился Джон. — Где?

Он подошел и с подозрением посмотрел в окно.

Как раз в этот момент мимо проезжала повозка, запряженная парой мулов, и временно закрыла обзор. Кучер размахивал кнутом и орал, но ни кнут, ни крики не заставили мулов ускорить шаг. Животные бились головами о деревянные ярма и выпускали из ноздрей клубы пара в морозный зимний воздух. Когда повозка проехала, мужчин, стоявших на другой стороне, уже не было.

— Ничего не вижу, — заявил Джон. — Так мы можем идти?

Они спустились в подвал. В буфетной дворецкого не было, хотя посудина с толченым мелом, смешанным с камфарой для получения зубного порошка, указывала на то, что он где-то поблизости. Мистер Мэттью вошел через минуту.

— Вот и вы, сэр, — сказал Джон.

— А где еще я могу быть? — ворчливо спросил дворецкий.

— Миссис Мидоус показалось, что она видела вас на улице вместе с мистером Уильямсом.

— Ерунда, — резко сказал мистер Мэттью, берясь за пестик и опуская его с такой силой, что белый порошок рассыпался по столу.

Агнесс опустила глаза и увидела, что сзади его белые чулки запачканы грязью. «Он лжет, — подумала она, — но почему?»

Джон кивнул:

— Я сказал то же самое. А теперь, сэр, могу я вас побеспокоить и попросить ключ от погреба?

Мистер Мэттыо сжал губы:

— Зачем он тебе?

— Миссис Мидоус считает, что видела там пистолет мистера Бланшара. Она сказала об этом мистеру Теодору и судье Кордингли, и теперь они оба желают его видеть, — ответил Джон, обмениваясь с дворецким многозначительным взглядом.

— Видели пистолет там, внизу? И когда же? — спросил мистер Мэттью, переводя внимательный взгляд на Агнесс.

— Позавчера, сэр. Когда я искала вас… И случайно наткнулась на пистолет.

— Тогда почему вы сразу об этом не сказали?

— Я подумала, вы уже знаете, что он там, — ответила Агнесс, стараясь одновременно выразить досаду и уважение.

— Ну, еще бы, — пробормотал Джон.

— Надеюсь, вы видели только это, — туманно высказался мистер Мэттью, переводя взгляд на Джона.

— Да, сэр. Я в чужие дела не лезу.

— И славно, — сказал мистер Мэттью. — Вы — хорошая кухарка, но это не означает, что я потерплю сплетни среди прислуги. Так где именно вы видели пистолет?

— В конце лестницы есть ниша в стене. Он лежал там, завернутый в тряпку.

Мистер Мэттью провел пальцем по белому налету на столе. Затем повернулся к лакею.

— Хорошо, Джон, — сказал он, хмуря брови, — я пойду с ней сам. А ты пока, будь добр, ссыпь эту пудру в серебряную шкатулку. Оставь ее здесь, я потом отнесу ее в спальню мистера Бланшара.

Итак, мистер Мэттью зажег фонарь и начал медленно спускаться по ступенькам в погреб. Агнесс шла следом за ним, стараясь через его плечо разглядеть нишу, в которой видела пистолет. Когда они спустились до самого низа, дворецкий повернулся и поднял фонарь.

— Так где же вы видели пистолет? — с явным недоверием спросил он.

— Он был здесь, сэр. — Агнесс показала на глубокую нишу. — Завернут в тряпку. Я заметила только рукоятку.

Мистер Мэттью поднес фонарь к углублению, осветив паутину и облупившуюся штукатурку. В мерцающем свете стал виден сверток.

— Вот! — сказала Агнесс, не в силах сдержать возбуждение.

Мистер Мэттью протянул руку, взял сверток и развернул его, позволив тряпке упасть на пол. Пистолет был покрыт засохшей грязью, дуло заржавело, но это, вне всяких сомнений, был тот самый пистолет, который исчез из комнаты Николаса Бланшара.

— Ужасно, — пробормотал он, — какой вред может причинить вода. Вряд ли даже с помощью пемзы, масла и спирта я смогу снова привести его в порядок.

Агнесс пробормотала что-то неразборчивое. Она с интересом рассматривала тряпку, в которую был завернут пистолет. Это был квадратный кусок клетчатого муслина того типа, который миссис Тули предпочитала использовать для вытирания пыли.

Вернувшись в кухню, Агнесс так задумалась над тем, кто мог завернуть пистолет в одну из домашних тряпок, не говоря уже о беседе Томаса с мистером Мэттью и причинах, по которым дворецкий предпочел ей соврать, что не заметила, как баранина и овощи кипят куда сильнее, чем следовало. Только когда раздалось шипение и полетели брызги жира, она сообразила, что почти засушила мясо. Агнесс рассеянно добавила воды и потрогала мясо вилкой. Обнаружив, что оно все еще жесткое, она снова повесила кастрюлю над огнем. Времени почти не оставалось, а приготовить было нужно еще очень многое. Дорис торчала в посудомоечной, протирая чугунный горшок маслом, хотя могла бы сделать дюжину более полезных вещей. Причину такого ее поведения было легко установить. Филипп в кожаном фартуке и с закатанными рукавами, открывающими его мускулистые руки, стоял за соседним столом, смешивая пчелиный воск, скипидар, смолу и киноварь, чтобы приготовить мастику для мебели.

— Дорис, — нетерпеливо позвала Агнесс, — брось все и иди сюда немедленно. Я велела тебе вымыть лук-порей и почистить картошку, а они все еще такие же грязные, какими их принесли с рынка. Что касается тебя, Филипп, почему ты предпочитаешь делать эту работу в моей посудомоечной, тогда как должен заниматься этим в буфетной? Я от этой вони с трудом дышу.

Дорис виновато вздрогнула:

— Я только что собиралась этим заняться, миссис Мидоус. И двух минут не займет…

— Займет, если будешь делать тщательно.

— Прошу прощения, мэм, — доброжелательно ответил Филипп. — Я никого не хотел обидеть — просто составлял компанию этому персику.

Он подмигнул Дорис, лицо которой стало краснее свеклы.

Агнесс безнадежно вздохнула. Она никак не могла понять, чем Филипп так привлекал женщин. Агнесс подошла к бочке с угрями, которую держала в кладовке, крепко схватила извивающуюся рыбину и перенесла в кухню, где с размаху стукнула головой об угол стола. Обычно она проделывала подобное без малейших угрызений совести. Сегодня же Агнесс ежилась, надрезая кожу вокруг головы и сдирая ее, вспарывая живот и вынимая внутренности, срезая плавники на спине. Хотя она понимала, что угорь умер в тот момент, когда она ударила его головой об стол, его посмертные судороги заставляли ее чувствовать себя неуютно. Вид темной мускулистой плоти напомнил ей об обезглавленном трупе Дрейка. Он тоже так извивался? И Роуз, пока ее тело не погрузилось в могилу из грязи? Агнесс приказала себе выбросить эти глупости из головы — этим никому не поможешь. Она свернула угря, положила его в неглубокую кастрюлю, налила достаточно воды, чтобы закрыть рыбу, и повесила кастрюлю на крюк в конце очага, чтобы ее содержимое закипало медленно.

— Залей артишоки красным вином, Дорис, — велела Агнесс, — и принеси сюда печенку.

Подняв голову, она увидела, что Филипп обнял Дорис и смотрит вниз на лунообразное лицо и ниже, на выпуклости ее грудей. Он что-то прошептал, затем, к великому удовольствию девушки, легонько дунул вниз. Агнесс было открыла рот, чтобы отругать их, но тут в кухню влетела Нэнси.

— Ради бога, Филипп, — взвизгнула она, — неужели ты не брезгуешь ничем, даже такой собакой?

Филипп резко поднял голову.

— Ты так говоришь только потому, что я не с тобой, — ровным голосом ответил он. — Мы с тобой хорошо порезвились, и ты же сама меня кинула.

— Врешь! — завопила Нэнси, а Дорис, вся пунцовая и, если судить по ее нетвердым шагам, не пришедшая в себя от страсти, гневно посмотрела на соперницу и ушла в кладовку. — Ты стал путаться с Роуз, вот почему мы разошлись, — сказала Нэнси более спокойным голосом.

— Так Роуз здесь нет, верно? И я уверен, что у меня и для тебя найдется минутка.

Он подступил к Нэнси и обнял ее.

— Ничего не выйдет, черт побери, — заявила Нэнси, увертываясь. — Теперь, когда я вижу, какой ты тип, хоть умоляй меня, я с тобой не пойду.

— Да неужели? — сказал Филипп, отпуская ее и потирая свой живот. — Так это, видно, потому, что у тебя и кроме меня есть причины для расстройства.

— Мои причины не твое дело, — огрызнулась Нэнси, снова перейдя на визг.

Филипп кивнул:

— И я до смерти рад это слышать.

Как раз в этот момент в дверях возникла экономка.

— Это что за шум? — спросила миссис Тули, входя в кухню с парой накрахмаленных и отглаженных наволочек, которые она несла, перекинув через руку. — Хватит, Нэнси, берись за работу. Филипп, еще одно слово, и я позову мистера Мэттью. — Затем она повернулась к Агнесс: — Я понятия не имею, с чего это все началось, но одно я знаю наверняка: моей бедной голове этого не вынести. Я ужасно себя чувствую. — Немного помолчав, она добавила: — Все готово к обеду?

— Да, миссис Тули, все в полном порядке, — тихо ответила Агнес.

Как раз в этот момент Дорис плюхнула на стол миску с печенью, и темный запах крови ударил Агнесс в нос.

В четверть четвертого в кухне, как обычно, собралось много народа. Вошли Джон и Филипп, но немедленно удалились в буфетную, чтобы надеть белые жилеты, сменить перчатки и вычистить свои сюртуки так, чтобы ворс у бархата встал дыбом. Мистер Мэттью уже перелил в хрустальный графин большую бутылку кларета. Поскольку он наполнил этот сосуд только на три четверти, а остальное тщательно дегустировалось, чтобы убедиться в высоком качестве напитка, его щеки уже сравнялись по цвету с вином. С повышенной осторожностью он перенес графин в столовую, поставил на буфет и занялся зажиганием свечей, стараясь не закапать воском скатерть из Дамаска.

— Первое блюдо через пять минут, миссис Мидоус, если не возражаете, — приказал он, вернувшись на кухню.

— Как скажете, сэр, — ответила Агнесс, пытаясь сосредоточиться.

Она добавила сливки, немного мускатного ореха и лимонного сока в лук-порей, но, не слишком хорошо соображая, что делает, позволила супу закипеть, и смесь свернулась. Чтобы скрыть это, она добавила еще полпинты сливок, прежде чем перелить суп в супницу и закрыть крышкой.

— Натри немного сыра для артишоков, Дорис, — сказала она, ставя жаровню на огонь.

Обычно Агнесс подогревала шотландские гребешки медленно, но на этот раз соус оказался слишком горячим, и не успела она оглянуться, как гребешки стали серыми и свернулись по краям.

— Готово, — объявила она, небрежно перекладывая неаппетитные гребешки на блюдо и закрывая их, прежде чем войдет миссис Тули.

— Салат, миссис Мидоус, — потребовала экономка, через минуту появляясь на кухне. — Что-то я его не вижу.

Агнесс ложкой, которую держала в руке, показала на буфет.

— Вон там, мэм. Пусть мистер Мэттью заправит его на столе, — сказала она, посыпая китайским сыром артишоки. Затем сняла жаровню с огня и прижала ею сыр, чтобы он стал коричневым. — Первое блюдо готово, мистер Мэттью, — объявила она, хотя сама прекрасно понимала, что ничего у нее сегодня не получилось так, как должно.

Наверх поднималась торжественная процессия: Джон нес супницу, Филипп — угря, а миссис Тули — шотландские гребешки и салат. Агнесс слышала, как мистер Мэттью постучал в дверь столовой, и издалека донесся его голос: «Обед подан!» Вдруг вспомнив, что жаровня слишком долго стоит на артишоках, Агнесс сняла ее и взглянула на результат: верх был подгорелым и твердым.

— Сейчас нам не хватает только желе, миссис Тули, — сказала Агнесс несколько минут спустя, когда экономка вернулась за вторым блюдом.

Она тем временем мелко резала петрушку, чтобы прикрыть свою очередную оплошность.

— Похоже, гребешки вы сегодня немного передержали, — заметила миссис Тули, пристраивая на нос очки. Затем она подняла крышку с артишоков, и ее ястребиный глаз немедленно заметил подгорелую корку. — Это не похоже на вас, миссис Мидоус.

Агнесс покраснела, но промолчала.

— Миску горячей воды, Дорис. Мне самой выложить желе или это сделаете вы, мэм?

— Делайте вы, — сказала экономка, разглаживая фартук с таким видом, будто у нее полно самых срочных дел. — Мне нужно проверить поставки. В моих счетах указаны бочка свечей, две корзины яблок и ящик мыла, которые, как клянется поставщик, он сюда доставил, но которых я в глаза не видела.

«Еще бы, — подумала Агнесс. — Есть куда более важные вещи, чем желе». Она опустила медную форму в воду, затем перевернула ее на тарелку. По правилам желе должно было появиться дрожащим и сверкающим, напоминающим миниатюрный замок. Но она не сумела нагреть форму равномерно, и с одной стороны желе не отошло от формы, как должно было.

Агнесс оглядела три блюда, готовые к подаче наверх. Их куполообразные крышки сияли почти так же ослепительно, как и чаша для охлаждения вина сэра Бартоломео Грея, хотя они не шли ни в какое сравнение с ней по размеру и великолепию отделки. Агнесс утерла рукавом лоб и подошла к двери.

— Второе блюдо готово к подаче наверх, мистер Мэттью, — крикнула она, высовывая голову на черную лестницу.

Первое, что сделала Агнесс, когда выдалась свободная минутка — как бы ей ни хотелось сесть и положить ноги повыше, — выдвинула ящик кухонного стола и достала оттуда шкатулку, которую Элси нашла в кармане Роуз. Затем она сняла кольцо, предварительно смазав палец жиром, и сравнила клейма на обоих предметах. Они были практически одинаковыми: лев, голова леопарда, три маленьких креста на щите, инициалы ЭУ в овале — все с внутренней стороны. Различались только буквенные значки. На коробочке буква К, а на кольце М. Агнесс попыталась вспомнить, что рассказывал ей Томас. Инициалы принадлежат изготовителю, лев свидетельствует о качестве серебра, а леопард говорит о том, что предмет был изготовлен в Лондоне. Она пришла к выводу, что предметы были изготовлены одним и тем же мастером, но в разные годы.

Смущал ее пятый значок, имеющийся на обоих изделиях, — щит с тремя маленькими крестами. Агнесс нахмурилась. Было ли еще одно клеймо, о котором Томас говорил, но она забыла? Она попыталась припомнить, но только еще больше уверилась в том, что он говорил всего о четырех. Порывшись в кармане, Агнесс достала бирку, которую нашла у Гарри Дрейка, перевернула и посмотрела на значки. Они были такими, как она помнила: четыре в ряд — лев, голова леопарда, буква, обозначающая дату, и инициалы Николаса Бланшара — НБ. Что означает пятое клеймо на вещах Роуз? Агнесс понимала, что придется спросить Томаса, но сейчас, вытащив бирку, она задумалась: что с ней делать? Вероятно, ей лучше всего вернуть ее при первой же возможности: если бирку у нее найдут, она попадет в беду. Ей следует отдать ее мистеру Мэттью или экономке и честно объяснить, где она ее нашла. Но эти варианты тоже не показались Агнесс безопасными. Если она отдаст ее дворецкому, а он вместе с Джоном каким-то образом связан с убийствами, мистер Мэттью может увидеть в ее поступке угрозу для себя. Если она отдаст бирку миссис Тули, она, вне всякого сомнения, впадет в истерику и наверняка скажет мистеру Мэттью. Лучше будет, решила Агнесс, вернуть бирку потихоньку, чтобы никто не знал, откуда она взялась.

Но в это время, когда оба лакея на дежурстве, невозможно было незаметно пробраться наверх. Поэтому Агнесс решила положить бирку в буфетную мистера Мэттью, куда серебро часто приносят для чистки. Дворецкий все еще приглядывает за лакеями наверху, и она сможет положить бирку незаметно.

Агнесс подошла к двери в буфетную, постучала и, не получив ответа, осторожно заглянула. Но там вовсе не было пусто, как она надеялась. Мистер Мэттью развалился в кресле, задрав ноги в чулках на стол. Рядом стояли пустой графин, в котором подавали вино к обеду, и пустой стакан. Около них лежали два письма. Агнесс решила, что письма недавно принесли и дворецкий не успел отнести их наверх. Мистер Мэттью громко храпел. Его рот был открыт, и на подбородок стекали капли вина.

— Мистер Мэттью, — тихо сказала Агнесс, — можно войти?

Ответа не последовало. Зная, что дворецкий спит чутко и что бывали случаи, когда он вроде бы дремал, но внезапно просыпался и, застав лакеев за какой-нибудь проказой, надирал им уши, Агнесс вошла в комнату на цыпочках. Она оглядывалась в поисках места, куда бы положить бирку, чтобы та не сразу бросалась в глаза. Наиболее подходящим местом был буфет с серебром, но мистер Мэттью всегда его запирал. Присмотревшись, Агнесс обнаружила, что ящики буфета без замков. Она бесшумно подошла и осторожно, одной рукой держась за ручку, другой придерживая снизу, медленно открыла верхний ящик, стараясь не произвести, ни единого звука. Но, несмотря на предосторожности, в ящике что-то забрякало. Мистер Мэттью зашевелился, издал несколько горловых звуков и переместил руку с подлокотника кресла на пах. Агнесс повернула голову и замерла, все еще придерживая ящик и боясь пошевелиться, чтобы окончательно не разбудить его. Но, слегка подвигавшись, дворецкий снова задышал ровно. Повернувшись, Агнесс заглянула в ящик, обратив внимание на то, что он наполнен всякой ерундой: несколько роговых пуговиц, кусок бечевки, комок воска, высохшие куски мыла, завернутые в промасленную бумагу, кусочки мела, бутылочка камфары, свернутый потрескавшийся ремень для затачивая бритвы и бритва со сломанной рукояткой. Идеальное место, решила она, где можно оставить бирку.

Агнесс спрятала ее под остальной ерундой, затем закрыла ящик, морщась при каждом скрипе и бряканье внутри. Но мистер Мэттью громко храпел и даже не пошевелился. Агнесс осторожно пошла к двери и, обходя стол, обратила внимание на почту. Верхнее письмо было адресовано мистеру Теодору Бланшару. Неожиданно для себя самой она сдвинула его, чтобы посмотреть на письмо снизу. Почерк был слегка знакомым, крупным и четким, но ее, прежде всего, удивило имя адресата. На письме было написано: мисс Роуз Фрэнсис. Агнесс сразу вспомнила: почерк был таким же, что и в письме, украденном Нэнси, то есть оно было написано человеком, с которым Роуз должна была встретиться в ту последнюю для нее ночь.

Не думая о последствиях, Агнесс схватила письмо и поспешила вон из буфетной. Вернувшись к своему кухонному столу, она осторожно открыла письмо, счистив с него воск с помощью самого острого ножа.

Прочитав это послание несколько раз, Агнесс долго сидела, держа листок в руке и глядя на огонь. Она думала о Роуз и о том, какое неверное мнение о ней она составила. Вот ведь парадокс: Роуз бежала от любовной связи, тогда как она думала, что такая связь выманила ее из дому. Но с кем Роуз могла быть помолвлена? С Филиппом? С Рили? С кем-то другим, о ком она ничего не знает?

Агнесс достала из ящика листок бумаги и написала записку, которую решила послать по обратному адресу, указанному на конверте: мистер Пол Фрэнсис, пансион Вийе, Рю Март, Кале. В записке она коротко сообщила о трагической судьбе его сестры. Когда она закончила, то почувствовала, как режет глаза. Агнесс прижала пальцы к векам, чтобы стало легче, потом запечатала письмо и положила его в карман. Затем она написала короткую записку миссис Шарп, в которой уведомила ее, что придет завтра в десять утра навестить Питера. После чего надела верхнюю одежду и вышла на улицу в поисках почтальона. Ей еще нужно было найти Томаса Уильямса, чтобы передать через него записку миссис Шарп.