Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая)

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 55–56.

Задумайтесь о том, что теперь никто не знает чистейшее выражение немецкого характера, «Мессию»

<Клопштока. — Т. Б.>

. А кто читает Клейста? Зато дело дошло до возникновения культа Гёте. Произведшего необозримые опустошения. Вы, может, убьете меня, но я очень не люблю Гёте. У него есть один большой недостаток: он слишком мелок, чтобы оказывать такое влияние. Он воплощает все возможности немцев, как хорошие, так и плохие, — и потому представляет собой чудовищную опасность. Нет такого мнения, которого он хоть раз ни высказывал бы: на его авторитет может сослаться кто угодно. Люди так и поступают. А действительно великого в нем никто не замечает. Я однажды прочитал все его письма из Лейпцига, до момента возвращения на родину и болезни; и я вам скажу: это невозможно понять, пока не заметишь на всем этом налет типичного поведения туберкулезника. Какой-то принципиальный оптимизм, который все конфликты сглаживает, поверхностно подлаживая под себя, — это и есть позиция туберкулезника. Вспомните, что Гёте — писатель, который меньше всех других страдал от депрессий, который обладал способностью всякий раз собственными силами преодолевать депрессию. Это великое и примечательное качество, уникальное, но совершенно не годящееся для того, чтобы превозносить его в качестве примера для всех. Несчастье немцев начинается с Гёте.

Люди обычно рассматривают судьбу глазами своей болезни; это учение я усвоил. А болезнь есть явление общего порядка, она распространена повсеместно: иногда она навязывается человеку, но, как правило, он сам ее выбирает.

В «Реке без берегов» есть такая фраза: «Люди обычно рассматривают судьбу глазами своей болезни». — Я же так дерзок, что вообще не принимаю во внимание здорового человека, ибо его не существует, как не существует и пресловутого нормального человека.