Глава 22


НАОМИ

Я замерзла.

Не в силах пошевелиться.

Не в силах моргнуть.

Не в состоянии даже дышать.

Мое сердце колотится так громко, что в ушах гудит от его ритма. Воздух ощущается как острые иглы, покалывающие мою кожу и впивающиеся в кости.

Твое время вышло, Наоми.

Я слышала, как Себастьян сказал это, но мой мозг не до конца это воспринял. Но потом я вспоминаю, почему я вообще пошла на такой рискованный шаг, войдя в его кабинет.

Я должна была заставить его изменить свое мнение о работе с Акирой. Это единственная причина, по которой я с ним разговариваю.

Но все расплылось, когда он дотронулся до меня, схватил за запястье и прижал к стене, как будто он ждал этого годами.

Может быть, я годами ждала, когда он тоже это сделает.

Нет.

Я не могу позволить себе снова спуститься в эту кроличью нору. На этот раз действительно не будет никакого выхода.

Выйдя из ступора, я пытаюсь вырвать свою руку из его, но он сжимает свои тонкие пальцы на моем запястье, так что я вздрагиваю от боли.

Его твердая грудь прижимается к моей вздымающейся. Вспышка жара пронзает меня, когда память моего тела возвращается на семь лет назад, когда он заманивал меня в ловушку.

Когда его аромат бергамота и амбры наполнил меня взрывом одновременно трепета и страха.

Когда его близость означала, что моя жизнь перевернется с ног на голову.

Семь лет спустя все осталось по-прежнему.

Независимо от того, сколько я медитировала и тренировала свой разум, чтобы подняться над своими потребностями тела, одной встречи достаточно, чтобы мои усилия рухнули.

Все мои надежды удержать все в себе исчезают.

Как наркоман, я возвращаюсь к той фазе своей жизни, когда она не имела никакого смысла, потому что его больше не было в ней.

Когда я боролась с собой, чтобы не заказать билет на следующий рейс обратно в Америку только для того, чтобы увидеть его еще раз.

Даже из тени.

Но я только обманывала себя.

В каком мире будет достаточно увидеть его в последний раз? Прошло всего два дня с тех пор, как я снова столкнулась с ним, и я была в постоянном состоянии гиперсознания, которое не могу объяснить.

Я провожу ночи, ворочаясь и трогая себя больше, чем я привыкла, и все еще не получаю удовлетворения.

Это чувство копилось так долго, и теперь оно взрывается у меня в глазах.

— Что… — я замолкаю при звуке своего хриплого голоса и прочищаю горло. — Что ты делаешь?

— Я дал тебе выбор, и ты не ушла, — он говорит очень близко. Так близко, что его горячее дыхание, смешанное с кофе и

мятой, ласкает мою кожу. Его близость морочит мне голову больше, чем я когда-либо могла себе представить.

— Отпусти меня, Себастьян.

— Я говорил тебе, что будут последствия, и ты не сдвинулась с места, чтобы уйти.

— Я сделала это.

— Недостаточно быстро, — его свободная рука обхватывает мое горло.

Шокирующая волна ощущений пронзает меня, и мое сердце почти перестает биться.

Святой Иисус.

Все мое тело обмякает, когда его большой палец касается точки пульса, а затем нажимает на нее достаточно сильно, чтобы я полностью осознала его присутствие.

Прошло так много времени с тех пор, как кто-то прикасался ко мне с непримиримым контролем. И хотя я не хочу, чтобы на меня это влияло, я не могу справиться с приступом мурашек, покрывающих мою кожу.

— Тогда говори. Ты говорила что-то о том, что мне следует держаться подальше от твоего мужа, — шепчет он тоном, который проникает сквозь границы моих ушей и течет у меня в крови.

— Ты должен, — мой тон такой низкий, что я едва узнаю в нем свой собственный.

— Почему?

— Я же сказала тебе. Потому что он опасен.

— Что, если я тоже опасен, но совершенно по-другому? Что, если я захочу посмотреть, кто из нас более аморален?

— Не надо…

Он просовывает свое колено между моих ног, и я ахаю, когда его бедро касается моей сердцевины. Наша одежда разделяет нас, но мы как будто плоть к плоти.

Пульс к пульсу.

Тело к телу.

— Себастьян… остановись…

— Ты же знаешь, что это слово меня не останавливает.

— Мы больше не дети. Это не игра.

— Может быть, так оно и есть. Может быть, нам стоит продолжить с того места, на котором мы остановились.

Его губы касаются раковины моего уха, и я вздрагиваю как от их тепла, так и от того, как он трется бедром о мою киску.

«Стоп» вертится у меня на кончике языка, но не выходит.

И, зная Себастьяна, это, вероятно, не сработает, как он и сказал. И неважно, что у меня на пальце кольцо другого мужчины или что он не так давно видел меня с этим мужчиной. Он увидит все, что захочет увидеть, и проигнорирует остальное.

Эта часть в нем никогда не менялась.

Он проводит кончиком языка от моего уха к щеке. Я вздрагиваю, моя рука тянется к нему, чтобы остановить его, оттолкнуть, но я этого не делаю.

Мои пальцы остаются там, застывшие, неспособные пошевелиться, пока его горячий влажный рот прокладывает дорожку к тому месту, где его рука хватает меня за горло.

— Черт. У тебя все тот же вкус.

И ты все еще чувствуешь то же самое.

Но я не говорю этого вслух, потому что позволяю себе утонуть в этом моменте. Я была настороже так много лет, что забыла, что значит отпустить.

Чувствовать.

Просто быть живой.

И прямо сейчас это я и даже больше. Я киплю жизнью и чувствую, как она вливается и выходит из меня.

— Это неправильно, — бормочу я.

— И что? — он говорит мне в подбородок, его кожа обжигает мою.

— Мы не должны этого делать…

— И все же мы это делаем.

— Я… я замужем.

— Для меня это означает «к черту все».

— Между нами все кончено.

— Я никогда не соглашался на это.

Я кладу обе ладони ему на грудь и отталкиваюсь так сильно, как только могу, тяжело дыша. Его губы покидают мое лицо, но его стальная хватка остается на моей шее.

— Мы расстались семь лет назад, Себастьян.

— Для тебя, очевидно, с тех пор, как ты вышла замуж.

— Ты сам это сказал. Замуж. Ты не имеешь права так прикасаться к замужней женщине.

— Кто сказал?

— Обычная порядочность.

— У меня этого нет.

Тогда я вижу это. Апатия в его завораживающих глазах. Сначала я подумала, что это его способ выразить холодность, которую он испытывал ко мне, но, возможно, именно таким он стал сейчас.

Апатичный человек, в котором нет ни капли тепла.

Может быть, обычная порядочность — не единственное, чего у него больше нет. Может быть, он потерял и другие свои части тоже.

Может быть, он безнадежно испорчен.

Что с тобой случилось? Я хочу спросить, но я слишком боюсь ответа.

— Тогда у тебя должно быть хотя бы чувство самосохранения и делай, как я говорю.

— Ты имеешь в виду, держаться подальше от своего мужа?

— Да.

— Что я получу взамен?

— Свою безопасность!

— Пас.

— Что ты подразумеваешь под этим?

— Ты должна дать мне что-нибудь взамен.

— Что-то вроде… чего? — мой голос звучит испуганно даже для моих собственных ушей.

— Сначала согласись.

— Нет, пока я не узнаю подвох.

— Твоя потеря, — он отпускает меня и отступает назад.

Порыв холодного воздуха касается моей кожи, и мне требуется вся моя воля, чтобы оставаться на месте и не искать какого-то трения.

— Дверь прямо за вами, миссис Мори.

Я хочу вернуться на несколько секунд назад и запихнуть это имя обратно ему в глотку, чтобы он не смог произнести его снова.

Или, может быть, я могла бы вернуться на семь лет назад и предотвратить весь разразившийся ад.

Или, может быть, если бы я не родилась дочерью Абэ Хитори, я бы вообще не стояла здесь.

Но все эти варианты невозможны, поэтому все, что я могу сделать, это сосредоточиться на настоящем моменте.

Мои плечи расправляются. — Чего ты хочешь?

— Ты не готова к тому, чего я хочу.

— Скажи мне, и я приму решение.

— Дай мне свой новый номер телефона.

— Зачем?

— Я пришлю тебе сообщение о местоположении. Если ты готова узнать, чего я действительно хочу, будь там. Если это не так, я пойду дальше.

* * *

Я все еще дрожу после встречи с Себастьяном.

Стало так плохо, что мне пришлось провести несколько минут в ванной, чтобы протрезветь и взять себя в руки.

Затем я поехала в дом моего отца, который расположен в хорошо охраняемом районе Бруклина. К счастью, это достаточно далеко от нашего дома, и я не чувствую, что Акира дышит мне в затылок.

Я ясно дала понять Акире, что не буду передвигаться, когда его люди следуют за мной, и он, к моему удивлению, подчинился. Я думала, мне придется сражаться насмерть, чтобы он убрал телохранителей.

Но опять же, он практичный человек и не прочь проиграть одну или две битвы, чтобы выиграть войну.

Однако безопасность в доме моего отца находится на другом уровне. Его охрана тщательно обыскивает мою машину, прежде чем меня пропускают через ворота.

Но мне не нужно подъезжать к дому. Единственный человек, ради которого я здесь, не проводит много времени в помещении.

Припарковав машину возле сада на заднем дворе, я снимаю каблуки и оставляю их рядом с машиной, затем босиком выхожу на траву.

Ощущение холода успокаивает мою горячую, ноющую кожу. Так было с тех пор, как Себастьян прикоснулся ко мне и заговорил у моего уха, пробуждая воспоминания, которые он, черт возьми, не должен был пробуждать.

И что это за, будь рядом, если хочешь узнать, чего я хочу?

Неужели он действительно думает, что я заведу роман или что-то в этом роде?

Хотя я уже собиралась это сделать, когда он прижал меня за горло к двери.

Мои мысли разбегаются, когда шорох движения привлекает мое внимание.

Миниатюрная девушка, одетая в снаряжение для кендо, держит в руках бамбуковый меч и тренируется, ударяя по дереву.

Ее резкие, точные движения и прямая осанка являются частью дисциплины, которую она поддерживает уже более десяти лет.

Моей младшей сестре, может быть, всего двадцать один год, но у нее аура тысячелетнего мудрого монаха.

— Мио, — мягко зову я.

Она оборачивается, высоко подняв меч, и ее темные глаза сверкают из-под шлема. — Онэ-чан!

Сестренка.

Я никогда не думала, что мне понравится, когда меня так называют, пока Мио не произнесла это застенчиво в первый раз.

«Могу я называть тебя Онэ-чан?» — спросила она тихим голосом, прячась за Каем и этим ублюдком Реном. Тогда она заплела волосы в косу и надела милое бело-розовое платье с балетками в тон. Румянец покрыл ее щеки, когда она долго смотрела на меня.

Я не думаю, что когда-либо влюблялась в кого-то так быстро, как тогда.

Мио была просто еще одной невинной душой, попавшей в ловушку посреди кровавого безумия.

Она ускоряет шаги ко мне и останавливается в нескольких шагах от меня. — Я вспотела.

— Иди сюда, — я притягиваю ее в объятия, и она хихикает, утыкаясь шлемом мне в грудь.

Мы не были такими чуствительными, когда впервые встретились. Мио была воспитана в строгом традиционалистском духе и обычно против любых прикосновений. Что-то вроде Акиры, которому нравится физический контакт только тогда, когда он инициирует его и на своих условиях.

Но мы с сестрой стали достаточно близки, чтобы обниматься всякий раз, когда видим друг друга.

Она снимает шлем и хватает полотенце с дерева, затем вытирает шею и лицо по бокам.

Ее темно-каштановые волосы собраны в пучок. Если бы они были свободными, то доходили бы ей до поясницы, но на самом деле она никогда их не распускает.

Ее миндалевидные глаза придают ее круглому лицу мягкость, которая гармонирует с ее тихим голосом. Иногда мне приходится наклоняться поближе, чтобы услышать, что она говорит.

— Папа сказал мне, что ты вернешься, но больше мне ничего не сказал, а Кай не идет навстречу. Она говорит с утонченным американским акцентом, благодаря домашнему обучению и чопорным и порядочным частным учителям, которые у нее были с тех пор, как она здесь родилась.

— А Кай когда-либо шел на встречу?

— Ты права, — она улыбается. — Я рада, что могу поговорить с тобой лицом к лицу, а не по телефону.

— Я тоже, Мио.

Мы говорим о Японии и цветущей сакуре, которую она так любит. Затем Мио рассказывает мне о своей учебе и тренировках по кендо, которыми она явно одержима.

Когда она заканчивает, я прочищаю горло. — Ты хочешь мне еще что-то сказать?

Она зажимает свой бамбуковый меч между ног и щиплет траву. — Например, что?

— На этот раз Кай действительно пошел на встречу и рассказал мне, что происходит.

Она хмурится. — Вот лиса. Он обещал не втягивать тебя в это дело.

— Ты думаешь, что он обещал, но он, вероятно, манипулировал тобой, заставляя так думать, Мио.

— Возможно.

— И что?

— Что и что? — она все еще сжимает траву в кулаках.

— Ты собираешься рассказать мне о согласии выйти замуж за какого-то русского мафиози?

— Папа сказал, что это поможет нашей семье.

— Твой папа заботится только о себе, Мио. Тебе уже следовало бы это знать.

— Но… я не хочу, чтобы он или ты подвергались опасности.

— Я? Почему я должна быть в опасности?

— Папа сказал, что вы с Мори-сан можете стать мишенью из-за новых деловых начинаний Мори-сан. У него возникли проблемы с созданием своей новой компании из-за всей этой таможенной бюрократии, не так ли? Если я выйду замуж за русских, они не только помогут, но и обеспечат тебе защиту.

Вот ублюдок.

Он точно знал, какие карты нужно разыграть, чтобы заставить Мио согласиться. Отец и я — ее мир, и она согласится на ад, если это означает защитить нас.

— Мы с Акирой вне опасности. И даже если бы это было так, мы можем защитить себя.

— Ты не можешь этого знать.

— Мио…

— Я тоже сыграю свою роль, Онэ-чан.

— Но русская мафия опасна.

— Мори-сан тоже опасен, и ты прекрасно справляешься.

— Это совсем другое дело. Акира раньше был моим другом, и он не бандит. Русская мафия печально известна своей безжалостностью, и папа планирует выдать тебя замуж за одного из их лидеров. Они известны своей жестокостью и могут причинить тебе боль, Мио.

Она вскакивает, держа свой меч в защитной позиции. — Я могу защитить себя.

Я качаю головой, но не настаиваю. Вместо этого я предпочитаю провести с ней спокойный день.

Мы обедаем вместе и говорим обо всем и ни о чем. По сути, мы друг для друга единственные друзья. Общение с ней навевает воспоминания о студенческих днях, когда у меня действительно не было друзей.

За исключением Люси и Рейны в конце.

Иногда я подумываю о том, чтобы позвонить им и собраться вместе, но мысль о том, чтобы подвергнуть их опасности, всегда останавливала меня. За исключением того единственного раза, когда я напилась, написала Рейне смс и чуть не излила ей свою душу.

Мио дуется, когда мне приходится уходить в конце вечера. Поэтому я обещаю проводить с ней больше времени теперь, когда я вернулась. То, что заставит ее улыбнуться и отмахнуться от меня.

Я еду домой, моя голова все еще полна бесконечных мыслей и теорий.

Проведенное время с Мио, каким бы веселым оно ни было, не избавило меня от того, что произошло сегодня утром.

Я не могу избавиться от образа руки, губ и слов Себастьяна.

Ад. Я даже не могу забыть звук его голоса.

Я не оставила ему свой номер телефона, прежде чем вылететь из его офиса, но я все равно продолжаю проверять свои сообщения, как будто он волшебным образом получит номер.

Это был бы не первый раз, когда он получил мой номер за моей спиной.

Останавливая машину на подъездной дорожке, я беру паузу, чтобы собраться с мыслями, затем делаю несколько рабочих звонков и назначаю несколько встреч. Я серьезно отношусь к наследию, оставленному мамой, пусть даже только с административной точки зрения. Аманда, которая была маминой помощницей, а теперь моя, заботится о дизайнерах и обо всем этом.

Работа заставляет меня быть достаточно занятой, чтобы не думать о других вещах, но это было раньше.

У меня такое чувство, что это больше не будет применяться теперь, когда мой мир снова столкнулся с миром Себастьяна.

Закончив свои телефонные переговоры с Амандой, я захожу в дом.

Я замолкаю, услышав звуки спора, доносящиеся из кабинета Акиры. Так поздно?

За те семь лет, что я была замужем за ним, Акира всегда был чертовски скрупулезен в отношении своего рабочего времени и времени отдыха.

Любое время после семи — это его «время для себя», в которое никто не смеет вмешиваться.

Кроме того, спорить?!

Это происходит настолько редко, что я останавливаюсь и прислушиваюсь возле его кабинета, но слов толком не слышу. Просто мужской голос.

И это не Акира.

Я знала, что мой муж не будет спорить. Он не повышает голоса и все равно добивается того, что задумал.

Иногда кажется, что он современный самурай. Или, может быть, смертоносный ниндзя.

Я собираюсь продолжить свой путь, когда дверь кабинета Акиры распахивается, и Рен выбегает, захлопнув ее за собой.

Увидев меня, он резко останавливается, его лицо искажается, когда он кланяется в знак приветствия.

Я не кланяюсь в ответ. — Ах, я должна была догадаться, что спорить будешь только ты.

— Ты счастлива?

Я улыбаюсь. — Из-за твоих страданий? Очень.

— Это не стирает твоих, Одзё-сама, — издевается он.

— Нет, но хорошо иметь компаньона.

— Кто сказал, что я несчастен?

— Ты явно такой и есть. Акира действует тебе на нервы. Наконец-то встретил свою пару, да?

— Ты ошибаешься. Никто не достанет меня, ни ты, ни твой психованный муж.

Я похлопываю его по плечу, делая вид, что стряхиваю с чего-то пыль, затем шепчу: — Будь осторожен. Он уже держит тебя на прицеле.

Рен напрягается, когда я отстраняюсь, его маленькие глаза прищуриваются на моих, прежде чем он уходит. Я наблюдаю за ним с довольной улыбкой. Это потрясло его настолько, что на какое-то время превратило в параноика.

— Разве ты не маленькая непоседа?

Я оборачиваюсь на голос Акиры. Он стоит в дверном проеме, прислонившись к косяку, и одет в свою юкату, что значит, что это пришло его «время для себя».

— Значит, нас двое, — издеваюсь я.

Он поправляет очки. — Как Мио-тян? Если ты действительно провела с ней весь день.

— Она в порядке, и провела ли я с ней свой день или нет, это не твое дело. Насколько я помню, ты не указываешь мне, что делать.

— Хм. Оно вернулось.

— Что вернулось?

— Этот боевой дух. Ты потеряла его на какое-то время. Интересно, что вызвало это, моя дорогая жена.

Черт. Я должна была догадаться, что он сосредоточится на этом. В конце концов, это же Акира.

С этого момента мне нужно быть осторожнее.

Загрузка...