Черные Шипы

Глава 40

НАОМИ

Я добираюсь до дома моего отца.

Хотя я опаздываю, так что весь этот завтрак закончился, и все перешли к своим домашним делам.

Мио говорит мне, что Акира с отцом в его кабинете, и приглашает меня присоединиться к ней, пока она тренируется.

— Не в этот раз, — мое внимание сосредоточено на втором этаже, где находится кабинет моего отца.

Плечи моей сестры горбятся, и она сжимает в руках свой бамбуковый меч. — Что-то не так, Онэ-чан?

— Не-а, — рассеянно отвечаю я.

— Ты злишься на меня за то, что я согласилась выйти замуж за русского?

Я прерываю зрительный контакт со зданием и снова смотрю на нее. Иногда я забываю, насколько хрупка моя младшая сестра, и я имею в виду не только физически. Да, у нее мягкие скулы, маленький носик и губы и огромные миндалевидные глаза, но она также хрупка внутри.

Несмотря на свою любовь к кендо, Мио относится к тому типу людей, которые выплакивают глаза во время просмотра эмоциональной сцены в фильме. А еще она немного наивна, всегда находит в людях лучшее раньше худшего. Понятия не имею, откуда у нее эта черта характера, потому что все, кто ее окружает, чудовища. Мой отец возглавляет этот список.

— Нет, конечно, нет, Мио. Я злюсь на отца, а не на тебя.

— Но я согласилась на это. Меня это вполне устраивает.

— Ты думаешь, что тебя это устраивает, но ты не знаешь этих людей и насколько они опасны.

— Я могу сама о себе позаботиться. Я не ребенок.

Бесполезно говорить ей, что она не знает, во что ввязывается. Она может быть защищена, но она такая же решительная и жесткая, как один из ее чертовых мечей. Она похожа на нашего ублюдочного отца.

Так что я просто буду работать над решением этой проблемы на заднем плане, не вовлекая ее в это дело.

— Хорошо, прекрасно.

Она прищуривает глаза. — Ты отмахиваешься от меня.

— Как я могу так поступить с моей милой маленькой Мио? — я беру ее за подбородок и трясу за него, заставляя ее улыбнуться, прежде чем она отстраняется.

— Ты снова это делаешь, Ни-чан.

— Опять делаешь что?

— Обращаешься со мной, как с маленькой девочкой.

— Извини. Я думаю, ты всегда будешь моей младшей сестренкой.

— Я уже взрослая.

— Да, это так, — и это не очень хорошо. Зная моего отца, он в конце концов найдет способ втянуть ее в ситуацию, которая сломает ее.

Но не тогда, когда я буду рядом с ней.

— Ни-чан?

— Да?

— Я… видела его.

— Кого?

— Человека, за которого папа хочет, чтобы я вышла замуж. Его зовут Дэмиен Орлов, и он лидер "Братвы".

— Как, черт возьми, ты его увидела?

— Я просто… увидела.

— Ты даже никуда не выходишь, Мио.

Она прикусывает нижнюю губу. — Иногда да.

— И что? Как ты увидела этого Дэмиена?

— Я случайно столкнулась с ним, — я не пропускаю колебания в конце или то, как ее горло подпрыгивает при глотании.

— Мио… Он что-то с тобой сделал?

— Он был большим, Онэ-чан. Вроде огромный. Он был крупнее всех, кого я когда-либо видела. Он даже больше, чем Кай. Я не думала, что кто-то может быть больше Кая.

— Это потому, что ты не знаешь мира.

— Но я хочу, — в ее глазах вспыхивает искра, и она сжимает свой меч. — Мне нужно, Онэ-чан, и если я останусь с папой, то не смогу.

— И ты думаешь, что брак с этим Дэмиеном был бы волшебным решением?

— Нет, но, по крайней мере, это был бы мой выбор.

Это не так. Это выбор отца, но я не могу сказать ей об этом, когда она извиняется и уходит, ее плечи вытягиваются в линию.

Как только она исчезает из виду, я отпускаю улыбку и переступаю по две ступеньки за раз, пока не добираюсь до кабинета отца.

Рен стоит перед ним в костюме без галстука. Он дотрагивается до своей сережки в виде черной точки, когда я появляюсь в поле зрения, и смотрит на меня.

Я позволяю своим губам растянуться в дразнящей улыбке. — Ты здесь из-за отца или своего любовника?

— Заткнись нахуй, — шипит он, осматриваясь по сторонам. — И этот псих не мой любовник.

— Похоже на то, когда он резал тебя, занимаясь… другими делами.

— Тебе, очевидно, нравилось смотреть. Ты что, тоже псих?

— Я могла бы быть, особенно после того, что ты сделал семь лет назад. Каково это — быть беспомощным и во власти кого-то более сильного, чем ты, Рен? Это горит? Это больно? Ты чувствуешь, что твои внутренности вот-вот взорвутся от разочарования?

— Я не беспомощен. Я могу убить ублюдка в любое время, когда захочу.

— И быть убитым моим отцом в ответ?

— Может быть, это стоило бы того, чтобы избавиться от паразитов.

— Может быть, ты лжешь себе, потому что, если бы ты хотел убить Акиру, ты бы уже это сделал.

— Или, может быть, я выжидаю своего часа.

Я кладу руку ему на плечо и наклоняюсь достаточно близко, чтобы его глаза расширились, и он, вероятно, задался вопросом, что я делаю.

— Мне жаль, что ты вызвал интерес Акиры, Рен. Это правда. Но если ты снова встанешь у меня на пути или будешь угрожать мне и Себастьяну, будь то в одиночку или по приказу своих боссов, я уничтожу тебя, как ты уничтожил меня семь лет назад. Я, блядь, обещаю тебе это.

— Я включен в эту угрозу? — учтивый голос Кая прорезает напряжение между мной и Реном. Я отступаю, но только после того, как я знаю, что он получил сообщение громко и ясно.

Рен напрягается, вероятно, задаваясь вопросом, как много Кай услышал. Я могу сказать, что он стыдится своих неортодоксальных связей с Акирой. И вдобавок ко всему, он понимает, что если заместитель моего отца узнает об этом, он точно разорвет его на куски.

— Я не знаю, — смотрю на Кая и скрещиваю руки на груди. — Ты спас мне жизнь, но позже украл ее у меня, так что с тобой это всегда серая зона. Но если ты снова втянешь Себастьяна, я без колебаний похороню тебя, так же как и Рена.

— Ты мудра, Одзё-сама, но, возможно, ты захочешь приберечь этот разговор для того, кто имеет значение, — он указывает на дверь кабинета.

Глубоко вздохнув, я стучу, затем вхожу внутрь, не дожидаясь разрешения.

Кабинет выполнен в зеленых и коричневых тонах. Книжные полки заставлены больше антиквариатом, чем настоящими книгами, а стены украшены бесчисленными картинами и каллиграфическими рисунками. Кай однажды сказал мне, что мой отец приобрел эти бесценные картины на черном рынке и иногда использует их в качестве денег для транзакций вместо реальных наличных.

Некоторые из них имеют ценность, исчисляющуюся сотнями тысяч. В качестве свадебного подарка мой отец подарил нам каллиграфию, которая стоила миллионы долларов.

Я не знаю, куда Акира ее положил и хранил ли он ее вообще. Я чертовски уверена, что никогда не спрашивала об этом.

Мой отец и мой муж сидят за кофейным столиком, пьют чай и оживленно разговаривают по-японски.

Когда они замечают меня, их разговор обрывается. В глазах моего будущего бывшего мужа вспыхивает яркая искра. Он, наверное, думает, что я пришла сюда ради него и в честь сделки, которую мы заключили семь лет назад.

Что ж, у него появятся другие дела в скором времени.

— Завтрак был полчаса назад, Наоми, — выговаривает мой отец.

— У нее была чрезвычайная ситуация, Хитори-сан, — лжет Акира от моего имени.

— Не совсем. Я просто не понимаю, почему я должна завтракать с тобой, когда я ненавижу тебя, отец.

Его щеки краснеют, и он крепче сжимает чашку. Если есть что-то, что Абэ Хитори презирает больше, чем когда ему бросают вызов, так это неуважение, особенно на публике, где это считается унижением. Из-за его склонности к самоконтролю и роли в якудзе он привык к тому, что его требования удовлетворяются.

— У тебя есть желание умереть? — выпаливает он.

Может быть, это именно то, что у меня есть, потому что прямо сейчас внутри меня нарастает давление. Или, может быть, оно гноилось там годами. В любом случае, это нуждается в освобождении.

Мне нужна разрядка.

Мне нужно, наконец, сбросить маску и снова стать собой.

Мне нужно быть той Наоми, которая никому не позволяла наступать на нее, потому что так учила ее мама.

— Нам с Акирой нужно поговорить, — говорю я.

— Мы уже говорили, дорогая жена, и ты решила ослушаться меня, поэтому я попросил Абэ послать за твоим любовником. Мы же не хотим, чтобы он разрушил наше партнерство, не так ли, Хитори-сан?

— Верно, Мори-сан, — мой отец пристально смотрит на меня. — Ты должна была думать лучше, прежде чем испытывать нас.

Мои ноги дрожат, и мне требуется вся моя сила, чтобы не упасть на землю. — П-послать за ним? Что вы имеете в виду, говоря "послать за ним"?

— Это значит, что он под нашей опекой, — мой отец тянется за пультом и включает телевизор. Я перестаю дышать, когда в поле зрения появляется клетка.

И не просто любая клетка.

Та же самая камера, в которой мы с Себастьяном были заперты семь лет назад.

Только на этот раз меня там нет. Себастьян есть. Один.

На земле.

Неподвижный.

О боже.

Нет, нет, нет…

В течение многих лет мне каждую ночь снились кошмары об одной и той же сцене. В своих мечтах я так сильно скучала по нему, испытывала минутную слабость и шла к нему. Я целовала его, прикасалась к нему, засыпала в его объятиях, но тогда мой отец и Акира всегда убивали его.

Прямо передо мной, чтобы я усвоила урок.

Причина, по которой я должна была сопротивляться Себастьяну, заключалась именно в этом. Я предпочла разбить и растоптать собственное сердце, чтобы он снова не оказался в таком положении.

Я по глупости верила, что могу все изменить. Что я наконец-то могу быть с ним, несмотря ни на что.

Но я опоздала.

Слишком поздно.

Мои руки дрожат, а глаза щиплет от непролитых слез, когда я смотрю на экран. Ощущение жжения вырывается на поверхность, угрожая перелиться через край.

Нет. Пожалуйста.

Пожалуйста, Себастьян. Ты не можешь оставить меня сейчас, после того как я наконец снова нашла тебя.

— Он не умер, — объявляет Акира. — Но он умрет, если ты не выполнишь свою часть сделки.

В моей груди нарастает чувство облегчения, но оно недолговечно из-за скрытой угрозы, скрывающейся за словами Акиры.

Я знала, что ему не нравится, когда ему угрожают, что он ненавидит, когда у него нет власти и контроля, который приходит с этим, но я все равно нажала на его кнопки, и теперь он заставляет меня платить.

— Ни ты, ни кто-либо другой не будет угрожать моему бизнесу, Наоми. Ты меня слышишь? — мой отец указывает на экран, на неподвижное тело Себастьяна. — Этот маленький ублюдок должен был умереть двадцать два года назад за грех своих родителей, но я сохранил ему жизнь за деньги его бабушки и дедушки. Оказывается, оно того не стоило, и ему следовало присоединиться к своей вороватой матери.

Я ошеломленно смотрю то на Акиру, то на своего отца.

— Я же сказал тебе. Это уходит корнями в далекое прошлое, — мой муж указывает на каллиграфию, скрытую растением в углу кабинета.

Мои глаза расширяются, когда я читаю слова на японском.

Если ты слаб, ты мясо. Если ты силен, ты ешь мясо.

Это точные слова на японской татуировке Себастьяна. Те же самые слова, которыми он жил все это время — вероятно, с самого детства.

— Ты знал родителей Себастьяна? — спрашиваю я сдавленным голосом.

— Только его вороватую мать, — отец делает глоток чая. — Она была ассистентом в одном из наших филиалов, который мы используем в качестве прикрытия для доставки нелегальных картин. Когда она узнала об этой картине, которая в то время стоила три миллиона, она пожадничала и украла ее сразу после того, как искусствовед объявил о ее подлинности. Она была достаточно умна, чтобы заменить его подделкой, и мы не знали об этом, пока покупатель не нанял своего эксперта и тот не сказал ему, что это подделка. Мы выяснили, что она была воровкой, и наняли грузовик, который их сбил. Причиной смерти стала автомобильная авария. Вот так просто.

Я спотыкаюсь и ловлю себя в последнюю секунду. Реальность слов моего отца поразила меня сильно и быстро. Он убил родителей Себастьяна. Мой отец — причина, по которой он осиротел в юном возрасте и стал таким, какой он есть сейчас.

— Ты чудовище! Как ты мог так поступить с ребенком?

— Его мать обокрала меня. Никто, блядь, у меня ничего не крадет.

— Но Себастьян был там! Ему было всего шесть лет.

— И он тоже должен был умереть, но мы использовали его, чтобы выманить деньги на выкуп у его богатых бабушки и дедушки. Теперь я думаю, что это была не очень хорошая идея. Ты согласен, Мори-сан?

— Нет, наверное, нет. Мы бы не оказались в таком затруднительном положении, если бы он умер в то время. Но опять же, это было бы не так уж и весело.

Весело.

Неужели он действительно думает, что все это весело?

Я покажу ему, что такое веселье.

— Ты собираешься продолжать, Наоми? — спрашивает мой отец спокойным тоном. — Или мне следует покончить с жизнью, которую я сохранил?

— Я сделаю так, как ты хочешь. Отпусти его, — мой голос апатичен, но он не побежден. Абсолютная решимость, какой я никогда раньше не чувствовала, пульсирует в моих венах и течет по моему бушующему кровотоку.

На этот раз все пойдет не так, как они диктуют.

— Нет. Нет, пока Акира не подпишет контракт, ради которого он здесь, и ты не вернешься в Японию. И мы проследим за тем, чтобы ты не поддерживала с ним связь.

— Но это может занять недели!

— Да будет так, — он поднимает свою чашку, приветствуя Акиру, который отвечает тем же жестом.

Я пристально смотрю на них обоих, затем разворачиваюсь и ухожу.

Как только я закрываю за собой дверь, у меня возникает искушение соскользнуть на землю и разрыдаться.

Именно это я и сделала семь лет назад.

В день моей свадьбы я заперлась в шкафу и плакала несколько часов.

Но это не принесло мне решения. Это не давало мне жить спокойно и не возвращало мне то, что я потеряла.

Правила игры. Пришло время мне принять их.

Я смотрю на Рена, и он смотрит в ответ, хотя и настороженно. Он дотрагивается до своего проколотого уха, затем до татуировок на шее.

— Чего ты хочешь, Одзё-сама? — спрашивает он насмешливым тоном, хотя он явно опасается меня.

— Перемирие.

— Хa. Перемирие? Ты только что угрожала мне.

— Именно поэтому я прошу о перемирии.

— И что заставляет тебя думать, что я этого хочу?

— Тебе есть что терять в этом, как и мне. Акира имеет преимущество в ваших отношениях, не так ли?

Его челюсти сжимаются. — Ты уверена, что ты просишь о перемирии?

— Да. Потому что я понимаю, каким он может быть. Должно быть, он собрал все твои слабости в аккуратный файл, которым он воспользуется, чтобы угрожать тебе всякий раз, когда ему покажется, что ты перешел черту. Он контролирует тебя и играет с тобой, и ты ненавидишь это. В конце концов, ты свободный дух, не предназначенный для того, чтобы тебя заковывали в кандалы, сажали в клетку или контролировали.

Губы Рена поджимаются.

Я подхожу ближе, смягчая свой голос. — Он не умеет чувствовать, Рен. Посмотри на меня. Я живу с ним уже семь лет. Поэтому, когда веселье, которое он проводит с тобой, закончится, он просто отбросит тебя в сторону, как будто тебя никогда и не существовало. К тому времени он позаботится о том, ч

тобы сломить твое достоинство и дух, чтобы у тебя ничего не осталось. И точно так же он перейдет к своему следующему времяпрепровождению.

Хотя Акира способен на все это и даже на большее, он не поступил бы так с Реном. Я знаю, что с ним все по-другому — я чувствую это, но мне нужно разозлить Рена, чтобы он был на моей стороне. Кроме того, я была права насчет того, как сильно Рен ненавидит властную натуру Акиры. Он всегда был мятежной душой, и мой будущий бывший муж убивает эту его часть.

Охранник моего отца сжимает и разжимает кулаки, прежде чем испустить долгий вздох. — Чего ты хочешь?

— Я рада, что ты спросил.

Я наклоняюсь, чтобы прошептать план ему на ухо. После этого я должна нанести визит единственным людям, которые помогут Себастьяну.

Даже если ради этого придется выбросить свое достоинство в окно.