Черные Шипы

Глава 33

НАОМИ

Я иду домой.

Я наступаю на свое чертово кровоточащее сердце и ухожу.

Слезы навернулись, как только я вышла из квартиры Себастьяна, и они были со мной всю дорогу до дома.

Но как бы сильно мое сердце ни умоляло меня развернуться и вернуться, я просто вонзала нож глубже и не слушала.

Прошлая ночь была волшебной, мирной и немного болезненной. Это был первый раз, когда мы не занимались сексом, но он никогда не был так глубоко внутри меня, как тогда, когда разговаривал со мной и обнимал меня.

Он никогда не чувствовал себя так близко, как в тот момент.

Все, что произошло, может быть, и не идеально, но это было нашим, и я наслаждалась каждой секундой этого.

Но, как и у любой магии, у заклинания есть временные рамки.

Я достигла этого момента.

Когда Себастьян сказал мне не возвращаться домой, я хотела сказать "да", я хотела занять маленькое место в любом уголке его жизни и остаться там.

Но это всего лишь эмоциональная сторона моих слов. Логическая сторона, которая позволяла нам выживать все это время должна взять на себя бразды правления.

Я остаюсь в своей машине на несколько минут, как только останавливаюсь перед домом Акиры. Я поправляю макияж, пытаясь убрать отечность под глазами.

Мой чертов муж не может видеть меня в самом низу, не тогда, когда он ставит своей задачей использовать слабости каждого, чтобы унизить их.

Я думала, что могла бы быть рядом с Себастьяном, трахаться с ним, быть с ним, оставаясь замужем за кем-то другим.

Но я была неправа. Так совершенно и разрушительно.

Мне нужно как-то поменяться ролями с Акирой, чтобы он был вынужден отпустить меня.

Но это было бы так же трудно, как сломать его невозмутимый фасад. Кроме того, есть еще угроза моего отца и того, что он сделает с Мио, если я ослушаюсь его.

А еще есть Кай, но я никогда не уверена, на моей ли стороне этот хитрый змей или он просто использует меня, чтобы завоевать расположение моего отца.

У меня болит голова.

Я выхожу из машины и снимаю обувь у входа, затем надеваю тапочки. Вместо того, чтобы идти в свою комнату, я поворачиваю и направляюсь к Акире.

Это может быть из-за слез, печали или потребности в каком-либо подобии надежды. Но я должна рискнуть и поговорить с Акирой.

Удивительно, но он ничего не говорит о Себастьяне. Я ожидала, что он будет угрожать и требовать, чтобы он работал на него, но прошло уже несколько недель, а он еще не сделал предложения.

Это должно было бы сделать меня счастливой, но по какой-то причине я просто опасаюсь его следующего шага. Молчание Акиры никогда не бывает хорошим. Это значит, что он замышляет чью-то гибель и строит ад для другого человека.

Знакомый звук заставляет меня остановиться перед его спальней. Дверь приоткрыта, и именно поэтому я могу слышать, что происходит внутри.

Я осторожно открываю ее, мои пальцы вспотели. От сцены, которая разворачивается передо мной, у меня чуть не отвисает челюсть до земли.

Акира стоит посреди своей спальни, оформленной в черном стиле, прямо напротив солнечных лучей, проникающих в окно.

На нем юката, но она расстегнута, открывая его стройную мускулистую грудь и член, который он засовывает в рот человеку, которого я меньше всего ожидала увидеть.

Рен.

Охранник моего отца стоит на коленях перед моим мужем, его рубашка расстегнута, лицо раскраснелось, а запястья обмотаны толстой веревкой за спиной.

Одна рука Акиры хватает Рена за волосы, в то время как в другой зажат нож. Лезвие блестит в воздухе капельками крови, прежде чем он проводит им по шее Рена, по татуировкам на затылке, а затем обратно к точке пульса.

Звук его члена, входящего и выходящего изо рта охранника, дикий и безжалостный, как будто он выполняет задание сломать ему челюсть.

— Открой шире, — ворчит Акира, в его голосе слышна похоть, но он почему-то все еще звучит так, как будто сохраняет свое обычное спокойствие. — Сделай это хорошо.

Глаза Рена дерзкие, но его лицо красное, и он, блядь, истекает кровью из-за ножа Акиры. Красный цвет пропитывает его рубашку, кожу и даже капает на пол.

— Делай это правильно, или я использую твою задницу, Рен. Вообще-то, я все равно использую ее, но буду ли я расслабляться или порву тебя, пока ты кричишь, зависит от того, как ты мне доставишь удовольствие, — предупреждает Акира, его темп увеличивается с каждой секундой.

Эта сцена похожа на самый странный кошмар. Мой муж Акира, проклятый лжец, и мой заклятый враг Рен, которого я метафорически пырнула ножом в своем мозгу.

Как? Когда?

Хотя я должна была заподозрить, что что-то происходит, когда Акира настоял на том, чтобы работать с ним вместо Кая, и реакция Рена на это.

Или бесконечные часы, которые они проводят вместе.

Или все, что между ними, на самом деле.

Моя рука дрожит, когда я достаю свой телефон и делаю снимок того, что происходит передо мной. Вспышка гаснет.

Дерьмо.

Внимание и Акиры, и Рена направлено на меня. Акире скучно и он немного раздражен. Рен широко раскрыт и неистовствует, как будто его поймали за мастурбацией на публике.

Я притворяюсь спокойной, кладу телефон обратно в сумку и прислоняюсь к дверному косяку, изображая хладнокровие. — Не позволяй мне останавливать тебя.

Рен дергается назад, выпуская очень большой и очень неудовлетворенный член Акиры. Слюна, предэякулят и кровь стекают по его подбородку, когда он ползет по полу, затем встает.

Несколько порезов покрывают его грудь, живот и шею и пропитывают воротник белой рубашки.

Ой. Это выглядит болезненно.

— Развяжи меня, — шипит он Акире.

Мой муж, который наблюдал за его неистовыми движениями, играя с ножом, испускает вздох. — Знай свое гребаное место. Я тот, кто отдает приказы, а не наоборот.

— Акира, — бормочет он.

— Скажи это правильно.

— Онэгай… — Рен умоляет себя вполголоса, а затем произносит почетное обращение: — Дэсу.

— Хорошо. А теперь скажи это еще раз и серьезно.

Темные глаза Рена встречаются с моими, прежде чем он склоняет голову и шепчет: — Твоя жена здесь.

— Не обращайте на меня внимания. Потратьте на это столько времени, сколько вам нужно, — я делаю вид, что изучаю свои черные ногти.

Рен хмурится, затем высоко поднимает голову, даже умоляет Акиру отпустить его. Темный блеск освещает черты моего мужа, когда он наклоняет голову набок и внимательно наблюдает за тем, как Рен пытается подобрать слова.

Я удивлена. Акире на самом деле весело.

Он также, кажется, подстрекает Рена просто для того, чтобы услышать, как он справляется с тем, что находится не в своей тарелке.

И вечно собранный Рен играет ему на руку, как марионетка.

Я никогда не думала, что мне нужна эта сцена, пока не стала ее свидетелем.

Акира наконец перерезает веревки Рена, и молодой человек застегивает рубашку рукой, устремляясь к двери.

Он останавливается передо мной, его грудь вздымается, а лицо все еще покрыто кровью, слюной и каплями спермы.

Там есть стыд, смущение, и я наслаждаюсь каждой негативной эмоцией, которую он испытывает, потому что какими бы темными они ни были, они не могут быть такими болезненными, как то, что я почувствовала, когда он подстрелил Себастьяна семь лет назад.

Или когда он продолжал угрожать моей жизни по приказу своего босса.

— Я… — он сглатывает. — Я…

— Оставь это, — я расправляю плечи. — У меня есть доказательства твоих предпочтений, Рен. Что-то, из-за чего тебя вышвырнут из якудзы и убьют мечом Кая.

— Нет! Он заставил меня! — он указывает пальцем на Акиру, который просто наблюдает за нами, склонив голову набок.

— Он лжет, — говорит Акира, слегка пожимая плечами. — Его рот хотел моего члена так же сильно, как его тело умоляло о моем ноже.

Красный цвет ползет вверх по шее Рена. — Если ты предъявишь Боссу доказательства, Акира тоже будет замешан.

— Нет, если я просто вырежу его лицо с фотографии.

Рен переводит взгляд со спокойного выражения лица Акиры на мое насмешливое. — Вы оба в этом замешаны? Ты заставила его сделать это со мной только для того, чтобы заманить меня в ловушку?

— Ты загнал себя в ловушку в тот день, когда подстрелил Себастьяна и чуть не убил его, — я указываю пальцем на его плечо. — Свяжись с ним или со мной еще раз, даже по приказу моего отца, и ты можешь поцеловать свою гребаную карьеру и жизнь на прощание. Я слышала, Кай любит сначала пытать, прежде чем резать людей на куски.

— Черт. Ты.

— Что я говорил об этом языке? — неодобрительно спрашивает Акира.

— И ты! — Рен рычит на него. — Пошли вы оба нахуй, вы, странные ублюдки.

Я постукиваю себя по подбородку. — Возможно, ты захочешь вытереть всю кровь и сперму, прежде чем говорить это.

Рен снова рычит, и когда он проносится мимо меня, Акира кричит ему вслед: — Тебе лучше быть готовым к наказанию, сопляк.

Охранник останавливается, поджимая губы, прежде чем уйти, его сердитые шаги эхом разносятся по коридору.

Я смотрю на Акиру, а затем на его твердый член. — Это, должно быть, болезненно и неудовлетворительно.

— Этого не было бы, если бы ты не появилась.

— Значит, это моя вина?

— Ты думаешь, что моя?

— Я бы предложила руку помощи, но я бы предпочла, чтобы ее отрезали.

Он указывает на свой член, который теряет эрекцию, затем застегивает юкату. — Одной мысли о твоей руке достаточно, чтобы превратить грешника в священника.

— Пошел ты.

— Опять же, я бы трахнул кого-нибудь, если бы ты не пришла сюда.

— Я думала, ты асексуал.

— Я тоже так думал. Оказывается, я просто избирателен.

— И Рен из всех людей — тот, кого ты выбрал?

Он улыбается, это бывает редко и наполнено чистым садизмом. — Ему не помешала бы некоторая дисциплина. На самом деле, очень много.

— Он предан моему отцу.

— Если я этого захочу, его преданность и все, что он может предложить, будут принадлежать только мне.

— Это не так работает. Он высокопоставленный член якудзы, и он дышит этим безрассудным образом жизни. Если ты попытаешься заставить его присоединиться к тебе в мирном Киото, он, вероятно, взорвет твою машину.

— Он бы так и сделал, — его губы растягиваются в ухмылке, в которой так много гордости. — Но позволь мне беспокоиться о нем.

— С каких это пор ты увлекаешься игрой с ножом?

— Я всегда любил ножи и плоть. О, и кровь.

Я хмурюсь. — Когда мы обсуждали письма, ты никогда не упоминал игру с ножом, только игру с дыханием.

Он делает паузу, теребя ремень своей юкаты. — У меня появился фетиш.

— Ты понимаешь, что я использую эту фотографию и против тебя тоже, верно? Я рада, что вы нашли свой драйв и свой выбор, включая нож. Никаких обид. Я просто забочусь о себе.

— И Себастьяне, очевидно.

Я игнорирую резкий скрут в животе и сохраняю хладнокровие. — Не втягивай его в это.

Акира подходит ко мне, затем обнюхивает меня, как собака. — Я чувствую его запах на тебе, жена. Ты носишь его запах и его метки уже несколько гребаных недель. Ты действительно думала, что я не замечу?

— Ты… знал.

— Конечно.

— Тогда почему ты ничего не сделал?

— В ранний период Эдо жил знаменитый самурай-ронин по имени Миямото Мусаси, который был известен как своим мастерством, так и своей изворотливостью. Многие другие известные самураи вызывали его на дуэль, но все они были убиты, хотя и были более искусны, чем он. Знаешь ли ты, почему он каждый раз выигрывал? Это потому, что он изменил свою тактику, чтобы соответствовать слабости каждого противника. Если они были суровыми, он был игривым. Если они были игривыми, он был жестким. Быть подвижным и постоянно меняющимся — это то, что позволяет добиться цели, в то время как грубая сила рано или поздно приведет кого-то к краху.

— Тогда какова твоя тактика для нас?

— Я все еще наблюдаю, точно так же, как Мусаси делал это до своих дуалов.

— Не смей причинять ему боль.

— Не смей мне больше угрожать, и мы поговорим.

— Я серьезно, Акира. Если ты причинишь ему какой-либо вред, твоя семья получит фотографию. Твой отец все еще жив, так что ты пока не можешь владеть состоянием Мори. Он все еще может лишить тебя лидирующего положения и преподнести его твоему брату на золотом блюде. Не заставляй меня разрушать империю, которую ты строил все эти годы.

— Боже мой, Наоми. Я и не знал, что в тебе столько огня.

— У меня есть гребаный вулкан, если хочешь посмотреть.

Он улыбается, но улыбка быстро исчезает. — Никакого развода не будет. Играй свою роль, или я брошу тебя на съедение волкам Абэ.

— Тогда я просто похороню тебя и Рена взамен. Ты не единственный, кто знает мою слабость.

— Тогда тебе лучше проверить свою слабость.

Волна адреналина медленно рассеивается. Мне не нравятся апатичный тон и выражение лица Акиры. Я знаю его достаточно долго, чтобы понять, что это означает, что он взбешен и скоро станет мстительным.

Когда я нашла возможность пригрозить ему, я не могла этого упустить. Но, возможно, наступление с такой силой было не такой уж блестящей идеей.

Тем не менее, я держусь изо всех сил, даже когда мой желудок сжимается. — Почему?

— Мой подарок уже должен был дойти до него.

— Какой подарок?

— Никаких бомб, не волнуйся. Только дорогие японские эфирные масла, которые, я уверен, он оценит по достоинству, так как родился в Японии. Хотя записка ему понравится больше, чем масло.

— Подожди. Что? Себастьян родился в Японии? Как получилось, что я этого не знала? Я знала, что его бабушка и дедушка избегали его родителей, и им пришлось уехать, но я не знала, что это была Япония.

— Может быть, ты не такая тугая, как тебе кажется, если он никогда не говорил тебе, что родился в Японии. Он прожил в Токио шесть лет, пока его родители не погибли.

— Откуда ты все это знаешь?

— Мне нравится сила, которую это дает мне. Но это еще не все.

— Что это должно значить?

— Возможно, ты захочешь быть более внимательной в следующий раз, когда будешь в кабинете своего отца.

* * *

Я провожу весь день, зацикливаясь на словах Акиры. Происхождение Себастьяна. Записка с эфирными маслами.

Мой муж был чертовым засранцем и отказался разглашать больше — в этом нет ничего удивительного.

Сидя за своим столом в маминой компании, я подумываю о том, чтобы позвонить Себастьяну и спросить, но то, как я ушла этим утром, останавливает меня.

Я практически улизнула, как вор.

Кроме того, он, вероятно, все еще слаб от холода. Лихорадка спала, когда я проверила его перед отъездом, но он все еще мог быть болен.

Качая головой, я пытаюсь сосредоточиться на документах, лежащих передо мной, но в итоге вместо этого делаю наброски.

Весь день я провожу в непродуктивном страхе, и даже Аманда качает головой, глядя на меня из-за того, насколько я рассеяна. Я заканчиваю день около семи вечера, я действительно не в настроении снова встречаться с Акирой, но я могу приставать к нему, превращать его жизнь в ад и даже трахать его, пока он не даст мне ответы, которые мне нужны.

Я еду по уединенной дороге, когда замечаю машину, следующую за мной. Ее фары слепят, так что я не могу разглядеть ни модель, ни цвет.

Закатив глаза, я нажимаю на тормоза, останавливая машину. Я действительно не в настроении для охраны отца и Акиры сегодня вечером.

Я сказала им, чтобы они не следовали за мной, как будто я защищенная маленькая принцесса.

Закрыв дверцу своей машины сильнее, чем нужно, я иду к другой машине, которая, что неудивительно, остановилась прямо за моей.

Я стучу в тонированное стекло Audi. — Открывай.

Никакого ответа.

— Рен, это ты? Клянусь Богом, я очень быстро начну становиться очень противной, если ты не перестанешь валять дурака.

Дверь открывается, и я вздрагиваю, мой каблук зацепляется за асфальт, когда я встречаюсь с этими тропическими глазами. Он одет в черную толстовку с капюшоном и спортивные штаны, и отсутствие света в начале вечера отбрасывает тень на его лицо.

— Себастьян? Что ты здесь делаешь?

— Преследую тебя, очевидно, — мне не нравится холодность в его голосе, хотя я знаю, откуда она исходит.

— Разве ты не должен отдыхать?

— Может быть. Но ты также должна была остаться сегодня утром, — он протягивает руку и хватает меня за запястье, затем дергает на себя. Я вскрикиваю, приземляясь к нему на колени.

— Себастьян! Что ты делаешь?

В его глазах ярость, когда он шепчет угрожающие мрачные слова: — Я вежливо просил тебя остаться, но ты не хочешь вежливости, Наоми. Ты хочешь, чтобы я, блядь, похитил тебя.