Черные Шипы

Глава 42

НАОМИ

Я смотрю на сообщения с приоткрытыми губами, а моя челюсть практически касается пола.

Когда я пошла в дом моего отца этим утром, я не проверила свои сообщения или свой телефон, потому что все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы перехитрить моего отца и Акиру.

Но теперь, когда я собираюсь позвонить Нейту, я заметила серию сообщений, которые Себастьян отправил мне.

Или, скорее, Акира.

Занудный друг по переписке, которого я всегда представляла тихим и замкнутым, с какими-то поведенческими проблемами, не мой муж. Он не тот мужчина, за которого я вышла замуж, не доверяя каждому слову, сказанному им в своих письмах, из-за его неуловимого характера.

Акира — не кто иной, как Себастьян.

Я читала и перечитывала его слова, думая, что я что-то пропустила или что это плод моего воображения. Может быть, я так беспокоюсь о состоянии Себастьяна, что начинаю кое-что понимать.

Но слова, лежащие передо мной, не лгут. Каждое признание согласуется с тем, что я все это время знала об Акире. И дело не только в его манере говорить, но и в мелочах, которые с годами выделялись для меня, когда речь заходила об Акире — моем муже, — и я отмахивалась от них как от несущественных.

Например, отсутствие у него чувства юмора. Мой муж холоден и расчетлив, и никто не может обвинить его в игривости. Есть еще возрастная часть и то, что он не из Токио, и в последнее время я обнаружила, что он играет с ножом, а не с дыханием, как Акира из писем — Себастьян.

Все эти вещи должны были быть знаками, но я бы не заподозрила его, не тогда, когда он осуждал мои фантазии, которые он сам спровоцировал. Мудак.

И все же на моих губах появляется улыбка, а в носу покалывает, когда на веках собирается влага.

Акира из писем — это Себастьян.

Он не мой бесчувственный муж. Когда я думала, что это так, я оплакивала дружбу, которая могла бы быть у нас, но не сложилась.

Оказывается, все это время это был совершенно другой человек.

Я злюсь из-за всей этой истории с двойной личностью, но в то же время я не могу избавиться от головокружения от осознания того, что он был рядом со мной с самого начала. Еще до того, как мы официально стали вместе.

— Что-то хорошее?

Я поднимаю голову от телефона и смотрю на Кая. Он ведет машину после того, как настоял на том, чтобы сопровождать меня туда, куда я пожелаю поехать.

Есть шанс, что он делает это, чтобы шпионить за мной для моего отца, но есть причина, по которой я рискую, что он будет со мной.

Я бросаю телефон в сумку и смотрю на него. — Ничего такого, о чем тебе нужно беспокоиться.

Его губы слегка подергиваются, как будто он хорошо осведомлен обо всем происходящем и просто наблюдает, как это разворачивается. — Если ты так говоришь.

— Почему ты здесь, Кай? Разве ты не должен пытать Себастьяна по приказу своего босса?

— Ты хочешь, чтобы я пытал его?

— Это не то, что я имела в виду, — от одной мысли о том, что ему может быть больно, у меня сводит живот.

— Тогда что ты имеешь в виду?

— Ты не должен мне помогать.

— Слишком поздно для этого. Кроме того, я готов прокатиться и посмотреть, что ты будешь делать.

— Ты слышал, как я разговаривала с Реном, не так ли?

— Может быть.

— Ты собираешься сдать меня?

— Ябедничество — характерная черта Рена, а не моя.

— Ты злишься на него за то, что он продал Акиру и, следовательно, поставил под угрозу ваш союз?

— Я не сержусь, Одзё-сама. Ты уже должна была знать это обо мне.

— Ты должен что-то чувствовать из-за того, что сделал Рен.

— Хм, — он постукивает пальцем по рулю, когда делает резкий поворот налево, что на удивление не выбивает меня из седла. Он ведет машину так, как живет, всегда на грани, но на самом деле не совершает роковой ошибки.

— Что значит "хм"?

— Единственное чувство, которое я испытываю по поводу действий Рена, — это любопытство. Он загнал себя в глубокие ямы по всем фронтам, и ему будет почти невозможно избежать их всех с головой на месте, каким бы потусторонним он себя ни считал. На это будет забавно смотреть.

— И это все?

— Это все.

— Ты хочешь сказать, что не накажешь его?

— Если Абэ прикажет, я, конечно, разрежу его на части и скормлю своим собакам.

— Вот тебе и преданность.

— Я верен принципам, а не людям, как должен был быть Рен, — он резко останавливает машину. — Мы на месте.

Мои внутренности сжимаются в узел, когда я смотрю в окно на грандиозный особняк, расположенный на большом участке земли. Я бывала здесь раньше, но это было при других обстоятельствах.

Я резко втягиваю воздух, затем выхожу из машины. Кай сопровождает меня, когда я стою перед большими металлическими воротами и достаю свой телефон.

Моя рука дрожит, когда я набираю номер Нейта. Я позвонила ему, как только узнала о пленении Себастьяна, и убедила его быть медитатором между мной и его родителями.

Я могла бы сказать, что дяде Себастьяна не нравится быть в долгу у своих родителей, но поскольку речь идет о его племяннике, он согласился.

Нейт берет трубку после одного гудка. — Ты здесь?

— Да.

— Заходи внутрь.

Линия обрывается, когда ворота со скрипом открываются. Я колеблюсь, и Кай пристально наблюдает за мной, как будто готов поймать меня, если я упаду, хотя обе его руки неподвижны по бокам. Но он вооружен. Он всегда такой.

— Я могу пойти сама, — говорю я.

— Чепуха.

Я вздергиваю подбородок. — Ты не думаешь, что я могу сделать это в одиночку?

— Конечно, думаю, но ты сделаешь это быстрее, если они подумают, что ты можешь представлять угрозу.

— Это не якудза, Кай. Брайан Уивер — политик.

— Это другое слово, обозначающее бандита, — он делает движение внутрь. — Давай же.

Мы идем от ворот до входа, и хотя это не очень далеко, кажется, что это занимает целую вечность.

Миниатюрная женщина с настороженным выражением лица открывает дверь и приглашает нас внутрь.

Как только мы входим, в дверях появляется Нейт. Он выдержан, как марочное вино, и уверенно лидирует в категории Silver Fox. Я всегда буду уважать и обожать его за ту роль, которую он сыграл и продолжает играть в жизни Себастьяна.

Он некоторое время смотрит на Кая своим критическим взглядом, затем переводит его на меня. — Помни, что я сказал тебе по телефону. Не пытайся играть на их сочувствии. Только на их гордости.

Я киваю, хотя понятия не имею, как я это сделаю. Можно было бы подумать, что когда они поймут, что их внук в опасности, самым логичным было бы попытаться спасти его, какой бы ценой это ни обошлось.

Очевидно, это не относится к Уиверам.

Нейт ведет меня и Кая в помещение, похожее на приемную. Брайан Уивер, одетый в брюки цвета хаки и белую рубашку, сидит на стуле и читает газету. Его жена Дебра сияет в дизайнерском юбочном костюме. Жемчуга окружают ее шею и свисают с ушей, а золотистые волосы собраны в изысканный пучок.

Она потягивает чай из чашки, которую ставит на стол рядом с собой после нашего прихода. Брайан смотрит на нас поверх своей газеты, но не опускает ее.

— Здравствуй, — говорит Дебра медовым голосом, с такой фальшивой улыбкой, которую она даже не пытается скрыть. — После твоего дерзкого появления на благотворительном вечере я не верила, что мы встретимся снова при таких обстоятельствах, да и вообще при любых обстоятельствах. Тебе не кажется, что у тебя хватает наглости появиться здесь?

Нейт стоит посреди комнаты между нами и своими родителями, его челюсть напряжена. — Наоми здесь, потому что Себастьяна снова похитили, и она знает способ спасти его.

— Тогда спаси его, — Брайан пронзает меня взглядом. — Очевидно, что ты — причина, по которой он оказался в этом затруднительном положении, и меньшее, что ты можешь сделать, это вытащить его из этого.

Я скриплю зубами, чтобы сохранить терпение. — Если бы это было так просто, я бы не появилась у вашей двери.

— Почему же тогда? — Дебра цокает языком, делая глоток чая, и бормочет себе под нос: — Я говорила Себастьяну, что дочь швеи ему не подходит, но он никогда не слушает.

— Тск, — Кай качает головой, глядя на них. — Не говорите с ней так и не проявляйте к ней неуважения снова, или вы не доживете до того, чтобы увидеть заголовки, написанные о вас.

Брайан складывает газету, когда красный туман ползет по его коже. — Вы угрожаете мне и моей жене в моем собственном доме?

— Я просто передаю основные правила. За спиной Наоми стоит семья, которая намного могущественнее вашего маленького сената. Если вы и ваша жена хотите избежать нашего гнева, не говорите с ней высокомерным тоном.

Я толкаю Кая локтем. Я знаю, к чему он клонит, но угрожать людям, в помощи которых я нуждаюсь — это не то, как я планировала поступить в этом случае.

Удивительно, но Брайан выпрямляется, а Дебра прочищает горло. Нейт слегка улыбается, похоже, слишком сильно наслаждаясь их дискомфортом.

— Чего ты хочешь? — спрашивает меня Брайан.

— Я знаю способ помочь Себастьяну, и это можно сделать, заблокировав деловые предприятия моего мужа. Вы единственный, у кого достаточно сил, чтобы сделать это быстро и эффективно.

— Почему мы должны это делать? — спрашивает Дебра, ее голос твердеет с каждым словом. — Из того, что сказал нам Натаниэль, это дело рук твоего отца. Тот самый человек, который не только убил моего старшего сына, но и угрожал жизни моего единственного внука.

— Вы делаете это не для меня, вы делаете это для своего внука. Ваша собственная плоть и кровь, над которой вы все время злорадствуете. Вы в долгу перед ним за это.

— Не читай нам нотаций, юная леди, — Брайан встает, его плечи сводит от напряжения.

— Я не читаю вам нотаций. Я прошу вас поступить правильно и помочь Себастьяну.

— И что потом? — Дебра делает глоток чая. — Допустим, мы сделаем так, как ты предлагаешь, на этот раз ты уйдешь?

— Мама… — предупреждает Нейт.

— Что? Ее отец убил Николаса!

— После того, как ты отослала его прочь. После того, как ты отреклась от него из-за своей глупой гордости. Ты так же виновна, как и убийца.

Ее губы дрожат. — Обвиняй меня сколько угодно, но дочь убийцы не должна быть с моим внуком. Наверняка даже ты видишь, насколько все это запутано.

— Это решать ей и Себастьяну, а не тебе. Перестань вмешиваться, перестань пытаться сделать свое слово законом и перестань делать свое присутствие неприятным. Просто остановись.

Рука Дебры дрожит, и немного чая проливается через край чашки, которую она держит, когда ставит блюдце на стол. Она смотрит на Нейта так, словно у него выросло три головы. — Натаниэль! Ты назвал мое присутствие неприятным?

— Поступите правильно, — взгляд Нейта мечется между его родителями. — Хоть раз в своей потакающей своим желаниям жизни сделайте что-нибудь для кого-то, кроме себя.

Напряжение в воздухе можно было разрезать ножом. И Брайан, и Дебра, похоже, хотят ударить Нейта за его дерзость, а он, похоже, ждет любого хода, чтобы нанести ответный удар. К н и г о е д . н е т

— Я знаю, вы заботитесь о Себастьяне, — тихо говорю я, пока они продолжают смотреть друг на друга. — И хотя я не могу обещать держаться от него подальше, но я обещаю вернуть вашего внука. Поэтому, пожалуйста, помогите мне помочь ему.

* * *

Уже поздно, когда мы с Каем покидаем особняк Уиверов. Брайан и Дебра все еще звонят и дергают за ниточки, и хотя я предпочла бы остаться там и убедиться, что все идет по плану, очевидно, что наше присутствие не ценится.

В качестве компромисса Нейт остался, чтобы присматривать за своими родителями, и будет присылать нам новости, когда все будет сделано.

Такими темпами Себастьян проведет ночь в камере, в полном одиночестве и холоде, как и семь лет назад.

Мысль о том, что мой отец — и Акира — сделали бы с ним, просто чтобы доказать свою точку зрения, понижает мое кровяное давление и заставляет меня чувствовать слабость.

— Ты думаешь, они пытают его? — спрашиваю я Кая, когда он едет по пустынной дороге.

— Может быть.

Мир окружает меня со всех сторон. Мой желудок скручивает, и тошнота накатывает на меня ослепительными волнами. — Останови машину.

Кай жмет на тормоза, и я борюсь с ручкой, прежде чем чуть не вылетаю из машины. Я использую дверь для равновесия, чтобы удержаться на ногах, и делаю большие глотки свежего воздуха.

Ему удается прогнать тошноту, но это не избавляет меня от постоянной боли в животе.

Кай появляется передо мной, одна рука у него в кармане, а другой он протягивает мне носовой платок. Именно тогда я понимаю, что по моим щекам текут слезы.

Я быстро вытираю их, не желая, чтобы он видел меня такой слабой и не в духе.

— Ты так сильно заботишься о нем?

Я сжимаю носовой платок в кулаке. — Зачем еще мне жертвовать семью годами своей жизни?

— Я думал, что это из-за Мио.

— Она не единственная причина.

— Почему он? Его семья в грош тебя не ставит, и не только из-за этого, твой отец был причиной того, что он осиротел.

— На самом деле мы не можем выбирать, кто именно. Это просто происходит. Как будто это просто случилось, что ты спас меня девятнадцать лет назад.

— Это не было ни совпадением, ни судьбой. Я решил действовать.

— Тогда сделай это снова, — я делаю глубокий вдох, стараясь не казаться беспомощной или как будто я планировала это все время, когда позволила ему поехать. — Помоги мне, Кай.

Черты его лица остаются неизменными, хотя он слегка наклоняет голову в сторону, как будто это позволит ему лучше рассмотреть меня. — С помощью чего?

— У меня есть кое-что на Акиру, снимок, которым я могу угрожать ему всю оставшуюся жизнь, но у меня ничего нет на моего отца. На самом деле, у него есть Мио, чтобы держать меня в узде. Даже если я вытащу Себастьяна на этот раз, нет никакой гарантии, что он не убьет его только для того, чтобы поставить меня на место. И я не могу…, — я сглатываю комок, который собрался у меня в горле. — Я больше не могу жить в таком страхе.

— Я не понимаю, при чем здесь я.

— Ты можешь дать мне кое-что, что можно использовать против него.

— Допустим, у меня действительно есть это что-то. С чего бы мне передавать тебе слабость моего босса?

— Потому что ты заботишься обо мне.

— Ты льстишь себе, Одзё-сама. Я ни о ком не забочусь. Мне просто любопытно.

— Тебе не все равно. Это может быть необычно или ненормально, но ты всегда так делал с того дня, как убил Сэма, чтобы спасти меня. Это было твое первое убийство, и ты сам сказал мне, что этот поступок занимает особое место в жизни каждого. В том числе и твоей.

— Предположим, что да. Но это не дает мне повода разглашать тайну Абэ.

— Является ли моя жизнь достаточной причиной?

Он прищуривает глаза, и порыв ветра развевает его длинные волосы, завязанные на затылке. — Твоя жизнь?

— Та самая жизнь, которой ты гордился, спасая все эти годы, как и своими с трудом заработанными мечами. Я знаю, ты видишь во мне своего рода достижение, Кай. Возможно, это первая вещь, которую ты когда-либо считал ценной. И я ненавижу прекращать это только для того, чтобы заставить тебя действовать.

— Это угроза, Одзё-сама?

— Нет, я просто рассказываю тебе, как все будет, если я не буду жить с Себастьяном. Я люблю его, Кай, и ты можешь не понимать, что это значит, но для меня эта любовь — то, что делает мою жизнь полноценной. Я больше не могу жить вдали от него или довольствоваться тем, что наблюдаю за ним издалека. Так что, если ты плетешь интриги с моим отцом, чтобы столкнуть меня обратно с Акирой, тогда я покончу с собой и закончу жизнь, которой ты так гордишься.

Я тяжело дышу, мои конечности дрожат от силы моих слов. Кай остается инертным, неподвижным, как будто я ничего не говорила.

— Хорошо сыграно, Одзё-сама. Я знал, что увидел в тебе что-то особенное, даже когда тебе было девять.

— Означает ли это, что ты поможешь мне?

Он лезет в карман куртки, и я думаю, что он достанет пистолет и пристрелит меня за то, что я подумала, что я могу ему угрожать, но он достает маленькую черную кожаную записную книжку и засовывает ее в мою сумку.

— Что это… такое?

— Маленькая черная книжечка Абэ.

— Что?

— У твоего отца есть система обмана своих самых важных клиентов. Раз в несколько лет он будет продавать им подделку среди множества подлинных картин. Они привыкли к его лучшим качествам, поэтому никогда не подозревают об этом. Даже когда выясняется, что картины поддельные, они винят в этом своих людей, а не Абэ. Это тонкая грань, поэтому он не может дважды обмануть одного и того же человека или одну и ту же группу людей за короткий промежуток времени. Когда он был моложе, он делал это умело и даже держал нас, свое ближайшее окружение, в стороне от этого, чтобы он мог получать всю прибыль. Я узнал об этой практике только тогда, когда он начал вести учет из-за своей плохой памяти несколько лет назад. В этой маленькой черной книжечке записаны названия картин, люди, которых он обманул, и годы, когда это произошло. Он был взволнован с тех пор, как потерял ее, и полностью прекратил весь этот мошеннический бизнес. Вот почему он отчаянно хочет заключить союз с Акирой. Это больше для защиты, чем для чего-либо другого, потому что, несмотря на то, что он остановился, он все еще в серьезной опасности, если эта книга всплывет. Мы говорим о других влиятельных лидерах преступных организаций и влиятельных фигурах, которые без колебаний подвергли бы его пыткам и убили.

Мой рот открывается, затем закрывается. — И ты отдаешь ее мне?

— Ты просила что-нибудь, что можно было бы использовать против твоего отца. Это его самая большая слабость.

— Но ты мог бы использовать это, чтобы отстранить его от власти, а затем стать лидером.

— Я не заинтересован в том, чтобы быть на передовой, Одзё-сама. Настоящее лидерство осуществляется на заднем плане.

Почему я не удивлена, что он предпочел бы быть тем, кто дергает за ниточки, не показывая своего лица? В конце концов, Кай — стратег, и хотя мой отец — глава якудзы, Кай, возможно, все это время стоял за этим.

— Не говори ни слова о том, что у тебя есть бухгалтерская книга, — продолжает он. — Позволь мне поговорить с Абэ. Я скажу ему, что Акира каким-то образом раздобыл его и отдал тебе. Таким образом, Абэ всегда будет опасаться вас обоих и не посмеет снова угрожать вам.

— Спасибо тебе, Кай.

— Ты будешь держать ее только для меня. Когда я захочу ее вернуть, ты отдашь.

— И когда это произойдет?

Он приподнимает плечо. — Когда мне надоест использовать Абэ в качестве прикрытия.

— Ты убьешь его?

— Зачем? Ты бы этого хотела?

— Мне все равно, пока Себастьян, Мио и я не будем в этом участвовать.

— Вы с Себастьяном спорны. Мио — нет. Она хочет этого брака, и никто ее не остановит.

— Даже ты?

— Даже я, — он смотрит на свои часы. — Но разве тебе не следует беспокоиться о Себастьяне?

Мой расстроенный желудок сжимается при упоминании о нем и мысли о том, через что он, должно быть, проходит.

Нас ждет неизвестность, но на этот раз я не позволю ей разлучить нас.