Любава была права: в прохладном и сумрачном церемониальном зале не было ни души. Даже охраны. Я не мог придумать объяснения этому факту: может, просто считалось, что здесь нечего красть… Или разложение в рядах дворцовых служащих зашло ещё дальше, чем я думал.
Но скорее всего, это страх. Люди боятся нового правителя. Сётоку — тиран, он наводит ужас на подчинённых…
— Вон там ларец, — Любава указала подбородком на высокий столик с массивным ящиком из тёмного дерева. — У самого трона.
— Я вижу.
Трон располагался на высоком ступенчатом пьедестале — вероятно для того, чтобы подданные чувствовали себя жалкими муравьями у его подножия.
Вырезанный из цельной глыбы нефрита, он мягко светился в полумраке громадного зала — так, словно внутрь был помещён источник света.
Весь зал, с полотнищами флагов на стенах, с громадными вазами, золотыми статуями и мозаичным полом из драгоценных пород дерева, должен был демонстрировать и подчёркивать могущество его хозяев.
Но если приглядеться, то можно было заметить пыль на драгоценном расписном фарфоре, на плечах статуй, в дальних углах… Паркет давненько не натирали, а грязноватые флаги грустно колыхались в мёртвом неподвижном воздухе.
Всё говорило о запустении. Это подтверждало мою догадку: слуги бегут из дворца, как крысы с тонущего корабля.
Не расхлябанность и безнаказанность заставила охранников прикладываться к бутылке на службе. Всё тот же страх: каждый из них осознавал, что запросто может оказаться в следующем списке приговорённых к казни.
— Ну что ты завис? — Любава толкнула меня в бок. — Идём за Печатью.
Бояться нечего, — уговаривал я себя. — В зале никого нет. Все разбежались: кто на обед, а кто и подальше отсюда…
И всё равно, выйти на середину громадного помещения, остаться там без всякой защиты — я не хотел.
Что-то останавливало, мешало сделать решающий шаг.
— Ой, да ну тебя, — Любава стремительно двинулась по мозаичному полу к подножию трона. Она уже держала в руке ключ, эхо шагов гулко разбегалось по залу.
И я не выдержал. Просто невозможно прятаться в тенях, в относительной безопасности, когда эта сумасшедшая барышня делает всю опасную работу.
К ларцу мы подошли одновременно. Любава быстро вставила ключ в замок, повернула… Мы встретились глазами и вместе подняли массивную крышку.
Печати не было.
Мягкое ложе, выстланное малиновым бархатом, сохраняло ещё форму чего-то большого, круглого, но было совершенно пустым.
— Чёрт, — почти не стесняясь, выругалась девушка. — Наверняка старый дурак забыл положить её на место перед тем, как удалиться в сад.
В этот момент где-то за стенами зала, на улице, раздался высокий и чистый звук трубы. И не успели мы с Любавой переглянуться, или хотя бы вздрогнуть от неожиданности, как огромные двери распахнулись во всю ширь, и в зал потекла река хатамото.
Они бежали с дробным топотом, напоминая стадо боевых носорогов. Деревянные доспехи постукивали, как кастаньеты. Рогатые шлемы скалились угрожающими масками, а затянутые в кольчужные перчатки руки сжимали длинные тяжелые копья с листовидными наконечниками.
И все они были направлены на нас.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — сказала совершенно непонятную фразу Любава. Вероятно, нахваталась перлов у Коляна — помнится, они были очень дружны…
Как всегда, в момент крайней опасности мои мысли устремились куда-то далеко, в то время как разум, на подсознательном уровне, стремился найти путь к спасению.
Но не находил.
Гвардейцы окружили нас тесным кольцом. И по узкому проходу, среди почтительно склонённых копий, к нам направлялась ещё одна фигура…
На фоне ослепительного света, бившего в широко распахнутые двери, она казалась по-настоящему высокой. Выше любого из хатамото, гораздо шире в плечах и куда внушительнее.
Но когда фигура подошла совсем близко, а глаза привыкли к свету, оказалось, что это тоже доспехи.
Роскошные, покрытые драгоценной серебряной эмалью, они сияли чистейшим пурпуром — как внутренности морского моллюска.
Невольно загородил я собой Любаву, встав между девушкой и незнакомцем, в котором впрочем, несложно было угадать виновника всех наших злоключений.
— Всё играешь в солдатиков, Сётоку? — Любава не стала прятаться за моим плечом. Напротив, оттеснив меня назад, она постаралась взять инициативу в свои руки.
Незнакомец поднял закованные в латные перчатки руки и с трудом, как мне показалось, стащил с головы массивный шлем. Напоминал он в нём жука-рогоносца.
Без шлема же перед нами оказалось вполне заурядное лицо, характерное для жителей северных пределов Ямато: лоб с высокими залысинами, широкие кустистые брови, прямой с горбинкой нос. Очень высокие скулы и лицо, очертаниями напоминающее полную луну…
В какой-то мере принца Сётоку можно было назвать незаурядным человеком. Хотя бы за его размеры: будучи довольно высоким, старший принц Фудзивала был непомерно толст.
Яркие чувственные губы, сложенные в надменную улыбку, заплывшие глаза, большой живот, который он нёс с надменным достоинством — всё это говорило о страсти к излишествам. О невоздержанности — как в выборе пищи, так и в выборе развлечений.
А вот волосы у него были редкими. Собранные на затылке в традиционный хвостик, они являли собой довольно жалкое зрелище.
— Тебе было велено оставаться в своей комнате, женщина, — голос под стать облику: густой, рыкающий, властный.
— Судя по тому, как изобретательно ты расставил ловушку, Сётоку, ты вовсе не ожидал, что я послушаюсь, — не похоже было, что Любава боится. Но краем глаза я видел профиль девушки: бледную щеку, упрямо выдвинутый подбородок, крепко сжатые, спрятанные за спиной, кулачки…
— Ну что ж, — Сётоку пожал массивными плечами, пластины доспехов дробно грохнули. — Раз ты сама признаёшь свою вину…
— И ты пришел на встречу со слабой женщиной, обрядившись в эту выставку древнего зодчества? — насмешливо перебила его Любава. — Эй, вы слышите? — повысив голос, она обратилась в гвардейцам. — Ваш господин боится меня, слабую и безоружную женщину!
— Заткнись! — лицо Сётоку побагровело, щёки затряслись, как студень. — Ты не имеешь права разговаривать с моими воинами.
— А кто мне запретит? — всем видом она демонстрировала независимость.
Я не заметил, в какой момент Любава сорвала с головы бункин служанки, и теперь её медно-рыжие волосы рассыпались по спине, а свет, льющийся из дверей, делал их похожими на огненный нимб.
— Я сам заткну тебе рот! — зарычал принц и замахнулся. Его рука в латной перчатке была больше моей головы…
— Свернёшь мне челюсть на глазах у всех? — Хладнокровно улыбнулась Любава. — Правильно, так и надо! Пусть все видят, как благородный принц Фудзивара обращается с беззащитной пленницей.
— Я — Микадо! Законный правитель Ямато! — слова громом отразились от высокого сводчатого потолка.
— ДОКАЖИ, — спокойно сказала Любава. И вновь обратилась к войскам, поверх головы Сётоку: Я, принцесса Святославна, требую, чтобы принц Фудзивара предъявил документ, удостоверяющий, что он — законный наместник Ямато!
По хатамото прошла волна негромкого перестука пластинок — воины в замешательстве переминались с ноги на ногу. И ещё кое-что: постепенно в зал стекались и другие люди. Охранники в чёрной форме с алым кругом на груди и спине. Чиновники в синих, серебристых и чёрных халатах с красной и золотой оторочкой. Их было довольно много: человек сто, навскидку.
Даже слуги. Просто одетые в саржевые юкаты, с вёдрами, вениками и тряпками в руках…
Все они выстраивались по периметру зала, и затаив дыхание, вслушивались в перепалку принца и принцессы.
— У тебя нет права требовать от меня что-либо, ЖЕНЩИНА! — спокойно — надо отдать ему должное — ответил Сётоку. — Я мог бы говорить с твоим отцом — если бы он здесь появился. Или другим облачённым властью лицом. Ты же — пустышка. Всего лишь пятый по счёту ребёнок, капризная девчонка, возомнившая, что она может соперничать с настоящими мужчинами. Возвращайся к своим нарядам и куклам, маленькая принцесса.
— Иначе что? — Любава выпрямилась, и задрала подбородок так высоко, как только могла.
— Иначе я обвиню тебя в узурпации власти, — отрезал принц. — Уличу в краже Печати, с помощью которой ты собиралась подорвать моё влияние.
— Ну так давай, — улыбнулась Любава. — Делай то, что ты умеешь лучше всего: собирай фальшивые доказательства, выноси ложный приговор и придумывай жестокую казнь. Вперёд! Займись любимым делом.
Сётоку только усмехнулся. А потом повернулся к нам спиной, обращаясь к людям, набившимся в зал.
— Пустые слова, — сказал он раздельно. — У меня есть неопровержимые доказательства, — он выдержал театральную паузу. — Эта особа собиралась украсть Большую Императорскую Печать! — возвестил он громовым голосом. — Мы застали её на месте преступления.
И не менее театральным жестом он повёл рукой в сторону Любавы.
— Прекрасно! — она хлопнула в ладоши. Медленно, три раза. — И где же тогда Печать? Где она? Если ты появился вовремя, чтобы раскрыть мой коварный план, то Печать должна быть здесь!
Сётоку неуклюже повернулся назад. Сделал пару грохочущих шагов и склонился над ларцом. Секунду стоял неподвижно — я видел, как по лбу, по вискам его бежали капли пота. Одна сорвалась прямо с носа и промочила бархатную обивку.
— Ты успела её спрятать, — быстро сказал он. — Стража! Обыщите преступницу и её сообщника.
Впервые кто-то обратил внимание на меня… Как приятно.
К нам двинулись хатамото. Острия копий оказались в непосредственной близости от моего горла… А вот это уже не было так приятно.
— Господин! — на сцене появилось новое действующее лицо. Тот самый старичок-хранитель, у которого Любава так ловко спёрла ключ. — Что здесь происходит, господин?
Старичок семенил по проходу между гвардейцев, смешно путаясь в полах обширного кимоно. Рукава, длинные и широкие, волочились по полу.
— А, достопочтенный хранитель Окигава, — голос Сётоку сделался вкрадчивым и мягким. — Наконец-то вы вернулись к своим обязанностям.
— Я вкушал заслуженный и необходимый отдых, господин, — старичок с достоинством выпрямился. Серебряный шарик на его круглой шапочке укоризненно качнулся. — И теперь не понимаю, что собственно…
— Случилось страшное, — объявил принц. — Эта девушка украла Нашу Печать! За что её нужно предать справедливому суду и немедленной казни.
— Вас ввели в заблуждение, господин, — сложив сухонькие ручки на животе, старик принялся кланяться, как болванчик. — Насколько мне известно, эта девушка, кто бы она ни была, совершенно ни при чём.
— Убедитесь сами, уважаемый Хранитель, — лицо Сётоку всё ещё сохраняло самодовольную убеждённость в своей правоте. — Ларец пуст. Печать похищена. Стража!..
— Подождите, господин, — старик уже рылся в складках своего обширного многослойного кимоно. Наконец он вытащил какой-то чёрный футляр и победно поднял его над головой. — Большая Императорская Печать всё время была у меня…
Зал замер. Даже хатамото застыли, как изваяния — их громоздкие доспехи прекратили свой костяной перестук.
— Что?.. — узкие глаза Сётоку почти вылезли из орбит. Щеки побагровели, на них обозначились синие венозные прожилки.
— Сейчас я всё объясню, — хранитель Окигава, казалось, нисколько не был впечатлён натиском принца.
Он пережил не одного правителя, — подумал я. — И за долгие годы службы научился не трепетать под тяжестью монаршьего гнева…
Иммунитет к ореолу власти, — как справедливо заметил Виктор Набунага.
— Собираясь на обед, я услышал, как вы, господин, приказываете страже покинуть Церемониальный зал, и не возвращаться, пока вы их не позовёте обратно, — рассудительно и неторопливо начал старик. — Не в моих правилах обсуждать приказы начальства. Но я, как хранитель, должен чтить Правила. Которые гласят: ни при каких обстоятельствах Большая Императорская Печать, символ государственной власти Ямато, не должна оставаться без присмотра. Вот я и взял её с собой. Справедливо рассудив, что я, опять же, как Хранитель, несу ответственность перед троном, и если уж на то пошло, даже перед вами, как потенциальным наследником престола…
В последних словах бесстрашного старичка проскользнули едва заметные нотки пренебрежения.
— ПОТЕНЦИАЛЬНЫМ? — видимо, Сётоку тоже уловил эти самые нотки. И немало разозлился. — Я — первый сын императора Ёмэй! И являюсь прямым и единственным наследником трона Ямато! — голос его грохотал внушительно и уверенно.
— И тем не менее, — гнул своё хранитель. — Пока не совершена церемония Передачи Печати, вы не являетесь законным претендентом. При всём моём уважении, господин.
Сётоку открыл рот, чтобы прореветь ещё что-то угрожающее, но старичок-хранитель наставительно поднял указательный палец, прерывая его.
— Правила гласят: только тот достоин править, кто докажет это на деле.
— Я всё доказал! — ярился Сётоку. — Я УЖЕ правлю!
— Осталось убедиться, что ты этого достоин, — громко сказала Любава.
Голос её удачно попал в паузу, и разнёсся до самых отдалённых уголков Церемониального зала.
— Я не должен ничего доказывать! Я — сын своего отца. Я — принц Фудзивара!
— Есть ещё один принц, — заявила Любава. — У которого не меньше прав на престол Ямато, чем у тебя.
— Кто? — на лице Сётоку заиграла презрительная улыбка. — Мой младший брат? Константин?
— Нет, — теперь Любава говорила не слишком громко, и людям приходилось прислушиваться, чтобы ничего не упустить. — Законный наследник трона Ямато — это принц Владимир Антоку!
Я вздрогнул. Меньше всего я ожидал от Любавы такой подлянки. Разыграть карту принца, ни знаком, ни словом меня не предупредив…
А в зале настала гробовая тишина. И в этой тишине одиноко звучал смех принца.
— Все Антоку мертвы! — заявил он, прекратив смеяться. — Я знаю это, потому что я сам…
— Что? — Любава наступала. — Договаривай, принц. Сам убил их всех. Это ты хотел сказать? Но ты не прав. Маленький принц Владимир уцелел. Преданный слуга дома Антоку успел вывезти его из дворца и спрятать на долгие десять лет. Но теперь принц вырос. И готов заявить свои законные права на престол Ямато.
Люди в зале заволновались. Застучали доспехами хатамото — словно стадо оленей пронеслось по бетонному покрытию. Негромко роптали слуги, почти не скрываясь, переговаривались чиновники…
Я осторожно шагнул к Любаве. На неё в этот момент никто не смотрел — все были заняты обсуждением горячей новости.
— Что ты несёшь? — спросил я шепотом. — Ёмэй Фудзивара был законным правителем, и я не могу оспаривать трон…
— Ёмэй — да, — также шепотом ответила чертова девчонка. — Но Сётоку — другое дело. Я же тебе говорила: пока он официально не введён в сан государя — должность остаётся вакантной. А у тебя не меньше прав, чем у него: твой отец тоже был правителем Ямато.
— Но я не хочу становится правителем! — у меня голова шла кругом. Эх, если бы я мог в тот момент хорошенько подумать…
— Посмотри на это с другой стороны, — предложила Любава: — Лучше ты, чем Сётоку.
К этому времени принц уже пришел в себя и вновь завладел вниманием публики.
— Ну и где он, этот Антоку? — вопросил он громко. — Где он, это легендарный принц? Неужели в горах, прячется под вонючей корягой?
— Он здесь! — и Любава сделала длинный шаг назад, оставив меня одного. Если бы она толкнула меня вперёд, эффект был бы тот же.
И вот теперь все посмотрели на меня…
Первым опомнился старичок-хранитель. Всё так же путаясь в полах кимоно и размахивая Печатью в мешочке, как своеобразным кадилом, он подплыл ко мне и принялся оглядывать и осматривать.
— Очень может быть, очень может быть… — бормотал он про себя. Потом требовательно воздел руки, принуждая меня склонить голову. Я повиновался. Старик ощупал мой череп, пробежал пальцами по лицу… Как ещё в рот не заглянул? — Фамильное сходство имеется, — объявил он громко.
— Это не доказательство! — проревел Сётоку. — Вспомните двойников.
— Разумеется, у нас есть и более действенные способы установить истину, — господин Окигава снисходительно улыбнулся. — В архиве хранятся отпечатки ладоней и ступней всех правителей Ямато. Самые древние сделаны по сырой глине, но мы — современный люди, — он самодовольно усмехнулся. — В компьютере государственного архива есть файлы, — последние слова он выговорил с видимым удовольствием. — Стоит просканировать правую руку и левую ногу сего отрока, как мы будем знать, кто он такой, — теперь уже никто не пытался говорить шепотом. Под своды церемониального зала взлетел неровный гул возбужденных голосов. — Доказано, что двойники имеют сходство чисто внешнее, — повысив голос, продолжил старик. — Отпечатки подделать нельзя. И если будет установлено, что перед нами принц Владимир Антоку… — он выдержал торжественную паузу. — Этот юноша действительно имеет не меньше прав на престол, чем принц Сётоку Фудзивара.
Не дожидаясь согласия принца, хранитель махнул рукой, и двое чиновников помоложе, в тёмно-синих кимоно и с белыми шариками на шапочках, рысью рванули к выходу.
Я стоял, как дурак.
Но оказалось, что обо мне все забыли: народ взбудораженно обменивался мнениями. Я бы нисколько не удивился, если бы в ход пошли ставки…
Всеми забытый, я отошел к Любаве.
— Что ты затеяла? — набросился я на девушку. — Всё это входило в твой план? Или ты импровизируешь на ходу?..
— Ой, да какая разница? — она нервно улыбнулась, и я заметил, что тонкие пальцы, сцепленные в замок, побледнели. — Вот сейчас принесут сканер — и мы всё узнаем. Готовься к моменту истины, Лис.