У Любавы даже не расширились зрачки. Ни словом, ни знаком, она не показала, что видит что-то необычное.
Лишь щеки затопило огненным румянцем. Но это можно было приписать униженному и неудобному положению, в котором она оказалась.
А ведь она могла меня и не узнать!..
Я не мог не восхититься самообладанием принцессы.
— Уберите ногу, граф, — сказала она ледяным тоном.
Столько уверенности, столько превосходства было в её голосе, что Бестужев, помедлив мгновение, всё-таки снял ботинок с шеи Любавы.
Её лицо исчезло, передо мной опять было две пары ног.
— Вы меня вынудили, — в голосе магистра прорезались истеричные нотки. — Вы всегда были избалованной, капризной…
— Если вы будете продолжать в том же духе, — холодно сказала Любава. — Я просто нападу на вас, граф. И подумайте хорошенько: далеко не факт, что вам удастся со мной справиться. Несмотря на то, что у меня скованы руки.
— Уверен, что справлюсь, — я услышал, как отодвигается боковая дверь фургона. — Или вам хочется обновить ощущения, которые вызывает электрошокер?
— Мой отец обязательно узнает о том, как вы со мной обращаетесь.
— Боюсь, что к этому времени ваш батюшка будет по горло в других проблемах. И лёгкое неудобство, причинённое вам, моя дорогая, он воспримет скорее, философски. Главное, чтобы вы были целы физически.
— Убить вы меня не можете, — согласилась Любава. — И рано или поздно — я позабочусь о том, чтобы вы пожалели о своём далеко не рыцарском поведении.
— Вы сами меня вынудили! — чувствовалось, что Бестужев уже на грани. — Вместо того, чтобы вести себя благопристойно, как и подобает воспитанной девушке…
— Воспитанные девушки не попадают в заложницы к таким типам, как вы!
Дверца открылась — я слышал, как загремели колёсики. А потом стройные ноги, одна за другой, исчезли. Фургон слегка покачнулся, а голос Любавы зазвучал глуше:
— Ладно, граф, давайте заключим перемирие. Я не буду вас дразнить, а вы не будете наступать мне на шею. Идёт?.. Пожимать рук не станем, в наших обстоятельствах это несколько неуместно.
— И в мыслях не было, мадемуазель.
— Но вы должны выполнить одну мою просьбу.
— Говорите, — он уже почти закрыл дверь. Я слышал, как грохочут ролики.
— Мне нужно, чтобы вы кое-что купили…
— Как, опять?.. — дверь вновь громыхнула, открываясь. — Я же говорил: в этом захолустье попросту не найти того, к чему вы привыкли, моя дорогая. Я и так сделал всё, что мог — рискуя привлечь к себе ненужное внимание.
— Во-первых, я — не ваша дорогая, — голос Любавы звучал прямо у меня над головой. — То, что мы заключили перемирие, ещё не даёт вам права на амикошонство. А во-вторых… — она повысила голос, заглушив недовольное ворчание графа. — Мне всего лишь нужна одежда. Что-нибудь удобное, может быть, спортивный костюм. И бельё. Вам же приходилось хоть раз в жизни покупать женское бельё?
— Но…
— Вы не даёте мне принять душ. А это костюм уже провонял насквозь. В конце концов, я — принцесса. Не стоит подкладывать слишком много горошин под мою перину.
— Ну хорошо, — Бестужев вновь начал закрывать дверь. — Но это — в последний раз. Вы, знаете ли, влетаете мне в копеечку.
— Не переживайте. Наверняка вы запросили у моего отца столько нулей, что они не влезут в одну строчку.
Бестужев молча захлопнул дверь. Я слышал, как он сунул ключ в скважину и два раза повернул.
Предусмотрительно. Электронную сигнализацию можно взломать. А вот с обычным механическим замком ещё нужно повозиться…
Послушав, как удаляются шаркающие шаги, я терпеливо лежал под фургоном ещё минут десять — вдруг Бестужев что-то забыл и ему приспичит вернуться?
Потом услышал тихий глухой стук в пол. Он был еле слышен, но совершенно отчётлив.
Любава звала меня к себе…
Я выбрался из-под фургона и первым делом потянулся. Только сейчас, начав двигаться, я ощутил, насколько был напряжен. Спину свело, по икрам пробегали судороги. В шее, под основанием черепа, что-то явственно щёлкало.
Но времени было в обрез: наскоро размявшись, я принялся исследовать замок. Его поставили совсем недавно — на белой краске виднелись следы тонкого сварного шва.
Нет, Бестужев точно подготовил всё заранее. Его целью была именно она, царская дочка. Всё остальное — фикция. Он вовсе не собирался устраивать переворот в Москве. Слишком велика махина — и он это прекрасно понимал.
Я достал из кармана "набор взломщика". После того, как при спасении Фудзи из лап Разумовского Любава продемонстрировала гораздо лучшую подготовку, я поклялся себе больше не попадать впросак. И подготовился — с помощью Коляна, разумеется. Который с лёгкостью, говорящей о богатом опыте, помог достать всё, что было необходимо.
Достав из бархатного мешочка "умный" щуп, я запустил его в отверстие замка и принялся ждать.
Давно миновали времена, когда нужно было не только носить с собой набор отмычек, но ещё и постоянно тренироваться, совершенствовать мастерство в их использовании…
Я не знаю, из чего был сделан этот щуп. Но Колян объяснил, что он — что-то вроде электронного червяка. Проникая в отверстие, он запоминает его форму, затем твердеет и поворачивает механизм… Стоила такая игрушка баснословно, но и с деньгами достать её было не так-то просто.
Наконец замок щелкнул и я отодвинул дверь. Внутри было темно, и не слишком хорошо пахло. Воздух был спёртым и душным, словно его хорошенько прожарили в печке, а потом слегка остудили.
— Любава? — позвал я очень тихо.
— Здесь, в глубине, — в голосе звучало едва сдерживаемое нетерпение. — Можете включить свет, там на потолке выключатель.
Вспыхнула тусклая лампочка. Я увидел силуэт девушки. Она сидела на полу, подогнув под себя ноги. Скованные руки лежали на коленях, но цепочка тянулась к стальной скобе, вбитой в стену фургона. Пол, потолок и все внутренние перегородки покрывал слой того же резинового полотна, что был снаружи.
Цепочка была достаточно короткой, чтобы девушке было неудобно. Она не могла лечь, вытянуть ноги, или опустить руки, чтобы дать им отдых. Поза говорила о напряжении.
— Кто вы? — выстрелила она вопросом. — Вас послал мой отец? Салтыкова? Сколько у вас людей?
— Это я, Курои.
Она замолчала. Прищурилась, вглядываясь в моё лицо — я подобрался достаточно близко, и уже протянул руку к наручникам у неё на запястье.
— Здесь недостаточно темно, чтобы я могла обознаться, — сказала она. — Вы гораздо выше. И старше. Вы не похожи на лопоухого, неуверенного в себе подростка…
— Ну, спасибо на добром слове, — я подцепил пальцами наручник на её правой руке, но Любава отдёрнула руку. — Да что с тобой такое? — разозлившись, я повысил голос. — Нравится сидеть прикованной в этой душной коробке?
— Я тебя не знаю, — отрезала она. — Возможно, ты ещё хуже Бестужева. Если ты из конкурирующей конторы… Если тебя послал Сётоку…
— Когда мы с тобой отправились на базу Разумовского, освободить нашего общего знакомого, принца Фудзивару, ты сказала, что выполнить задание можно, только если всё время стремиться стать лучше всех.
— Оу, шьен! Это и правда ты. Но как…
— Некогда. Давай сюда руки, я открою наручники.
Звякнула цепь, и в моих ладонях оказались тонкие запястья Любавы. На мгновение я сжал их — кожа была сухой, горячей, и в ямке у основания большого пальца неистово билась жилка…
И вдруг я понял, что впервые дотронулся до неё.
На мгновение меня охватило желание прижаться к её ладоням лицом. Сделалось очень жарко, но я подавил этот порыв. Вновь достал электронного "червяка"…
— Не торопитесь, Курои.
Это был Бестужев. И говорил он в точности так, как говорил бы человек, в руках которого — пистолет. И направлен он вам в голову.
Стараясь не делать резких движений, я оглянулся.
Так и есть.
Шляпа, надвинутая на самые глаза, поднятый воротник плаща… Его лицо не стало выглядеть лучше с нашей последней встречи. Глаз, похожий на слякучую яичницу, всё так же стекал к подбородку, который покрывала редкая седоватая щетина.
— Оставайтесь на месте, господин Лис, — скомандовал Бестужев. — Если вы попытаетесь напасть, я выстрелю. Помните, сколько неудобств вам причинили пули из свинца? Теперь всё гораздо хуже: внутри, под рубашкой, они содержат нейротоксин. Ваше сердце остановится, как только он проникнет в кровь. Вы просто не успеете исцелиться.
— Я знала, что вы низкий человек, граф, — спокойно сказала Любава. — Но что вы в придачу подонок…
— Мы же договорились не оскорблять друг друга, принцесса, — магистр повысил голос. Но пистолет не сдвинулся ни на миллиметр.
— Вы окружены, Бестужев, — сказал я. — Снаружи везде мои люди. Вам попросту некуда отсюда деться.
— Ерунда, — усмехнулся граф одной половинкой лица. — Снаружи, кусая локти, вас ожидает только этот толстый старый хрен, которого давно надо было пустить в расход. Вы вновь понадеялись лишь на себя, Курои. И проиграли.
— Вполне могло так и быть, — из-за спины Бестужева раздался ещё один голос. — Если бы этот толстый хрен не смог подобраться к тебе поближе и приставить пушку аккурат между лопаток.
Сидя вместе с Любавой в фургоне, я не видел Коляна. Но я прекрасно знал, как легко и бесшумно тот может двигаться, когда это нужно.
Бестужев поднял руки вверх. В одной был зажат пистолет, и я увидел, как из-за его спины показалась крупная конечность с толстыми, как сосиски пальцами, аккуратно вынула у графа оружие и убралась.
Мы с Любавой немного расслабились. Я вновь потянулся за "червяком", когда услышал смех.
Смеялся граф. Всё так же подняв руки над головой, склонив лицо так, что провисли края шляпы, он издавал театральные, наполненные натужным самодовольством, звуки.
А между пальцев его правой руки появился небольшой телефон. Моё сердце сковало нехорошее предчувствие.
Любава выругалась.
Вот уже целую минуту она сжимала мою руку в своей. И теперь хватка усилилась.
— Интуиция вас не подвела, сударыня, — сказал Бестужев. — Это не просто телефон. Это чека от бомбы.
— Если ты не отдашь его сейчас же, я выбью тебе мозги, — пообещал Колян. Из-за шляпы графа виднелась лишь его макушка, и кончик красного, похожего на капустный кочан, уха.
— Если ты попытаешься его у меня забрать, я нажму кнопку и город взлетит на воздух, — быстро сказал Бестужев.
— Ты блефуешь, — буркнул Колян.
— Проверим? — большой палец магистра напрягся на кнопке.
— Не стоит, граф, — сказала Любава. — Я поверю в любую мерзость, которую бы вы не измыслили. Дядя Коля, дайте ему сказать.
— Город наводнён моими людьми, — сказал Бестужев. — И я приказал разместить в самых разных местах небольшие, но ёмкие подарочки. В супермаркете. В аптеке. В той прелестной овощной лавочке, где я покупал вам, мадемуазель, витамины… И конечно же, в других стратегических точках. Та водокачка, рядом с которой вы так трогательно встречались с своим осведомителем. Несколько бензозаправок, городской боулинг, парк развлечений… Как только я отправлю сообщение, они взорвут бомбы.
— Вы просто психованый ублюдок, граф, — сквозь зубы прошипела Любава.
— Очень предусмотрительный ублюдок, — ощерился тот одной половиной лица. — И если вы не будете слушаться, я сделаю это. Первая бомба взорвётся на автозаправке. Затем — в симпатичной кафешке, что вы проезжали. Мне продолжать?
— Чего вы хотите? — спросил я.
— Убирайтесь. Оставьте девушку и уходите. Тогда Орехов не пострадает.
— Гарантии, — буркнул Колян, появляясь сбоку от Бестужева. Он так и не опустил пистолет, и держал его направленным магистру в голову.
— Никаких, — высокомерно бросил граф. — Взрывчатки, которой я нафаршировал это мещанское гнездо, хватит на то, чтобы разнести всё в пыль. И если вы сейчас же не уберётесь — я нажму кнопку обязательно. А потом скроюсь, пока вы будете метаться по пожарищу, в надежде спасти хоть кого-нибудь.
— Прежде я прострелю тебе башку, — сказал Колян.
— Не выйдет, — граф щелкнул пальцами и вокруг него замерцала плёнка мыльного пузыря. — Теперь я абсолютно неуязвим, — злорадно проскрежетал он. Ни пули, ни другое оружие мне не страшны. А вот вы, двое, в полной моей власти! — он потряс телефоном. — Решайте быстрее. А то моим людям станет скучно, и они захотят повеселиться.
И тут случилось неожиданное.
Любава наклонилась ко мне всем телом. Подняла скованные руки и пропустив мою голову между ними, положила локти на плечи. А потом прижалась ко мне губами…
Поцелуй был долгим, горячим. Таким, как я представлял его в мечтах. Я закрыл глаза. Но испугавшись, что она сочтёт такое поведение слишком робким, вновь открыл. И увидел близко-близко синие, с желтыми крапинками радужки. Мелькнули длинные светлые ресницы…
А потом она меня оттолкнула.
— Идите, — тон был приказным, не терпящим возражений. — Уходите отсюда.
— Но…
— Дядя Коля! Вы меня слышите? Заберите его. Не надо делать глупостей.
Я выбрался из фургона и встал рядом с Коляном. Силовой пузырь вокруг графа мерцал и переливался, как бензиновая плёнка на поверхности лужи.
— Считаю до десяти, — сказал Бестужев. — За это время вы должны отойти на порядочное расстояние — для своего же блага.
Колян подхватил меня под локоть, и мы вместе двинулись к сиреневым сумеркам, в которых стрекотали кузнечики и пели соловьи.
— Мы что, так всё и оставим?
Поцелуй Любавы всё ещё горел у меня на губах. В висках стучали молотки. Быть так близко, и по собственной воле отказаться от цели…
— Давай, шевели ногами, герой-любовник, — буркнул Колян, подталкивая меня всё дальше от сарая, к густо разросшимся кустам сирени. — Это мы ещё легко отделались.
— Легко?..
— Он спокойно мог нас пристрелить, прямо там, не отходя от кассы, — пояснил телохранитель. — Держа на мушке цельный город, он мог приказать, чтобы Свят прискакал сюда, вместе со всеми прихлебателями, и принёс корону на красной подушечке.
Друзья называют меня Свят, — сказал государь, когда я знакомился с ним на балу в поместье Соболева.
Интересные у него друзья…
Над головой раздался стрёкот винтов. Мы с Коляном как по команде задрали головы.
Чёрная машина заходила на посадку рядом с сараем.
Колян шепотом выругался.
Я выругался совсем не шепотом. И ругался долго, припоминая все известные мне ругательства, на всех языках, которые помнил.
— Переиграл он нас, Вован, — наконец сказал телохранитель. — Обул, как ванек.
— Вертолёт можно перехватить, — заметил я.
В голове, один за другим, возникали и рушились планы.
— Нет, пока есть опасность, что он взорвёт город, — покачал головой Колян.
— Но не можем же мы…
— Можем, — тяжелая лапа опустилась на моё плечо и придавила к земле. — Выиграв сражение, он ещё не выиграл войну.
Из сарая выскочил Бестужев. Он тащил Любовь за цепь, как непослушную собачку.
Пригибаясь, они подошли к вертолёту и исчезли в его чёрном нутре…
У меня перехватило дыхание.
— Вы чего ушами хлопаете? — заорал Фудзи мне на ухо. Грохот стоял такой, что я даже не слышал, как он подъехал. — Они же сейчас скроются!
Над нами как раз показалось брюхо вертолёта, и я вновь задрал голову. Куда они полетят?..
— А ну, пропусти!
Фудзи побежал за вертолётом, раскручивая в пустой руке что-то невидимое. Я сначала удивился, но потом вспомнил, что так и не снял свинцовый браслет. Сдёрнул его мгновенно, и сразу увидел над головой Фудзи огромное огненно-горящее лассо.
Воздух визжал, взрезаемый раскалённым Эфиром.
Я сорвался с места, как только понял, что Фудзи хочет набросить лассо на хвост вертолёта…
— Остановись! — кричал я. Но винты крутились всё сильнее, ветер свистел в ушах и Фудзи меня не слышал.
Гигантским прыжком преодолев расстояние между нами, я прыгнул ему на спину и повалил, прижал к гравию лицом. А потом не отпускал, пока вертолёт не сделался крошечной чёрной точкой в раскалённом добела небе.
Неровной походкой к нам подошел Колян. Приставив руку козырьком к глазам, он наблюдал за вертолётом.
— Вы идиоты, — Фудзи сел, и теперь вынимал кусочки гравия из кровоточащих ладоней. — Теперь он продаст её тому, кто больше заплатит. Вы представляете, скольким можно пожертвовать, чтобы иметь возможность диктовать свои условия Российской империи?
— У нас не было выбора, — сказал я, усаживаясь рядом. — Но мы обязательно найдём её.
В кармане Коляна запиликал телефон. Тот вытащил трубку, послушал, и дал отбой.
— Это семпай, — сказал он. — У него для нас кое-что есть.