Глава 9

Вселенная была похожа на шар. Мириады звёзд, миллионы миров. Внутри неё крутились небольшие диски, и я понял, что это — галактики. В центре каждой горело яркое скопление, распространяя физически ощутимые волны, которые пронизывали моё тело.

Тело… Я осознавал, что лежу на узкой койке в каюте, и в то же время видел, как моя голова погружается в водоворот из звёзд, а ноги ощущают холод космического пространства.

Я мог протянуть руку, и коснуться любого из небесных тел. Мог почувствовать биение пульса голубых гигантов и ярость белых карликов.

На какой-то миг я понял, что вижу Древо Миров, корни и ветви которого усеивали миры, населённые живыми и разумными существами…

…А в следующий миг я вновь оказался на кровати, в своём теле.

Надо мной, как отпечаток на радужке глаз, повисло прозрачное изображение моего тела. По нему пробегали волны, всех цветов радуги, но состояло оно как будто из одних нервных волокон. Я видел светло-голубые сгустки полушарий и расходящиеся от них хитросплетения нервных окончаний.

По средней линии живота, начиная от паха и заканчивая затылком, пульсировало семь светящихся сгустков.

— Это таттвы, — сказал голос Хякурэн где-то внутри моей головы. — Начиная с нижней, красной таттвы огня, и заканчивая таттвой Порядка — в темени. Она не имеет цвета, но принимает цвет того Начала, которое преобладает в этот момент.

Повинуясь её голосу, я сосредоточил взгляд в том месте, где у моего отражения был затылок, и увидел там вращающуюся сферу. По ней пробегали всполохи разных цветов.

— То, что мы видим таттву Порядка у тебя в голове, означает, что ты можешь быть адептом любой из стихий, или всех вместе. Но вот эта вот сеть…

И я увидел слабый контур паутины, опутывающей мою голову. Её мицелий пророс в полушария головного мозга, пустил ложноножки в мозжечок и гипофиз.

— Эта сеть — нечто, привнесённое извне, — сказал голос Хякурэн. — Каждый человек имеет ауру, сотканную из воспоминаний, жизненного опыта и мыслей, которые постоянно и непрерывно роятся под черепом. Но твоя сеть… Такое чувство, что её накинули на уже сформировавшийся разум. Насильно вживили в твою ауру. Имплантировали.

— Ну так сними её, — сказал я молча, уверенный, что Белый Лотос меня услышит. — Убери эту сеть.

Я чувствовал, как она жжет. Как она мешает мне правильно мыслить. Не даёт стать самим собой.

— Я не могу, — сказала Белый Лотос. — Насильственное вмешательство может навредить больше, чем помочь. Мне кажется, ты должен сделать это сам. Когда поймёшь, что это такое. И что тебе это необходимо.

Я хотел возразить, но почувствовал, что её больше нет внутри меня. И открыл глаза.

С затаённой грустью вновь увидел ржавый, в заклёпках, потолок, ощутил жесткость подушки под головой, почувствовал необходимость вдыхать и выдыхать воздух. И так — раз за разом…

— Потерпи, — сказала Хякурэн. Она убрала руку с моей груди, и вообще поднялась на ноги, собираясь уходить. — Впервые покидая своё тело, по возвращении все чувствуют некоторую… бренность бытия. Но это пройдёт. А взамен накатит эйфория от ощущения того, что ты жив. Поосторожнее с этим. В таком состоянии люди способны на любые безумства.

Она открыла дверь, чтобы покинуть каюту.

— Подожди, — я сел на кровати. Тут же понял, что даже сидя макушкой задеваю потолок, но ложиться снова не стал. — Я знаю, что это за паутина в моей голове.

Я действительно узнал это. Пребывая на борту крошечного судна, затерянного посреди бескрайнего океана. В тот самый миг, когда смог своим внутренним взором окинуть Вселенную.

— Тем лучше для тебя, — сказала Белый Лотос, и вышла. — Надеюсь, ты поймёшь, что с этим делать.

Паутиной, опутавшей мой разум, были директивы Корпуса. Те незримые нити, что делали чрезвычайных посланников послушными дрессированными псами.

Тело — всего лишь оболочка. Посланники меняют их, как модницы меняют наряды. Но разум… Разум всегда один. И в него, подобно стальным костылям, психологи Корпуса вбивали Правила Подчинения.

Это делалось под гипнозом. Ни один из нас толком не мог сказать, что происходило там, в белых палатах, за матовыми стеклянными дверьми.

После Сеансов мы чувствовали себя обновлёнными. Лёгкими и свободными от груза ненужных эмоций. Счастливыми.

Ведь мы выполняем нужную и важную работу. Служим благородным целям. Делаем то, на что не способен никто другой.

Считалось, что такая перезагрузка полезна для синт-оболочки…

Но теперь я знал, что это не так. Попросту говоря, паутина — это КОД. Выжженная в мозгу командная строка, которая управляет действиями посланника, где бы он ни находился.

Код — это то, что ДЕЛАЕТ нас посланниками.

Скорость реакции, память, способность принимать решения… Но так же — послушание. Мы — ценный актив Корпуса, его верные солдаты. Мы должны без вопросов выполнять миссии и возвращаться на базу Корпуса с добычей в зубах.

Никогда не сопротивляться. Никогда не думать о том, чтобы сбежать. Никогда не применять своих знаний и умений во вред Корпусу. Никогда не мечтать о свободе.

Когда я проснулся, уже спустилась ночь. Обед я пропустил, но Фудзи принёс мне перекусить: ломоть солонины на куске тёплого ржаного хлеба.

— Извини, чудовище, больше ничего нет, — он присел на сундук Хякурэн наблюдая, как я уплетаю угощение.

— Что, всё сгорело, и ты решил от отчаяния броситься в море?

После космических откровений, мною овладела весёлая ярость. Тошнота никуда не делась, но зная, что все эти недомогания — не физического происхождения, а скорее, глюк системы, я решил больше не обращать на неё внимания.

Как только я пойму, как это сделать, я выжгу директивы Корпуса из своего разума.

— Наоборот! — Принц Фудзивара расплылся в счастливой улыбке. — Я готовлю так вкусно, что ничего не осталось. Вылизали тарелки подчистую. Хякурэн сказала, что я — лучший кок из тех, что когда-либо плавали на Кобаяши Мару. Я даже подумываю занять эту должность на постоянной основе.

— А что? — доев солонину, я наклонился, и хлопнул его по коленке. — И оставайся. Заведёшь себе трубку, научишься её курить…

— Эх, мечты, мечты, — Фудзи вздохнул и поднялся. Потолок каюты был слишком низким, ему так и не удалось выпрямиться во весь рост. — Одна проблема: я привык к необузданной роскоши своего эйрстрима, а здесь всего одна каюта. И принадлежит она шкиперу. А у меня, потомственного даймё, от этого гамака в кубрике все кости болят…

Когда я вышел на палубу, на небе уже сияли звёзды. Огромные, как монеты, и яркие, как лампы.

Вокруг была кромешная темнота. Казалось, Кобаяши Мару завис между небом и землёй, не касаясь ни того, ни другого.

Темнота была такая бархатная, что хотелось погладить её руками.

Подошла Хякурэн и встала рядом.

— Спасибо, что уступила каюту, — сказал я. — Теперь она снова в твоём распоряжении.

— У меня всё равно была вахта, — отмахнулась девушка. Она явно была не прочь немного поговорить.

— Ты спросила, что я собираюсь делать в Ямато, — начал я.

— Я и так знаю, что МЫ собираемся делать, — спокойно ответила она. — Я спросила, КАК ты себе это представляешь.

Пришлось сделать глубокий вдох. Никогда, ни разу Белый Лотос не давала повода думать, что она со мной флиртует. Но тогда почему у меня возникают такие мысли?

Казалось, я давно пережил детскую влюблённость, которую испытал там, рядом с мостом Акаси-Кайкё. Особенно после того, как увидел их танец с государем Святославом на балу…

Но тем не менее, близость этой женщины вызывала у меня противоречивые чувства.

— Мы?

Теперь она посмотрела прямо на меня.

— Уж не думаешь же ты, принц Антоку, что я останусь в стороне, пока мою страну подвергают разграблению и насилию?

Я работаю на Государство, — как-то сказал Фудзи. Хякурэн, мадам Салтыкова — все они занимались одним делом.

— Ну, наместник Сётоку — не Шива, — улыбнулся я. — Он не будет разрушать Ямато — ведь тогда ему будет нечем править.

— Ты не знаешь моего брата, — пока мы говорили, на палубу выбрался Фудзи. — Он хочет, чтобы ему поклонялись слепо, беззаветно. И ему плевать, сколько народу придётся для этого убить.

— Святослав этого не допустит, — уверенно сказала Белый Лотос. — Но мы должны помочь ему всеми силами.

То, как она произнесла имя государя… В общем, после этого все мысли о флирте как-то выветрились из моей головы.

— Мы пойдём на Сикоку, — сказал я, обращаясь к ним обоим.

— Почему не в Осаку? — поинтересовалась Хякурэн. — Оттуда ближе до Киото. И у нас там друзья…

Она имеет в виду своего отца, босса якудза. Конечно же, у него — большие связи. И огромные возможности.

Внезапно идея Хякурён показалась мне довольно привлекательной…

Но её отец — не сэнсэй. К тому же, он пожилой человек, и вряд ли сможет себя защитить.

— В Осаке найдётся такое безопасное местечко, где мы могли бы сориентироваться, произвести разведку и выработать план действий, не подвергая опасности других людей?

Хотя для большинства населения Ямато родство Хякурэн и Янаки оставалось тайной, не думаю, что Сётоку упустил из виду такую мелочь.

— Что ты предлагаешь? — спросил Фудзи. — Если мою мастерскую в Такамацу, то…

— Я планирую взобраться на гору, в храм Тысячи Ветров.

Кроме безопасности, у меня были ещё кое-какие мысли на этот счёт. Но Фудзи уже согласно кивал.

— Здравая мысль, — сказал он. — Нам нельзя обнаруживать себя раньше времени. А в храме мы сможем спокойно всё обдумать и собраться с силами.

— Вы не понимаете! — Хякурэн в раздражении хлопнула ладонями по борту лодки. — Идёмте.

И она уверенно пошла по внезапно наклонившейся палубе. Мы с Фудзи, трогательно придерживаясь друг за друга, поковыляли за ней.

— Ну и качка, — пробормотал принц Фудзивара. — Никогда не страдал от морской болезни, но кажется, меня сейчас стошнит.

— Постоим немного у борта?

— Да, спасибо. Хорошо, что нас никто не видит.

— Это очень маленькое судно, мой друг.

— Да, ты прав, чёрт побери. Позорище-то какое.

— Всё ещё хочешь стать коком?

— Кстати! — облегчив желудок, Фудзи заметно повеселел. — А ты-то как, чудовище? Ещё пару часов назад тебя было не оторвать от койки.

— По-разному, — честно ответил я. — Но блевать не буду из принципа.

По узкой лесенке мы взобрались на крышу "ящика", а оттуда уже спустились в рубку — тесноватое помещение, заставленное приборами.

Главным преимуществом рубки были громадные окна, распахнутые на все четыре стороны света.

Белый Лотос стояла у большого плоского экрана, на котором желтым и синим светилась карта Японских островов, окруженных морскими водами.

Сбоку тянулась извилистая кромка материка.

— Вот, смотрите: мы здесь, — и Хякурэн указала на крошечную точку в огромном синем пространстве. По правому борту остаётся Пэкче и большой порт Чходжин. Слева — Японские острова. Сейчас напротив нас Ниигата, где мы будем буквально через пару-тройку дней. По пути наловим трепангов, их можно отлично продать в порту…

— Так тобой движет погоня за прибылью? А, шкипер?.. — спросил Фудзи, шутливо толкая Хякурэн в бок.

— Мною движет человеколюбие, — отрезала та. Трепанги — это просто вкусно. А вот переход к Сикоку… — она повела тонкой указкой по карте. Вот вход в Пусанский пролив, это три дня. Дальше — остров Цусима, а за ним — выход в Тихий океан. Но мы не сможем пройти через пролив Симоносэки кайкё, придётся обогнуть Кюсю со стороны океана.

Белый Лотос замолчала, позволяя нам осмыслить её слова.

— Почему? — спросил Фудзи. — Ведь он находится как раз между Кюсю и Хонсю…

— Землетрясение, помнишь? Вот уже десять лет всем, кто хочет попасть на Сикоку со стороны моря, нужно огибать южную оконечность Кюсю.

— А… сколько времени займёт обход? — спросил я.

— Неделя. Поэтому я и предлагаю: дойдём до Ниигаты, а уже оттуда — по земле, напрямую.

— Но это слишком опасно! — возразил Фудзи. — Наверняка острова наводнены шпионами моего брата. Нас вычислят в тот момент, когда мы ступим на берег…

Я отвлёкся от их спора.

Князь Соболев не зря предпринял столько ухищрений, чтобы переправить нас на Кобаяши Мару незамеченными. На земле нас слишком легко обнаружить: камеры слежения, дроны, просто люди, которые тихо сидят, примечают что-то полезное, и передают информацию дальше…

— Я согласен с Фудзи, — сказал я. — По дорогам будет слишком опасно. Нас могут заметить и узнать гораздо раньше, чем мы попадём в Киото.

— Милые вы мои мальчики, — усмехнулась Хякурэн. — Неужели вы думаете, что я не смогу переправить нас в Киото так, чтобы не одна блоха не догадалась?

— Бестужев именно так и подумает, — сказал я. — Он знает, что мы с Фудзи бросимся в погоню за Любавой. Он уверен, что мы захотим действовать быстро, и не будем терять времени на морские прогулки. И он ОБЯЗАТЕЛЬНО подготовит ловушку. Как раз к тому времени, когда, по его расчётам, мы доберёмся до Киото.

— Но неделя — это огромный срок, — запротестовал Фудзи. — За это время они десять раз устроят свадьбу, и когда мы наконец прибудем, всё веселье уже закончится.

Я посмотрел на Фудзи так, что он, очевидно, почувствовал себя не слишком уютно. Даже отскочил от меня за спину Хякурэн.

— Что ты задумал, чудовище? — уголок его рта дёрнулся, словно принц Фудзивара хотел улыбнуться, но передумал. — Знаешь, когда он так смотрел в последний раз? — обратился он к Хякурэн. — Когда мы летели из Ямато в Россию. Не успел я моргнуть — и мы оказались на крыле самолёта, на высоте одиннадцати тысяч метров над землёй, в тот самый момент, когда наш самолёт пытался протаранить огромный дракон.

Я сдержал рвущееся наружу раздражение. Наверняка Белый Лотос знает эту историю во всех подробностях…

— Помнишь, ты мне говорил, что подводные лодки ходят на магической тяге? — я поспешно пресёк дальнейшие словоизлияния Фудзи. — И что поэтому двухнедельный круиз из Питера во Владивосток для нас с тобой превратился в двухдневный?

У Фудзи загорелись глаза. К его чести, принц мгновенно оценил мою мысль.

— Объединив усилия, уже через два дня мы окажемся в заливе Тоса! — он посмотрел на Хякурэн. — Шкипер, твоя лоханка выдержит?

Белый Лотос поджала губы. Казалось, она честно задумалась над вопросом.

— Как вы считаете, почему мы, рыбаки, не ходим на магической тяге? — наконец спросила она.

— Не знаю, — пожал плечами Фудзи. — Наверное, дорого — держать на таком маленьком судне штатного сэнсэя… Ты сама говорила: каждая копейка на счету, и всё такое.

— Но ведь я сама — сэнсэй. И легко могу придать Кобаяши Мару нужную скорость. Так почему я этого не делаю?

— Кстати! — лицо Фудзи осветилось. — Почему бы тебе этого не сделать? Ты — сэнсэй таттвы воды, так что…

— Всего три слова, — саркастически произнесла Белый Лотос. — Вам, сухопутным крысам, может быть, они и неизвестны. Но мы, морские волки, не любим даже произносить их вслух.

— И какие же это слова? — не удержался я от вопроса.

При всем моём богатом воображении, сложно было придумать что-то, что испугает эту девушку.

— Пираты острова Окинава.

Она произнесла их торжественно. Так, словно читала заклинание или мантру.

— Пираты? — тут же повторил за ней Фудзи. — Ты испугалась каких-то пиратов?

Она не стала этого отрицать. Просто дёрнула плечом, и отвернулась. Но мне этот жест очень не понравился.

— Ребята… — позвал я. — Извините, что я беру решение на себя. Но мы идём через Пусанский пролив, в обход Кюсю. С пиратами я как-нибудь справлюсь.

Хякурэн отвернулась к панели управления. Вся она была залеплена циферблатами: скорость, направление, давление топлива в котле… не буду обманывать, что знаю больше, чем уже перечислил.

В кабине самолёта — и то было понятнее.

Забыл упомянуть: всё это время мы были не одни. Пока мы трое спорили, Ватанабэ стоял вахту. Он не держался за рулевое колесо, устремив взор в ночную даль, не глядел на приборы, то и дело корректируя курс — ничего такого. Просто сидел во вращающемся кресле, и положив ноги на приборную доску, читал комикс.

Во время нашего спора он усиленно делал вид, что его здесь нет: мальчишка прекрасно понимал, что разговор не предназначен для посторонних ушей. И в то же время — покинуть пост не мог. Что ещё ему оставалось?

Так вот: когда я сказал, что сам как-нибудь разберусь с пиратами, он впервые дал понять, что прекрасно всё видит и слышит.

Отложив комикс, мальчишка выбрался из кресла и посмотрев на нас по-очереди, спросил:

— Вы случайно головой не ударялись? — спросил он.

Загрузка...