Червь-5

Глава 1

Обезумевший ублюдок!

Когда в моей жизни встречались подобные «существа», я всегда задавался вопросом: откуда у человека берётся мотивация для доведения себя до такого плачевного состояния? Что его толкает на столь отчаянный шаг?

Ведь он — этот обезумевший ублюдок — не из тех, кого слабые по духу люди подталкивают в спину. Нет… он точно не из тех. Скорее, он сам относится к тем, кто с удовольствием пнёт тебя в спину.

Но тогда что? Что вообще должно творится в больной голове, чтобы найти в себе силы кинуться в холодные объятия неизвестности и полностью лишить себя человечности?

Боль? Отчаяние? Быть может — страх? Нет, всё это для него пустяк, обыденные чувства, которые он научился заглушать в своей душе, как надоедливый зуд после укуса комара.

Власть… Да-да, точно-точно. Власть!

В который раз я убеждаюсь, что слабый разум, опьянённый властью, камнем летит в пропасть, на самое дно бесчеловечности. Туда, где животный мир берёт своё начало. Где инстинкт — твой верный друг и помощник.

Звериное безумие пропитало его заражённое тело, спрятавшееся под толстым слоем гнойного доспеха. Его рёв источал ненависть и злость, а выпученные лунные глаза были лишены какого-либо сострадания. Плевал он на всех. Возможно, сейчас он считает себя наивысшей точкой эволюции, быть может допускает мысль о бессмертной жизни, но в любом случае — обратить себя в то, что стояло у дверей здания «Швея» ничего общего с человеком не имело. Одни инстинкты. И лишь инстинкты разгоняли тембр его звериного вопля.

Он был ужасен и омерзителен, окружённый облаком жужжащих мух.

Изрытые глубокими трещинами две грудные пластины с каждым вздохом разъезжались друг от друга, оголяя тонкую полоску кожи, на которой в лунном свете тускло поблёскивал струящийся гной. Гной струился везде. Гной заливал всё его тело. Маслянистая плёнка укутывала огромное мускулистое чудище с ног до головы и стекала по доспеху тонкими струйками, на концах которых собирались жирные капли болотного цвета. Он напоминал только что вылупившуюся муху с неокрепшими крыльями, чьё хрупкое тельце уязвимо даже перед обжигающими лучами солнца. Густая белая грива, некогда служившая прекрасным дополнением к статному лицу, слезла, а сама голова превратилась в грубо отёсанный пень. Всё, что он себе оставил от человечности — висевший на его груди широкий кожаный ремень с подсумками.

Что он с собой сотворил? Где нашёл такие средства? Какие еще сюрпризы нас ожидают?

Занеся над головой уродливую секиру с двумя грубо срезанными лицами вместо стального лезвия, Борис стоял неподвижно и ревел. Ревел как бешеный зверь перед смертельной схваткой. И любой зверь знает: лучшая защита — это нападение.

— Пришло время умирать! — проревел Борис на всю улицу и кинулся на нас.

Массивное тело, закованное в латы из застывшего гноя, загрохотало по деревянным доскам. Тянущаяся к главным дверям «Швеи» лестница достигала высоты моей груди, и никто даже подумать не мог, что Борис сможет взмыть над нашими головами на добрый метр.

Он так яро оттолкнулся, что под его ногами полопались доски. Борис взлетел — и время словно остановилось. Вокруг всё замерло, и лишь адреналин продолжал упорно заливать мои жилы, вызывая в ушах неприятный звук шуршащего на ветру целлофана.

Секунда — столько понадобилось Борису, чтобы пролететь пару метров и глыбой обрушиться на сухую почву возле наших ног. На мгновение облако зернистой пыли превратилось в серебристый туман, скрывший Бориса с наших глаз.

Секунда.

До безумия бесконечной секунды хватило на то, чтобы я достал выращенный из чистой крови меч и крепко сжал свои закованные в кровавую корку ладони на рукояти из оторванной по локоть руки «кровокожа». Секунды вполне хватило, чтобы Осси выхватила из колчана стрелу и натянула тетиву. Этой секунды было достаточно, чтобы Дрюня вскинул свой уродливый клинок и кинулся к подножью лестницы, где в туже секунду принял ошеломительный удар двуликой секиры.

Когда-то это симпатичное мужское лицо растягивалось широкой улыбкой при виде своей семьи, или грустило дождливыми вечерами, а быть может вопило от невыносимых мучений или смеялось от страха перед лицом неминуемой смерти.

Или эти лица принадлежат женщинам? Разве это имеет значение. Теперь они — часть оружия. Искажённая болью и ужасом гримаса навечно застыла на куске высушенной плоти, что со свистом рассекла воздух и врезалась с глухим стуком в такой же высушенный кусок плоти, который был срезан с людской груди.

Общий вес Бориса, помноженный на его ускорение и силу притяжения, оказался на столько велик, что ноги Дрюни не выдержали. Уродливый меч сумел увести в сторону смертельный удар, но сам хозяин меча рухнул на одно колено перед лицом неминуемой смерти. Дрюнин доспех отозвался противным скрежетом гнойных пластин, глотка раздулась, выдавливая из лёгких одно понятное слово для всех:

— БЛЯТЬ!

Я кинулся к другу. Рядом с моим ухом стрела со свистом разорвала воздух. Я прекрасно понимал, что рассчитывать на быструю победу — это глупо.

Нужно хорошо прицелиться! Ударить точно! Меня пугала вероятность снести Дрюне башку, из-за чего мой удар вышел не совсем уверенным и точным. Я лишь рассек воздух возле секиры Бориса, которую он быстро вскинул, закрывая лицо от стрелы.

В оранжевом свете валяющегося на земле факела, я увидел сквозь пустые глазницы огромной секиры пару белых глаз, впившихся в моё лицо. Борис не был бы тем самым Борисом, если бы не смог отразить мой удар или шальную стрелу.

Как только мой первый удар потух, я замахнулся вновь, наметив себе цель. Я так сильно хотел снести ему башку, что даже и не собирался целиться куда-то, кроме как его шеи.

Борис ловко откатился назад, увернувшись от смертельного удара. Мой слух резанул громкий вопль:

— Он нужен мне живым! — вопил Дрюня, вскакивая на ноги.

На ногах мой друг держался не совсем уверенно. И как бы он не пытался изобразить полную непоколебимость, что-то колебало его тело. Лишь поравнявшись с Дрюней, и кинув мимолётный взгляд в его сторону, я всё понял. Гнойная пластина, защищающая брюшину, была проломлена, а на её поверхности поблёскивало серое пятно — жидкость, разжижающая доспех «труперсов». Из раны вытекали тонкие тлетворные струйки.

Дрюня положил ладонь на расколотую пластину.

Судя по тому, что Борис кинулся на нас с полным отсутствием страха в лунных глазах и громким рыком на губах, он всё слышал. Он всё прекрасно понял. Секира копьём выстрелила в грудь Дрюне, заставляя его отпрыгнуть назад. Снова чьё-то лицо столкнулось с заскорузлой плотью, и результатом такого слияния был глухой треск и выброшенное в воздух облачко зернистой пыли из стёртой кожи.

Дрюня отразил удар, откинув секиру. Зашёл Борису в бок и врезал кулаком левой руки в челюсть.

Я стоял, не зная, что делать. Как я должен был поступить? Как ударить Бориса, чтобы не убить? Что должна была сделать рыжая воительница, пускающая в гнойного гиганта одну стрелу за другой?

Пока стрелы отскакивали от непробиваемого доспеха, я проорал рыжей:

— Не стреляй!

— А что мне делать? — крикнула в ответ Осси. — Смотреть?

Она недовольно зарычала, словно обиженная девчонка, спрятала лук и выхватила из ножен свой меч, не менее уродливый чем меч Дрюни и не менее уродливый чем новое лицо Бориса.

Дрюня снова врезал Борису в лицо. Замахнулся для очередного удара, но вдруг что-то его согнуло пополам. Видимо, для Бориса эти удары, которые обычному человеку проломят череп, не причиняли особого вреда, пощёчины, от которых только закипала кровь в жилах.

Гнойные воины стояли так близко, что Борису не составило особого труда врезать локтем Дрюню в живот. В то самое место, где доспех был проломлен и напоминал крыло автомобиля после неудачной встречи с металлической оградой на шестиполосной трассе. Дрюня болезненно изогнулся, очередной удар его кулака не достиг цели.

Для такого с виду неповоротливого тела Борис двигался ловко. Он быстро вывернулся, успев Дрюни отвесить сильнейшую оплеуху тыльной стороной ладони.

Нет, на это избиения я не мог просто стоять и смотреть!

Когда Борис перехватил секиру обеими руками и уже хотел замахнуться, я прыгнул в его сторону. Лезвие моего меча быстро потянулось к плечу в гнойной пластине. Ладно, убивать его нельзя, но хоть ранить… ранить то можно?

Но Борис и тут сумел увернуться. Секира взмыла в воздух, отбила мой удар. В мои ладони ударила сильнейшая дрожь, чуть не выбившая меч из рук. Мне явно не хватало опыта для сражения с Борисом один на один. Но ведь я не один!

Словно из тьмы вырвалась тень, чьи резкие очертания стали видны лишь в свете валяющего на земле факела. Тень обрушилась на Бориса. Громко рыча, Осси прилетела откуда сверху. Оттуда, куда Борис и не подумал бы взглянуть. Уродливое лезвие врезалось в плечо Бориса, что вызвало у меня улыбку, а вот у Дрюни массу возмущений.

Наш друг снова завопил:

— Не смейте его убивать! Он нужен мне живым!

— Но как нам быть? — кричала Осси, отпрыгивая от Бориса.

— Выматывать… — и Дрюнин кулак с новой силой врезался в челюсть Бориса, так удачно отвлёкшегося на Осси.

План так себе. Какой запас сил у Бориса — мы могли только гадать. И никто нам не гарантировал, что мы не устанем раньше.

Мы попытались окружить Бориса. Но это оказалось куда сложнее, чем могло показаться на первый взгляд.

Я только обрадовался тому, что сумел нырнуть Борису за спину, как тот, не обращая внимания на шквал ударов по лицу от Дрюни, перехватил секиру обеими руками и крутанулся вокруг своей оси. Боюсь представить, что случилось бы с брюхом Дрюни, если бы туда угодило со всей силой сделанное из человеческого лица лезвие, но первым на своём пути оно повстречало мои рёбра.

Мой манёвр оказался максимально неудачным. Выставленные вперёд руки должны были отвлечь врага, но никак не обнажить мой бок для прямого попадания.

Мой кровавых доспех отработал на все сто; человеческое лицо секиры сумело оставить узкую борозду на куске застывшей крови поверх моих рёбер, но с законами физики не поспоришь.

Меня отбросило назад.

Откатившись на пару метров от места драки, я сразу же попытался наполнить лёгкие воздухом, который оттуда напрочь выбило. Первое, что я почувствовал, — боль. Острая боль, сигнализирующая о повреждении внутренних органов. Моё легкое было проткнуто двумя сломанными рёбрами. Будь я обычным человеком — мне можно было бы копать могилу. Но боль вдруг сменилась приятным холодком, я сделал еще один вдох — у меня получилось. Организм стремительно исцелялся. Вот я смог открыть глаза. Нащупать рукой рукоять меча, выпавшего в падении. А когда внутри моей груди раздался хруст и на лёгкое не оказывалось никакого давления, я смог сделать глубокий вдох. И встать на ноги.

Осси скакала возле сражающихся друг с другом Борисом и Дрюней как мелкая дворовая шавка. Её удары почти достигали тела Бориса, и мне не особо было ясно, куда целилась воительница, но постоянно рвущая воздух секира держала её на безопасном расстоянии.

Дрюня совсем плох. Он уже не сражается как молодой самец за самку. Он пятится, роняя на землю гнойные капли, вытекающие из пробитого брюха. Его рука размахивает мечом, но это только ради защиты. О нападении даже речи не идёт.

Бориса надо кончать! Немедленно! Иначе, он прикончит нас!

Я крепко сжал рукоять меча и бросился на Бориса. Когда длины лезвия вполне хватало для сокрушительного удара по голове, я вдруг замер. Вспомнил наши цели, одной из которых — тело Бориса. Целое. Не рубленное на кусочки, неискалеченное, неизувеченное. Иначе, власть нам не вернуть.

И как быть, бля? Борис совсем не уставал. Я смотрел на его грациозные движения, и могло показаться, что монстр питает силу из воздуха. Каждый новый удар становился только сильнее. Сокрушительнее. А уродливое тело стремительно теряло влажный блеск. Муха быстро созревала.

Дрюня долго не протянет.

Я замахнулся, уведя кончик лезвия куда-то высоко над своей головой, и когда уже был готово вмазать плоской стороной меча прямо в висок Борису, мои глаза ослепли, а в мозг впились сотни раскалённых игл.

Оглушительный хлопок раздался у моих ног, яркая вспышка света ослепила не только меня. Где-то совсем рядом взвыла Осси.

Мой слух и зрение быстро восстановились. Осси стояла на коленях, зажав уши руками и скорчив лицо от боли. Я хотел кинуться к ней, но за моей спиной загрохотала лестница отдалённым эхом. Я обернулся на жуткий захлёбывающийся рёв. По лестнице стремительно спускались два «труперса». У каждого в руке по стальному мечу, грудь опоясывал кожаный пояс с подсумками. У одного из «труперсов» один из подсумков был опустошён, а его рука уже успела нырнуть в соседний. Второй добежал до предпоследней ступени и со всей силой оттолкнулся. Затянутое тело в гной доспех, такой же как у Дрюни, и такой же как у Бориса взмыло в воздух прямо напротив меня.

Куча высохшего на солнце гноя с грохотом рухнула у моих ног. В ту же секунду стальной клинок пронёсся рядом с моей грудью, чуть не отрубив часть подбородка. Удар был предсказуем, я заранее откинул спину назад. Пока «труперс» вскакивал на ноги и пытался вернуть оружие для новой атаки, моё тело крутанулось против часовой стрелки, придав мечу силы достаточной для смертельного удара. Всё как учил Борис. Его уроки не прошли бесследно. Уловив мой манёвр, бедолага успел отпрыгнуть назад, но… Нужно было сделать два прыжка…

Длинное лезвие из застывшей крови с лёгкостью отсекло правую руку «труперса» выше локтя и зашло глубоко под рёбра, вскрыв гнойную броню как консервную банку. Отрубленная рука упала на землю, а стальной меч и сжимающая его ладонь, в ту же секунду залило густым гноем, что серебром заблестел в свете луны. Уродец взвыл от боли, весь затрясся. Обращённые в никуда белёсые глаза чуть вылезли из утопленных глазниц. Из вонючей пасти хлынула бурая жидкость. Ихор. Мне хотелось поскорее отойти от этой кучи перегноя, сделать так, чтобы он заткнулся, быстро сдох и умолк! Но он продолжал мычать. Затем и вовсе громко раскашлялся, когда я попытался выдернуть меч. А когда я прыгнул ему за плечо и увернулся от меча его дружка, он успел забрызгать моё лицо и доспех гнойными каплями.

Кончик стального клинка с силой врезается мне в плечо. Он всё-таки дотянулся! Второй вояка с рёвом прыгает на меня, тычет мечом, машет им, но каждый раз попадает либо в своего приятеля, либо рубит воздух у меня над головой. А я всё никак не могу выдернуть свой меч, плотно застрявший в грудине «труперса»! То мне мешает мой кожаный плащ, то не хватает места, то просто жали «туфли». А потом так и вообще мне в лицо прилетела колба. Жидкость разлилась по лицу, мои глаза обожгло, цветная картинка выгорела от сотни ослепительных вспышек.

Зрение вернулось не сразу, понадобились какие-то секунды, но «труперс» именно того и добивался. Стальное лезвие пронеслось у моего лица, оставив на лбу глубокий порез. Не откинься я вовремя, и быть может сейчас бы рухнул на землю с раскроенной головой, из которой сочились бы мозги.

Игра становилась всё опасней и опасней. «Труперс» учился на глазах, нашёл слабое место, и теперь все удары были нацелены мне в голову.

Мне нужно избавиться от лишнего. Мне нужно высвободить меч!

Я не стал развязывать на шее узел от шнурков плаща; схватил его и резко дёрнул. Верёвка лопнула, плащ быстро скатился по моему доспеху на землю. Гнойный воин наступил на него, когда попробовал нагнать меня. Я успел сделать два прыжка назад и рывком высвободил меч из «труперса», ставшим уже трупом. Изуродованное тело упало на бок, из огромной пробоины в боку хлынул вонючий ихор.

Появление длинного кровавого лезвия запачканным тонким слоем гноя стало настоящим сюрпризом для «труперса». Лёгкая победа превратилась в болезненное поражение.

Каменное лицо не в состоянии было изобразить хоть что-то. Глаза уставились на мои руки, губы не шевелились. Он словно был каким-то неодушевлённым роботом, выполняющим простейшие указания. Но вот его неуверенные движения, потряхивания рук и неловкое похлопывание ладонями по груди выдавали в нём растерянного человека. Уродливый воин нащупал нагрудной подсумок, даже успел запустить в него ладонь за очередной колбой, но было уже поздно.

Я замахнулся и ударил. Сжимающая глиняную колбу кисть взмыла в воздух, крутанулась пару раз и рухнула на землю. Воин завопил. Заливающаяся гноем культя тряслась от боли, а белые глаза были намертво прикованы к огромной ране. Это была моя секунда. Смертельная секунда промедления.

Я сделал всего один шаг и обрушил меч на голову «труперса». Череп раскололся без особых усилий. Хруст кости и чавканье мозга раздались в прохладном вечернем воздухе, заполнив моё сердце успокоением. Двумя проблемами меньше.

Два огромных тела тихо валялись недалеко друг от друга в собственных лужах густого ихора. Они быстро умолкли, но тишина так и не наступала. В паре десятков шагов Осси продолжала отчаянно бросаться на Бориса, а Дрюня всё никак не мог перехватить инициативу в свои руки.

У меня родилась идея. Если Бориса нельзя убивать, то надо попробовать его хорошенько оглушить.

Я быстро прильнул по очереди к трупам. Особо не церемонясь, содрал с одно нагрудный ремень, со второго забрал оставшиеся колбы. Даже оказалась одна лишняя. Без особых размышлений я тут же её применил, швырнув в сторону Бориса.

Внутри колбы оказалась жидкость для разжижения кожи. Огромное серое пятно быстро расползалось по необъятной спине Бориса, особо не причинив ему вреда. Он даже не заметил ничего, всё также яростно продолжал разрывать перед собой воздух секирой, держа на безопасном расстоянии Осси и Дрюню. Хотя, глядя на всё это со стороны, было ясно одно — мои друзья для него особой опасности не представляли. Понимал это Борис? Или слепо рубил воздух, в надежде повалить к своим ногам изрубленные тела?

Загрузка...