Червь 5

Глава 15

Понадобились считанные секунды, чтобы раскалённый утренним солнцем воздух пропитался людским страхом.

Страх чувствовался во всём и везде. Куда не глянь — везде обречённость и уныние. Я смотрел на пробегающих мимо солдат. Спрятанные дряблые тела в тяжёлые кожаные доспехи неслись в сторону ворот из толстых бревен высотою в два этажа. В глазах этих людей не было ничего кроме страха. Их рты были разинуты так широко, словно они хотели проглотить как можно больше воздуха перед смертью. В столь душную погоду пот заливал их замученные лица, и никто даже не думал его смахивать. Мне показалось, что страх в этих местах вошёл в привычку. Стал частью жизни. Обрёл статус постоянства.

Но у любого страха есть свой источник. Страшные рассказы пьяного Колега действительно звучали жутковато, а местами и страшновато. И будь перед ним в этот вечер за столом обычные путники — без сомнений, они бы развернулись и отправились домой, послав к чёртовой матери эту деревушку. Но мы необычные путники. Ради цели мы никогда не свернём и, тем более, не повернём назад. Мы идём в самую гущу. Мы идём туда, где тяжелее всего на свете. Я готов распахнуть глаза и броситься в самый эпицентр источника страха.

Мне очень понравился задор моего друга. Этот огромный воин, чья кожа покрыта бронированными наростами из коктейля гноя и сукровицы с щепоткой белых струпий, с ужасно уродливой секирой из двух лиц, бегал вдоль бревенчатого забора высотой в три этажа и жутко булькающим голосом поднимал свою армию в бой. Дрюня словно ждал драки. Его горящие белёсые глаза громко вопили на всю деревню, что в сторонке он не останется. Этот день он не собирается пересиживать в избе. Или перекладывать на плечи местной братии. Нет, нет и еще раз нет! Сегодня его секира сполна напьётся крови врагов. Любыми врагами. Лишь бы они неслись на него с выставленным вперёд оружием, и это оружие смотрело ему в лицо.

— К воротам! — вопил Дрюня на гнойных воинов, с трудом отрывающие свои задницы от скользкой земли. — Быстро! Шевелите булками! К воротам!

Происходящее так увлекло меня, что я даже не заметил подкравшуюся ко мне Кару. Волчица встала возле меня и уставилась мордой в сторону ворот. Я мысленно спросил её:

«Ты чувствуешь хоть кого-нибудь?»

«Нет» — ответила волчица.

Действительно, лес молчал. Я мог не сомневаться в способностях Инги, и тому подтверждением была сама Кара, что постоянно обитала в моей голове. Но уставившись на ворота, за которыми простирался влажный лес до самого края земли, я прислушивался, но никого не слышал. Там, за воротами, — пустота. Такую же «пустоту» я ощутил в день, когда мы наткнулись на стаю Альфы. Ни один из зверей не отвечал мне на запрос. Не отвечал из-за того, что его сознание было заняты другим зверем, более могущественным и сильным, способным блокировать все входы и выходы посторонним.

Сегодня я снова посторонний.

На помостах вдоль всего забора уже выстроились лучники, нацелившиеся стрелами в сторону леса. У ворот собралась целая куча из Дрюниных воинов и местных солдат. До меня дошли споры. Горячие, острые. Спорил мой друг, и он не просто спорил! Он яростно усирался…

Я двинулся в сторону ворот.

— Ты откроешь нам ворота, — булькал Дрюня, — и мы выйдем наружу!

Я видел, как голова Дрюни возвышалась практически над всеми воинами. Его взгляд был устремлён в центр толпы, а вот на кого — мне не видно. Подбежав к толпе, без всяких раздумий я вклинился в плотный строй и устремился к самому центру.

— Мы не будем отпирать ворота! Это самоубийство!

Я узнал голос, он принадлежал Ансгару. Сын герцога лично принимает участие в обороне! Уважуха парню, не стал отсиживаться в подвале с нытиками. Но это несколько не удивило меня. Даже с глазу на глаз парень держался стойко, без капли страха. Жалко только, что у парня перед решающей битвой началась совсем иная битва. Битва интересов.

Когда до спорящих оставалось рукой подать, над нашими головами раскатилась волна ужасающего вопля, который не в состоянии повторить даже сотня умирающих людей в страшных муках. Из леса донеслись оглушительный гвалт, жуткий до ужаса.

Все тут же притихли, вокруг воцарилась тишина.

Оглушительный вопль повторился с новой силой. И только сейчас я сумел уловить мученический звериный вой. Сотни, а может и тысячи зверюшек вопили в едином порыве, как по чей-то команде. Словно в зоопарке уже пару недель животных морили голодом, от чего те в бешенстве бегали по клеткам и вопили во всю глотку.

— Открой ворота! — гаркнул Дрюня на пацана, лишь устоялась тишина.

Ансгар уже был облачён в красивый кожаный доспех, прошитый по краям золотой нитью. Наплечники скорее были для красоты, что подтверждалось теснением в виде непонятных мне узоров и символов. Но кем бы ты ни был, в какой бы привилегированной семье ты не родился, грязь всегда тебя найдёт. Огромные комья уже успели сползти ко кожаным штанам и ботинкам обратно на землю. Ансгар стоял в грязной луже, уставившись в глаза Дрюне. Стальной меч наготове. Взгляд решительный, ни капли сомнений. Здесь, в этой деревни никто не смеет оспаривать его приказы. Тем более — чужаки.

— Мы не станем открывать ворота! — отрезал Ансгар.

Дрюня уже открыл рот, чтобы возразить, но я быстро вклинился в разговор. Я подошёл к своему другу, схватил его под руку и потянул в сторону. Дрюня поддался моему напору, шагнул назад.

— Дрюня, мы не будем ничего требовать от паренька, — сказал я.

— Я еще ничего от него не требовал! — запротестовал Дрюня. — Я прошу по-хорошему.

— Они не станут рисковать и открывать тебе ворота.

— И что ты мне предлагаешь?

— Мы пример бой здесь, в этой деревне.

— Червяк, ты хочешь, чтобы моя секира разила врага или всех, кто попадёт ей под лезвие?

— Просто, смотри, кого и куда бьёшь.

— Тебя это тоже касается! — гавкнул Дрюня, уставившись на мой длинный меч.

Он был прав, места здесь не то, чтобы мало, но и не сказать, что шибко много для точного удара по врагу. Каждое движение будет нести смертельную опасность для всех, даже для местных вояк, что будут крутиться у нас под ногами. Идея выйти за ворота может и имеет смысл. Но мы не знаем, что нас ждёт за воротами. И это глупо. Глупо идти туда, где враг неведом. Пусть даже это наше кредо по жизни, но сейчас мы подвергаем риску не только наши жизни. Мы забываем об этом.

— Мы не будем требовать открыть врата, — объявил я Дрюне.

— Ты испугался?

Я ощутил на себе довольно ироничный взгляд моего друга. Возможно, он хотел сыграть на моём самолюбии или чувстве страха, но я был непреклонен. У меня не было никакого желания нести ответственность за жизни сотни людей.

— Я испугался за жизни этих людей, — сказал я, уставившись Андрею в глаза. — А ты? Ты подумал об этих несчастных? Или бухло затуманило твой рассудок?

— Червяк, ты чего тут праведника включил? Я же тебе говорю, я опасаюсь покалечить людей.

Может действительно, я стал слишком подозрительным. Лукавит мой друг или нет, это уже ничего не значит. Ворота мы не станем открывать. С этим решением, неохотно, но Дрюне пришлось согласиться. Мы подошли к Ансгару и уточнили, что нас ожидает.

— Те немногие, что уцелели в дальних деревнях, с выпученными от безумия и страха глазами вторили какой-то бред, — сказал юный правитель. — Мы еще лично не встречались с этой угрозой. Слухи. Земля полна слухов, и слухи ведают нам о сокрушительной волне, где каждая капля — обезумевший зверь. Оглушительный вопль заставляет цепенеть от страха, и после лес рождает серую волну. Ни одна деревня не устояла. Трусы бежали первыми, и их трусость породила слухи. Возможно, чужая трусость сегодня спасёт наши жизни, но от этого мне не будет спокойнее на душе. «Кровавый лес» не успокоиться. Будет хлестать нас до тех пор, пока не вымрет всё зверьё, или мы. Это наше проклятье. Плата за непокорство. Плата за нашу силу.

— Сегодня мы с вами, — сказал я, смотря Ансгару в глаза. — Сегодня мы погуляем на славу, и не заплатим ни единого гроша!

— Да! — крикнул Дрюня, вскидывая над головой секиру, — посидим нахаляву!

Его слова скрылись в раскате звериного воя. Стоящий стеной лес перед вратами и высоким забором взревел хрустом ломающихся веток и лопающихся стволов. Сотни птиц взмыли в небо с верхушек высоченных сосен и дубов.

Я снова ощутил в воздухе страх. Но не людской. Это был всеобъемлющий животный страх. И он стремительно ширился.

— Андрей, — обратился Ансгар к моему другу. — Я не открою вам ворота, но я хочу доверить тебе их сохранность.

Дрюня крепко, с ощутимым хрустом, сжал двумя ладонями древко уродливой секиры и ехидно улыбнулся, прекрасно понимая, на что намекает пацан.

— Мои войска займут помосты вдоль забора, — продолжил Ансгар, — а вы останетесь здесь, внизу. Я не знаю, что нас ждёт, но уверен, что звери никогда не смогут снести эти ворота. Но они точно смогут перебраться через забор, каким бы высоким он не был.

— Ансгар! — сквозь плотный строй воинов до нас добрался Колег. — Люди готовы, ждём команды.

— Уводи всех на забор, — паренёк взмахом руки в кожаной перчатке сумел обвести весь забор. — Внизу бой примут воины Андрея.

Колег кивнул, после чего рявкнул во всю глотку:

— За мной!

Громко зашуршали кожаные доспехи сотни воинов. Под тяжестью мужских ступней грязная вода из луж только и успевала выплеснуться из одной ямы в соседнюю. Бряцанье стальных мечей заполнило всё вокруг, но и оно не в силах было заглушить звериный вой. Душераздирающий вопль больше не прерывался. Он стал постоянным, словно гул в туннеле метро, который с каждым мгновением только нарастал. Нарастал с устрашающей скоростью.

Толпа вояк разбилась на два потока, каждый из которых устремился к ближайшей тропинке до помоста, примыкающему к высоченному частоколу.

— Отойти от ворот на двадцать шагов! — скомандовал Дрюня своей армии.

Уродливые воины, окружённые мухами и слепнями, словно они уже давно трупы, захрустели своими доспехами, подчинившись приказу. Лучи палящего солнца хлестали коричневые пластины, отбрасывая тени от кривых наростов и оттеняли глубокие трещины, в бесчисленном количестве омрачавшие гнойные корки. Здесь, внизу, стоя по щиколотку в грязи, страхом и не пахло. Они ничего не боялись. Как и Ансгар. Паренёк продолжал стоять рядом с Андреем, словно прощаясь с ним. Его губы больше не шевельнулись. Он лишь кивнул Дрюне и устремился к помосту.

«Кара, будь хорошей девочкой, проследи за пареньком.»

Волчица, ничего не ответив мне, кинулась следом за сыном герцога.

— Червяк, — Дрюня встал напротив меня, расправил плечи, покрутил головой в разные стороны, словно разминая застывшие мускулы, затем посмотрел на свою секиру и сказал мне:

— Иди с ними, наверх. Мы тут как-нибудь сами справимся.

— Боюсь, я там могу поранить людей, я лучше…

— Здесь ты можешь и нас хорошо поранить. Давай не будем спорить. Там ты найдёшь себе достаточно места, чтобы рубить мечом всё живое возле себя, не боясь никого покалечить.

Дрюня положил мне руку на плечо и сгорбился, приблизившись к моему уху. Он шепнул:

— Мы же прекрасно понимаем с тобой, что нам здесь ничего не грозит. Зверюшки. Я только хочу, чтобы всё это побыстрее закончилось. Чтобы цирк как можно быстрее съебался от сюда, и мы отправились дальше.

— Мы можем посидеть в сторонке, — предложил я, но уловил ли Дрюня в моих словах сарказм — я не понял.

— Нет! — воскликнул он. — Я не хочу пропускать драку!

Пока я взбирался по узкой дорожке на помост, я ненароком глядел в спины воинов, стоящих вдоль забора. Что их держало здесь? Боялись ли они смерти или действительно, чувство страха стало привычкой. Безумие. Особенно, когда ты осознаёшь, что до тебя никто не смог остановить волну смерти. Возможно, они все желают увековечить себя в списках тех, кто был в тот день и смог стать частью огромного волнореза, остановившего чуму. А быть может всё проще. Любовь к семье. Боязнь за близкого. Быть может это и есть тот самый стимул, насыщающий тебя отвагой во имя борьбы со злом.

Мне были знакомы такие люди. Я встречал их на улицах нашего пылающего города. Тогда еще в детстве на глаза мне попадались мужчины с оружием в руках, которые на отрез отказывались покидать город. Здесь мой дом, вопили они, я здесь родился! Это так меня удивляло, так как город к тому моменту уже не был прежнем. Город превратился в руины, но для людей он по-прежнему оставался родным домом. Родной землёй. Нам не понять. Я переезжал с хаты на хату, даже не испытывая чувства тоски. Я не испытывал никаких чувств. Я просто брал и уезжал. Но мне хочется почувствовать хоть что-нибудь. Нам всем нужно пустить корни, привязаться к земле, может хоть тогда жизнь сотрёт мрачные краски с полотна нашей жизни. Наверно…

Забравшись на помост, я приблизился к воинам. Встав за их спинами, мне прекрасно был виден лес даже через заострённые конусы частокола. Вопль не смолкал, звуки зверей доносились до нас пульсирующими волнами, рождая в сознании солдат мрачную смуту. Я видел, как кто-то начинал сомневаться. Начинал крутиться на месте, оборачиваться.

Я шёл вдоль широкого помоста, ища себе место. Перед моими ногами упал один из воинов. Страх заставил его сделать всего один шаг. Шаг назад, и он оступился. Совсем молодой. Глаза парнишки в каком-то одурении шарили пустоту у самого носа, а лицо сморщилось и сжалось так, словно хотело само отлипнуть от черепа. Совсем молодой парень в миг постарел на моих глазах. Но в этой старости нет ничего плохого.

Я склонился над ним. В этой суматохе и беспорядке он сумел быстро отыскать мой взгляд, зацепится за него. Он успокоился, на мою улыбку ответил мне тем же, только скорбь омрачила его губы. Старость останется с ним навсегда, но и полученный опыт никуда не денется. Я протянул ему руку. Он схватился за мою ладонь, и в этой крепкой хватке я ощутил маленькую победу над всеми страхами. Он сумел победить себя — сумеет победить всех врагов.

Я помог встать ему на ноги, и всё это время он не выпускал меч из рук. Он молчал, молчал и я. Но в его дрожащем дыхании, в его пронзительном взгляде, в его боевой стойке я отчётливо видел как взращивается вера в победу. Он не мог глаз оторвать от моего доспеха. Жадно разглядывал пластины из свернувшейся крови, и восхищался. А потом его глаза упали вниз, туда, где стояла в грязных лужах Дрюнина орда, с мечами обращёнными на ворота. Парень широко улыбнулся. Воодушевление переполняло его. Он готов был пасть в истерику от нахлынувшего потока эмоций. Он действительно уверовал в завтрашний день.

— Пойдём, — сказал я ему, и хлопнул по плечу, — мы будем сражаться плечо к плечу.

Я не знаю откуда во мне появилась такая душевная сентиментальность. Мне должно быть абсолютно похер на всех этих людей. На их проблемы. На их судьбы. Но… мне не похер. Мне хочется разделить с ними это ужасное бремя. Словно, я делаю это не в первый раз. Я понимаю этих людей. Прекрасно понимаю, что они испытывают, и мне кажется, что жизнь не спроста наградила меня моей новой способностью. Мой доспех — исцеление общества. Очистка земли от скверны. Я не хочу этому миру нести свободу и процветание. Но я хочу сделать местных людей свободными и процветающими. Они-то и должны сделать из этого мира то место, где жизнь станет безопасной. Где жизнь, наконец-то, обретёт смысл.

Перехватив рукоять своего меча двумя руками, я подошёл к молчаливой стене из нескольких сотен воинов.

— Ребята, можете немого разойтись? — спросил я.

Мой голос выделялся на фоне остальных. Жутко булькающий, словно кто-то захлёбывается собственной кровью в подвале, и этот кто-то к тому же еще и женщина. На меня глянуло три десятка глаз, после чего стена из мужчин медленно начала расходиться, создавая для меня брешь, достаточную, чтобы я мог крутиться со своим мечом и никого не поранить.

Звериный вой усилился, как турбина самолёта перед самым взлётом. Обратный отсчёт нашей жизни начался слишком стремительно.

Здесь, на высоты третьего, а может и четвертого этажа открывался прекрасный вид. Лес как на ладони. И этот зелёный поролон устилал вокруг нас всё до самого горизонта. Я смотрел туда, куда уставились все. У самой линии горизонта можно было разобрать лишь зелёную полоску, извивающуюся волной в жарком мареве, а вот если опустить взгляд на середину леса, можно многое увидеть.

Листва.

Листва там взмыла в воздух. Покрытые густой зеленью верхушки деревьев содрогнулись так, словно в них ударил грузовик. И только сейчас до нас докатилась волна безумия. Никто не дёрнулся. Мы продолжали взирать на лес, над которым в воздух взмывали вороны там, где деревья вновь и вновь содрогались.

Волна гнева и боли стремительно неслась за нашими душами.