Червь 5

Глава 12

Оружие.

Больше всего меня интересовал вопрос — каким оружием были вооружены воины этой деревни?

«Дланью праха» герцог смог поразить… убить «кровокожа»! А это не хухры-мухры заявочка, бля!

Допустим я вот такой сижу тут за столом, попиваю местной браги, покуриваю, а оказывается, что в любой момент обожравшийся синьки Колег может рухнуть со своего стула и сломать руку. Допустим. И допустим, я встану перед ним на колено, начну оказывать первую помощь, а он, от дичайшей боли начнёт своим открытым переломом вертеть у моего лица. Одно неловкое движение — и в горле у меня кость моего собутыльника. Типичная картина дворовых пьянок. Но не сейчас!

Колег запрокинул еще одну кружку, которой я потерял счёт. Огромный кадык заелозил под бледной кожей, словно живой кролик в теле питона. Тонкая блестящая струйка потекла с уголка губ. Осушив кружку до последней капли, он ставит её на стол, отрыгивает. Локон его сальных волос застревает у него во рту. Он жуёт их, причмокивая губами. А потом ладонью вытирает уставшее лицо, снимая глянец с израненных губ и вынимая влажную волосню изо рта.

Я смотрел на этого человека и испытывал отвращение. Весь его вид, каждое движения. Сейчас, в состоянии не стоянии он казался жалким. Но не мне его судить. У них тут свой быт, своя житуха. И все мы, в те редкие моменты, когда нам удаётся по-настоящему отдохнуть от всего: от смертей, от сражений и боли, вправе вести себя как нам угодно. Колег был измотан, длительный стресс высосал из него с десяток килограмм, что бросалось в глаза. Грязная рубаха была явно на пару размеров больше, а через огромный ворот мне были видны выступающие на блестящей коже рёбра. И шрам. Тусклого освещения в зале вполне хватило рассмотреть огромный синий шрам, рассекающий почти мальчишескую грудь от подмышки до подмышки.

— Что уставилась? — промямлил Колег.

Я оторвал взгляд от исхудавшего тела и поднял глаза. Колег говорил со мной. Озлобленные глаза должны были напугать меня, или навести жути, но мне хотелось рассмеяться. Я сдержал себя, мужик держится стойко, моральные силы ему еще понадобятся.

— Колег, — сказал я, не отрывая от него глаз, — в тот день, когда «кровокожи» наградили тебя этим шрамом…

— Это не награда! — взревел Колег и ударил кулаком по столу. Убрав глаза в сторону, он помолчал, уставившись в угол, а потом спокойным тоном промолвил, снова уставившись на меня: — Это не награда! Это мой позор! Я должен был замертво рухнуть рядом со своими друзьями! Но я выжил…

— Этот шрам ты заработал в бою, — остудил его Дрюня. — Такова твоя судьба. Носи его с гордость, и не прячь от посторонних глаз!

— Тебе не понять! Монстр…

Дрюня заметно напрягся, на губах хрустнула высохшая корка гноя, да и сам он весь издал противный звук, словно в огонь кинули освежёванную шкуру волка — и шерсть начала тут же вспыхивать, плавиться и трещать. Но «монстр» не двинулся. Так и остался сидеть, безобидно уставившись на Колега. Дрюня прекрасно всё понимал, терпению ему не занимать.

— Колег, в тот ужасный для вашей деревни день что вы сделали с трупами? — спросил я.

— Инга, я же тебе всё рассказал. «Кровокожи» словно осыпались пеплом. Тонкие куски отваливались от доспехов, а на землю падали хлопья залы. Если бы в этот день дул сильный ветер, армию «труперсов» в миг обратило бы в чёрную дымку, которая бы скрыла от солнца всю деревню.

— Колег, я про другие трупы.

— Про другие?

— Да, хочу знать, что вы сделали с человеческими трупами? С телами поверженных воинов, — уточнил я, чтобы в пьяной голове больше не возникло лишних вопросов.

— Что… что мы с ними сделал… — мужчина как-то мутно начал оглядываться по сторонам, словно не замечал нас. Воцарившееся молчание нарушал лишь треск углей в печи и мерное сопение Кары. Возможно, наш с Дрюней пристальный взгляд заставил хозяина успокоиться, замереть. Его глаза опустились на колени, которые он начал растирать руками. — Мы… мы сожгли трупы. Как и всегда. Отравлять землю, что нас кормит — преступление.

— И всё? — спросил я. — Вот так взяли и сожгли?

— Да, вот так взяли и сожгли! — на блестящем от пота мужском лице вздулись вены, как дождевые черви. — А к чему эти расспросы, Инга?

— Кости, — сказал я.

Закованное в гнойный доспех мускулистое тело Дрюни накренилось в мою сторону, вопросительный взгляд не заставил себя долго ждать. Пришлось задать вопрос несколько иначе:

— Колег, что вы сделали с человеческими костями?

Бетонный взгляд обрушился на мои плечи. Такой тяжести и хмурости мне еще не приходилось лицезреть. Я знал куда давить, и, видимо, надавил точно на чувствительный нерв. На столько чувствительный, что мужчина так и не открыл рта. Закипающую внутри него злость отразил побелевший шрам на стиснутых губах. Ну хорошо, давай еще надавим:

— Я не за что не поверю, если ты мне скажешь, что вы сожгли трупы вместе с костями.

Ноздри мужчины широко раздулись. Мутноватые капли пота пронеслись через всё лицо, оставив за собой блестящие дорожки. Колег явно начинал закипать.

— Да, — процедил он сквозь зубы, — мы сожгли трупы без костей. И на что ты намекаешь, Инга?

— Ты назвал моего друга «монстром».

— Вам не понять!

— Да куда уж нам, — усмехнулся Дрюня.

— Мы не могли позволить повторного вторжения! В той битве мы потеряли сотни лучших солдат. Это невосполнимая утрата! Второй такой волны нам не пережить! И да… ДА! Мы забрали кости из трупов! Руки, ноги, рёбра… мы вынимали всё, из чего можно было сделать хоть что-то похожее на оружие. Если кость герцога смогла пронзить доспех «труперса», почему другие кости на это не способны?

Колег нервно рассмеялся. Взяв бутыль со стола, начал разливать по новой, но на мне пойло закончилось. Я даже как-то обрадовался, в желудке едкая смесь вызывала что-то похожее на тошноту, а в кишках окружающая меня кровь слегка покалывала — нестрашно, но и неприятно. Откажусь.

Забрав свою кружку, Дрюня покрутил её возле своих глаз. Он даже не отхлебнул, поставил обратно на стол, и спросил, преисполненный любопытством:

— И что, помогло?

Я знал ответ.

— Нет, — с досадой обронил Колег. — Прошло пять зим, и на пороге наших ворот возник новый отряд. Битва сразу же превратилась в бойню. Наши воины ничего не понимали. Они били врага с уверенность, что их орудие, сделанное из их собственных друзей, будет разить врага! Но ничего подобно не происходило… Я ударил прямо в шею «труперса». Для своего меча я взял кость из ноги, толстую, крепкую! Заточил, смастерил гарду. Я был уверен, что смогу пронзить кровавый доспех и убить урода на месте! Но моё оружие лопнуло и рассыпалось, а на броне «труперса» — ни единой царапины. Мне повезло в той битве. Когда «труперс» повернулся ко мне, чтобы убить одни точным ударом своего кровавого меча, его маску проткнуло копьё герцога. Он тут же умер. Рухнул у моих ног, из проломленной головы хлынула кровь. Я никогда еще в жизни не видел герцога таким злым и гордым. Будучи калекой, он уверенно держал копьё левой рукой, а культей искусно поддерживал длинное древко, направляя его точно в цель. В тот день мы убили «труперсов» десятка два, прежде чем они рассыпались в пыль.

— Мы? — переспросил Дрюня, явно усомнившись в слова Колега об это «мы».

— Да! — гордо протянул Колег, — Мы! Мы! Мы! Как-то на охоте, еще до второго пришествия «труперсов» в лесу я наткнулся на труп волка. Тушу изрядно обглодали; передние и часть задней лапы вырвали с корнем и разгрызли прямо на месте. И только одна задняя лапа уцелела. Кожу и мясо с неё слизали насекомые и зверьё, не брезгующее падалью. А кость… кость торчала, смотрела на меня… — лицо мужчины сделалось мрачным. — Вам не понять. Когда нам пришлось извлекать из братских тел кости — это было ужасное время. Нам приходилось вспарывать кожу, потрошить трупы. Вынимать кости, практически ломая их. Мы складывали их в одну кучу, пока плоть, жир, волосы и мясо наших друзей пожирало ненасытное пламя до небес! Страшные времена. Кости стали чем-то вроде… товаром! Да-да, как бы безумно это не звучало, но, действительно, кости стали неким товаром в очень ограниченном количестве.

Колег совсем приуныл. Рукавом он оттёр лицо от пота. В помещении действительно стало душно, кожа мужчины источала неприятный запах с приторной кислинкой. Но как бы мерзко не было на душе, уют здесь сохранялся. Особенно, когда за окном проливной дождь хлестал по окнам с такой силой, что сопение Кары было практически неслышно. Мужчина откопал откуда-то из-под стола свёрток серой ткани, развернул его, и мои глаза вспыхнули от радости, — запас сигарет.

— Прятал от жены, — сказал Колег и подмигнул нам.

От сигареты я не смог отказаться. Лучше запах дыма и терпкий привкус табака на губах, чем сидеть и вдыхать пропитанный потом воздух. Да и друган мой успел подпустить газу. К этому моменту доспех его закостенел окончательно, потоки сукровицы и гноя, струящиеся между уродливыми пластинами, замедлили свой ход. Вонь исходила от него, но не такая сильная, и не такая взрывоопасная.

— Тот волк, — продолжи Колег, выпуская в потолок струю густого дыма, — я вырвал из его туши кость. Точно не знаю, что меня на это побудило, но в одном я был уверен наверняка: если бы не пришли «кровокожи» во второй раз, герцог Петрас сам бы двинул против них. Поговаривают, что к тому моменту уже начали пропадать люди из соседних поселений. А потом вдруг бац и откуда не возьмись появлялось у соседской стражи пару новых мечей, или копий. Странно всё это. Слухи всё это… никогда не поверю в такую чушь… — струя дыма пронеслась над столом, Колег затянулся еще раз. — Кость задней лапы оказалась очень крепкой. Но короткой. Хватило на кинжал. С ним я кинулся на «кровокожа», решившего убить герцога. Сильнейшим ударом я не смог пробить доспех, но получилось отломить от него огромный кусок, под которым я увидел крохотную дыру. Тогда я осознал, что в моих руках далеко не бесполезное оружие. Я вдарил еще раз, а затем еще. Лезвие моего кинжала вошло в шею «кровокожа» по самую рукоять. И всё! Бойня тут же прекратилась. Нас больше не окружала страшная армия. Пыль — это всё что крутилось вокруг наших задыхающихся от бойни тел.

— Ты убил вожака? — спросил Дрюня.

— Видимо да. После этой битвы меня возвели в стражи ворот. Новое звание, новые обязанности. Новая жизнь.

— Колег, — стравив порцию дыма, я заглянул мужчине в глаза, — кости всех животных подходят? Получается, что людские кости не пригодны для оружия?

— Подходят лишь кости хищников. Людские кости обращаются в труху. И только кость самого герцога Петраса может одним ударом пробить как доспех, так и плоть. Наш герцог был самым страшным хищником. Наверно, у него были звериные кости.

— Были? — спросил я.

— Герцог несколько зим назад почил нас вечным сном. После неуспешных набегов на нашу деревню, «кровокожи» прокляли леса. Прокляли животных, что стали оголтело нападать на наши поселения. Это их проклятье! Мы решили сами зачистить леса, хотели усмирить бешеного зверя, да бы он не плодился. Тогда герцог и получил смертельные раны.

— И кто сейчас правит этими землями? — спросил Дрюня, но Колег даже не успел ответить, как вдруг раздался сильный грохот.

Входная дверь распахнулась в внутрь, ударив в стену со всей силой. В дом ворвался холодный ветер, шум дождя и кривая тень. Лишь попав в шар света от печи, я смог разглядеть в этой тени человека. Мужчина. Шум разбудил Кару. Собака вскочила и громко зарычала, нацелившись мордой в мужчину.

«Кара, не стоит. Успокойся.»

«Я спокойна.»

— Колег! — проревел незнакомец. — Ты что тут устроил!

Пошатываясь, мужчина вытянул руку. В тусклом свете я заметил в руке незнакомца кинжал, сделанный из кости. Белёсое лезвие уставилось на Кару.

— Колег! — продолжал реветь на всю хаты мужик. — Ты кого привел к нам в дом! Ты совсем разум потерял!

Мужчина шагнул к Каре. Его лицо вышло на свет. Мда, видок у него — полный пиздец. Словно какой-то уличный бродяга. Лицо осоловевшее, мятое, глаза словно набухшая слива. Растрёпанные длинные волосы промокли насквозь под дождём и свисали до самой груди, словно оплавленная пластмасса. Одежда с виду дорогая, прям шелка какие-то. Красивая кофта с золотистыми узорами, черные штаны из чего-то похожего на вельвет. И кожаные чёрные сапоги до самых колен. И всё это вымазано грязью. Даже его лицо — и то было испачкано серыми кляксами. Мужик явно был бухой, или с такого бодуна, что он даже не понимает, где находится, и среди кого. Стеклянные глаза медленно поплыли через всю комнату. Он пытался хмуриться, но как только сужал брови — они тут же разъезжались. Он снова пробовал, и они снова разъезжались. Когда в его поле зрения попал Дрюня, незнакомец качнулся. Кинжал больше не смотрел в морду Каре. Дрюня повернулся боком к мужчине, даже не думая вставать со стула. Короткое лезвие смотрело уродливому воину в лицо.

— Пошёл вон отсюда, — медленно процедил Дрюня, а после добавил: — пьянь.

Глаза незнакомца метнулись на Колега, когда тот вскочил со стула и начал оправдываться, словно какой-то прихвостень:

— Хейн! Успокойся! Они наши друзья!

— Колег, — снова взревел мужик, — я смотрю твои глаза окончательно затуманила брага! Ты разуй их… разуй! И посмотри внимательно, кого ты усадил за свой стол!

— А где ты был, — Колег вдруг вспыхнул как пламя, разожжённое бензином, — когда незнакомцы встали у наших ворот⁈ Где ты был, когда наши стрелы обрушились на их головы⁈ Где ты был, когда я открыл ворота и впустил незнакомцев в наш дом⁈

— Ты дурень, Колег! Они узнали о нашей потери и тут же примчались мстить! Лес… Они — это детище чумного леса!

— Хейн, — Колег слегка успокоился, — твой кинжал смотрит в лицо Великому Андрею, правителю деревни Оркестр!

— Я не помню таких!

— Проспишься, — крикнул я, — вспомнишь!

— А это кто там вякнул! — кривыми губами с выступившей слюной промямлил мужик.

Глаза незнакомца оторвались от лица Колега и упали на меня. Свет печи хорошо меня освещал, разглядеть можно было не прикладывая особых усилий, но мужчина сощурился и чуть подался вперёд. Губы его задрожали, подбородок дёрнулся.

— «Кровокож»! — вдруг обронил он, словно ему врезали под дых. — Колег, ты привёл в дом «кровокожа»! Ты чёртов предатель! Решил сместить меня таким образом! Сука! Знаешь, как я поступлю…

— Хейн, успокойся…

— Заткнись! Вначале я убью эту суку, а потом зарежу тебя!

Этот разодетый в дорогие одеяния ублюдок начал угрожать мне своим кинжалом. Принялся тыкать в меня, запугивать. Он шагнул мне навстречу. Продолжая крепко сжимать костяной клинок, он вытянул указательный палец. Он начал им тыкать в меня и кричать:

— Отродье! «Кровокожья» сука! Я убью тебя и убью весь твой выродок, который прячется за стенами великого Лофказа!

У меня затряслись ноги. Пальцы на руках медленно стянулись в кулаки. Я стиснул зубы и начал мычать, не отрывая своих окровавленных глаз от этого пьяного ублюдка.

— Вставай, мразь!

Он шагнул мне на встречу и что-то продолжал выкрикивать, но в моём вспыхнувшем от гнева разуме все слова сливались в общий поток шума. Рядом завопил Дрюня, когда я отшвырнул стол к стене, чуть не прибив Колега.

Я помню, как быстро я двигался. Как быстро сократилась дистанция, между мною и этим уродом, осмелившимся ткнуть в меня пальцем. И все мои движения были такими лёгкими и уверенными, что я даже не ощущал, как мои пальцы сжимают шею мужика, чуть ли не выдавливая язык, целиком наружу. Я помню как он хрипел. Я помню как мы завалились на пол. Доски хрустели так, словно сейчас поломаются, и мы провалимся прямиком под фундамент. Я даже помню как эта падла ударила меня в бок. Дважды. И второй удар пробил доспех, пробил кожу и застрял где-то в кишках. Когда мои обе руки сомкнулись на его шее — он больше не бил. Кинжал так и остался у меня в боку. Мужик задыхался, брызгал слюной во все стороны, а внутри меня пьянящий поток эйфории медленно разливался по жилам.

Боль медленно уходила. Но не та боль, что причинял мне кинжал. А та, что ранит в самое сердце. Та, что возвращала меня в детство, и туда, где мой разум испытал столько насилия, боли и ненависти, что я просто хочу стереть своё детство из памяти. Хочу стереть свои воспоминания…

— Червяк, блять, успокойся!

Меня что-то обхватило за шею и принялось крепко стягиваться, словно удавка, после чего я оторвался от пола.