К нашему разочарованию дождь продолжил лить даже утром.
Тело нашей рыжей воительницы сотрясалось от дикого озноба и страшного кашля, и я даже не хотел думать о том, что может ждать нас впереди. Да и не было особого желания смотреть вперёд. Меня тянуло назад. Мы не имели никакого права рисковать жизнью Осси. Нам нужно возвращаться домой! Осси необходимо лечение. Но стоило мне завести разговор на эту тему с Дрюней, как тот вдруг принялся вопить на весь лес:
— Нет! Мы никуда возвращаться не будем!
— Она может умереть! — парировал я.
Предвидя тупиковость нашего разговора, я заранее отвёл Дрюню подальше от Осси, оставив её в шалаше.
— Она точно умрёт, если мы отправимся домой, — прошипел Дрюня. Его губы скривились от злости. — Обратная дорога займёт четыре дня. И за эти четыре дня на нашем пути мы не встретим ни одной деревушки, даже самой жалкой, с населением в три калеки!
Да, Дрюня прав во всём. На пути нам не встретилось ни одной деревушки. Да и если двинем назад — не факт, что успеем Осси доставить вовремя. Какая же безвыходная и поганая ситуация! Яркий пример того, как дорога вперёд — единственный шанс на спасение, даже, если ты не знаешь, что там — впереди.
За последнее время это решение стало для меня самым сложным. Мне пришлось принять сторону моего друга, и я надеюсь, что это лучшая сторона медали. Жаль только, что медаль была получена далеко не за выдающиеся заслуги.
Дождь с грохотом барабанит по нашим доспехам. Если бы Дрюня мог улыбнуться — он бы улыбался.
— Нужно выдвигаться, — сказал он. — Червяк, поверь мне, если бы моё лицо могло изображать мои чувства, ты бы сейчас увидел переживание. Такое же, как и на твоём лице. Любая дорога всегда приведёт к людям…
— Или к смерти…
— Не исключено! Но против смерти у меня есть надёжный инструмент… — Дрюня с хрустом сжал пальцы на длинном древке уродливой секиры. Пяток висящих человеческих ушей на тонкой косичке из чёрных волос, натянутой между двух высушенных лиц, мерно качнулся. — Но меня переполняет уверенность в том, что первыми мы встретим людей. Я понесу Осси на себе.
Я не стал спорить. Кивнул головой, и мы вернулись к шалашу.
Внутри шалаша мы застали Осси сидящей. Толи наш разговор её разбудил, толи неутихающий грохот дождя — нам было не важно. Мы были удивлены совсем другому. По-прежнему укутанная в плащ, рыжая воительница кинула на нас довольно ясный взгляд. Бледность ушла, губы порозовели. Да и зубы больше не отбивали громкую чечётку. И лишь опустив взгляд на её руки, мы увидели из-за чего такой подъём бодрости. Женские пальцы сжимали стеклянную колбу, которую она могла получить только из рук Эдгарса.
— Тебе лучше? — голос Дрюни был взволнован.
— Прощаясь, Эдгарс дал в дорогу мне лекарство, — прошептала Осси. — Он сказал мне, что я буду среди вас чужая. Он отговаривал меня… просил остаться дома, не ходить с вами… но я всё равно решила по-своему.
— Ты всегда была одной из нас. И будешь ей всегда! — выпалил Дрюня. — Нам надо идти. Мы ждём лишь тебя.
Девушка улыбнулась и тут же скривилась от кашля. Пустой флакон выпал из её ладони и подкатился к моим ногам. Я даже представить себе не могу, что могло быть внутри, но я не мог сомневаться в мастерстве старика. Мне даже кажется, что Эдгарс своими зельями может оживить труп. Что-то внутри меня заставило дёрнуть правым плечом, тем самым, куда совсем недавно вонзилась стрела Осси. Благодаря зельям старика я быстро вернулся к полноценной жизни уже через пару дней. Думаю, и с Осси будет всё в порядке.
Я протянул девушке руку и сказал:
— Идём!
Дождь не прекращался. Угрюмое небо продолжало рожать ослепительные молнии, разрывающие холодный воздух над нашими головами и хлёстко лупящие макушки деревьев, словно отвешивая подзатыльники провинившейся гопоте. Воздух вибрировал от несмолкаемого грома. Под ногами лопались лужи.
Всю дорогу Дрюня нёс Осси на руках. Девушка поначалу запротестовала, но не пройдя и километра, она обессилено рухнула на колени. Лекарство помогало, но не так быстро, как всем бы нам хотелось. Впервые за долгое время я испугался смерти. Мысли о потери друга вызывали во мне безумный страх. Я переживал. Переживал по-настоящему. Нравится мне это, или нет, но от чувств не убежишь, как и от самого себя. Я вышагивал рядом с Дрюней, и каждый раз, когда тело Осси содрогалось от очередного приступа кашля, в моей груди вспыхивала боль, словно чья-то костлявая ладонь хватала моё лёгкое и пыталась разодрать его пальцами на мелкие кусочки.
Расчувствовался не только я.
Как бы глубоко Дрюня не старался упрятать свои чувства, но мой взгляд уловил нервное подёргивание губ и отчаянный рык, когда на его могучих руках Осси заходилась кашлем. Он переживал не меньше моего.
Может, мы еще остались людьми? Хочется верить, что внутри этих изуродованных болезнью тел человеческого больше, чем вот этого… застывшего и вонючего… заполнившего все пустоты наших тел…
К вечеру дождь прекратился.
Когда мы уже собирались сойти с дороги в лес для ночного привала, Дрюня разглядел огни.
— Видишь? — спросил меня Дрюня.
— Да.
Влажная от дождя дорога тянулась на добрый километр, а затем огибала лес. Присмотревшись, я заметил два мерцающих огонька. Факелы. Или пару костров, разбитых в лесу недалеко от дороги.
— Как я и говорил, Червяк, дорога привела нас к людям. Сомневаюсь, что стайка волков решила разбить костёр на краю леса.
— Идём к ним? — спросил я.
— Мы идём своей дорогой, они лишь люди, повстречавшиеся нам на пути.
— Я чувствую там лошадей, — сказал я. — Они уставшие и голодные.
— Тогда проблем вообще не будет. Мы пройдём мимо. Поздороваемся и уточним дорогу.
— Ты не боишься свои видом всех распугать?
— Однозначно, меня терзают подобные страхи, но ничего не поделать. Пойдём с тобой первыми, а туман нас прикроет.
Не успел дождь стихнуть, как на небе кто-то принялся медленно и мучительно вспарывать золотистыми клинками тучи. Стало душно. Нашу армию затянул туман. Нам ничего не оставалось другого, как двигаться дальше, вперёд по дороге.
Дрюня решил не скрывать своего присутствия. Продолжая нести Осси на руках, он принялся насвистывать знакомую мне мелодию нашей любимой группы: iron maiden — песню: Повелитель мух. Песня — кайф! Начинаешь слушать — и оторваться уже невозможно. На мой взгляд, X-Factor — самый охуевший альбом. Можно поспорить, но у меня свой утончённый вкус, и мне как-то похуй на мнение остальных.
Я принялся вместе с мои другом насвистывать один и тот же мотивчик. Получалось так себе. Наши булькающие голоса полностью коверкали мелодию, оставляя узнаваемым совсем крохотный кусочек. Да и плевать, главное мы друг друга понимали. И не боялись заявить о себе.
Когда туман сделался непроглядным, и даже мерцания огней было не разглядеть, мы услышали женский голос, раздавшийся откуда-то спереди.
— Стоять!
Голос принадлежал женщине чуть выше средних лет. В нём были напрочь выжжены сомнения и страх, зарубцевавшись огромным шрамом уверенности. Если бы такой голос я услышал бы за своей спиной — обосрался бы на месте!
Дрюня уже собирался открыть рот, но я тут же пресёк на корню все его попытки первого контакта. Я вскинул перед его носом руку и сказал ему:
— Говорить буду я!
Дрюня перешёл на шёпот:
— Почему?
— Твой голос распугает оголодавших собак на ночной дороге!
— Я умею с бабами разговаривать! — зашипел Дрюня. — Хватит мне указывать!
Понимая, что наш спор не просто может зайти в тупик, а вырулить нас на неверную тропинку, я быстро вошёл в игру.
— Меня зовут Инга! — крикнул я в туман. — Я из деревни Оркестр.
— А остальные? — проорала женщина на весь лес.
— Остальные — мои друзья.
— И сколько там… друзей у тебя?
— А сколько вас?
Секундное молчание, после чего в голосе появилась скользкая наигранность:
— Я одна!
Она явно мне врала. Нужно быть осторожнее, мало ли чего. Я медленно вытянул меч из ножен, перехватил рукоять двумя руками. Дрюне я показал рукой, чтобы он повернулся спиной к вопящей бабе, мало ли туман содрогнётся от сотни стрел. Нам не страшно, а вот Осси заденет точно.
Плотный туман еще сильнее размыл силуэты моих друзей, когда я шагнул глубже. Я не слышал ничего людского, но отчётливо слышал лошадиный пустой трёп; животные требовали отдыха.
— Эй! — крикнул я. — Как тебя зовут?
— Так сколько вас⁈ — вдруг резко проорала она.
Дистанция между нами не сокращалась. Когда я шёл вперёд, она пятилась.
— Ты не поверишь, на за моими плечами пол сотни человек.
Никогда не думал, что такие слова могут вызвать смех. Да к тому же истерический! Эта баба просто начала адски хохотать!
— А у меня за спиной три сотни солдат! — гаркнула она.
— И всего дюжина лошадей? Не мало ли на три сотни голов?
Снова потянулись молчаливые секунды. Я не тратил зря время, сделал еще пару шагов на встречу женщине, но её очертания всё никак не проявлялись на белом полотне тумана. Под моей ступней хрустнул камушек.
— А зачем нам больше лошадей? Дюжины вполне хватает, чтобы тащить провизию.
— И куда вы путь держите? — поинтересовался я.
— А вы?
Её голос раздался совсем рядом; шагов десять или пятнадцать. В нём по-прежнему сохранялась бетонная уверенность и несгибаемость. Женщина свято верила в свои слова — и это заставляло меня немного сомневаться. Но не может за её спиной быть три сотни человек! Блеф? Нужно рискнуть, иначе наша бесполезная болтовня может затянуться до утра!
Выставив пере собой меч скорее для запугивания, ежели для атаки, я нырнул в туман. Мокрый песок оставил на себе два десятка отпечатка моих ступней, после чего я резко взял вправо, а потом резко — влево. Мне хотелось появиться неожиданно, увидеть первым её взгляд, который мне сразу же всё расскажет. Который мне сразу же всё откроет.
В белёсом тумане показался серый силуэт. Резко затормозив, я снова ныряю вправо, делаю шагов пять и обрушиваюсь на тень. Всё получилось так, как я и планировал.
Она смотрела туда, где я был шагов двадцать назад. А когда я вынырнул перед ней из тумана, она так и продолжала стоять, замерев с выставленным перед собой ржавым мечом. Всё, что она успела — повернуть голову.
Огромные выпученные глаза остекленели от страха и беспомощно вперились в моё лицо. Рот безмолвно раскрылся, тонкие губы скривились от ужаса. Как я и предполагал: женщине около сорока. Лоснящаяся чёрная грива аккуратно собрана на затылке в длинный хвост тонкой кожаной ниткой. Редкие седые пряди, тонкие морщинки на лбу и вокруг глаз. Загорелая кожа как из солярия! Серое льняное платье, испачканное по пояс свежей грязью, выдавали в ней обычную крестьянку. На деву-воительницу, да еще и ведущую за собой три сотни солдат она явно не тянула. Будь передо мной Осси — я бы еще поверил, но тут… точно нет!
Из её горла начал медленно вырываться вой. Я заткнул ей рот ладонью и крепко прижал к себе. Её меч застрял у меня между левой рукой и рёбрами, а мой повис рядом с её щекой.
— Тише, — шепнул я ей на ухо. — Не шуми.
Я отодвинул её голову и заглянул в глаза. Страх разрастался с каждой секундой, словно мох. Под моими пальцами нежная женская кожа на щеках побелела. Подбородок еле заметно затрясся. Она моргнула — и с уголков глаз потекли слезы. Она дёрнулась. Это моя вина, грубая кровавая корка на моей ладони ранила её кожу. Я ощутил горячую кровь, выступившую крохотными капельками, словно конденсат на стеклянной бутылке. Любопытно… Безумный коктейль из сотни различных гормонов растекался по всему женскому телу. Мне стало ясно, откуда у нас такой высокий уровень храбрости, уверенности и борзости. Моё появление быстр проветрило женский организм, но кое-что здесь так просто не выветришь. Кое-что еще долго будет созревать в женском чреве, перенасыщая организм гормонами. Она беременна… Плод созрел, четвёртый месяц.
— Успокойся, — гаркнул ей в лицо. — Я не причиню тебе вреда. Мне хочется убрать руку и дать тебе хоть что-нибудь сказать, но, если ты вздумаешь орать, мне придётся тебе причинить боль. Мы поняли друг друга?
Вместо ответа — её меч упал к моим ногам, после чего она кивнула головой. Девушка моргнула еще раз, и новая струйка слёз пересекла её лицо. Она явно напугана, и очень сильно.
Медленно, я убрал ладонь с её лица. На её коже еще долго держался бледный след от моей пятерни и десяток мелких царапин, оставленных грубой коркой на моих пальцах. Следом за моей рукой от её губ потянулись три тоненькие лески. Женщина закрыла рот и густая слюна, выделенная страхом, тут же оборвалась.
— К… кто… — подборок женщины трясся как сумасшедший. — Кто ты?
— Я же тебе говорила. Я — Инга, из деревни Оркестр. А тебя как зовут?
— Ю… Юстина…
— Отлично! Юстина, не бойся меня.
— Ты… — в её глаз вдруг появилась наглость, губы налились яростью. — Ты одна из «кровокожих»!
По-прежнему сжимая женщину в крепких объятиях, я почувствовал в её теле нарастающее напряжение. Юстина словно налилась силой, но справиться с моими руками не смогла. Нужно её успокоить.
— Да, я «кровокож», но я не одна из них. Я сама по себе. А скорее, я против них. Понимаешь?
— Нет…
Я слышал громкие удары её запуганного сердца. На лбу выступили холодные росинки пота. Никакой опасности она больше не представляла, и продолжать держать женщину в страхе не было никакого смысла. Я выпустил её из своих объятий.
Юстина слегка покачнулась, но глаз с меня не спускала. Свой меч я быстро спрятал в ножны за спиной, её ржавый — поднял с земли и протянул ей рукоятью вперёд. Она что-то обдумала, после чего приняла мой подарок, и так и осталась с ним стоять; ножен в её наряде я не заметил.
— Червяк! — Дрюнин крик вырвался из тумана. — Ну что там у тебя?
— Всё в порядке. Дай мне пару минут.
Молчание тумана я расценил как понимание.
— Юстина, мне нужны ответы. Хорошо?
Женщина послушно махнула головой.
— Откуда ты и куда путь держишь?
Утерев грязным рукавом слёзы и оставив на щеках серые разводы, Юстина, недолго думая, обернулась назад, и уставилась на туман с неприкрытой надеждой, словно кто-то сейчас вырвется оттуда и спасёт её.
— Кто там? — спросил я. — Не бойся, мы никому не причиним вреда.
Она вдруг осознала всю обречённость ситуации. Спастись у неё и у того, кто прячется в тумане нет никаких шансов. Бежать — самоубийство. Звать на помощь — выдать всех остальных и подставить под удар. Она не имела никакого права мне верить, а тем более доверять, но будучи загнанной в тупик она имела лишь один выход. Она приняла верное решение. Лучшее, в котором есть хоть какие-то шансы на спасение.
— Хорошо, — в её голосе снова появилась железная уверенность. — Пойдёмте.
Женщина шагнула в туман, я — следом. Шаг за шагом в голове нарастал лошадиный трёп, сильно отвлекающий меня от происходящего. У меня даже появилось желание прибить этих кобыл, как только я их увижу! Но я передумал, стоило нам к ним подойти. На краю дороги выстроился в длинный ряд целый обоз из потрёпанных повозок, запряжённых парами лошадей. Рядом на влажной траве возле потушенного костра сидели женщины и дети. При виде меня мамки тут же похватали своих отпрысков. Поднялся визг, вой и детский плач.
— Замолчите! — закричала на баб Юстина. — И живо разведите костёр! Не дай бог дети замёрзнут и заболеют!
Неотрывная от меня испуганных взглядов, женщины подорвались с насиженных мест. Кто-то поставил детей на землю, кто-то унёс в повозку. Я только успел перевести взгляд на Юстину, как на месте обожжённых дров вспыхнул огонь. Затрещали дрова. Повалил белый густой дым, казавшийся во влажном воздухе абсолютно непроницаемым.
Юстина устало приблизилась к повозке, доверху забитой грязными тряпками, мешками, детскими вещами, различными склянками, глиняными горшками, россыпью лука и наваленными яблоками. Запустив внутрь телеги руку, она вытащила кусок серой ткани, укутала в неё меч, и убрала обратно, на самое дно.
— Надеюсь, он мне больше не понадобиться, — сказала Юстина, положив обе руки на еле заметный живот.
— Так куда вы следуете?
— На юг. Мы в поисках новых земель. Пришлые люди слухи разносили, что на юге еще остались плодовитые земли, на которых и рож вырастает по грудь, — тут Юстина ладонью хлопнула себя чуть выше груди, невзрачной, еле заметной под серой рубахой из мешковины, — и скотина отжирается вот до таких размеров, — а тут она выставила руки на максимальную ширину.
— А что случилось на вашей земле? — поинтересовался я.
— Наша земля отравлена. Отравлена кровью и страданиями.
— Кровью?
— Да…
— «Кровавый лес»! Ты слышала о таком?
— Этот лес… — голос женщины задрожал и опустился до шёпота. — Он поглотил соседние поселения. Люди гибли, как мухи над пламенем.
Юстина обернулась и посмотрела на женщин, сидевших вокруг разгорающегося с новой силой пламени. Их лица, лица их чумазых детей были наполнены страхом, но заглянув каждой в глаза, мне было понятно, что не я источник того ужаса, что глубоко осел в их сердцах.
Один из младенцев противно зарыдал. Беззубый рот растянул тонкие губы, кожа на лице окрасилась пурпурным оттенком. Держащая на руках младенца женщина распустила шнуровку на рубахе, откинула ворот и достала набухшую от подступившего молока грудь. Словно оголодавший щенок младенец жадно присосался к коричневому соску. Другие бабы принялись готовить хавку.
Юстина перевела взгляд на меня. Каждое слово давалось ей с трудом, она готова была поведать мне многое, была готова болтать со мной хоть до самого утра, но при других обстоятельствах. Лицо женщины опустело от усталости, глаза налились безразличием. Запас её моральных сил стремительно улетучивался.
Мне придётся её немного помучить, мне нужны ответы.
— Уцелевшие есть? — спросил я.
— Зачем тебе их напуганные души?
— Мне надо знать, кто обитает в «кровавом лесу»? Кто убивает людей?
— Я сама могу тебе поведать. Это звери.
— Ты имеешь ввиду: люди-звери?
— Нет, я имею ввиду настоящих зверей. Лесных. Зайчики, кабаны, лисы, волки.
— Они были чем-то заражены?
Уставшее лицо Юстины скривилось недоумением. Я уточнил:
— Их кожа была покрыта чем-то похожим на это? — я провёл пальцами по своему доспеху из запёкшейся крови.
Нервно ухмыльнувшись, женщина отрицательно покрутила головой.
— Мне надо пригласить друга, — сказал я. — Не пугайся его вида, он гораздо добрее, чем тебе может показаться.