Да, она стройная женщина. Да, она прекрасна. Очень слишком красивая женщина для такой дерьмовой работы. Зачем она вообще сюда полезла? Зачем? Сюда, где люди выживают благодаря сельскому хозяйству. Где подростки всё свободное время проводят за ловлей рыбы в кристально чистых прудах. Где коровы загаживают целые поля своим навозом, а стаи мух постоянно кружат над твоей головой, пока ты соскребаешь коровий помёт с сухой травы лишь для того, чтобы твоя мертвая земелька стала чуть лучше и смогла выродить из себя новый кустик гороха.
Но они всегда лезут туда, куда вообще лезть не стоит. Лезут туда, где всё и так прекрасно работает!
Червяк…
Человеческая душа обесценена. Людские тела — вот, что самое дорогое! Жалкое мясо, пригодное лишь для изготовления оружия для завоевания новых земель. Твоё тело не умрёт никогда. Твоим телом убьют сотни людей, проложат целую дорогу из трупов, по которой пройдут тысячи уродливых воинов в доспехах из кожных выделений. Ты не зря жрал и срал на этой земле. Твоя смерть принесёт не только страдания. Твоё тело принесёт пользу в свершении великого ужаса.
Она проделала такой долгий путь ради одного человека. Зачем? Она приехала к нам в деревню, заставила построить местных жителей на главной площади ровными рядами и начала всех запугивать. Пугала всех своим грозным видом, своим взглядом, своей свитой.
Червяк…
Ты… ты… ты…
Палец этой женщины казался бесконечно длинным. Затянутый в кровавую корку он целился мне в лицо. Он целился мне прямо в душу. Ничто не в силах так мучительно истязать ваше нутро как слова, раздавшиеся в вашей голове эхом страшного прошлого.
Она слишком красива для такой дерьмовой работы. Слишком… Она бы могла завести семью, нарожать детей, и в полях выращивать бесконечные грядки сочного картофеля. Но она выбрала войну.
И нет, не война выбрала её! Она выбрала войну. Они так все говорят. Они всегда вам врут.
У меня выбора не было, и я вам не вру, — я родился в войне. Бежал от войны. Но вот убежал ли?
Её слова обрушились на меня словно сотня авиабомб, сброшенных на мирный город. Каждая буква — взрыв, швыряющий острые как бритва осколки во всё живое.
Паразит…
Червяк…
Её доспех являл само олицетворение подарка войны — кровавые латы облегали женское тело так плотно и так красиво, что даже глубокие трещины, грубые края и мерзкое шуршание пластин во время ходьбы не могли скрыть от наших глаз её природную красоту. Когда она содрала с лица маску, никто не усомнился в её красоте.
Красота спасёт мир, слова его уничтожат.
Её слова породили внутри меня боль. Сильную, жгучую, заставляющую сомневаться во всём и во всех. Это такая боль, из-за которой ты постоянно оборачиваешься. Догоняющие тебя шаги сводят с ума. И тебе ничего не остаётся, как заглушить их.
Боль полностью не утихнет, пока целиком не уйдёт тревога. Надо избавиться от тревоги… надо уничтожить источник! Убить его!
Червяк…
Никто не смеет тыкать в меня пальцем и называть ничтожной сукой, а тем более отродьем!
Удивительно, но впервые в жизни в своих ладонях я ощутил жизнь. Я ощутил власть над ней. Чужое сердце бешено колотилось, прогоняя через напуганное тело литры крови с сумасшедшей скоростью. Через крохотные капли, выступившие на разодранной коже моими грубыми пальцами, я сумел вклиниться в безумный поток багровой реки.
Безграничная власть над человеческой жизнью. Вся химия организма сосредоточена на кончиках моих пальцев. А ведь я могу вобрать в себя всё это… зачем ему так много крови? Он глуп. Он слаб! Он всё просрёт! Драгоценная кровь будет пролита на грязную землю и размыта дождём. Непростительная расточительность.
Червяк… отпусти…
Мне сложно дышать. Кровь обеднела кислородом. Сжимать чью-то глотку уже не кажется таким лёгким занятием.
— Червяк! Блять, успокойся, нахуй! Отпусти его…
Знакомый голос… Дрюня…
Я, вроде, моргнул и на моё тело вылилась лава боли. Густым потоком она растекалась от левого бока и быстро дошла до рук и шее. Боль стала невыносимой. И я закричал. Заорал так громко, что перед глазами начали вырисовываться черты мужского лица. Кожа ощутила тепло. Я начал ощущать самого себя.
Так любопытно. Физическая боль смогла оттеснить эмоциональную в сторонку, смахнув с глаз пелену бессознательности. Кто я? Кто…
Посиневшее лицо корчилось у моего носа в болезненной агонии. Мужчина хрипел, на губах пенились слюни. В принципе его жалкий вид не был испорчен уродливой гримасой, он и так выглядел мерзким. Явственно ощущалась тяжёлая вонь гниющей пищи из разинутой пасти.
— Червяк! — завопил Дрюня прям на ухо, — отпусти ты его!
Мой рот был уже открыт, когда мне захотелось хоть что-то произнести в своё оправдание. Но слова застряли в глотке и превратились в тонкую струйку воздуха, стравливающаяся из меня мерзким хрипом. Я не могу сделать вдох… Меня душат… Чужие пальцы сжимались на моей шее всё сильнее и сильнее.
Ну! Кто первый сдохнет в этой битве удушья? Свои пальцы сжать сильнее я не могу, не хватит сил, но и отпускать не собираюсь, пока этот ублюдок не откусит свой язык и не захлебнётся кровью!
Меня вдруг накрыла волна глухого топота. Вокруг сгустились тени. Поднялся шум.
— Стража! –взорвалась мужская глотка. — На Хейна напали!
— Червяк, отпусти его, или сейчас тут будет полный пиздец!
Мои запястья кто-то крепко сжал.
— Андрей, — побулькало над головой, — давай я отрублю ей руки, и дело с концом!
— Не смей! — завопил Дрюня, спасая мои руки. — Тяни на себя, и не бойся их сломать. Разрешаю.
— Как скажешь…
Он не успел договорить, как на мои запястья словно наехал трактор. Кости захрустели, ладони объяло пламенем невыносимой боли. На кончиках своих пальцев я уже не чувствовал людской кожи. Ушло ощущение чужой крови. Да и вообще я прекратил ощущать свои пальцы!
— Тяни на себя, — кричит Дрюня, — сильнее, не жалей костей!
— Доспех крепкий, не сломить, только запястья поддались.
— Ломай пальцы!
Видимо, мои пальцы начали быстро выламывать. Раздался жуткий хруст костей.
Мне хотелось взвыть от боли, но до моих ушей долетал собачий лай полный тревоги. Еще этого не хватало. Кара. Она лаяла на всех. Хотела кинуться как на Дрюню, так и помочь прибить ублюдка. Мне стоило не малых усилий шепнуть ей, чтобы она успокоилась. Чтобы прекратила гавкать. Сидеть, девочка! Сидеть!
«Как знаешь. Разбирайся сам со своими тараканами в голове.»
Я отвлёкся.
А у них получилось меня отодрать. Вдвоём они сломали мне пальцы и оторвали от ублюдка, которого я почти прикончил. Когда Дрюня с еще одним «труперсом» прижали меня к полу своими телами, мне на глаза попался человек в дорогих одеяниях. Он валялся на полу, кашлял и задыхался. Рядом с ним присел мужчина на колено и попытался залить тому в глотку что-то из глиняной кружки. Глоток кислой браги обернулся кашлем, а затем облаком из миллиона крохотных капель, осевших на пол рядом с его ногами. Мужчина снова закашлял, практически задыхаясь.
— Червяк! — кричит Дрюня на ухо. — Какого хрена? Какого хрена ты на него накинулся? Он бы тебя и пальцем не тронул!
После этих слов в боку ощутимо кольнуло. Мои руки по-прежнему сжимали тески, а тело словно прилипло к полу. Все мои просьбы отпустить меня были заглушены топотом ботинок.
В гостиный зал через входную дверь вбежали пятеро солдат в черных плащах, блестящих от дождя.
— По нашу душу, — буркнул Дрюня.
Воины встали вокруг задыхающегося на полу мужчины. Их лица исказил испуг, стоило им понять, кто валяется у их ног. Почти все вояки вынули мечи, а когда острые кончики лезвий уставились на нас, в хату вломилось пару «труперсов». Все, кто мог, обнажили мечи. Раздался звон металла, а с улицы донёсся настораживающий шум. Походу дела, назревала потасовка.
— Всем успокоиться! — взревел Колег.
Это он сидел возле мужчины.
Колег встал на ноги и вскинул руки в разные стороны, словно отгораживал нас от них.
— Всем успокоится, — сказал он, окинув всех взглядом. — Произошло недоразумение!
— Что с Хейном? — спросил один из воинов, осматривая кашляющего у его ног мужчину.
— Он жив, можете не беспокоиться, — спокойно ответил Колег. — У Хейна белая горячка, накинулся с ножом на нашу гостью. Недостойное поведение, за что и поплатился.
Воцарилось молчание, нарушаемое треском угля, мужским хрипом и моим натужным сопением.
— Уберите мечи, — раздался голос Дрюни.
Одним глазком я наблюдал за тем, как закованные в гнойный доспех воины послушно убирали свои стальные мечи в ножны, свисающие с кожаных поясов. Местная стража продолжала целиться в них своими мечами с тенью ужаса в глазах, но мне было ясно, что если начнётся серьёзная заварушка — этим бедным людям ничего не поможет.
Моя бочина снова отдала болью, словно в ней застряла ржавая арматурина, и какой-то мудак её крутит из стороны в сторону, с жуткой улыбкой на лице.
— А теперь выйдите, — добавил Дрюня, — всё под контролем.
«Труперсы» послушно покинули дом. Потихоньку шум на улице начал утихать, но искра страха и недоверия продолжала тлеть. Не хватало слабого ветерка.
Колег уставился на стражу.
— Отведите Хейна домой, пусть проспится. Утром я буду с ним говорить.
— А что с ними? — спросил один из стражников, кивнув в нашу сторону.
— Они мои гости, угрозы моей жизни нет. Вы свободны.
Угрожающий лязг металла смолк, когда все мечи спрятались в ножнах. Подняв с пола бормочущего Хейна, воины взяли его под подмышки и уволокли прочь из хаты. Дверь никто за собой не запер, Колег вышел на встречу врывающемуся сквозь дверной проём дождю и ветру, схватился за рукоять и запер дверь.
— Отпусти его, — произнёс Колег у меня над головой.
Мои руки освободили от «оков». Мне по-прежнему было сложно дышать, я задыхался. Но тому виной не был Дрюня. Даже когда он слез с моей спины, моё дыхание осталось прерывистым, с хрипотцой.
— Червяк, что с тобой? — спросил Дрюня, переворачивая меня на спину. — Ебать… да у тебя пробитие! Потерпи, сейчас полегчает.
Дрюня наклонился ко мне. Моё тело содрогнулось от острой боли, но очень быстро пришла волна холодного успокоения. Мой друг даже не пытался быть со мной нежным. Грубый мужлан! Выдернул кинжал и стоял смотрел, как я кручусь по полу, дожидаясь заживления раны. Тело быстро приходило в норму, но только после извлечения из меня инородного предмета. Я всё больше и больше убеждался в своей уязвимости.
Продолжая валяться на полу, я открыл глаза. Дрюня, закованный в серый гнилой доспех, стоял надо мной, рассматривая в своей руке белёсый кинжал. С виду безобидная игрушка, которыми пользуются африканские племена. Но на практике — чуть не убившая меня. Ударь та пьянь меня в шею, или достань до сердца — и всё, нету больше Инги! А теперь хрен знает, как вообще всё пойдёт и какой связью обладают наши тела. Надо беречь себя. Шутки с огнём плохи.
— Это мой кинжал.
К Дрюне подошёл Колег. Улыбнувшись, мужчина глянул на необычное оружие, на лезвии которого не было ни капли крови. Колег так и сказал:
— Так странно, на нём нет ни капли крови, — мужской взгляд с подозрением уставился на меня.
— Если ты не заметил, — прохрипел я, — даже твой пол чист.
— Действительно, чистый, — подтвердил Колег, пиная ботинком ошмёток грязи, оставленный стражей.
— Кто этот мужик? — спросил Дрюня, обратившись к Колег, — и почему у него твой кинжал?
— Я на допросе?
— Нет, — отрезал Дрюня.
Пока я пытался встать на ноги, Дрюня подошёл ко мне.
— Червяк, что с тобой? Ты был хуже бешенной собаки!
— А что не так со мной? Я защищался. Ты сам всё видел.
Дрюня улыбнулся и опустил глаза на кинжал. Усмехнувшись, он сказал:
— Защищался… У меня есть безумное желание кое-что проверить.
Дрюня вдруг замахнулся, угрожающе занеся руку с кинжалом над своей головой. А потом резко опустил руку. По такой траектории кинжал должен был точно войти мне в спину, пробить позвоночник и прикончить на месте. Я даже не успел дёрнуться, удар был слишком быстрым.
Кинжал ударил в броню.
Но, не в мою.
Лезвие откололо крохотный кусочек от гнойного доспеха на Дрюниной ноге и раздробило в пыль костяной кончик кинжала.
— Действительно, Червяк, тебе грозила опасность. И как такое может быть…
Дрюня протянул мне руку помощи и помог встать на ноги. Всё это время, Колег стоял в сторонке. Вид его был растерянным, но потерянным он не казался. Винить себя за то, что впустил нас на свою землю он не собирался. Самобичеванием пусть занимаются слабаки, живущие в сомнениях. Дрюня без лишних вопросов передал ему кинжал, ни капли не усомнившись в словах мужчины о принадлежности данного оружия именно ему. Нам не нужны проблемы, всем видом мы пытались показать наше дружелюбие, которое я в один миг поставил под сомнение.
Дрюня отправил на улицу остававшегося с нами солдата, после чего мы поставили огромный круглый стол обратно в центр зала. Кара успокоилась, снова улеглась у печи и заснула. Мы уселись на стулья. Пить уже никто не хотел, только курить.
Когда облако табачного дыма улеглось на стол, а наши глаза тускло поблёскивали в жарком печном освещении, Колег сказал:
— Этот разгневанный мужчина, которого ты, Инга, чуть не придушила, Хейн, младший брат герцога Петраса.
— Ну, Червяк! — засмеялся Дрюня, — уже на правителей стал бросаться!
— Он не правитель, — оборвал Дрюню Колег. — Иначе мой дом превратился бы в поле боя. Герцог Петрас успел завести себе сына. Он и унаследует титул, но не сейчас.
— А когда? — спросил Дрюня.
— Когда наши земли будут очищены от чумы. Когда леса наполняться зверьём, за которым мы будем охотиться, но никак не наоборот!
— Вы сами в это верите?
Колег ответил не сразу. Он кинул на Дрюню гневный взгляд и стиснул губы. Правда его терзала изнутри, и обжигала сильнее углей внутри пузатой печи. Облизнув губы, он с гордостью выпалил:
— Да! Верим, — мужчина швырнул кинжал на центр стола, — и бояться нам некого. А Хейн… Он, конечно, не согласен с решением своего брата. Пьяница и дурак. Таких нельзя подпускать к власти и за сотни миль! Ансгар — сын герцога, конечно, позволяет Хейну вести себя выше остальных. Власть поделена, но у кого она сосредоточится в один руках — всем известно. Хейн даже пытался доказать всем, какой он великий полководец. Собрал армию из двух сотен солдат. Отобрал лучших воинов, подготовленных, переживших не один бой с «кровокожами». Целью был «Кровавый лес». Он хотел попасть в самый цент, зайти в самую гущу и взглянуть в глаза тому самому врагу, что всех нас терроризирует последние пять зим. А потом вернуться победителем.
Мы с Дрюней переглянулись. В его глазах, как и в моих, были лишь одни вопросы, а лица выражали недопонимание.
— Он же вернулся… — протянул Дрюня. — Он победил?
Колег громко рассмеялся. Начал стучать ладонью по столу.
— Нет-нет-нет, — успокоившись, прохрипел мужчина, ловя губами почти выпавшую папиросину. — Он вернулся, но не победителем. Он вернулся в полном одиночестве. Я больше вам скажу, он потерял врученное ему сыном герцога копьё! То самое, что сделали из отрубленной руки герцога Петраса. «Длань праха» была утеряна. А те две сотни воинов, с его слов, остались на веке упокоенными в «кровавом лесу». По возвращению Хейн пьёт не просыхая. Постоянно рассказывает про сотни диких животных с длинными хвостами, тянущиеся за их спинами из самого леса. Благодаря копью он сумел уцелеть, но оно застряло в теле поверженного медведя, после чего ему пришлось бежать с поле боя.
— Как давно это было? — спросил Дрюня.
Колег задумался. Затянулся.
— На деревьях уже почки набухали.
— Недавно.
— Да, воспоминания еще свежи.
— Мне нужно поговорить с Хейном, — сказал Дрюня, обращаясь исключительно к Колегу.
— Я обязан знать с какой целью, — отрезал мужчина, уставившись Дрюне в мёртвые глаза.
— Уже не секрет, что наш путь лежит в «кровавый лес»…
— Я ищу «кровокожих», — влез я. — У них сейчас отряд, похожий на тот, что приходил к вашим воротам. У них моя подруга, да и сам я страстно жажду встречи с вожаком отряда.
— Червяк! — скривив рожу, сказал Дрюня. — Что с твоим лицом?
— А что с ним?
— Ты словно вновь увидел перед собой Хейна, — и Дрюня громко рассмеялся, булькнув облаком дыма.
Проблема в том, что я даже не знаю, как поведу себя, увидев Хейна. Увидев этого унылого пидора с хмурым рылом, посмелевшего тыкать в меня пальцем! Урод! У меня появилось дикое желание прогуляться по округе. Мне нужно подышать, проветриться. Боль от кинжала, пронзившего мой бок, давно утихла, а вот внутренняя, колющая сотней игл прямо в сердце и грудь, продолжала меня терзать и мучить. Но за окном проливной ливень, сверкает молния. Хейна всё равно не получится отыскать, его забрала стража, и, скорее всего, он под надёжной охраной.
— Ваша цель благородна, — сказал Колег, рассматривая нас как какие-то картины в модной галерее. — И ваша цель совпадает с нашей. Если только вы не хотите договориться с «кровокожами».
— Нет! — взревел я. — Это исключено!
— Хорошо, я поверю вам. И доверю свою жизнь. Но все вопросы мы решим завтра с первыми лучами солнца. Вы простите, но на трезвую голову вашу историю я бы никогда не выслушал, а вот хмельная голова может переварить любой бред, даже самый правдивый. Я хочу спать…