Червь 5

Глава 21

Мне меньше всего хотелось отправлять в дорогу с каким-то мутным типом. Но у меня не было иного выбора.

На данном этапе мои поиски отряда «кровокожих» зашли в тупик. Маска, что была мне подарена главарём «кровакожих» расколота на мелкие осколки, не представляющей никакой ценности. В принципе, она и до момента своего разрушения представляла больше символичный смысл моего побега от душевной боли, ежели какой-то действующий ориентир. Люди, что видели эту маску — и становились моим ориентиром. Не более.

Теперь мой ориентир — «Кровавый лес». Я точно не уверен, что смогу там отыскать мой следующий вектор движения, но повидаться со старыми воспоминаниями будет довольно интересно.

В доме Колега, где вместо воздуха висела смесь скисшего пота вперемешку с табачным дымом, мы сидели за большим круглым столом и решали, что нам делать дальше. Куда в этой безвыходной ситуации двигаться? Как быть? Как лучше поступить?

Хейн — дядя Ансгара — бил себя кулаком в грудь, обещая найти «Кровавый лес». Врал ли этот пропахший мочой пьянчуга с опухшей рожей или говорил правду? В его рассказ было трудно поверить, но нам пришлось. Ставя под сомнения его слова, мы тут же бы расписывались в нашей непомерной глупости, толкнувшей нас на приключения. Приходилось слушать и верить. Заставлять себя верить в то, что он выжил чудом. Что он бился до последнего, держал оборону с сотней солдат, а когда остался один, сумел убежать, убив не один десяток медведей, гнавшихся за ним по следу. Копьё отца Ансгара — «Длань праха» — было в руках Хейна всю битву. И было им же потеряно. Хейн поведал нам, что после того, как копьё застряло в груди медведя, ему пришлось выпустить древко и удариться в бега. Он бежал без оглядки сквозь лес, боясь увидеть преследующих животных, но, когда силы почти покинули его, он смирился с неизбежным и оглянулся. Позади Хейна никого не было. Его никто не преследовал. До его ушей не доходило щебетание травы под весом дикого зверя, или рёв взбесившегося медведя. Его оставили в живых.

В тот день он подумал, что всему виною — копьё. Из-за этого опасного оружия и появился «Кровавый лес», а когда заполучил себе копьё — исчез. Но вчерашний день, который Хейн провёл в беспамятстве у себя в кровати, пропустив всю битву, заставил думать его иначе. Лес пришёл за ним. Лес требует его. Его душу! И Хейн его чувствует. Он чувствует живую сущность леса, его центр, обладающий разумом и волей. Услышав это, я уверовал словам грязного пьяницы. Я лично видел Эти разум и волю. Может Хейн и сошёл с ума, но его разум может провести наш отряд по нужной дорожке.

— Я готов отдать свою проклятую душку «Кровавому лесу», — сказал Хейн, с каким-то наигранным тоном, — если моя жертва вернёт мир в наши земли! Я пойду с вами! Вместе мы победим!

Мы с Дрюней были не против. Хочет идти — пусть идёт, дурака никто за руку не держал. А вот когда изъявил своё желание отправиться вместе с нами Ансгар, я немного напрягся. Молодой правитель — проблеск белого света на чёрном небе, надежда… Олицетворение мира жаждало кинуться в пучину разрушения. Никто не знает, что нас ждёт. Риск не оправдан. Но Ансгар настоял, а я не вправе был уме отказывать. Мы вместе отразили первую атаку, отразим и последующую. Что поделать, такой выбор парня. Будущий правитель мечтает вернуться с победой и миром для своего народа. Да и желание вернуть копьё отца частенько всплывало в наших спорах.

Пламя погребальных костров с рёвом взметалось к небесам, поднимаясь выше забора, на помосте которого выжившие прощались с погибшими. Яркий огонь освещал макушки опущенных голов, чьи голоса слились в нежное пение молитвы. Молодой правитель Ансгар стоял в центре шеренги, окидывая своим тяжёлым взглядом костры, горевшие вдоль песчаной дороги. Его скула подёргивалась каждый раз, когда охваченная огнём плоть трупа лопалась и шипела. А когда очередной костёр прогорал и обваливался, по щеке молодого человека пробегала слеза.

Запах жареного мяса мог приманить дикого зверя, но ближе к утру всё вокруг заволокло прогорклым дымом, настолько едким и удушающим, что нам пришлось терпеливо дожидаться, пока ветер сдует его прочь, прежде чем отправиться в поход.

Желающих отправиться с нами нашлось немало. Ансгар разрешил пойти с нами лишь тем воином, что не получили никаких ранений. Их оказалось почти сотня. Почти половина выживших. Остальная половина получила увечья разной степени тяжести. В основном укусы животных, вызывающие поголовную лихорадку. Лина, та женщина, что вылечила Осси и считалась местной знахаркой, осталась с больными. Работы у неё немало, и она прекрасно понимала: если вместо нас вернётся «Кровавый лес» — бежать нет никакого смысла. Наш уход оторвал частицу её души, без которой ей будет проще принять смерть в этом мире. Не вернётесь вы, сказала она, уже ничего хорошего не вернётся в наши земли.

Чем больше я размышлял о нашем путешествии, тем больше приходил к выводу, что мы являли собой незримый образ мессия, без которого не будет мира в этом мире.

Когда удушающий туман развеялся и показалась песчаная дорога, тянущаяся вдоль густого леса до самого горизонта, мы отправились в путь. Сотня людских воинов, четыре десятка гнойных воинов, Хейн, Кара, Осси, Колег, Ансгар, Дрюня и я. Ведомая Хейном толпа двинулась по дороге, поднимая клубы пыли.

Как бы я не смотрел на этого мужика в дорогих одеяниях, но вид его не вызывал у меня никакого доверия. Мутный типан этот Хейн, и что движет им — остаётся под вопросом. Такому бы в руки бутылку да сиську — и он мать родную продаст. Но то слабость обычного люда. Нас же ведёт далеко необычных кровей человек. И что у них происходит в головах, какие нравы ими руководят — для меня загадка, на которую я не собираюсь выискивать ответы в грязном белье. Если что — мой меч наготове, лезвие я быстро приложу к его худой шее.

Дрюня разделял мои думы. Мы сошлись в одном — совесть. Совесть действительно крепкая и сильная штука, способная сломать любой характер и прогнуть под себя даже непоколебимую волю. Нам остаётся лишь уверовать в то, что совесть стоит во главе нашего похода. Во всяком случае, моя совесть чиста.

От деревни мы ушил на пару километров, после дорога повернула в лес. Хейн махнул рукой на правую сторону густой зелени и сказал, что там мёртвые деревни. Туда идти нет смысла, мы ничего там не найдём. «Кровавый лес», забрал всё, что хотел.

— И что он хотел? — спросил я у Хейна.

Мужик глянул на меня как на какую-то умственно отсталую девчонку, и не стой перед ним «кровокож» в выращенном доспехе из людской крови, он бы со всей жестокостью рассмеялся бы мне в лицо. Но он вдруг сделался покладистым, стиснул губы и состроил умное личико.

— Людей, — выдавил Хейн, чуть пошатываясь. — Лесу нужны были люди.

Он повернулся к правой стороне леса и стал вглядываться в глубь деревьев. Кожа лица чуть сползла, рот приоткрылся. Его мысли унеслись вслед за взглядом, оставив передо мной пустую оболочку, лишившуюся на мгновение разума.

— Что ты видишь? — спросил я.

Хейн дёрнулся и повернул голову на меня. Страха в его глазах не было, туман похмелья еще целиком не развеялся, и что скрывала мутная дымка — разобрать я не мог. Хейн глянул сквозь меня на левую сторону леса. Вытянул руку и указал куда-то пальцем.

— Лес двигался оттуда, — сказал Хейн, потряхивая рукой. — Там жизнь!

— Жизнь?

— Да, жизнь! Лес живой, он умеет разговаривать. Умеет любить, и умеет ненавидеть.

— Лес умеет прощать? — спросил я.

Хейн не ответил. Раскрыл рот на последнем слове и больше его не закрывал, продолжая стеклянными глазами всматриваться вглубь леса.

— Идём! — крикнул я так, чтобы меня услышали все.

Наш отряд, скрежета и бряцая доспехами, сошёл с дороги и начал стремительно углубляться в лес. Наше оружие покоилось в ножнах, я не чувствовал чуждых звериных сознание, кроме Кары. Как показала практика, надеется на моё чуть не самый лучший вариант, но, если бы кто и обитал в здешних лесах, я бы обязательно услышал. Услышали бы все! Обезумевший вой гонимого на убой зверя еще звучал эхом в наших головах. Но нас окружала гробовая тишина, лишь хруст сухих веток и чавканье влажного мха под ногами. Зверь покинул лес. Или был истреблён.

Дрюня одарил меня своим взглядом. Я сразу уловил в его белёсых глазах какую-то иронию и насмешку. Не сразу, но я понял, к чему он клонит. Похожую картину вымирания я видел в лесах, где обитали «труперсы». Заражённая гнойными выделениями земля была мертва, высушенные деревья медленно осыпались трухой, но при всё при этом лес был наполнен зверьём. Страшным, уродливым, оставляющим после себя тлетворные лужи. Жизнь и смерть шли рука за руку.

Здесь, в сыром лесу, где от свежего воздуха кружиться голова, а под ногами ягоды размером с глаз, я не ощущал никакой жизни. Забвение. Даже Дрюня, этот огромный воин в гнойном доспехе принёс этому миру больше жизни.

В дороге я потерял счёт времени. После того как Хейн и Ансгар перетёрли что-то между собой, юный правитель приказал раскинуть лагерь. Это была наша первая остановка и ночёвка. Со своими новыми звериными глазами я даже не заметил, как начало смеркаться. Я по-прежнему прекрасно видел окружавших меня солдат, их уставшие лица, их шевелящиеся уста. Мне не хватало только остроты звериного слуха. Безумная идея, но думаю, это будет лишнее.

Облокотившись спиной о дерево, я уселся напротив костра. В лесу ночи холодные, обычный человек без тепла обеспечит себе воспаление лёгких, но мне холод чужд. Костёр грел мне душу. Рядом сопела Кара, а чуть дальше, повернувшись спиной к костру спала Осси на медвежьей шкуре. Воины Ансгара держались вместе, уложившись плотными кольцами вокруг других костров, которых в лесу вспыхнул не один десяток. Дрюнины воины бодрствовали в полном молчании, уставившись в звёздное небо. Бывшие салаги. Что у них в головах? В их пустых взглядах я видел лишь отражение луны, но быть может это и были их глаза, белёсые с серыми пятнышками, прям как сама луна. Они не жаловались, не болтали, молча исполняли волю своего… я даже не знаю, какое слова подобрать для обозначения Дрюни в их глаза. Пусть он будет для них командиром.

Они молча исполняли волю своего командира.

Были ли они ему благодарны, или проклинали его душу, как он проклял их тела? Всем не угодить. Для кого-то проклятье — дар. Для кого-то избавление от болей и страхов. А для кого-то — смерть, которую он обретёт только из-за того, что не смог смериться со своей судьбой.

Я услышал шуршание гнойного доспеха. Дрюня притащил пару брёвен, которые тут же улетели в огонь. Он, как и я не ощущал ни холода, ни жара. Но меня впечатлила его забота, хотя быть может, ему, так же как и мне не хватала чуточку тепла в душе.

— Отдохни, друг мой, — сказал я моему другу, с опаской оглядывающемуся по сторонам.

Он уселся рядом, коснувшись своим наплечником мои кровавые наросты в виде рогов. Свет пламени плясал на наших лицах, поблескивал на влажных глаза.

— Та девка, которую ты видел, — начал Дрюня, выдавив из горла булькающий шёпот. — Которая из двух? Та, что была со мной, или с тобой?

— Со мной.

— Значит, и она умерла.

Дрюня вдруг тихо рассмеялся.

— Я сейчас вспомнил, — начал он, — какой ты извращенец.

— Это почему же? — спросил я, но виду ничуть не подал, что полностью не согласен с данным утверждением.

— Я помню, как ты душил ту девку. Оседлал её как кобылу и давай простыней душить. Ей понравилось? Она просила повторить?

— А тебе понравилось за всем этим наблюдать?

— Понравилось, — сплюнул Дрюня. — Так ты не ответил, Червяк, ей понравилось?

— Я не знаю… вернее, я не помню. Мы не виделись больше. Вроде.

— Но я всё равно не могу понять, как… где ты её увидел? Как ты вообще понял, что это она! Вот кого я видел — это лось. Этот огромный лось стоял за дорогой, прячась между деревьев.

— Она была в его разуме. Она управляла зверем, и через него — всеми остальными. И ты знаешь, я бы её не узнал, если бы она не узнала меня первым.

— Мне вот интересно, как она погибла в том мире.

— В сознании животных мы появляемся в человеческом облике, в нашем, в том, каким мы себя помним. Так вот её тело было полностью покрыто шрамами от ожогов. Вместо лица — сплошные переплетения зарубцевавшейся кожей. Ни волос, ни губ. Она страшно удивилась, увидев себя такой. Уверен, здесь мы её встретим в совсем иной форме. И очевидный факт — она одна из нас.

— Что ты имеешь ввиду?

— Она, как и мы, — паразит.

— И что нам с этого? — в голосе Дрюни прозвучала воинственность.

— Может, мы попробуем переманить её на нашу сторону.

— Нахрена она нам сдалась, Червяк? Тебе проблем мало? Решил еще одну бабу таскать за собой? Я тебе так скажу, дружище, мы покончим с ней, покончим с этим ёбаным «Кровавым лесом», и отправимся домой! Я устал от этого дерьма. И я сильно рассчитываю, что ты отправишься вместе со мной!

— Мой путь не пройдён…

— Мой путь не пройден… — ехидно усмехнулся Дрюня. — Мой путь не пройден… Нет никакого пути! А ты вообще не задумывался над тем, что может и не было никакой прошлой жизни?

— Что ты хочешь сказать? — размышления моего друга меня по-настоящему удивили.

— А то, что это всё иллюзия. Не было никакой прошлой жизни. Мнимые воспоминания. Мы такими уродились здесь, на этой земле. А кому-то сверху захотелось в наши головы вложить красивый сюжет, чтобы мы жили и развивались.

— Я помню всё как наяву! Я больше склоняюсь к тому, что мы попали в рай!

— Червяк, ты сейчас серьёзно? — Дрюня снова рассмеялся. — Тогда я тебя поправлю. Мы попали в ад.

Осматривая свои руки в свете костра, я отчасти мог согласиться с утверждением моего друга. Да, на рай окружающий нас мир мало походил. Слишком много боли, слишком много страданий. Но неужели в раю нет места кровопролитным битвам и сражениям? Нет драк, нет алкоголя и блуда? Нет сигарет?

Соглашусь я на такой рай? Ответ очевиден!

Быть может мы с Дрюней те самые, кто принесут сквозь райские сады свои утехи и устав? Какая-то немыслимая утопия. У каждого свой рай, неделимый, и лишь с правилами, которые человек успел вызубрить за свою жизнь. В любом случае, как бы жизнь не повернулась, нам придётся найти своё место в этом мире.

Я повернулся к Дрюне и сказал ему:

— С хозяйкой «Кровавого леса» мы должны будем договориться. Хотя бы попытаться. Нам нужны союзники. Хотя бы по той причине, что мы даже не представляем себе, во что мы ввязались. И кто еще может обитать в местных землях. И даже если мы покончим с ней, никто не даст тебе гарантий, что через пару дней на твои угодья снова не обрушатся полчища «кровокожих».

Дрюня лишь хмыкнул. Умолкнув, он облокотил голову о дерево, закатил глаза и словно погрузился в сон, хотя мне так и не удалось выяснить, нужен ему сон или нет. Я подкинул еще парочку сухих бревен в огонь, устроился поудобнее на влажном мхе и попробовал заснуть. Веки сомкнулись, но разум продолжал быть открытым, переваривая сотни, тысячи мыслей в секунду, одна из которых выбивалась вперёд всех.

В тот день, на стене, когда вокруг нас кружил смертоносный вихрь зверей, я видел Колега, рубящего своим мечом всё живое. Я вспомнил его жену, Юстину.

Мне нужно кое-что узнать.

Я пошёл вдоль храпящих воинов у костров, пока не наткнулся на юного правителя. Он спал, облокотившись о толстый ствол дуба с зажатым в ладонях мечом. Какая предусмотрительность. Его лицо за долгое время выровнялось спокойствием, но в руках по-прежнему бушевала тревога и страх. Рядом ютился Колег.

Когда я потряс Колега за плечо, мужчина устало разомкнул веки. Мой вид его не испугал, он даже не шелохнулся. Озарённое огнём лицо шевельнуло губами:

— Инга, ты чего не спишь?

— Я хотел тебе кое-что сообщить. Кое-что важное.

— И что же? — спросил Колег без особого интереса.

— Твоя жена…

Щетинистые щёки Колега дёрнулись, руки принялись искать опору на влажной почве. Он уже хотел встать, когда я положил ему на плечо руку и сказал:

— Успокойся. Твоя жена беременная.

— Я знаю, — выдохнул мужчина и обмяк, припав спиной к дубу.

— У тебя будет…

— Я не хочу знать, — мужские глаза блеснули раскалённым углём, который обжёг мою наивность и доброту. — Придёт время, и я сам всё узнаю. Инга, иди спать.

Да, я буду сильно надеяться, что это время придёт.