Дежурю в кабине. Душно. Дверца открыта. Дизель молчит. Слышу: где-то вдалеке включился ревун. Значит сейчас начнётся. Тянусь к микрофону.
— Доложите боеготовность! — гремит в динамике голос лейтенанта Мамолина.
— Не боеготов!
— Почему?
— Офицера нет!
— Прибудет — доложите!
— Есть!..
Минуты через две — снова-здорово:
— Доложите боеготовность!
— Не боеготов!
— Почему?..
И так примерно минут десять. А по нормативу, между прочим, на позиции следует прибегать минуты за три. В итоге Мамолин не выдерживает.
— Информирую, — злобно цедит он. — На нас со стороны границы идёт неизвестный самолёт. На запросы не отвечает… Доложите боеготовность!
Я, конечно, польщён тем, что он, лейтенант, информирует меня, рядового, но откуда я ему возьму офицера? Рожу, что ли?
— Не боеготов!
Наконец напичканный электроникой фургончик тяжело вздрагивает — и через порожек кабины неспешно, чтобы не сказать вальяжно переступает жизнелюбивый амбал лейтенант Паничев. Он только что из отпуска.
— Ну и что у вас тут? — чуть ли не позёвывая, осведомляется он.
Вскакиваю со стула-вертушки.
— Товарищ лейтенант! Границу пересёк нарушитель! Идёт прямо на нас, на запросы не отвечает!..
— Они там что, сдвинулись все? — дивится отпускник и отбирает у меня микрофон.
— Слушает Паничев…
— Докладываю обстановку! — скрежещет Мамолин. — Самолёт — наш, но с испорченным автоответчиком. Приказываю использовать его как условную цель и обстрелять!..
— Заряжать боевыми? — уточняет охальник Паничев.
В динамике визг ярости. Мамолин грозится доложить. Ябеда-корябеда.
Боевыми… Откуда у нас боевые?