Честное рядовое

Отрывок № 28

В караулах я учил английский.

Остановившись под лампочкой и зорко оглядев окрестный ноктюрн, извлекал из кармана листок с переписанной от руки строфой «Ворона» Эдгара По, вникал, прятал манускрипт — и шёл далее по маршруту, шевеля губами.

Выучить язык, конечно, не выучил, но «Ворона» затвердил наизусть.

Где брал? Да жена присылала. В конце каждого письма перерисовывала буковка в буковку очередной фрагмент — и это, поверьте, было подвигом, поскольку сама-то она учила французский.

Имелся у меня также и махонький словарик, но на пост я его не брал, ныкал в караулке. Забыв, что означает данное слово (или как оно произносится), досадливо морщил лоб, останавливался, снимал карабин с плеча, доставал заначенную сигарету и чиркал спичкой о штык.

Должен признаться, трудно найти такой пункт Устава караульной службы, против которого я бы однажды не погрешил на посту: прислонялся к чему-либо, сидел, разговаривал, ел, пил, отправлял естественные надобности, принимал от кого бы то ни было и передавал кому бы то ни было какие-либо предметы. Бывало, что и пел, а этого тоже нельзя. Насчитывалось всего два не нарушенных мною запрета: я никогда не досылал без необходимости патрон в патронник (проще сказать, вообще ни разу не досылал) и никогда не спал.

Последнее обстоятельство настолько меня смущало (бессонница на посту симптом, согласитесь, тревожный), что, заступив в караул последний раз, я нарочно забрёл в сторожку технического дивизиона, где на правах «зелёного деда» попытался вздремнуть сидя. Ничего не вышло. Сна — ни в одном глазу. Посидел-посидел — и разочарованный вернулся на пост.