Честь воеводы. Алексей Басманов

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ СЕЧИ ЗА КОЗЕЛЬСКОМ

Алексею Басманову и Фёдору Колычеву не приходилось бывать в степях южнее Москвы, куда каждый год накатывались татарские орды. Но они немало наслушались рассказов бывалых воинов о схватках со степняками и представляли себе, что такое степь, где глазу не за что зацепиться, где лесной человек чувствует себя, словно голыш на юру. Да и сотни воинов Алексея и Фёдора не знали, что такое степи. Каргополье — это реки, леса и озера во все стороны света. Однако Алексей и Фёдор явились в степь не с пустыми руками. Помня советы старых воинов, Алексей и Фёдор не держали их втуне, а пустили в оборот. Как привели они свои сотни в Москву да на постой определили в ближнем селе Никулино, так и взялись обучать их степному бою, разным уловкам, хитростям, без которых в степи не уцелеешь. Учились северяне прилежно, знали, какой ценой заплатить за неумелость драться с ордынцами. Но и северянам было что приготовить для басурман. Как-то десятский Донат, кряжистый и крепкий зверолов, сказал Алексею Басманову и Фёдору Колычеву:

— Нам бы, воеводы, рогатинами обзавестись. Как встанем на рубеже да полезут бритоголовые, так ни конному, ни пешему воину рогатины не одолеть.

Каргопольцы поддержали десятского:

— Верно Донат говорит. Даже медведь рогатины не осиливает.

— Ведомо мне сие, братцы, — отозвался Фёдор. — Сам брался в Заонежье за такой снаряд.

— С рогатиной против диких коней сподручно стоять, — добавил своё Алексей Басманов.

И ещё по крепкому весеннему насту воины сходили в лес, добыли себе рогатины из молодого дуба, вяза, берёзы, ирги. Заготовили, просушили, переплели-увязали сыромятными ремнями и вооружились неведомым для степных людей снарядом. Лесовики, у коих крепкие руки, знали, что им не страшен не только медведь, но и воин со своей игрушечной сабелькой и даже с копьём. Не достать врагу ратника с рогатиной, а он того вмиг на землю из седла выбьет. Да и коню грудь пронзит. И больше недели ратники Басманова и Колычева ходили за деревню упражняться в рукопашном бою с рогатинами.

Той порой сотни начали сводить в тысячи. Да вскоре же пять тысяч воинов встали под рукой князя Юрия Оболенского-Большого в полк правой руки. Колычеву было отрадно, что их сотни влились в полк близкого ему человека.

— Повезло нам, братец Алёша, воевать под началом такого воеводы! — похвалялся Фёдор пока будущим сродником.

— Слышал я о нём немало добрых слов, — отозвался Алексей Басманов.

Наступил день смотра полка. Молодые сотские волновались. А ну как не понравится воеводе вид лесных каргопольцев! И вот уже воевода в сопровождении тысяцких едет вдоль полка. Проезжая мимо Басманова и Колычева и увидев притороченные рогатины, князь с удивлением спросил:

— Эй, сотники, что это за справа у седел ваших воинов?

Бойкий Басманов не полез за словом в карман:

— А это каргопольцы с рогатинами.

— Вижу, что не с ухватами. Но зачем?

— Бритоголовых из седел поднимать будем, — ответил Алексей.

— Чей ты сын будешь? — спросил князь.

— Фёдора Басманова.

— О-о, ведом мне был тот славный воевода. Я запомню тебя, сын Басманов.

Сорокалетний князь был в самой силе, богатырской стати, красив лицом. Он несколько раз посмотрел на Фёдора. Спросил, однако:

— А ты никак сын боярина Степана Колычева?

— Верно, Юрий Александрович. Поклон тебе от княгини Анны и от всей семьи привёз. Как провожали, передать наказывали.

— Спасибо! Ну служи исправно, земляк. — Князь поднял руку и поскакал дальше.

Через день после смотра полк князя Оболенского-Большого выступил под Козельск. На него уже надвигалась с юга весна. И там, где-то по Дикому полю, вместе с весной катилась крымская орда. И горели на её пути понизовые казачьи станицы, хутора. Но пока у государя не было сил защитить россиян понизовых земель и придвинуть границы к самому вражескому ордынскому стану. Пока к югу вместе с правым полком князя Оболенского-Большого шёл летучий полк-ертаул[23] под командой воеводы Дмитрия Шуйского. В том полку было всего две тысячи воинов, и главная задача его была в разведывательных действиях.

В ертаульском полку шли два недруга Алексея Басманова и Фёдора Колычева. Одним из них был ратник Иван Шигона, другой — тысяцкий князь Василий Голубой-Ростовский. Князю Василию было велено идти со своей тысячей на Мценск. Бывалые воины знали, какой опасности там подвергаются малые разведывательные отряды, как часто сотни нарывались на передовые волны татарской орды и мало кому удавалось уйти из неравной сечи.

Воеводе Оболенскому-Большому на военном совете в Серпухове тоже было предписано выделить две сотни для разведки в степях за Козельском. Просили о том польско-литовские воеводы, чтобы узнать от русских о приближении крымской орды. Оболенский возражал: «Зачем кровью русичей платить за интересы Жигмунда, ежели он сам не печётся о защите своих рубежей?» Но всё-таки согласился с козельским наместником-воеводой князем Курлятевым, когда тот заявил:

— Мы же не ведаем, куда от Козельска повернёт хан Саадат-Гирей: то ли на Дорогобуж двинет орду — зорить поляков, то ли вломится в наши земли и пойдёт к Москве. Там Саадат-Гирею просторно.

Вернувшись в полк с военного совета, князь Оболенский-Большой собрал тысяцких, а с ними сотников Басманова и Колычева и сообщил:

— Завтра выступаем на рубеж. На всех лесных дорогах будем ставить засеки и острожки, на всех лесных опушках — завалы. Сказывают, что хан Саадат-Гирей и его племянник хан Ислам-Гирей идут большой силой. Нам её должно остановить.

Алексей Басманов и Фёдор Колычев слушали князя внимательно, но не понимали, почему они, сотники, оказались среди воевод. И уже позже, когда посидели в трапезной и выпили по чарке хмельного за удачу, князь Юрий сказал Алексею и Фёдору:

— Вам, сын Данилов и сын Степанов, велю идти на Мценск. В схватки с ордынцами не вступайте, разве что для защиты живота. Явятся они, и шлите немедленно гонцов, сами отходите в леса. Знайте, что туда же, за Мценск, ушёл летучий ертаул князя Дмитрия Шуйского. В трудный час соединитесь с ним и встаньте под его руку.

— Всё исполним, как велено, воевода-батюшка, — ответил Алексей.

— Верю. Вы крепкие отцовы корни. А с твоим батюшкой, — обратился князь к Фёдору, — мы давние друзья. Кстати, там, за Мценском, ты можешь встретить князя Василия Голубого-Ростовского. Ты ведь искал его зачем-то?

— Искал, чтобы счёты свести. Да простить его велено. Сказали мне матушка и княжна Ульяна, что Господь накажет злочинца по делам его. Как мне нарушить волю близких!

— Ну смотри. Пытать не буду, какие у тебя к нему счёты. Да здесь, перед лицом врага, не время помсте, — заметил князь.

Теплынь в ополье пришла стремительно в начале апреля. В ночь подул тёплый ветер, нанёс тучи, и пошёл дождь, словно парным молоком поливая тощие, осевшие снега, оставляя намёты лишь по оврагам, лощинам и балкам да снежную целину в лесных чащах. Над деревней Молчановкой, в которой стояли сотни Басманова и Колычева, грачи суматошно заканчивали вить гнезда. Их грай гудел-гулял над хатами с утра до позднего вечера. По деревенской улице ни пройти, ни проехать. Грязь по колена и такая липкая, что подошвы от сапог отрывает. По такой взлохмаченной поре Алексей и Фёдор и увели свои сотни на юг. Провожали ратников девки, молодайки, бабы, а мужиков, особенно молодых, по всей деревне вышло к плетням не больше дюжины: война всех поглотила.

Алексей и Фёдор не торопили своих ратников в походе. Они знали, что пока нужно беречь силы и людей и, прежде всего, коней. А там, как выйдут в степь, враг не оставит времени на отдых. До Мценска сотни дошли без помех. В селениях, кои встречались на их пути, россияне жили без суеты, покойно. Но это была видимая часть их жизни. В ближних лесных чащобах, в оврагах, на склонах среди зарослей, они рыли землянки, «лисьи норы», чинили старые тайные убежища, загодя свозили в них съестные припасы. Всё, что видели в порубежных селениях Алексей и Фёдор, наводило их на мысль о том, что лёгкой жизни у них не будет. Да и у их воинов. И потому Алексей и Фёдор были строги к себе, взвешивали каждый шаг, чтобы не совершить непоправимый промах. Сотским повезло, потому что все их десятские были опытными звероловами-охотниками. А что такое таёжный охотник за медведями и рысями, за соболями — это надо испытать самому, потому как словами не передать. У Фёдора был такой опыт. Однажды он ходил в тайгу с охотником Прокопом из отцовской челяди. Было Фёдору четырнадцать лет, а он увязался за неутомимым детиной. И преследовали они пару соболей два дня. Лыжи тонули в рыхлом снегу по колена, с охотников сошло двадцать потов, ночь они сушились, грелись у нодьи[24] утром снова шли, падая от усталости. Собаки теряли след и тоже выбивались из сил. Взяли всё-таки соболей. А цена-то какая той добыче?!

В степях бывалому человеку легче, чем в тайге, ежели только умеешь от врага отбиваться. Так мыслил Фёдор, да во многом ошибался. Степное военное дело понятнее оказалось Алексею. Когда Мценск остался в двух поприщах[25] позади и сотням Алексея и Фёдора нужно было встать дозорами в перелесках, Алексей подумал, что тут они могут и просчитаться. Из перелеска за окоёмом не увидишь ничего. И Алексей предложил разделить силы и упросил Фёдора остаться на месте, сам с сотней решил выдвинуться, провести поиск на юге, хотя бы на один дневной переход вперёд.

— Мы ведь тут, Федяша, как кони в шорах: пройдёт орда десяти вёрстами западнее, и не увидим её, окажемся за спиной у ордынцев.

Доводу друга Фёдор внял, но предупредил:

— Смотри, Алёша, как бы нам не обмишулиться. Велено здесь стоять.

— Но ведь без риска и коня на скаку не остановишь, — отозвался Басманов. — К тому же я далеко не оторвусь от тебя. Одно-два поприща, и по кругу назад.

Алексей всё-таки доказал необходимость такого поиска, и Фёдор скрепя сердце согласился. Но заметил:

— Иди и будь во всём осторожен. А через два дня я пойду за тобою следом. Договорились?

— Хорошо, Федяша, пусть так и будет.

Сотня Басманова покинула стоянку на рассвете. День прошёл спокойно. Двигались не спеша, чтобы кони не утомились. На ночлег Алексей остановился у небольшого лесочка близ реки. Спал он крепко, и приснился ему сон, будто приплыл на челне к становищу белобородый дед, поднялся на взгорок и сказал: «Чего сидите, ежели крымцев ждёте? Идите на Карачев, там и увидите. А идти вам от восхода солнца на заход». Проговорив сие, дед накрыл зипуном костёр, погасил его и пропал во тьме ночи. Проснувшись чуть свет, Алексей вспомнил сон, а ещё Пантелея вспомнил и подумал, что сон вещий. Он позвал первого десятского Тихона, умного молодого воина, и рассказал ему о том, что пришло в ночи. Спросил:

— Может, сон-то вещий? Старец уж больно благообразен.

— Вещий твой сон, воевода. Исполни всё, как велел отец. Вот только воеводу Фёдора надо бы предупредить.

Про Тихона не скажешь, что он был суеверен. И Алексей внял совету северянина. В тот же час он отправил гонца к Фёдору.

— Молви ему, чтобы шёл по нашему следу на Карачев, — наказал Алексей молодому ратнику.

В тот год хан Саадат-Гирей изменил свои привычные действия в походе на Русь. Он не пошёл прямым путём на Москву, потому как знал, что на рубеже Козельска-Перемышля-Тулы и на всём протяжении Оки, что тянулась с запада на восток до Нижнего Новгорода, орду встретит сильная русская рать. Зачем терять воинов, счёл хан Саадат-Гирей, не лучше ли идти в обход заслонов-рубежей? И хитрый хан повёл своих ордынцев влево от Москвы, словно держал путь на Литву. Вот уже и Свейск миновали, на очереди — Почеп. И шла орда вольно, но недолго.

Приняв совет Тихона, Алексей поднял сотню в седло и повёл воинов на заход солнца, выслав далеко вперёд дозорный отряд. Весь день, лишь с короткой остановкой в полдень, воины не покидали седел. Но долгий апрельский день миновал мирно-тихо. И в деревнях, кои встречались на пути, крестьяне деловито готовились к севу. Однако Алексей находил в селениях тиуна или просто кого-то из жителей и предупреждал:

— Ты, друг, будь настороже и всем скажи, что орда идёт.

И снова ратники шли без устали на запад. В полдень десятские Тихон и Донат, что ехали обочь Алексея, все посматривали на небо. И Алексей, глядя на них, озирал синюю высь. Там ничто не привлекало его внимание, лишь воронье тянулось цепочками с севера на юг. Да что с того? Но Тихон и Донат знали тому цену. И когда сотня пересекла путь воронья, Тихон сказал:

— Воевода, нам бы пора из степей уходить, на холод тянуться.

— Что так? — спросил Алексей.

— Видишь, воронье на зной цепью летит?

— Вижу.

— То к орде спешат. Она уже близко. Ноне здесь будет.

— Выходит, к лесу надо прибиваться? Как ты-то, Донат, мыслишь?

— Вкупе с Тихоном, — ответил Донат.

— Вам виднее, охотники, — вздохнул Алексей. — Да токмо десятского Еремея нет, а без него как уйти...

— Стой, сотский, стой! — прервал Алексея Донат. — Вижу на окоёме чёрный клубок, да катится он. — Донат ловко встал на спину коня и, приложив руку к глазам, зорко вгляделся вдаль. — Растёт клубок, растёт! — Донат простоял так с минуту. Его ни о чём не спрашивали, лишь Алексей смотрел в его лицо и всё понимал по выражению. Вот, наконец, в охотничьих глазах плеснулась радость, скользнула по губам улыбка. — Сват Еремеюшка мчит, братцы, — произнёс Донат и опустился в седло.

Теперь уже все заметили, как по степи катился клубок, и стало видно, что это небольшой отряд конников. Тут Донат пришпорил коня и помчал навстречу всадникам. Где-то в полуверсте от сотни сошёлся с ними. А вскоре Донат и Еремей подскакали к Алексею, и запылённый, разгорячённый долгой скачкой Еремей доложил ему:

— Ордынцы валом идут. Вчера их заметили. Они в ночь остановились, а мы вот — ушли.

При сотне было два десятка запасных коней. Алексей распорядился сменить усталых коней ратников Еремея на свежих и повернул сотню на север, дабы в случае опасности найти защиту от степняков в лесных чащобах. Ратники уходили лёгкой рысью, всматривались в окоём и не видели отрадного леса, лишь колки-рощицы попадались на пути. Время уже близилось к вечеру, и воронье закружило в небе почти над головами всадников. И воины всё чаще оглядывались назад, с каждым разом всё больше опасаясь обнаружить за спиной конную лавину.

Она накатывалась. Несмотря на более чем тысячевёрстный путь, орда шла так же быстро, как и в начале пути. И пока Басманов искал лесное убежище, в степи появился конный вражеский дозор: семнадцать всадников. Увидев русских, ордынцы пошли намётом, не догадываясь о том, что их в шесть раз больше. Впереди показалась роща, уже одетая в молодую яркую зелень. Алексей повёл сотню под её покров. И хотя кони русичей были не так легки на ногу, как татарские, но ратники успели скрыться в роще. И тут же Алексей дал команду идти Тихону со своими воинами налево, Донату — направо.

— Как подойдут степняки, возьмём их в хомут, — сказал он.

Тихон и Донат поняли замысел сотского, увели воинов вдоль опушки, приготовили рогатины, затаились.

Ордынцы приближались. Они, очевидно, сочли, что перед ними небольшая дозорная группа русских, и потому смело приближались к роще. Вот уже до Алексея долетели их яростные крики. Вот уже сотня сажен до рощи, вот полсотни. Засверкали кривые сабельки, в рощу полетели стрелы. Вот она, опушка! Ордынцы увидели русских воинов. Можно дотянуться до них саблей, копьём. «Секим башка!» — услышал Алексей. Но что это? В дозоре ордынцев замешательство. Их кони врезались в частокол, вскинулись на дыбы, падают. Сами воины выбиты из седел, полетели на землю. Справа и слева на них наскочили ратники. Те из ордынцев, кои ещё держались в сёдлах, ринулись в сечу. Но и здесь наткнулись на частокол рогатин, непреодолимых для них, вмиг были сброшены на землю. Лишь мурза Аппак, крепкий, широкоплечий воин, кружил на своём жеребце и отбивался от наседавших на него русичей, что-то кричал. У Алексея мелькнуло: «Достать его живым!» И он ринулся к ордынцу. Однако сотского опередил Донат. Сильными руками он вонзил рогатину жеребцу в грудь, тот поднялся на дыбы и рухнул. Мурза Аппак не успел выскочить из седла, и конь придавил его. В тот же миг рогатина взметнулась, и точный удар воина прижал шею ордынца к земле. Татары бились отчаянно, но сила солому ломит. И пятнадцать всадников полегли под ударами русских воинов. Лишь двое — мурза Аппак и молодой ордынец — живыми стояли среди русичей.

Осмотрев место схватки, Алексей велел ратникам упрятать всех убитых в кусты и поймать лошадей.

— Ловите коней! Чтобы поле было чистым. Заберите оружие! И торопитесь! — Алексей теперь дорожил каждой минутой, понимая, что татарский дозор не мог далеко оторваться от орды.

Так оно и было. В лучах клонившегося к заходу солнца сотский увидел, как в небе, вёрстах в двух, кружила туча воронья. Тем временем пленным связали руки и отвели их вглубь рощи. Там посадили на коней и приторочили к сёдлам. И Алексей повёл сотню к восточной оконечности рощи. На опушке он увидел синеющий спасительный лес. До него было не меньше трёх вёрст. Алексей не стал медлить, понимая, что если они успеют добраться до леса, то орда их не достанет. Он приказал Тихону:

— Веди сотню на рысях к лесу. Я иду следом.

— Понял, воевода, — ответил Тихон.

Сотский и молодой воин Филипп, который был посыльным при Алексее, подождали, пока сотня вытянется из рощи, и лёгкой рысью двинулись следом. Алексей думал, что делать дальше. Он понял, что мурзу и его воина нужно немедленно отправить в стан к князю Оболенскому-Большому и поручить это важное дело Донату и его ратникам. Решив так, Алексей соскочил с коня и, держа его за повод, лёг на землю, прислушался. Степь глухо гудела. «Идут басурманы!» — мелькнуло у Алексея. Испытывать судьбу он не хотел. Вскочив в седло, крикнул Филиппу:

— Давай, друг, летим вперёд! Орда близко!

Спасительный лес приближался. Вот он в версте, вот ближе.

А за спиною у воинов Алексея, уже в виду рощи, заполонив обозримое пространство, двигалась на рысях орда.

Отправив Доната и десять его воинов с пленными в Козельск, Алексей повёл своих ратников лесными опушками обочь орды. Он должен был убедиться в том, куда движется крымская сила — на Москву или на Литву.

В эти же дни от Козельска на запад шла сотня шестого полка — летучего ертаула, — ив ней за сотского шёл сам тысяцкий князь Василий Голубой-Ростовский. Он уже водил сотню до Епифани, но разведка была напрасной. Орда ни к Туле, ни к Рязани не приближалась. И князь Дмитрий Шуйский отправил Василия с сотней в направлении на Рославль. Василий Голубой-Ростовский принял распоряжение как должное и повёл сотню на поиски ордынцев на западных рубежах державы.

Совсем по-другому отнёсся к походу сотни на запад князь Иван Шигона. Оставаясь рядовым ратником, он, однако, верховодил в сотне, и никто, даже князь Голубой-Ростовский, ему не перечил. Он помнил прошлые услуги князя Шигоны и был к рядовому ратнику Шигоне почтителен. Узнав от князя Василия задачу сотни, Иван Шигона задумался о том, чтобы выжать из похода на Рославль свою корысть. Ещё в ту пору, когда великий князь Василий расправился с его дядей князем Василием Шемячичем, государем крупного и сильного Новгород-Северского княжества, Шигона затаил жажду кровного мщения за дядю. Со временем жажда источилась, но внутри где-то остался яд кровной мести и ожидал своего часа. Теперь этот час настал, счёл Шигона. Оставалось лишь исполнить малый замысел. Он был прост: уйти в орду, там же просить хана Саадат-Гирея о милости, чтобы дал ему тысячу воинов восстановить в Новгород-Северском родовую власть Шемячичей. Князь Шигона имел основание обратиться с просьбой о помощи. Он напомнил бы ему о том, как шесть лет назад Василий Шемячич помог крымскому хану Мухаммеду-Гирею подойти к Москве незамеченным. Знал Иван Шигона и то, что в Новгород-Северском бояре и дворяне очень недовольны великокняжеским наместником Евдокимом Бельским. Сказывали, что он люто свиреп и корыстен. Потому Ивану Шигоне было на кого опереться в борьбе за княжеский престол. И теперь Шигона торопил-понукал молодого князя Василия Голубого-Ростовского.

— Как первым встретишь орду и дашь знать воеводам, тебе честь и хвала, — щекотал Шигона честолюбие Ростовского.

— Так-то оно так, — соглашался князь Василий, — токмо встретившись с ордой, можно и не разминуться.

— Полно, князь-воевода, нам ли бояться орды, ежели мы у себя дома и в любом лесу можем укрыться, — утешал Ростовского Шигона.

Хитрый придворный князь убедил-таки воеводу Василия идти навстречу орде скорым маршем. Согласившись с Шигоной, Ростовский рассуждал просто: чем раньше он разведает движение крымчан, тем скорее избавится от риска быть подмятым ордой.

В эти же дни, простояв в дозоре сутки и получив весточку с гонцом от Алексея, Фёдор повёл свою сотню по пути Басманова. Это было легко: на весенней мягкой почве следы конников отпечатались чётко. К ночи Фёдор привёл сотню к той рощице у реки, где Басманов и его воины отдыхали. И здесь Фёдор отметил, что от рощи сотня Алексея пошла не на юг, а на запад. От поворота Фёдор гнался следом за Алексеем ещё полный день. К вечеру он добрался до степного села, встретил тиуна и спросил, были ли русские воины в селе.

— Были, воевода-батюшка, и ночь провели, а поутру на Литву пошли. Вот просёлок, по нему и двинулись, — показал тиун.

Колычев задумался: почему Алексей прервал путь на юг и пошёл на запад? Но ответа у него не было. Он решил, что у друга явилась определённая цель. Значит, надо спешить на соединение. Однако Фёдор не преминул спросить тиуна:

— Тебе, отец, старшой говорил что-нибудь про ордынцев?

— А как же! Умный воевода, дал совет быть настороже. Сказывал, что орда идёт, а куда, на Москву или в Литву, ещё неведомо.

Не пытаясь разгадать причину, побудившую Алексея искать орду на западе, Фёдор решил, что тот действует не с кондачка, и понял, что придётся забыть о ночном отдыхе и догнать Алексея во что бы то ни стало. Подъехав к сотне, которая остановилась на сельской площади, Фёдор произнёс:

— Вот что, браты, отдыха нам ноне ночью не будет. Идём догонять сотню Алексея Басманова. Без нас им придётся худо.

Воины приняли сказанное сотским как должное. Многие из них, пользуясь короткой остановкой, потянулись к перемётным сумам, дабы достать из них съестное, дать коням овса. Фёдор понял желание ратников и велел всем спешиться и перекусить, покормить коней.

Но встретиться сотням Фёдора и Алексея в этой напряжённой скачке по весенней степи не удалось. Зато состоялась другая встреча, для Фёдора Колычева довольно важная. Она была скоротечная в час наступления орды, но не прошла бесследно для Колычева и Басманова.

К этому времени хан Саадат-Гирей уже знал, что он не остался незамеченным русскими воинами передовых отрядов. Место схватки дозора мурзы Аппака было найдено ордынцами. А то, что там не нашли трупа мурзы, говорило хану Саадат-Гирею о пленении Аппака. Хан не ждал такого плохого начала. Он прогневался, и, будь Аппак рядом, не сносить бы ему головы. Совершив ещё один дневной переход на северо-запад, хан повернул орду на восток и двинулся к рубежам Московии.

Сей манёвр орды был замечен ратниками Колычева. И он поспешил отправить в стан под Козельск гонцов, дабы предупредить о движении орды к границам державы. Теперь настало время подумать о безопасности своих воинов. Встреча с передовыми отрядами орды грозила сотне гибелью, и, прервав короткую трапезу, Фёдор повёл её к своим рубежам.

Этой ночью князь Иван Шигона тоже не думал об отдыхе. Ещё ранее, смутив трёх ратников, относившихся к нему почтительно, прелестью новой жизни в Новгород-Северском, Шигона увёл их ночью навстречу орде. Ночь была холодной, шёл дождь. Однако четыре всадника мчались по степи рысью, и дождь не стал им помехой. Когда ночь перевалила на вторую половину, Шигону и его спутников отделяло от орды каких-то два часа пути. Но беглецам-перелётам не удалось одолеть оставшийся путь. Навстречу Шигоне приближалась сотня Фёдора Колычева.

Шигона первым услышал конский топот и обрадовался: «Крымчане! Крымчане!» — твердил он. Но вскоре чуткое ухо услышало обрывки русской речи. В мгновение он свернул с дороги, хлестнул коня и, крикнув: «За мной!», — помчался влево от степной дороги.

Фёдор и десятский Касьян, ехавшие впереди сотни, заметили всадников. Те показались им подозрительными.

— Перелёты! Достать их! — приказал Фёдор Касьяну и ринулся наперерез.

За Фёдором помчались Касьян со своими ратниками, и началось преследование. Кони у беглецов были резвее, и они уходили всё дальше. Однако судьба проявила к ним немилость. На пути Шигоны и его воинов возник глубокий, с отвесными склонами овраг, заросший кустарником. Ринуться в него было смерти подобно. Шигона метнулся вправо, где овраг казался не таким глубоким. Он искал удобный спуск. Но было уже поздно. В беглецов полетели стрелы. И одна из них, пущенная Касьяном, настигла князя Шигону, пронзив ему шею, и он упал с коня. Ратники Касьяна охватили беглецов полукольцом. Фёдор крикнул:

— Не сопротивляйтесь! Вам не уйти!

Они и не думали сопротивляться. Один из них отозвался:

— Возьмите нас! Мы не перелёты! Это Шигона повёл нас, а куда, не ведаем!

Колычев спрыгнул с коня, подошёл к поверженному воину, склонился над ним.

— О, да это и правда князь Иван Шигона! И он жив! — воскликнул Фёдор. — Ну что, вражина, переметнуться захотел? Будет тебе...

Князь ещё хрипел, кровь лилась изо рта. Фёдор подошёл к беглецам, спросил одного:

— Как звать?

— Фрол. Холоп княжий. Ночью мы убежали с господином из сотни князя Василия Ростовского. Господин сказал, что пойдём в Северскую землю. А на самом деле... — Фрол замолчал.

— Говори, что на самом деле? — велел Фёдор.

— Да что там, в орду шёл наш господин.

— Спроси же его, куда нести, — приказал Фёдор.

Фрол опустился на колени рядом с Шигоной и прошептал на ухо:

— Князь-батюшка, мы бы тебя понесли, да не знаем, куда.

Фёдор склонился над Шигоной с другой стороны. Князь открыл глаза, сквозь хрипы у него вырвались два коротких слова:

— К хану Саадат-Гирею. Да быстро. — И Шигона закрыл глаза, сник.

Фёдор выпрямился, сказал Касьяну:

— Положите его на седло. Нам пора уходить. Стрелу не трогайте.

Касьян тотчас распорядился. Воины быстро вскинули тело князя на седло его коня, приторочили. Фёдор заметил Фролу:

— На вас вины нет. Пойдёте с нами. Веди, откуда шли.

— Из Козельска мы...

— Дорогу запомнил?

— Ведаю, — неохотно отозвался Фрол.

— Будешь показывать.

— Неможно нам: там на пути сотский князь Василий Ростовский. Он забьёт нас батогами.

Чуть прежде Фёдор как-то пропустил мимо ушей имя Ростовского. Теперь же подумал и удивился: «Надо же, как тесно на земле». Вслух он сказал:

— Я не выдам вас сотскому.

Колычеву и самому не хотелось встречаться с Ростовским. Он не мог отомстить ему за то, что произошло с ним и с княжной Ульяной в Старицах, потому как, сказал князь Оболенский-Большой, здесь не место помсте. Не доезжая до становища князя Ростовского, Фёдор повёл сотню в обход. Чтобы сохранить свою честь, он послал десятского Касьяна с воином к Ростовскому, дабы предупредить о том, что орда близко. Разминувшись с сотней летучего ертаула, Фёдор уходил на Козельск без остановки. Лишь час он пожертвовал на то, чтобы напоить-накормить коней, перекусить самим. Он понимал, что теперь только от него зависит, сумеют ли воеводы встретить орду там, где она не ожидает сопротивления. С запада полсуток спустя в Козельск вернулась сотня Алексея Басманова. Сойдясь, Алексей и Фёдор обнялись. А после обоюдных расспросов Фёдор сообщил:

— Можешь увидеть своего обидчика Шигону. — Фёдор показал Алексею низкую хату. — Там он умирает.

И Фёдор поведал о том, что случилось в ночной час на степной дороге.