Честь воеводы. Алексей Басманов

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ ДАЁШЬ КАЗАНЬ!

Никто в России не был равнодушен к тому, что десятилетиями и особенно в ранние годы царствования Ивана Четвёртого происходило на юго-востоке державы, там, где за её пределами, за Диким полем раскинулось Крымское ханство, а ещё ближе и более опасное Казанское ханство. Самые дальние от его земель россияне страдали, как и ближние, потому как борьба с казанской ордой стоила всем россиянам большой крови. В постоянных сечах при набегах орды гибли тысячи воинов, разорялись восточные и южные селения и земли России. Орда не раз угрожала стольному граду державы.

И вот наступило время перемен. По воле молодого царя в России создавалось сильное войско. Появились первые стрелецкие полки, вооружённые не только луками, стрелами, бердышами и мечами, но и огнестрельным оружием — пищалями. Сначала в стрелецкое войско было набрано три тысячи воинов. Они были сведены в отдельные «приказы» по пятьсот человек. Часть конных ратников тоже получила пищали. С каждым месяцем в русское войско поступало всё больше пушек, и уже можно было сказать, что в нём появилась артиллерия. Пушкари были выделены в особый род служилых людей «по прибору».

И пришло время первого мощного похода на Казанское ханство. В марте 1549 года в Казани умер давний враг Москвы хан Сафа-Гирей. По настоянию крымского хана на трон был возведён малолетний сын Сафа-Гирея Утямыш. Однако правителем был назначен не кто-то из казанских князьков, а знатный воин из Крыма Кучан. Воспользовавшись сменой власти в ханстве, царь Иван Четвёртый предпринял первый зимний поход на Казань и повёл войско сам. Впервые при войске было много пушек, и на пушкарей возлагали большие надежды при осаде Казани. Но они не оправдались. Зима в тот год выдалась тёплая. На реках не встал крепкий лёд, дороги были малопроезжими. Всё вокруг было похоже на весеннюю распутицу. И «великая мокрота» не позволила подтянуть пушки к Казани. Воеводы поняли, что любой приступ в этих условиях будет губительным. Царь Иван прислушался к советам бывалых воевод и отказался от желания поскорее покорить Казань.

Вновь благостное время похода на Казанское ханство наступило через год. К этой поре полки отважного воеводы князя Андрея Горбатого-Шуйского очистили правобережье Волги в пределах Казанского ханства от застав орды и даже от крупных отрядов. В этих наступательных сечах участвовал полк Алексея Басманова. Любил своих однополчан-каргопольцев Алексей Басманов, за несколько лет воеводства над этим полком знал каждого ратника в лицо, помнил поимённо всех отличившихся мужеством и отвагой в сечах, а такими были все воины из тех, с кем он начинал биться ещё на реке Угре вместе с Фёдором Колычевым. Тогда у них было по сотне воинов, но Каргопольская земля всё пополняла и пополняла свою рать, и вот уже под началом у Алексея Басманова собралось пять тысяч северян, и они годами не покидали береговой службы.

Во время освобождения правобережья Волги полк Басманова отличился особо. Он же придумал, как с меньшими потерями очищать правобережье от орды. Ещё в начале действий Алексей Басманов пришёл в шатёр к князю Андрею Горбатому-Шуйскому и сказал:

— Князь-батюшка, думаю я, что эти приволжские земли мы можем взять малой кровью.

— Садись, рассказывай, как ты себе это мыслишь? — спросил князь. Удалой, богатырски сложенный воевода и сам был горазд на выдумки, потому поощрял сие в своих полковниках, в тысяцких.

— А ты, князь-батюшка, дай волю моему полку ночами погулять по степи да по татарским заставам и селениям.

— Хорошо, дам. А дальше что?

Алексей сел к походному столу.

— Предание старины мне ведомо от деда Плещея. Сказывал он, сие предание живёт в нашем роду не один век. И пришло оно от воина, именем Плещей, который сам воевал против ордынцев, коих называли печенегами. Сказывал дед, что однажды печенеги осадили стольный град Руси Киев. Их была тьма. Княгиня Ольга долго обороняла град. Но силы её были невелики, и Киеву грозила гибель. В ту пору сын её князь Святослав с дружиной был в дальних северных вояжах. Гонцы Ольги нашли его, уведомили. И послал он вперёд ко граду три тысячи лучших воинов с воеводой Путятой. И вот всего-то три тысячи витязей, приблизившись к печенегам на ладьях, по единому сигналу трёх тысяч боевых рогов огласили ночь небывалым рёвом на всю округу. Печенеги пробудились ото сна в панике, подумали, что на них наступает несметная рать и, побросав кибитки, шатры, бежали от града. Потом подошла дружина Святослава, и печенеги были разбиты наголову.

— Похвально. Нам предание деда Плещея в прибыток. Однако здесь орда по всему правобережью разбросана, — заметил князь.

— Верно. Так мы их по ночам из селений и будем выкуривать, как ос. Да ежели пищали у нас в ход пойдут, страху нагоним.

— Я даю тебе волю поискать удачу. Вот только где ты добудешь боевых рогов на весь полк?

— Так у меня же в полку почти одни каргопольские охотники, и ремесло им знакомо. День-два — и все будут вооружены.

— Ну дерзай, Алексей Данилович, благословляю. Как начнёшь землю от погани очищать, так и все полки пойдут. Сам поведу, и наше будет правобережье.

Выговорив себе знатное дело, Басманов не мешкая взялся его исполнять. Помчались в лес наряды ратников заготавливать бересту. Другие принялись варить клей. Всё им было посильно. Басманов сам обходил мастеров, многие рога пробовал на звук, давал тысяцким, кои сопровождали его. Когда было изготовлено на каждую тысячу воинов по две сотни рогов, воевода Басманов отважился попытать судьбу в ночном налёте на ордынцев.

Басманов воспользовался осенней пасмурной ночью и в ранних сумерках повёл полк за рубеж Казанского ханства. Пять сотен его пластунов, выдвинутые вперёд, быстро уничтожили несколько ордынских застав. И было намечено захватить сразу два селения. На одно из них — Большой Усурт — Басманов повёл три тысячи ратников, другое, значительно меньше Усурта, — Юрмаши — отдал тысяцким. Тридцать всадников он поставил по цепочке для связи. К селениям подошли глухой полночью и так близко, что уже виднелись глинобитные мазанки. Ночь была тёмная, тишина стояла мёртвая, даже собак не было слышно. И вот три тысячи всадников развернулись у селения Большой Усурт. То же проделали и тысячи возле селения Юрмаши. И дошёл до ратников приказ поднять боевые рога и затрубить, и вознёсся в небо рёв сотен боевых рогов. В селениях истошно залаяли псы. Вскоре рёв разбудил всех воинов, всех мирных жителей. Они выбегали из юрт и мазанок и в страхе, думая, что на них напал шайтан, побежали из селений в чистое поле к Волге. С рёвом, с криками: «За Русь! За Русь!» — их преследовали воины Басманова. Вскоре они миновали селения, где остались старики и старухи, развернулись строем и пустились преследовать конных и пеших ордынцев.

Ратники Басманова сумели всё-таки и в ночи отличить мирных жителей от воинов: одних они оставляли за спиной, а других убивали, ежели они сопротивлялись. Тех, кто бросал оружие и сдавался, гнали в полон. Не обошлось и без стычек. Неподалёку от селения Большой Усурт сотни две ордынцев укрылись в роще, и оттуда в русских полетели стрелы. Роща была невелика, воины окружили её и спустя какой-то час стянули хомут, многих ордынцев порубив, остальных взяв в полон. Большой Усурт и Юрмаши были в руках ратников Басманова. Оставив там по две сотни воинов, Басманов повёл своих ратников дальше.

К рассвету полк Басманова выгнал ордынцев таким же манером ещё из одного селения. Они разделили участь тех, кто бежал из Большого Усурта и Юрмашей. Полк Алексея вышел на крутоярье берега Волги. Так началось освобождение правобережья. На следующую ночь на орду пошла вся рать князя Андрея Горбатого-Шуйского. И чуть больше недели потребовалось ратникам князя Андрея, чтобы очистить большую часть правобережья Волги.

На последнем рубеже Басманов встретился с князем Андреем.

— Честь и хвала тебе, воевода, — сказал Горбатый-Шуйский. — Теперь мы по-иному будем грозить казанцам. — И он обнял Алексея.

Так и было. В эти же дни на крутом правом берегу Волги, напротив устья реки Казанки, началось сооружение крепости Свияжск. Её башни, стены, ворота, навесы — всё было срублено-сработано в лесах под Угличем и по Волге сплавлено под Казань. Сотни конных упряжек, тысячи воинов и работных людей приняли плоты крепости на Волге и потянули, повезли, потащили на высокие холмы брёвна и весь приклад. Закипела работа. Мастера и воины взялись возводить башни и стены, ставить ворота — все из готового материала, как должно, размеченного. И всего за месяц поднялась на холме правого берега мощная крепость Свияжск. Царь Иван сам приехал на освящение крепости. Когда закончился обряд, он поднялся на передовую башню, погрозил Казани кулаком и сказал:

— Ну берегитесь, басурманы! Близок конец вашего царствия!

Полки князя Андрея Горбатого-Шуйского были поставлены на береговую службу вдоль Волги по всему рубежу Казанского ханства. И лишь полк Алексея Басманова был отозван в крепость Свияжск. Там он вновь встретился с царём. Иван Васильевич молвил ему:

— Ты славно воевал, Басманов. Много похвалы вознёс тебе князь Андрей Шуйский. Пойдёшь ли теперь на приступ Казани?

— Жду твоего повеления, царь-батюшка.

— Скоро услышишь его. Да смотри не дрогни. А как поднимешься первым на крепостную стену да сбросишь с неё басурман, так пожалую тебя чином окольничего.

— Благодарю, царь-батюшка. Не посрамлю русского оружия.

— Ну то-то...

Алексей ещё не видел сына Фёдора, который был в свите Ивана Васильевича, но знал, что он при царе, и осмелился попросить сына в свой полк.

— Малой милости у тебя прошу, царь-батюшка. Отпусти ко мне в полк сына Федяшу. Должно ему вкус сечи познать.

— Не дерзай, Басманов, то не малая милость. Твой Федяша мне любезен, и я не отпущу его, даже к батюшке. — Сказано сие было строго. И Алексей понял, что совершил оплошку.

— Прости, царь-батюшка. Отцовское ретивое сердце ту просьбу молвило.

— Прощаю, да впредь о Федяше забудь. Нужен он мне лично.

— Так и будет, царь-батюшка, забуду. — И Алексей низко поклонился.

— Иди же и готовь моим именем подручных тебе воинов к одолению крепостных стен. Благо теперь есть где. — И царь Иван повёл рукой вокруг свияжских крепостных стен. Да помни: сам проверю, как ратники горазды будут до врага добираться. — С тем и отвернулся от Басманова к князю Афанасию Вяземскому.

Алексей ушёл. Он был возбуждён от похвалы царя за ратное дело и обеспокоен тем, что тот разлучал его с сыном. «Господи, Федяша, я бы полжизни отдал, чтобы ты был близ меня!» — воскликнул Алексей в душе. Судьба любимого сына давно беспокоила его. Слышал он, что его Фёдор самый близкий к царю человек среди многих именитых вельмож. Он уже в чине — кравчий. Это и пугало. Знал Алексей, как легко исчезает царская милость и её место заступает нелюбь. Того, кому выпадает царская немилость за самую малую ошибку, кого царь невзлюбит, ждала жестокая опала. Но Басманов попытался прогнать мрачные мысли, благо у него появилась новая большая забота.

И впрямь, прежде его воинам не доводилось ходить на приступы крепостных стен. А в этом воинском деле нужна особая сноровка и умение. Было над чем подумать и послушать бывалых воевод, коим где-то приходилось одолевать стены вражеских крепостей. Да таких, как выяснил Басманов, в его окружении не оказалось. В Диком поле не было крепостей под ордынской рукой. И потому начинать пришлось с азов. Да и поспешать надо было, чтобы овладеть новой наукой. Рассчитывал Алексей, что как только откроется санный путь по Волге, так и пошлёт царь Иван свою рать на приступ Казани.

В самой Казани осенние действия московской рати посеяли страх. Особенно же заячья болезнь охватила приближённых пятилетнего хана Утямыша. Знали вельможи, что с него спроса нет. А хвалёный крымский воин-правитель Кучан бездействовал. И выходило, что только им, близким хана, отвечать за всё то, чем грозили московиты. И они ничего лучшего не придумали, как искать мира с Москвой. Вскоре к великому князю и царю всея Руси Ивану из Казани прибыл на переговоры посол. Царь принял его с глазу на глаз. И было это легко, потому как посол мурза Юсуп знал русскую речь.

— Большой царь, мы хотим с тобой мира, — начал Юсуп. — Скажи нам, что тебе нужно от нас, и мы всё исполним. Только не сокрушай нашего ханства.

— Всё ли исполните? Знаю, что вы способны на обман.

— Обмана не будет. Вот и сейчас скажу тебе, большой царь, то, что будет тебе приятно. Мы готовы отдать твоей милости нашего хана вместе с его матерью красавицей Сююн-бике.

— Вон как! Хорошо, отдайте. Я их приму. А там поведём разговор дальше, ежели выдадите нам и правителя Кучана.

— И о том подумаем. Мир нам дороже Кучана, — согласился Юсуп.

— Тогда и беседе конец. Иди, исполняй обещанное. Да не тяните! — закончил царь Иван.

Казанские вельможи сдержали своё слово и выдали пятилетнего хана Утямыша вместе со знаменитой своей красотой ханшей Сююн-бике. Татарские вельможи привезли их ночью в лодке. Ханша была запелёната в конскую попону, а её сын закрыт в большой ивовой корзине.

— А где же правитель Кучан? — спросил посла Юсупа князь Воротынский, который от имени царя принимал ханшу и её сына.

— Мы просим милости у большого царя за то, что упустили Кучана. Он бежал с отрядом отважных, а куда, мы не ведаем. Но князь Шах-Али послал многих воинов, чтобы поймать его. И поймает, — заверил Юсуп. — В Крым ему дорога закрыта.

Об исчезновении из Казани правителя Кучана Воротынский немедленно доложил царю Ивану. Он разгневался на татарскую знать, ругал их всячески, потом повелел:

— Пошлите ратников во все концы. Да прежде на Крым все ходы перекройте. Не верю Юсупу. Они заведомо выпустили его за крымской ордой.

В эти же дни, чтобы избежать дальнейших переговоров с Казанью, царь Иван уехал в Москву, захватив с собой красавицу Сююн-бике.

А спустя три дня по отъезде царя Ивана из Свияжска на реке Каме русский дозор перехватил правителя Кучана. Его «отважные» были побиты, а он сдался в плен. Тогда же его отправили под усиленной стражей в Москву, где он повелением Ивана Четвёртого был казнён.

Той порой русская рать ни на один день не прекращала подготовки к штурму Казани. Алексей Басманов вместе со своими ратниками учился брать приступом стены. Сотню за сотней он вёл за собой на высокие стены Свияжска самых крепких и быстрых воинов. Обучение шло с западной стороны «вражеской крепости», дабы казанцы не видели, как русские учатся покорять её. Басманов испробовал все приёмы приступа. Учились забрасывать на стены железные «кошки» на верёвках и по ним взбираться наверх. Бегали через ров со штурмовыми лестницами, прикрываясь щитами от стрел. Приставив лестницу к стене, подпирали её жердями, чтобы враг не смог отбросить, и поднимались на стену плотной чередой. Достигнув верха, вступали в сечу с «врагами». Всё было, как в настоящей сече. И случалось, что были раненые и кто-то срывался со стены. Басманов утешал получивших ранения или ушибы, хвалил:

— Экие вы у меня разумники, каргопольцы.

Особый отряд воинов Басманов учил делать подкопы под стены. Там тоже была нужна большая сноровка. Ведь надо было достичь стены так, чтобы подкоп не обвалился. Заготавливались плахи, стойки, все по размеру, чтобы двое могли разминуться в подкопе, чтобы можно было прокатить бочку с порохом. Всему учились до седьмого пота. И сам Басманов, и тысяцкие, и сотские — все шли впереди воинов.

В Казани всё ещё жили надеждами на мир. Сменивший малолетнего хана князь Шах-Али в третий раз стал ханом Казанского ханства. Он был сторонником мира с Москвой и жестоко расправлялся со всеми, кто выступал против него. Своим единомышленникам он говорил:

— Не лелейте надежду на то, что Казань устоит против Москвы. Русь ныне не та, коя раньше допускала нас под стены Кремля. Пора нам идти к большому царю на поклон. И мы должны быть довольны, ежели царь возьмёт нас под своё крыло. Нам бы только добиться своего — чтобы оставили нам свободу жить вольно.

Хан Шах-Али ещё призывал своих сторонников идти на поклон к русскому царю, а за его спиной родился и созрел новый заговор. Противники Шаха-Али чинили ему помехи в переговорах о мире как могли. На правобережье Волги стали появляться летучие отряды ордынцев. Они нападали на береговые дозоры, захватывали пленных, поджигали селения, всячески обостряли отношения с русской ратью. Басманов в эту пору вновь был вынужден защищать берега правобережья. Он разделил свой полк на две части, и три тысячи воинов ушли на береговую службу, а две продолжали учиться штурмовать крепость.

Наступила зима. Заговорщики уже осудили хана Шах-Али на смерть, но исполнить приговор не сумели. Заговор был раскрыт, все участники были схвачены и казнены.

В эту пору в Свияжск вновь приехал царь Иван. Хан Шах-Али, очевидно, узнал об этом и прислал в русский стан князя Хамзу с просьбой возобновить переговоры о мире. Царь Иван дал согласие, однако был озадачен тем, что его послов пригласили на переговоры в Казань.

— Что это, они готовят нам ловушку или навязывают свою волю?! — возмутился государь.

Но, посоветовавшись с воеводами, он согласился отправить своих послов в Казань. В конце зимы царь обозначил состав послов и велел им идти за Волгу. Среди воевод, отправленных на переговоры, оказался и Алексей Басманов. Он упросил князя Андрея Горбатого-Шуйского передать царю своё желание посмотреть крепость изнутри. При этом сказал:

— Я, князь-батюшка, не верю, чтобы татары пошли на мировую, потому хочу увидеть, что за вертеп перед нами высится. Как гляну на нутро, так и пойму, посильно ли нам раскусить сей орешек.

— Я скажу царю о твоей просьбе, и ты пойдёшь вместе со мной, — ответил князь Андрей.

Однако русскому посольству не удалось побывать в Казани и посидеть за столом переговоров. Когда послы-воеводы покидали Свияжск и добирались до города, там случились события, повлиявшие на весь ход дальнейших отношений между Казанским ханством и Россией. Перебравшись через Волгу по ледяной дороге и подъехав к крепостным воротам, послы увидели, что они закрыты. Воевода Басманов, ехавший впереди с князем Андреем, хотел постучать в ворота рукоятью меча, но вовремя остановился и прикрылся щитом. Он заметил в бойнице башни татарского воина, который держал в руках лук со стрелою на тетиве. Басманов повернул коня и крикнул:

— Все уходите! Все уходите!

И послы поняли, что им грозит опасность, развернули коней и помчались к Волге.

В Казани в этот день совершился очередной переворот. Хан Шах-Али был заключён в темницу, а вместо него избрали гостившего в Казани знатного воина Ядыгара из астраханской династии ханов.

Ядыгар не ринулся в открытую схватку с русскими войсками, а повёл хитрую политику накопления сил. Он позвал на помощь ногайскую орду. И ногайский хан Юсуф дал клятвенное обещание с первыми лучами весеннего солнца двинуть свою орду на правобережье Волги, дабы смять русские полки, сжечь крепость Свияжск. Заручившись поддержкой ногаев, хан Ядыгар отправил послов в Крымскую орду. Девлет-Гирей принял послов и тоже дал клятвенное заверение, что не оставит братьев по крови в беде.

К весне в русском стане совсем стало ясно, что военное столкновение неизбежно и что русским ратям придётся принять удар двух орд с юга и не допустить вольных действий казанской орды. Несмотря на угрозу с юга, в России готовились к взятию Казани во всех землях. Едва прошёл ледоход на Москве-реке, на Оке и на Волге, как к Казани выступила судовая рать. По полой воде она летела словно на крыльях. Следом за судовой ратью двинулась пешая. Она шла вдоль Оки, оставляя в крепостях мощные заслоны. И эта мера была благодатной.

Уже катилась по Дикой степи на Русь Крымская орда, которую вёл сам хан Девлет-Гирей. Его орда получила подкрепление от турецкого султана. Он выделил в помощь крымцам корпус отчаянных янычар со множеством пушек. Действия крымской орды были предсказуемы, но до поры до времени. Она не пошла к Волге и низовьям Оки, где было большое скопление русских войск, а ринулась на запад. И неожиданно для всех повернула к Туле и осадила город, но обломала зубы о тульский «орешек». Туляки защищались героически и выдержали все приступы на крепость до подхода русской рати. Крымцы вынуждены были отступить и сделали это так поспешно, что побросали половину пушек, оставили всех русичей, захваченных в посадах под Тулой.

Ногайская орда хана Юсуфа разбила себе голову о прочный заслон, выставленный на юге казанского правобережья князем Андреем Горбатым-Шуйским и казаками. Не испытывая судьбу, забыв о клятвенных обещаниях, хан Юсуф удрал в свои степи.

И пришло время, когда уже ничто не мешало извне идти на взятие Казани. На левом берегу, уже под стенами крепости, накапливалась стопятидесятитысячная рать, готовая по первому сигналу боевых труб пойти на приступ. Среди этих тысяч были и пять полков князя Андрея Горбатого-Шуйского. И один из них во главе с воеводой Басмановым должен был выполнить главную задачу. Под Казань привели свои полки многие знаменитые воеводы. Тут были князь Андрей Курбский с ярославской ратью, князь Михаил Воротынский во главе тверских и новгородских полков.

Был август. Стояла жара. Но русской рати было вольготно стоять на берегах Волги и Казанки. Крепость Казанского ханства была уже в прочном хомуте. А русские полки всё подходили. Как-то ночью переправился на левый берег Волги трёхсотенный отряд донских казаков, и среди них был отменный воин — есаул Ермолай. Позже перед ним будет преклоняться вся православная Русь, ибо этим витязем был будущий патриарх всея Руси Гермоген. После взятия Казани и покорения Казанского ханства Ермолай останется в этом инородном крае, примет сан священнослужителя, поднимется по ступеням иерархов до сана митрополита Казанского и породнит тысячи россиян и татар обоего пола. Многие магометане примут по его призыву христианство.

А пока есаул Ермолай обосновался со своими казаками близ полка Алексея Басманова. И они плечом к плечу поднимутся во время приступа на стены крепости и постоят друг за друга так, как это умеют делать только русичи.

Царь Иван в дни подготовки к приступу не покидал Свияжска. Он ещё надеялся, что хан Ядыгар устрашится грозной силы и сдастся на милость Москвы. Много раз русские глашатаи подходили под самые стены Казани и призывали татар отказаться от смертоубийственного сражения. Но в ответ к глашатаям летели не слова, а стрелы.

В Казани в эту пору приготовились защищать свой стольный град тридцать тысяч воинов. Они дали клятву умереть, но не сдаваться.

Терпение царя Ивана лопнуло, и в середине августа он повелел начать приступ. И ранним утром, чуть солнце озарило землю, разразилась пушечная канонада. По городу, по его стенам в один миг ударили сто пятьдесят орудий. Пушкари не жалели ни пороху, ни ядер, стреляли долго. Татары не ожидали, что на их головы обрушатся все небесные громы. И воины и мирные жители прятались от страха кто куда мог. А в это время наступила короткая тишина, прервавшаяся криками десятков тысяч воинов: «За Русь! За Русь!» Полки пошли на приступ. Воины бежали с лестницами и захватами. Из-за их спин тысячи лучников и стрелков из пищалей стреляли по верху стен, пытаясь сбить татарских лучников.

Одними из первых пошли на приступ сотни полка Алексея Басманова. Он наступал с юго-западной стороны крепости, и стены здесь казались самыми мощными. Полку было отведено всего сто сажен пространства стены. Басманов был уверен, что воины его полка сомнут врага на этом малом участке и дадут простор для наступления другим полкам. Алексей бежал среди первых двух сотен ратников своего полка. Они подтащили к стенам лестницы, умело вскинули их, закрепили упорами. И вот уже самые отважные ринулись наверх. Ступень за ступенью они одолевали расстояние, отделяющее их от остроколья. Они ловко прикрывались щитами, зная, что на их головы вот-вот польётся смола, полетят камни. Десятка два ратников были уже близки к цели. Ещё сажень — вот он, верх стены: поднимись и бросайся в сечу. Но не тут-то было. Татарские воины коварно защищали стены. Они пока не бросали на головы наступающих камни, не лили кипяток и смолу, но как только над стеною появлялась голова, грудь русского воина, так его ждал смертельный удар. Та же участь ждала и второго, и третьего воина. Сам Алексей Басманов поднимался по лестнице примерно за пятым воином. И он понял, в чём кроется неудача его ратников. Прикрываясь щитами, они лишали себя возможности вооружиться мечом, саблей: ведь надо было нести щит и держаться за лестницу. Действия же татар были свободны, и один воин мог стоять против дюжины наступающих. Басманов не склонен был к безрассудным поступкам. Он должен был любой ценой зацепиться за стену. Перекинув на спину щит и взяв в руки меч, Алексей продолжал подниматься на стену. За ним по лестнице взбирались десятки его ратников. А впереди падали один за другим сражённые воины. Казалось, эта участь ждала и его. Но нет, Басманова оберегала судьба. В тот миг, когда он уже поднялся над стеной, а её защитник поднял саблю, чтобы сразить его, меткий стрелок из пищали сшиб татарского воина. Защитник упал. Алексей уже стоял в проёме между зубцами и в тот же миг поверг набегавшего воина. И шагнул вперёд, освобождая место для тех, кто поднимался следом за ним. Их уже трое, и они отважно бьются, разя подбегающих врагов. Пространство на стене расширилось. Убиты защитники ещё в двух бойницах, и на стене уже больше десяти воинов Басманова. Ещё убиты несколько защитников, отвоёваны две сажени стены. А на неё всё прибывают и прибывают ратники Басманова, расширяют поле сечи. Близка победа!

Но что-то случилось внизу, у стен крепости. Затрубили боевые трубы, возвещающие окончание приступа. С чего бы? Зачем? Басманов ещё бьётся, тесня защитников. А трубы призывают. Басманов не может этого понять, но вынужден подчиниться и исполнить воинский приказ. И он со своими ратниками начинает отступать, велит им покидать стену. Следом за ними и сам уходит со стены. С лестницы он видит, как русские воины повсеместно отступают от стен. Горячка боя ещё не схлынула с Басманова, и он никак не может понять, что произошло. Чьим повелением русская рать отходит от крепости, вот-вот уже поверженной. И ему было больно от потери завоёванного участка стены. Он готов был зарычать от ярости.

Оказалось, что приступ прекратили по воле царя Ивана. К нему привели татарского мурзу, якобы посланца хана Ядыгара, который просил прервать приступ и звал русского царя начать переговоры о мире. Трудно было понять, отчего хитрый царь Иван, его опытные воеводы проявили близорукость в самый горячий, уже победный миг приступа, как попались они в ловушку очередного обмана татарских правителей.

Старый и, казалось, безобидный мурза ещё поздним вечером был выпущен из крепости и, прикинувшись овечкой, упросил ратников переправить его на правый берег Волги, дабы он мог уйти в селение Юрмаши. Однако ночь он провёл вблизи Свияжска, утром увидел, как русские начали обстрел Казани, поспешил к воротам Свияжска и упросил стражей отвести его к царю. Иван в это время следил за приступом со стены крепости. Мурзу привели к нему, и он передал государю мольбу хана Ядыгара прекратить приступ и заверил, что казанские правители сегодня же заключат с русскими мир. Царь Иван не усмотрел в том обмана и повелел остановить приступ.

В душе царя Ивана ругали все воеводы, которые вели ратников на приступ. Князь Андрей Горбатый-Шуйский, встретив Алексея, вернувшегося со стены, и похвалив его за отвагу, произнёс:

— Обвели нашего царя вокруг пальца. Вот что значит молодо да зелено. А ведь какой-нибудь час и твои воины полстены очистили бы от ордынцев. Ох, раскается государь в содеянном!

Как знать, может, князь Андрей сказал подобные слова ещё кому-то или кто-то подслушал их в тот миг, когда он сгоряча поделился своими чувствами с Алексеем, но для князя они стали роковыми. Их донесли до царя. И вскоре после взятия Казани знаменитый воевода князь Андрей Горбатый-Шуйский поплатился жизнью. Царь казнил его за «измену».

Ожидание мирных переговоров оказалось напрасным. Мурзу за обман убили и отправили его тело хану Ядыгару. Царь Иван повелел войску вести осаду Казани. Она была длительной. Шесть недель стояли сто пятьдесят тысяч ратников на подступах к столице ханства. Лишь обученные отряды воинов приступили к подкопам крепостных стен. В них закладывались пороховые мины. И был разведан тайник — источник, из которого осаждённые брали питьевую воду. Царь уже уехал из-под Казани, и воеводы Андрей Курбский и Михаил Воротынский решили сделать подкоп к источнику и взорвать его. Десять дней и ночей велись скрытые подземные работы. Как только открыли подземный ход длиною почти сто сажен, в конце его заложили одиннадцать бочек пороху и взорвали. Казанцы лишились питьевой воды и были вынуждены брать её из гнилой протоки. В городе началось повальное бедствие, ежедневно десятки мирных горожан и воинов умирали от страшной заразной болезни. К октябрю прокопали подземный ход и заложили под воротами и частью стены сорок восемь бочек пороха. К этому часу русская рать приготовилась к новому приступу. Взрыв был произведён перед самым рассветом. Он разрушил две сторожевые башни, ворота и большой участок стены. Первыми в этот огромный проход бросились на рассвете второго октября казаки есаула Ермолая и несколько отборных сотен ратников из разных полков. И впереди, рядом с казаками Ермолая, шли воины Алексея Басманова. Ворвавшись в город, Алексей и Ермолай со своими воинами приступили к выполнению особой задачи. Они должны были очистить от защитников крепостную стену. Сколько их там было, никто не знал, но захват крепостной стены сулил русской рати господство в городе.

Однако Басманов и Ермолай не предполагали, каких трудов будет стоить всё это и сколько прольётся крови. На крепостных стенах несли ночное бдение более трёх тысяч ордынцев. Их отчаянное сопротивление вначале ошеломило русских воинов, которые по внутренним лестницам поднимались наверх. И всё-таки на стороне наступающих была неожиданность нападения. Ведь никто из защитников не ждал взрыва, никто не предполагал, что русские сразу ринутся занимать стены. Басманову повезло ещё и потому, что сотни казаков, которых вёл есаул Ермолай, ворвались на стену, словно таран, сразу в нескольких местах. Сам Ермолай врезался в гущу врагов, и началась рубка. Татары не выдержали натиска с двух сторон, в панике прыгали с высоты во двор, некоторые пытались скрыться за наружной стороной стен. Но и там их поджидала смерть: по штурмовым лестницам тоже поднимались русские ратники. Большинство татар, однако, отчаянно сопротивлялись. Вскоре схватка расчленилась по всей стене на многие очаги. Воины Басманова и казаки Ермолая уже соединились и плотной стеной шли вперёд, туда, где ещё был враг. Сеча близилась к завершению.

Наступил рассвет. На улицах города ещё продолжался бой. Татары засели в домах, и их надо было брать приступом. Но силы оказались неравными, русская рать заполонила весь город. Первыми закончили своё ратное дело воины Басманова и казаки Ермолая. Крепостные стены были в их руках полностью. А вскоре было завершено сражение и на городских улицах. Тысячи татарских воинов всё-таки не отважились противостоять огромной рати русских и побросали оружие, сдались в плен.

В полдень второго октября 1552 года Казань как столица Казанского ханства перестала существовать. Над ханским дворцом был поднят русский стяг. Басманов и Ермолай наблюдали за его водружением с высоты крепостной стены. Они стояли рядом и радовались победе. За немногие часы, проведённые в сече рядом, Басманов и Ермолай почувствовали дружеское расположение друг к другу. Как посчитал Алексей, Ермолай был ровесником его сына. Расставаясь, Басманов сказал:

— Иди ко мне в полк, есаул. Ты славный воевода, и я дам тебе тысячу воинов.

— И пошёл бы, — ответил Ермолай, — но дал обет идти на береговую службу за Казань. Нашенская теперь это земля, и должно её оборонять.

Позже царь Иван достойно отметит подвиг этих двух отважных воинов: Басманова, как он и обещал, наградит званием окольничего, а Ермолаю поручит возглавить сторожевой полк в Казанском крае.

«Мирному населению восточных и северо-восточных земель теперь не угрожали ни плен, ни разорение — Казанское ханство вошло в состав Русского государства», — сказано в исторических трудах о России.