Чикаго

16

Уважение на грани почитания, которым пользовался профессор Денис Бейкер, имело ряд оснований: сила личности, порядочность и преданность науке. К своим ученикам и коллегам он относился справедливо и с любовью. Кроме того, он имел простую суровую внешность, а свое молчание прерывал только по необходимости, чтобы сказать нечто разумное. Но самое главное — его научные достижения. Денис характеризовал самого себя как «клеточного фотографа». В этих двух словах заключалась та напряженная работа, которую он вел сорок лет ради того, чтобы поднять фотографирование клеток, считавшееся вспомогательным методом научного исследования, до статуса самостоятельной науки со своими принципами и инструментами. Бейкер запатентовал новые методы и технологии фотографирования клеток. С годами его научные исследования стали столь многочисленны, что на конференциях создавали настоящую проблему: для их перечня требовалось гораздо больше печатного места, чем для работ любого другого ученого. Университетские публикации по гистологии не обходились без заимствования у Бейкера снимков клеток.

Работал он вдохновенно, как художник: сначала его мучила неясная мысль, которая не давала покоя и лишала сна, потом приходила хрупкая идея, которую он проверял и испытывал, пока она окончательно не созревала у него в голове, затем он проводил недели, экспериментируя с клетками, настраивая освещение и пробуя различную резкость микроскопа, пока наконец его не озаряло. Ему становилось отчетливо ясно, что необходимо делать, и он с воодушевлением принимался фотографировать, что-то записывать и печатать.

Кроме того, Бейкер считался величайшим лектором в истории Иллинойского университета. Его лекции о тканях организма были глубоки по содержанию и доступны по форме. Администрация университета записала их на компакт-диски и продала тысячи копий. Но несмотря на все свои достижения Бейкер, как большинство творческих людей, не был лишен страха ошибиться или продемонстрировать бессилие. Иногда у него возникали черные мысли, и он задавался вопросом: а важно ли то, чем он занимается? Те, кто работал с ним, хорошо знали тревогу, охватывающую его каждый раз перед лекцией, как актера перед выходом на сцену. Как только лекция заканчивалась, он спрашивал одного из своих ассистентов:

— Тебе не кажется, что я сегодня неясно излагал предмет?

И если ассистент тут же не пускался горячо это отрицать и доказывать обратное, Бейкер качал головой и печально повторял:

— В следующий раз я постараюсь прочитать лучше…

В снежную трескучую ветреную чикагскую зиму старик Бейкер часто просыпался в четыре часа утра. Умывался, надевал теплую одежду, перчатки и шапку с ушами, как солдат, отправляющийся на фронт. В пять он уже сидел в вагоне метро вместе с дворниками и подгулявшими посетителями ночных клубов, терпя эту муку по доброй воле — только так с точностью до минуты он мог проконтролировать образцы клеток в расчетное время. Так Денис Бейкер шел к славе день за днем с трудолюбием муравья и отрешенностью монаха, пока не превратился в легенду. Уже несколько лет в Иллинойсе не умолкали разговоры о том, что он может в любое время удостоиться Нобелевской премии. В момент одного из своих просветлений Джон Грэхем прокомментировал это так: «Великая западная цивилизация возникла благодаря преданным науке ученым, таким как Денис Бейкер, однако капиталистический режим превратил их бесценное творчество в инструменты производства и коммерческие предприятия, приносящие миллионы долларов необразованным коррумпированным богачам, таким как Джордж Буш и Дик Чейни!»

Бейкер был научным руководителем десятков магистерских работ и докторских диссертаций, и среди его подопечных было несколько египтян, добившихся блестящих результатов. В своей лаборатории он хранил письма благодарности от них, которые всегда просил писать по-арабски, так как восхищался изяществом арабской вязи. Положительный опыт работы с египтянами пробудил в нем интерес к этой стране, и он изучил всю имеющуюся в университетской библиотеке литературу по Египту. Однажды его в составе группы из нескольких профессоров пригласили на прием в другой университет. Он выпил пару стаканов виски — самое большее, что мог себе позволить, — и когда алкоголь возымел действие, развязав ему язык, он посмотрел на стоящего рядом доктора Салаха и прямо спросил его:

— Салах… У меня вопрос. Все египтяне, с которыми я работал, обладали талантом и удивительной работоспособностью. И несмотря на это, Египет в науке сильно отстает. Чем вы это объясняете?

Салах ответил быстро, как будто ответ на этот вопрос у него уже был готов:

— Египет — отсталая страна, потому что в ней нет демократии. Ни больше ни меньше. Талантливые египтяне добиваются многого, когда эмигрируют на Запад. В Египте, к сожалению, деспотический режим, который не позволяет развиваться и всячески препятствует прогрессу.

— Понял, — кивнул Бейкер.

Поскольку профессор Бейкер был о египтянах высокого мнения, он охотно брал над ними научное руководство. Здесь следует сказать, что Бейкер, набожный христианин-протестант, не видел разницы между расами и национальностями и был убежден, что все люди — Божьи создания, в которых Всевышний вдохнул святой дух. Этим объяснялись его либерализм и толерантность на заседаниях кафедры. Каждого студента он оценивал по трудам и способностям, несмотря на национальность и цвет кожи (в противоположность фанатичному Джорджу Майклу). Но высокие идеалы Бейкера подверглись серьезному испытанию, когда он взял научное руководство над аспирантом Ахмедом Дананой.

С первого взгляда Бейкер заметил, что тот принадлежит к особому типу египтян, который раньше ему не встречался: солидный возраст, деловой вид, костюм с галстуком. Бейкер не придал большого значения внешности Дананы, но проблемы начались с первого же учебного семестра, в течение которого он читал студентам методологию научного исследования. Это была очень важная часть обучения, поскольку лежала в основе любой диссертационной работы. Эта дисциплина оценивалась не по результатам обычного экзамена, а по активности на семинаре. Каждую неделю Бейкер задавал аспирантам прочитать определенные научные труды, составить конспект и приготовить собственные комментарии, которые он выслушивал, обсуждал с ними и выставлял баллы за понимание и прилежание. На первом же занятии Бейкер с некоторой тревогой отметил, что Ахмед Данана говорит не по теме. Бейкер подумал было, что человек не понял в точности, что от него требуется. После занятия он пригласил Данану в кабинет, дал ему новый материал и вежливо объяснил:

— Прочитайте работу внимательно. На будущей неделе я попрошу вас коротко изложить ее суть и дать комментарий.

На следующем семинаре, когда подошла очередь, Данана, в своем неизменном костюме, поднялся, откашлялся и начал длинную тираду. Он неистово жестикулировал и говорил на ломаном английском, то повышая тон, то понижая, с целью произвести впечатление на слушателей, как будто выступал с речью на заседании Национальной партии. Студенты смотрели на него с изумлением, а он говорил:

— Дорогие коллеги! Поверьте, проблема заключается не в методах исследования. Таковых, хвала Аллаху, великое множество. Сегодня мне хотелось бы обсудить с вами то, что стоит за методом. У каждого из нас есть определенное представление о методе. Нужно, повторяю, нужно откровенно признаться… Ради будущего науки, ради наших детей и внуков!

Обычно Бейкер записывал все, что говорил докладчик, чтобы можно было объективно оценить студента. Но Данана своей речью смутил его настолько, что на секунду он принял его за сумасшедшего. Однако, исключив эту мысль, профессор был вынужден резко прервать докладчика:

— Мистер Данана… Прошу обратить внимание на то, что вы говорите совершенно не по теме нашего курса!

Слова Бейкера могли остановить любого аспиранта. Но Данана, поднаторевший в полемике на политических собраниях, даже глазом не моргнул.

— Профессор Бейкер, — громко продолжил он, — прошу вас, я призываю коллег быть откровенными… Чтобы каждый из нас высказал свою идею о методе.

Лицо Бейкера побагровело, и он гневно закричал:

— Послушайте! Хватит! Я не позволю вам устраивать балаган! Или говорите по делу, или замолчите. Или я попрошу вас покинуть аудиторию.

Данана замолчал и вздохнул. Он изобразил из себя незаслуженно обиженную важную персону, которая в силу своих врожденных благородных манер переживет это и забудет. Лекция продолжилась как обычно. Когда занятие закончилось, Бейкер уставился на Данану и спросил его с удивлением и раздражением:

— У вас психологические проблемы?

— Нет, конечно, — ответил Данана с невозмутимой улыбкой.

— Почему же тогда вы не прочитали работу?

— Я прочитал ее.

— Но вы не сказали по ней ни единого слова. Вы потратили учебное время на пустую болтовню.

Данана положил руку Бейкеру на плечо как старому приятелю и назидательно произнес:

— Я предпочитаю подавать научную информацию в стиле непосредственного человеческого общения, сближающего учащихся.

Бейкер строго посмотрел на него и спокойно возразил:

— В аудитории стиль работы определяю я, а не вы!

Он открыл папку, которую держал в руке, вытащил из нее приличную стопку листов и протянул их Данане:

— Даю вам последний шанс. Возьмите. Изучите эти материалы внимательно. Я хочу, чтобы вы изложили мне краткое содержание не позднее чем через два дня.

— На этой неделе у меня нет времени.

— Как вы можете быть аспирантом и не находить времени на учебу?!

— Я не простой аспирант. Я президент Союза египетских учащихся Америки.

— И какое отношение это имеет к учебному процессу?

— Мое время мне не принадлежит. Им распоряжаются мои коллеги, которые возложили на меня эту ответственность.

Бейкер молча смотрел на него. Он действительно растерялся — таких людей он раньше не встречал. Данана деловито продолжил:

— Профессор Бейкер… Надеюсь, вы примете во внимание мою занятость.

Бейкер взорвался от гнева:

— Вы понимаете, что несете чушь?! Здесь вы аспирант, и только. Если у вас нет времени на учебу, не учитесь!

Бейкер развернулся, чтобы уйти. Данана побежал за ним, увещевая, но Бейкер только отмахнулся. С того дня общение с Дананой стало для Бейкера тяжелым психологическим испытанием. Несмотря на свой большой опыт, профессор не знал, как с ним поступить. Данана посещает несколько занятий, затем исчезает, но каждый раз приходит с рассказом, что у одного из студентов возникла проблема, ради которой Данана был вынужден ехать в Вашингтон, или что соотечественнику стало неожиданно плохо, и его пришлось отвозить в больницу.

Однако дело было не только в пропуске занятий. Научная подготовка, с которой он приехал из Египта, была практически нулевой. Карьеру он сделал не своим трудом, а благодаря связям со спецслужбами, работать на которые начал, еще будучи студентом. Каждый год службы безопасности оказывали давление на профессоров медицинского факультета Каирского университета, чтобы те ставили ему незаслуженно высокий балл. Так продолжалось, пока Данана не был назначен ассистентом, получив магистерскую степень. В конце концов его послали на стажировку в Иллинойс, где обнаружились его реальные знания, и продолжать учебу он не мог. Профессор Бейкер часто приходил в недоумение от невежества Дананы даже в основах медицины. Однажды он спросил Данану с удивлением:

— Не могу понять, как вы могли закончить тот же факультет, что Тарик Хасиб и Шайма Мухаммади? Их уровень гораздо выше вашего.

Прошло два года, а Данана так и не приступил к написанию диссертации. Выполненную работу нужно было сдать на неделе, однако он пропускал занятия три дня подряд. Утром четвертого дня Бейкер работал в лаборатории, когда к нему постучали. Дверь распахнулась, и вошел Данана. Не обращая на него внимания, Бейкер продолжал заниматься своим делом. А когда Данана затянул свою любимую песню, Бейкер, не поворачиваясь в его сторону, прервал его и спокойно сказал, смотря с прищуром в стеклянную пробирку, словно проверяя ствол ружья:

— Значит, на этой неделе вы не сдали результатов исследования. Тогда я попрошу освободить меня от руководства вашей работой.

Данана собрался что-то сказать, но Бейкер махнул на него рукой и сказал, удаляясь вглубь лаборатории:

— Мне нечего вам сказать. Это был ваш последний шанс.