Чикаго

5

Как только вагон метро останавливается и двери открываются, из него выплескивается поток пассажиров: молодые влюбленные в обнимку, попрошайки с музыкальными инструментами, которые садятся тут же на платформе и начинают играть, подвыпившие, со вчерашнего дня перебирающиеся из одного бара в другой, туристы из Европы с путеводителями и картами в руках, чернокожие подростки, танцующие под громкую музыку, вырывающуюся из огромных магнитофонов, и традиционные американские семьи — отец, мать и дети, возвращающиеся после дня, проведенного в парке. По углам стоят крепкие полицейские в форме, грудь колесом, на лацкане значок «Полиция Чикаго», из которого, кажется, они и черпают свои силы. У ног полицейских застыли большие дрессированные псы, держащие носы поверху, чтобы учуять запах наркотиков. Как только собаки залают на кого-нибудь из пассажиров, к тому бегут копы, преграждают путь, прижимают к стенке и, если это черный, задирают одежду на груди, проверяя наличие бандитских татуировок, обыскивают, находят наркотики и арестовывают.

В этом типично американском калейдоскопе доктор Ахмед Данана выглядит чужим, как будто он перенесся сюда на машине времени, или его вызволили из волшебной лампы, или просто актеру вздумалось прогуляться по улицам в сценическом костюме. У него египетские простонародные черты лица, на лбу набитая в молитвах треугольная шишка, курчавые волосы, тронутые сединой, крупная голова, очки с толстыми круглыми стеклами голубоватого оттенка, через которые смотрят его хитрые глаза… Он не выпускает четки из рук, зимой и летом носит один и тот же костюм, сшитый в Махалле, привезенный с собой из Египта вместе с блоками сигарет «Клеопатра-супер», чтобы сэкономить. По улицам Чикаго Данана шагает так, словно прогуливается по проселочной дороге в деревне Шухадаа провинции Мануфия, откуда он родом. Двигается он медленно, даже если спешит, глядя по сторонам то ли высокомерным, то ли настороженным взглядом. Он уверенно выбрасывает правую ногу вперед, затем приставляет левую и подтягивает корпус с толстым животом, свидетельствующим о привычке есть на ночь жирное.

Все это придавало Ахмеду Данане авторитет как главе Союза египетских студентов Америки. Союз был основан в эпоху Гамаля Абдель Насера, и с тех пор на этом посту сменилось немало египетских аспирантов. Все они по окончании учебы возвращались в Египет и занимали высокие государственные должности. Данана же был единственным, кто по специальной рекомендации возглавлял союз три срока подряд, и поэтому пользовался многими привилегиями. Вот уже семь лет он был аспирантом на кафедре гистологии, несмотря на то, что по правилам можно было числиться не более пяти. Он же смог обойти закон, поскольку, прежде чем перевестись в аспирантуру Иллинойского университета, два года потратил на то, чтобы овладеть английским языком и еще два года — на изучение техники безопасности в университете Лойола. В обход закона, запрещающего египетским студентам работать в Америке, ему удалось заполучить должность с частичной занятостью и хорошей оплатой в долларах. Заработанные средства он переводил на личный счет в Национальном банке (но об этом никто не знал). Благодаря его связям и при содействии египетского посольства он организовал в Чикаго концерт Амра Дияба[10] получив с этого немалую прибыль, которую и добавил к своим накоплениям. Внушительная сумма, имевшаяся у Дананы, позволила ему в прошлом году жениться на дочери богатого бизнесмена, владельца большого магазина сантехники в Руваи. Все эти блага он получил благодаря тесному сотрудничеству с египетскими спецслужбами. Аспиранты считали его скорее своим начальником, нежели коллегой. Он был старше их и имел такую степенную внешность, что был больше похож на чиновника, чем на учащегося. Он действительно активно руководил жизнью аспирантов, начиная с бесплатного распределения египетских газет и журналов, до неограниченных возможностей по улаживанию их проблем, с которыми сталкивались аспиранты, и заканчивая тем, что он мог их наказывать. Ведь ему было достаточно настрочить донос, чтобы египетское посольство тут же приняло его к рассмотрению, а из Каира пришла директива о депортации «неугодного» аспиранта.

Данана вышел из метро и сразу нырнул в одно из ближайших зданий, поздоровался с пожилой чернокожей консьержкой, сидящей за стеклянной перегородкой, поднялся на лифте на четвертый этаж и открыл дверь квартиры. Оттуда ударило гнилью, так как помещение стояло закрытым целую неделю. Гостиная была небольшой — прямоугольный диван и несколько кожаных кресел, на стене огромный портрет президента страны, под ним золотом написанный аят «Трон», а еще ниже висела дощечка, на которой по-арабски мелким синим шрифтом рукаа в заголовке было написано: «Союз египетских аспирантов Америки. Внутренний устав».

Двери в конце гостиной вели в две другие комнаты. Маленькую Данана использовал в качестве кабинета, большую, с круглым столом посередине и стульями в ряд, — как зал собраний. От мебели шел запах старого дерева, который обычно чувствуется в университетских лекционных залах и школьных классах Египта. Квартира, хотя и находилась в Чикаго, непостижимым образом напоминала о комплексе госучреждений на площади Тахрир и старом помещении суда Баб-аль-Хальк.

Данана сидел во главе стола и наблюдал за студентами, прибывающими в зал. Они уважительно здоровались с ним и занимали места. Данана же вел себя с царственной медлительностью. Прежде чем ответить на приветствие хриплым голосом, тоном одновременно и доброжелательным, и высокомерным, он хмурил брови, изображая из себя высокопоставленного государственного чиновника, занятого неотложными и секретными делами. Данана обвел присутствующих взглядом и постучал рукой по столу. Шепот тут же прекратился, и наступила гробовая тишина. Данана прервал ее покашливанием, с которого всегда начинал свою речь (из-за злоупотребления курением заканчивалась она, как правило, приступом кашля). Он придвинул лежащий на столе диктофон, и его голос отчетливо зазвучал на всю комнату:

— Во имя Аллаха Всемилостивейшего и Милосердного, к которому мы прибегаем, да ниспошлет Он мир на Пророка — самого достойнейшего из рабов своих (да благословит его Аллах и приветствует)… Приветствую вас в чикагском отделении Союза египетских учащихся Америки. Сегодня присутствуют все, кроме Шаймы Мухаммади и Тарика Хасиба. У них уважительная причина. Сегодня утром с Шаймой произошел инцидент…

На Данану устремились любопытные взгляды. Он затянулся сигаретой и сказал с нескрываемым удовольствием:

— Сестра Шайма готовила на кухне и чуть не устроила пожар, но Бог уберег. Брат Тарик, да воздастся ему, остался с ней, чтобы ее утешить.

Последние слова он произнес с намеком и громко рассмеялся. Присутствующие не знали, как себя вести, и промолчали. Это был один из его многочисленных способов показать свою власть над аспирантами — удивить знанием всех подробностей их секретов и высказать хитроумные комментарии, которые можно было толковать как угодно. Данана подался корпусом вперед, сложил руки на столе и обратился к присутствующим:

— Братья! Хочу обрадовать вас, если Всевышнему будет угодно. Вчера муниципалитет Чикаго дал согласие выделить большое четырехэтажное здание в одном из престижных районов города — Мичиган авеню — под мечеть и исламский центр. Его превосходительство посол отправил в Египет письмо с просьбой назначить нам имама из аль-Азхара[11]. Не позже чем через два месяца, с соизволения Аллаха, мы будем молиться в новой мечети.

Собрание радостно зашепталось. Один из студентов восторженно закричал:

— Да воздастся Вам, доктор!

Не обратив на это внимания, Данана продолжал:

— Получить разрешение на мечеть в этом месте было практически невозможно, но такова воля Всевышнего.

Этот же студент прокричал заискивающе:

— Благодарим Вас, доктор Данана, за все Ваши неимоверные старания ради нас.

Данана бросил на него осуждающий взгляд и, сдерживая гнев, произнес:

— Кто сказал, что я делаю это ради вас? Только от Всевышнего я жду награды.

— Аллах велик!

Остальные почувствовали, что здесь необходимо и им принять участие в похвале, и комната наполнилась благодарственным бормотанием, которое Данана игнорировал. Он молча опустил голову, как актер, склоняющийся перед публикой в надежде, что аплодисменты не стихнут, затем сказал:

— И другой важный вопрос. Некоторые студенты нерегулярно посещают занятия. Вчера я проверил количество пропусков, и их оказалось очень много. Я не буду поименно называть прогульщиков, чтобы не позорить. Они сами знают, о ком идет речь.

Данана сделал затяжку и, резко выдохнув дым, сказал:

— Прошу прощения, друзья, но с сегодняшнего дня я никого не буду покрывать и ни за кого не буду просить. Я слишком часто переступал через себя ради вас. Если вы сами себе не поможете, то и я вам помогать не стану. О тех, кто прогуливает учебные часы больше дозволенного, я буду докладывать в отдел стажировок, и там они разберутся с вами согласно уставу.

Зависла напряженная тишина. Данана обвел собрание пристальным взглядом и объявил, что переходит к повестке дня, в которой, как всегда, было много различных прошений от студентов: облегчить процедуру выезда в Египет, помочь достать авиабилеты со скидкой или бесплатный проездной и прочее. Один жаловался на несправедливое к нему отношение куратора, у другого истек срок обучения в аспирантуре. Нашлась аспирантка, которая хотела переехать в другую комнату, так как ее соседка-американка приглашала в гости любовника. Данана внимательно выслушивает все жалобы, уточняет некоторые подробности, смотрит в потолок, глубоко затягивается сигаретой, и его лицо принимает задумчивое выражение. Затем уверенно и прямо объявляет свое решение. Когда же аспирант собирается сказать слова благодарности, Данана как будто этого не замечает, и больше всего в этот момент ему хочется поддеть аспиранта или бросить в его адрес грубую шутку, таким образом психологически подавив его. Он может сказать, к примеру:

— Учись, и тогда все будет нормально, балбес.

Или цинично спросить:

— А что мне делать с твоим спасибо? В каком банке его можно обналичить? Не подскажешь?

Незаслуженно обиженному аспиранту, чтобы скрыть свою обиду, оставалось либо нервно засмеяться, либо сделать каменное лицо, как будто он ничего не слышал, с одной стороны, из-за неловкости, а с другой стороны, из чувства благодарности.

— На сегодня это вся повестка дня. Еще вопросы есть?

— Доктор Данана, — отозвался один бородатый студент, — мясник-палестинец, у которого мы покупали халяльное мясо, к сожалению, закрыл свой магазин и уехал из Чикаго. Вы же знаете, в обычных магазинах продают мясо животных, забитых не по шариату.

Данана прервал его, показав жестом, что проблема решена. Он повернулся, нашел на полке книжного шкафа, стоящего у него за спиной, лист и протянул студенту:

— Возьми, Маамун. Это адреса всех мясников Чикаго, у которых есть халяльное мясо.

Лицо Маамуна просияло, он взял список и пробормотал:

— Да воздаст Вам Аллах за ваше добро, уважаемый.

Как обычно Данана не обратил на благодарность внимания:

— Что-нибудь еще?

Все молчали. Данана потянулся к диктофону, чтобы выключить его. На этом собрание закончилось. Осталось только по традиции раздать студентам газеты. Вдруг неожиданно у Дананы зазвонил мобильный. И как только он ответил, его обычно доброжелательное выражение лица сменилось крайне озабоченным. Закончив разговор, он тут же вскочил и начал спешно собирать вещи.

— Я должен идти. В Чикаго прибыл очень важный человек, и мне необходимо с ним встретиться. Берите газеты и не забудьте захлопнуть дверь и выключить свет.