Чингисхан. Завоеватель мира

Наследование

После смерти Чингисхана регентом, по обычаю монголов, стал его младший сын Толуй. Как отчигин (хранитель очага и дома) он получил в качестве земельного владения исходную территорию монголов (которая располагается между Ононом и Керуленом). Поэтому Толуй собрал курилтай, который весной 1229 года назначил преемника покойного завоевателя мира. Как отчигин Толуй управлял императорскими резиденциями членов семьи Чингисхана[830] и 101-тысячной монгольской армией во время своего регентства.

Нет сомнения, что Чингисхан завешал свои завоевания к западу от Монголии трем старшим сыновьям. Еще при жизни отца Джучи, Чагатай и Угедей уже имели право на предоставленные им земельные владения. Однако неясно, где проходили их границы. Также непонятно, какими именно правами обладали сыновья, пока Чингисхан находился у власти[831].

Джучи досталась область между Уралом и Иртышом. На юге его улус простирался до западного побережья Аральского моря, Сырдарьи (до Сигнака) и озера Балхаш; он включал часть восточного побережья Арала[832]. К моменту смерти Чингисхана улус Джучи уже был разделен среди его сыновей. Орду, старший его сын[833], получил во владение правый берег Сырдарьи и земли вокруг Сарысу[834]. Бату, второй и самый способный сын Джучи[835], унаследовал в 1227 году северное побережье Каспийского моря до реки Урал. Его владение значительно увеличилось после завоевания Южной Руси. Улус пятого сына Джучи, Шейбана[836], был расположен к северу от владений Бату и Орду и включал в себя область от верховьев Урала до Иртыша; границами улуса были реки Тургай и Иргиз[837].

Второй сын Чингисхана, Чагатай, получил в наследство территорию бывшего государства каракитаев, а именно области рек Талас, Чу и Или, и Иссык-Куль[838], но без Самарканда и Бухары. Трансоксианой непосредственно управляло центральное монгольское правительство.

Улус Угедея, унаследовавшего титул отца, включал Ала-куль, Тарбагатай, Черный Иртыш и область, которая простиралась от Алтайских гор до озера Байкал[839]. Его резиденция располагалась недалеко от бывшего города Эмиля, в окрестностях Ала-куля[840].

Каждый из братьев Чингисхана также получил по владению. Потомкам Хасара достался улус близ рек Аргунь и Хайлар[841]. Улус к юго-востоку от Буир-нора, который, по-видимому, включал Корею[842], отошел к Тэмугэ.

Владения членов семьи Чингисхана иногда вмешали феоды вассалов. Из одного из указаний Чингисхана явствует, что земли феодалов Ляос (Ляоян) должны были войти в улус Бельгутея[843]. Помимо своих собственных владений сыновьям и братьям Чингисхана принадлежали так называемые наследственные феодальные поместья, с которых они получали доходы, хотя и не управляли ими[844]. Эти поместья позже стали поводом для многочисленных распрей[845].

Новый правитель

По окончании своего регентства[846] Толуй собрал курилтай в 1228 году, на котором должен был быть выбран преемник его отца. Курилтай происходил близ Кодеу-Арала, равнины на левом берегу верховьев Керулена[847]. Самые знатные люди империи собрались с одной-единственной целью — исполнить волю Чингисхана, назначившего Угедея правителем Монгольской империи. На курилтае присутствовали Чагатай, Угедей, Тэмугэ и Бельгутей, каждый с сыновьями, а также сыновья Джучи и Хачиен[848].

Курилтай предложил Угедею «в соответствии с приказом Чингисхана» стать преемником отца[849]. Угедей отказался и предложил кандидатуру Толуя, который всегда сопровождал Чингисхана в его походах. Однако собрание не согласилось пойти против желания покойного завоевателя мира, и осенью 1229 году Угедей стал правителем Монгольской империи. В то время как члены курилтая снимали шапки и перебрасывали пояса через плечо, Чагатай и Тэмугэ стояли по разные стороны от нового хана и вели его к трону отца. Толуй держал в вытянутой руке кубок, а все присутствующие три раза преклонили колени и пропели хором: «Да будет государство благословенно при новом хане»[850]. Неизвестно, когда именно Угедей получил или присвоил себе титул Великого Хана[851].

Нет точных сведений о датах рождения сыновей Чингисхана; предполагается, что Угедей родился в 1186 году[852]. Сначала ему дали другое имя, но, так как оно мальчику не понравилось, его назвали Угедеем, что означает «вверх» (подъем)[853]. Как и его отец, Угедей был неравнодушен к женщинам[854]. У нового хана было две главные жены, Боракчин и Туракина. Как ни странно, большее влияние имела его вторая жена Туракина. Существует довольно острое замечание о ней: «Туракина не была красавицей, но имела властолюбивый характер»[855]. Новый правитель не унаследовал блестящих талантов своего отца, но он был, несомненно, самым умным из сыновей Чингисхана. Он стал спокойным, добросовестным и проницательным правителем, хотя плохо проявлял себя как руководитель и инициатор. Монгольская империя продолжала свое существование лишь благодаря Ясе и способным министрам Чингисхана. Угедей, активно сотрудничавший с Толуем[856], был терпим и великодушен[857], но из всех монгольских правителей он имел наибольшую тягу к алкоголю[858].

В вопросах политики Угедей в значительной степени полагался на Елюй Чуцая и Чинкая. Елюй Чуцай оказывал сильное влияние на состав и функционирование администрации, созданной по китайской модели. Он прославился благодаря административным усовершенствованиям, произведенным под его руководством во время правления Угедея, и его постоянным попыткам смягчить безжалостные монгольские порядки в Северном Китае. Задача, которую он сам себе поставил, была сопряжена с огромными трудностями. Никакие реальные преобразования не были возможны без предварительной подготовки Великого Хана и объяснения ему социальной ситуации, с которой он должен был иметь дело в его недавно завоеванной империи. Монголы не интересовались обычаями завоеванных стран, они просто использовали их территории и ресурсы[859].

Правитель киданей набирал на государственные посты китайских, тангутских и уйгурских чиновников. Долгое время в администрации преобладали уйгуры, но постепенно китайцы приобрели большее влияние. Помимо Елюй Чуцая, важную роль в центральном правительстве играл кераит Чинкай (один из главных советников Чингисхана). Ни один указ не мог быть принят в Северном Китае, если Чинкай не утвердил его на уйгурском письме[860]. Вероятно под влиянием своих советников, Угедей провозгласил множество законов во время кур ил тая, проведенного в 1235 году[861]. Елюй Чуцай хотел ввести бюджет в Монгольской империи и поэтому должен был стандартизировать налоги, которые платили различные народы. Оседлое население должно было платить 10 % от своего дохода или урожая, в то время как кочевники должны были сдавать в качестве налога одно животное из каждой сотни. Киданский советник желал запретить чиновникам Монгольской империи принимать от людей подарки. Это противоречило монгольской традиции, поэтому Угедей не мог понять, в чем смысл принятия этого закона. «Пока чиновник не вымогает подарки, почему он не должен их принимать?» — сказал он[862].

Хотя известно, что конная служба гонцов (Ям, см. гл. 4) была организована по приказу Чингисхана[863], Угедей принял ряд мер по ее усовершенствованию вскоре после того, как стал новым ханом[864]. На курилтае 1235 года он объявил о расширении сферы действия этой службы, этот год иногда дается как дата официального открытия Яма[865]. Чагатай сыграл активную роль в ее становлении[866]. По всей империи были установлены дорожные станции, каждой из которых управляло несколько чиновников, на каждой имелись лошади, крупный рогатый скот и пища[867]. В Средней Азии колодцы были вырыты вдоль дорог Самые важные пути сообщения в империи пролегали между резиденциями Угедея, Чагатая и Базу[868]. Елюй Чуцай и его помощники обеспечивали дорожные станции запасами зерна[869]. Усовершенствование и расширение конной службы гонцов, а также выкапывание колодцев Угедей считал своими самыми большими достижениями как правителя[870].

К 1219 году Чингисхан уже выбрал себе место главной резиденции. Оно располагалось в верховьях Орхона, возле основанного уйгурами в VIII–IX веках города Орда-Балык (Хара-Балгас). Примечательно, что это место находилось не в междуречье Онона и Керулена, но в пограничных районах улусов Угедея и Толуя, полученных ими позже. Мы можем предположить, что с 1220 года это место было центром всей Монгольской империи. Угедей в 1235 году окружил бывшую резиденцию отца стеной; он, как предполагают, является основателем монгольской столицы[871]. Он даже посылал за мастерами в Китай, чтобы те украсили Каракорум, как была названа столица[872]. Каракорум никогда не был большим городом. Францисканский монах Виллем Рубрук, который посетил монгольскую столицу в 1254 году, описал ее следующим образом: «Что касается города Каракорума, я могу сказать вам, что, не считая ханского дворца, он меньше деревни Святого Дениса, а монастырь Святого Дениса в десять раз больше этого дворца»[873]. После того как Хубилай перенес свою резиденцию в 1260 году в Пекин, Каракорум быстро пришел в упадок. В 1585 году на месте или около руин бывшего центра могущественной империи был основан буддистский монастырь Эрдени Ю[874].

Учреждение постоянной резиденции для правительства помогло Елюй Чуцаю сделать центральную власть более сильной[875]. Но даже после основания столицы истинный монгол Угедей (как и его преемники Гуюк и Мункэ) не мог быть привязан к одному месту. Весной Угедей находился в Каракоруме приблизительно до 21 апреля. Затем он направлялся к озерам и болотам Орхона, к северу от столицы. В конце мая или в начале июня он возвращался в Каракорум, но вскоре после этого двигался в горы к юго-востоку от Каракорума. В конце августа он шел на юг к реке Онгиин, где располагались его охотничьи угодья и зимняя резиденция. В феврале он снова возвращался в Каракорум[876].

Завоевание Персии и Кавказа

Когда Чингисхан направлялся в Монголию после разгрома Хорезма, позади него оставались опустошенные,полностью разрушенные Хорасан, Афганистан, Центральная и Восточная Персия. На этой территории царила анархия, особенно в областях, разоренных Джебе и Субэдеем, которые после себя оставили полный хаос[877]. В этих провинциях больше не было центрального правительства для того, чтобы восстановить порядок; поэтому реконструкция администрации могла быть осуществлена только на местном уровне. Жители городов, против которых был в основном направлен террор монголов, снова оказались жертвами этой запутанной ситуации.

Очевидное безразличие монголов создало вакуум, чем Джелал ад-Дин Манкбурны, сбежавший в Дели в 1221 году, воспользовался для того, чтобы отвоевать Фарс и Керман в 1224 году. Его младший брат Гияс ад-Дин тем временем обосновался в Исфахане, который Джелал ад-Дин также присоединил к своему султанату. Узбек, атабек Азербайджана, который во время набега Джебе и Субэдея купил неприкосновенность своей земли за счет высоких выплат, должен был в 1225 году признать сюзеренитет нового правителя тех областей[878]. Чтобы укрепить свою власть в Азербайджане, Джелал ад-Дин совершил ряд успешных нападений на христианское государство Грузия между 1225 и 1228 годами. В 1227 году Тифлис (Тбилиси) оказался в его руках[879]. Отправителя Георгия IV Лаша, умершего в 1223 году, престол перешел к его сестре Русудан.

Джелал ад-Дин сумел в некоторой степени восстановить свою империю, разрушенную Чингисханом. В 1230 году она включала области Фарс, Керман, Ирак-Аджеми, Азербайджан и Мазендаран; столицами были Исфахан и Тебриз[880]. Во время борьбы за власть новый султан ни минуты не колебался при совершении злодеяний, не менее ужасных, чем сам терпел от монголов; простые люди, уже познавшие жестокость монголов, теперь должны были снова терпеть страдания от рук необученных воинов хорезмийского султана. Чтобы укрепить свои позиции, Джелал ад-Дин приказал убить своего брата Гияс ад-Дина, которого он считал соперником[881]. Сын султана Мухаммеда II был, несомненно, храбрым военачальником, но как государственный деятель он был так же недальновиден, как и его отец. Вместо того чтобы подготовить Персидское царство к возможному возвращению монголов, он выступил против халифа Багдада, который и так уже смотрел на реставрацию султаната Хорезма с большим подозрением. Кроме того, у него были враждебные отношения с султаном Сельджуков Рума и Аюбидами в Сирии[882].

Тем временем серьезная угроза Джелал ад-Дину появилась на востоке. В 1230 году Угедей послал 30-тысячную армию под командованием Чормагуна-нойона, чтобы положить конец неожиданному возрождению бывшего султаната Хорезма. Армия Чормагуна быстро продвигалась через Хорасан и Рей в Азербайджан, его авангард, достигнув окрестностей Тебриза, застал защитников врасплох[883]. Джелал ад-Дин был достаточно благоразумным, чтобы как можно быстрее заключить соглашение с Сельджуками Рума и Аюбидами[884]. Примечательно, что достаточно храбрый султан решил уклониться от встречи с монголами. Он бежал к равнинам Мугани и Аррана, затем к Дийар-Бакру. Монгольская конница следовала за ним по пятам точно так же, как десять лет назад она преследовала его отца. Во время побега Джелал ад-Дин терял все больше сторонников[885]. Неизвестно, где султан нашел свою смерть, вероятно, он был убит курдами в 1231 году, когда остался практически в одиночестве. В течение нескольких лет после этого появлялись авантюристы, выдававшие себя за Джелал ад-Дина в надежде воспользоваться его правами[886].

Чормагун стал военным губернатором в завоеванной им области Персии. Он устроил себе резиденцию на равнинах Мугани и Аррана, которые очень подходили для зимних квартир для конной армии[887]. Правителем в Хорасане и Мазендаране стал Чин-Тимур, происходящий из каракитаев; он занимал этот пост до смерти в 1235 году. В 1239 году управление Хорасана и Мазендарана было поручено Коргузу; этот уйгур, христианский несторианин и большой друг Чинкая[888], был компетентным правителем[889]. За десять лет правления Чормагуна (1231–1241) он покорил соседние земли, пользуясь известными монгольскими средствами. Однако его продвижение проходило медленно, частично из-за того, что большое число государств на Кавказе было расположено в неблагоприятных природных условиях. Кроме того, он зачастую получал достойный отпор, особенно от грузин[890]. Дийар-Бакр и его окрестности, где Чормагун проводил военные операции в 1233 году, испытали такие же страдания, как города Трансоксианы и Хорасана в 1220 и 1221 годах[891]. Затем Чормагун сосредоточил свое внимание на Кавказе, разрушив Гянджу и вторгшись в 1236 году в Грузию. Царица Русудан бежала из Тифлиса в Кутаиси, и Грузия вошла в состав Монгольской империи как вассальное государство. Одной из последних операций Чормагуна стало взятие городов Карс и Ани[892].

Чормагун предоставил свободу вероисповедания и христианам, и мусульманам. В 1241 году он внезапно потерял дар речи; титул правителя должен был перейти к его жене до прибытия нового командующего, Байджу-нойона. Байджу, как и его предшественнику, суждено было на долгое время остаться правителем в Персии и на Кавказе (до 1256 года), но он был менее терпим к христианам[893]. Самым главным достижением Байджу стало окончательное уничтожение власти Сельджуков Рума в Анатолии.

Султанат Коньи, который отделился от государства Сельджуков приблизительно в 1075 году, со временем подвергся такому сильному греческому влиянию, что практически мусульманский фанатизм его исламского населения смягчился и вся страна фактически приняла христианскую культуру[894][895]. После периода расцвета (1200–1237) государство начало быстро терять свое влияние во время правления султана Кай Хусроу II, который пришел к власти в 1237 году и вскоре показал себя человеком слабохарактерным[896]. В 1242 году монголы вторглись в султанат Коньи. Город Эрзурум был окружен, но его жители оказали сильное сопротивление[897]. Он пал в конце 1242 года и после тотального разграбления был подожжен. Поскольку приближалась зима, монголы возвратились к Муганской равнине[898]. Сельджуки Рума не могли рассчитывать на серьезную поддержку со стороны халифа Багдада и Аюбидов в Сирии и Египте; те должны были решать собственные проблемы.

В начале лета 1243 года Байджу вернулся в Анатолию с 30-тысячной армией, чтобы полностью подчинить Сельджуков Рума. Султан Кай Хусроу II вышел навстречу монголам с 80-тысячной армией, в которую входило подкрепление из вассальных государств. 26 июня 1243 года две армии сошлись возле горы Кесе-даг, к северо-востоку от Сиваса[899]. Авангард сельджуков был разгромлен; услышав эту новость, Кай Хусроу бежал на запад со своими основными силами[900], войска Байджу продолжили наступление и взяли Сивас и Кайсери. Султан отправил к Байджу (который тем временем вернулся к Муганской равнине) посольство с обещаниями выплачивать Великому Хану ежегодную дань, эквивалентную признанию монгольского господства над Сельджуками Рума[901].

На юго-востоке Анатолии находилось маленькое армянское христианское государство Киликия. Его правитель, царь Хетум I (1226–1269), был способным и проницательным монархом. Как вассал султана Коньи, он не мог избежать столкновения с монгольской армией и потому решил добровольно признать сюзеренитет монголов. Таким образом, он предотвратил вторжение армии Байджу. Его примеру последовал атабек Мосула[902].

Война в Китае продолжается

После смерти Мухулив 1223 году правители Цзинь воспользовались отсутствием Чингисхана для того, чтобы отвоевать многие свои территории у монголов, преимущественно в долине Вэйхэ и в Шенси. В Шенси в их руках оказался город Фучжоу. Чингисхан всегда знал, что империя Цзинь — это противник, к которому нужно относиться со всей серьезностью[903], этот совет он дал сыновьям на смертном одре[904]. Он предупредил их, что лучшие войска Цзинь находятся в Тунгуане, укрепленном городе, расположенном между Хуанхэ и горами Чин-Линг, которые возвышаются при подходе к Хэнани. Поэтому Чингисхан советовал сыновьям использовать в своих интересах столетнюю вражду династий Сун и Цзинь. По территории Сун можно добраться до Кайфына. За двенадцать лет до смерти Чингисхан вел переговоры с правителями Сун по этому вопросу[905]; правительство Цзинь узнало об этом и предприняло шаги для того, чтобы сконцентрировать войска в Хэнани.

В 1230 году началось наступление монголов. Сопротивление войск Цзинь было для них неожиданностью. Прежний боевой дух чжурчжэней вернулся. Генерал Цзинь Ван-йен Йи отражал атакующих сперва в восточной части Ганьсу, а затем в долине Вэйхэ. Весной 1231 года монголы под командованием теперь уже Субэдея осуществили еще один набег. Фынсян оказался в их руках, но на юго-востоке от Сиани они снова были отброшены назад Ван-йеном Йи[906].

Угедей теперь решил последовать совету отца. Он отправил к правителям Сун посла, который был убит. Второй посланник, преодолев существенные трудности, смог заключить соглашение[907]. Угедей вместе с основным корпусом своей армии и комплектом метательного оружия направился в Шанси. После взятия важного в военном отношении города Фучжоу[908] он двинулся в восточном направлении на северный берег Хуанхэ. Толуй выполнил широкий фланговый охват с 30-тысячной конной армией, сознательно нарушая границы владений Сун[909]. Во время этого марша его войска терпели немалые трудности из-за нехватки пиши и неблагоприятных погодных условий[910]. Толуй сначала пересек Вэйхэ, затем реку Хон, завоевал город Ханьчжун на земле Сун, после чего направился к югу по реке Цзялинцзян. В Сычуани он снова повернул к северо-востоку, в конце января 1232 года снова пересек реку Хон и внезапно появился на территории империи Цзинь[911].

К февралю 1232 года Угедей пересек Хуанхэ между Туньчуанем и Лояном и захватил Лоян. Возле Ючиена две монгольские армии соединились и почти сразу же сошлись с 13-тысячной армией Цзинь под командованием способного Ван-йена Йи. После ожесточенного сражения, исход которого долгое время оставался неизвестен, чжурчжэни были побеждены. Ван-йена Йи монголы взяли в плен. Толуй, не понаслышке знавший о способностях этого генерала, хотел убедить его пойти на службу к монголам. Гордый чжурчжэнь отказался, даже когда Толуй пытался силой заставить его согласиться. Ван-йен Йи предпочел мучительную смерть службе во вражеской армии[912]. После этого проигранного сражения Цзинь сосредоточила все свои войска в Кайфыне и его окрестностях, предоставив победителям остальную часть территории. Угедей окружил столицу; он потребовал от императора Айцзуна отказаться от своего титула и в качестве правителя Хэнани признать сюзеренитет монголов. Цзиньский монарх, чувствуя, что принять это предложение недостойно, ответил отказом.

Угедей и Толуй предоставили осаду Кайфына Субэдею. Эти два брата пошли к северу, в горы, чтобы там провести жаркое лето[913]. Осада Кайфына была сопряжена для монголов со многими проблемами. Мало того что жители столицы государства Цзинь мужественно защищались, они также угрожали монголам тем, что они могут взлететь на воздух: «У Цзинь есть большие минометы, которые ревут как гром в небесах»[914]. Потери монголов были настолько велики, что Субэдей попытался достигнуть своего рода соглашения с императором Айцзуном.

Вероятно, большие потери были не единственной причиной беспокойства Субэдея. Угедей, находившийся с Толуем на севере от Лиинхутае, серьезно заболел. Неизвестно, что именно произошло с двумя братьями в то время, когда они были там. Через некоторое время Угедей выздоровел, но вскоре после этого умер Толуй, вероятно, из-за непомерного употребления алкоголя[915]. Когда потомки Толуя стали правителями империи, им необходимо было придумать ему более благородную причину смерти, таким образом, была создана легенда, что Толуй пожертвовал собой ради Угедея. Согласно этой легенде тяжелое состояние Угедея вызвало большие опасения. К нему вызвали шаманов для того, чтобы те отогнали болезнь при помощи заклинаний и заговоров. Это не принесло результатов, тогда у Тенгри спросили, может ли какой-либо член семьи умереть вместо Угедея. Был получен положительный ответ, и после этого Толуй решил пожертвовать собой ради брата. Поручив жене и детям заботиться об Угедее, Толуй выпил глоток волшебного напитка и умер[916]. А Угедей вскоре выздоровел. Толуй умер 9 октября 1232 года в возрасте приблизительно 39 лет[917]. Для последующих событий важно то, что Угедей все время советовался с вдовой Толуя, Соркактани[918]. Проницательная Соркактани была, таким образом, в состоянии оказывать некоторое влияние.

В то время как два высших командующих бездействовали, Субэдей должен был взять на себя ответственность за принятие решения. Император Айцзун отклонил его предложение о примирении. Чтобы раз и навсегда положить конец империи Цзинь, Субэдей решил возобновить отношения с Сун в Ханчжоу. Правители Сун были готовы помочь монголам в обмен на Хэнань и Кайфын. Вскоре после того как стороны пришли к соглашению, 20-тысячная армия под командованием генерала Мэн Хуна достигла Кайфына[919]. Сто лет назад Суны совершили ту же самую ошибку: они помогли чжурчжэням во время завоевания киданей; чжурчжэни, как выяснилось позже, оказались куда более агрессивными, чем их предшественники кидани. Теперь, когда господству чжурчжэней подходил конец, китайцы поддерживали новых варваров с севера. То, каким бедствием это обернется для них, станет ясно через тридцать лет.

Ситуация в Кайфыне становилась все более безнадежной. В 1233 году император Айцзун сумел бежать из осажденной столицы к городу на востоке, окруженному водной преградой. Там он безуспешно пытался убедить Сун изменить свои планы[920]. Весной 1233 года Кайфын покорился Субэдею[921], предательство цзиньского генерала Цуй-ли ускорило сдачу. Субэдей казнил всех мужчин из династии Цзинь, так же как и всю семью Ван-йена Йи. Женщин из императорской династии он сослал в Каракорум. Субэдей также предложил истребить все население столицы, но благодаря своевременному вмешательству Елюй Чуцая эта резня не была осуществлена. Однако разграбление, насилие и поджог были неизбежны после такой долгой осады. Войска Сун также принимали участие в этих действиях[922].

Пока император оставался в живых, нельзя было сказать, что его правление окончено. Монголы и Суны начали преследование Айцзуна, который бежал на юг. Он совершил самоубийство весной 1234 года. Последнее сопротивление Цзинь было подавлено в том же году возле Юнани[923]. Поражение ненавистного врага было торжественно отпраздновано в Ханчжоу. Сун в благодарность за помощь монголы предоставили юго-восточную часть Хэнани и северо-западный Аньхой. Кайфын дарован не был. Монголы, ставшие теперь бесспорными правителями в Северном Китае, сохранили бывшую столицу для себя. После того как Угедей назначил перебежчика Цуй-ли правителем Кайфына, часть монгольских войск ушла в северном направлении. До и во время этого ухода положение населения Цзинь было мучительным, но Елюй Чуцай смог положить этому конец.

Присутствие враждебных монголов на северной границе империи Сун представляло для них серьезную угрозу, но южные китайцы, по-видимому, недостаточно хорошо осознавали это. Император Сун Лицзун (1225–1264) под влиянием нескольких чрезмерно фанатичных советников решился на отчаянный поступок — занять всю Хэнань. В июле и августе 1234 года Лоян и Кайфын покорились Сун, не оказав сколько-нибудь серьезного сопротивления[924]. Жители бывшей столицы Цзинь убили губернатора Угедея Цуй-ли. Угедей в 1235 году собрал в Каракоруме курилтай и решил наказать Сун. Три монгольские армии вторглись в Китайскую империю. Первая армия под командованием второго сына Угедея, Коктена, пошла на Сычуань. Вторая армия во главе с другим сыном Угедея, Кашином, в марте 1236 года захватила Синьян на реке Хон[925]. Тангутский военачальник Чаган с третьей армией достиг Янцзы возле Ханькоу[926], затем двинулся против восточной части Хубэй и западного Аньхоя. Сун имели очень квалифицированного полководца в лице Мэн Хуна; он смог достойно отразить атаку монголов. В 1236 году он нанес им решительное поражение возле Цзянли в Хубэе и освободил 20 000 пленных. В 1239 году Синьян снова оказался в руках Сун[927].

Успехи южных китайцев не помешали монголам совершать грабительские набеги по всей территории до Янцзы. Действия южных китайцев были несогласованными, что позволило в 1241 году монголам на время завладеть Чэнду в Сычуани[928]. Но это медленное продвижение монголов к югу было лишь предверием того, что ожидало Сун в будущем.

Мучения корейцев

Корея (Као-ли) вместе с династией Цуй-ли, которая пришла к власти в 918 году, сформировала независимое государство. С 1170 года правители Кореи только формально были главами государства; реальная власть находилась в руках военных губернаторов[929].

Первые столкновения монголов и корейцев произошли в 1216–1218 годах. Монголы преследовали на Ляодунском полуострове мятежные войска киданей, которые искали убежища за рекой Ялуцзян, где они захватили множество городов. Монголы попросили корейцев, чтобы те помогли им наказать киданей[930], и, используя свое вторжение в Корею, обязали корейцев выплачивать дань, которая со временем становилась все более обременительной[931]. Смерть Мухули в 1223 году и отсутствие Чингисхана дал и возможность сбросить монгольский хомут не только Цзинь, но и Корее. В 1225 году, когда монгольский посланник, передавший все требования, был убит при возвращении домой, обстановка накалилась. Однако монголы в тот момент принимали активное участие в карательном походе в другом месте: выяснение отношений с корейцами пришлось отложить на несколько лет.

Став Великим Ханом, Угедей решил направить войска против Кореи, которую монголы считали частью улуса Тэмугэ[932]. В конце августа 1231 года сильная монгольская армия под командованием Сартака пересекла реку Ялуцзян — так начался период, в течение которого монголы постоянно пересекали Ялуцзян, чтобы требовать с Кореи дань[933]. После захвата Пхеньяна и уничтожения его жителей монголы в конце декабря 1231 года достигли столицы Кореи города Кэсон. Во время своего продвижения захватчики зверски терроризировали местных жителей[934]. После выплаты значительной денежной суммы монголы согласились на предложение корейцев о перемирии и в 1232 году ушли, по пути продолжив грабеж. Военный губернатор решил заключение мира использовать в своих интересах, чтобы переместить резиденцию правительства Кореи на остров Кангва, который находился на некотором расстоянии от западного побережья[935]. Позже окажется, что удаление правительства от монгольских захватчиков было мудрым решением.

Для сбора дани монголы оставили приблизительно 70 чиновников в северо-западной части Корейского полуострова[936]. Когда большая часть из них была убита, монголы в августе и сентябре 1232 года совершили новое вторжение, снова под командованием Сартака. Это нападение прошло гладко, войска агрессоров без особых трудностей достигли реки Ханьшуй. Сартак погиб во время битвы; корейцы, воодушевленные этим происшествием, оказали яростное сопротивление врагу[937].

На курилтае 1235 года было решено положить конец постоянным всплескам сопротивления в Корее. В сентябре 1235 года монгольская армия под командованием Тангута-баатура и Онг-Погвана снова пересекла Ялуцзян[938]. Войска направились сначала к восточному побережью полуострова, а весной 1236 года начали наступление. Монголы достигли Кучжу через Анджу в сентябре и к началу зимы были уже к югу от реки Ханьшуй. Корейцы не предприняли никакой попытки открыто встретить монголов, их сопротивление приняло форму партизанской борьбы. Однако этот метод борьбы с захватчиками был неэффективным, главным образом потому, что само корейское население несло большие потери. Просьба заключить перемирие увенчалась некоторым успехом, поскольку монголы ответили на него согласием и отвели часть армии; но оставшиеся войска продолжили терроризировать население. Порабощенные корейцы пытались изменить ситуацию, возобновив партизанскую борьбу[939], но потери, которые они при этом несли, были так велики, что корейские лидеры были вынуждены в 1238 году снова пойти на переговоры с завоевателями. В течение двух лет посланников отправляли в Каракорум и отсылали назад; только после того, как родственник правителя был прислан в столицу Монголии в качестве заложника, в 1241 году с корейцами был заключен мир[940].