Чингисхан. Завоеватель мира

Организация

«Все живущие в войлочных шатрах» были объединены Чингисханом в военную структуру; армия была основой его империи. Феодальные законы, которые действовали в монгольском государстве, применялись и в армии.

Структура армии базировалась в числовом отношении на десятичной системе. Наибольшая единица — 10 000 человек (тумен) — была разделена на 10 минганов, каждый из которых состоял из 1000 человек; они, в свою очередь, вмещали 10 зунов, каждый из 100 человек; в то время как сама эта единица была разделена на 10 арбанов[263]. Такая система была придумана не Чингисханом, она возникла у кочевников Средней Азии, ее историческое происхождение неизвестно[264][265].

Иностранные модели (вероятно, китайская) также повлияли на структуру монгольской армии[266]. Однако является установленным фактом, что и сам Чингисхан внес лепту в ее создание: его блестящие организаторские способности сыграли немалую роль в том, что народы Евразии считали монгольскую армию непобедимой в течение почти половины века. Согласно принципу, введенному Чингисханом, военачальник и подчиненный должны были служить друг другу верно и покорно. Сплоченность подразделений была достигнута за счет того, что любые переходы из одного подразделения в другое были строго запрещены. За самовольный переход грозила смертная казнь; военачальник, принявший «перебежчика» в свое подразделение, также сурово наказывался[267].

На административные меры Чингисхана в Центральной Азии, которая была ядром его империи, сильно повлияли его идеи относительно военной организации. Различные роды и племена были поделены таким образом, что зуны и минганы могли быть сформированы в минимальные сроки. Во главе каждой единицы он ставил людей, которых лично знал и которым доверял. Как правило, они командовали людьми из своего же племени. Вследствие этого племя приобретало военную структуру, что позволяло сохранить единство внутри него. Самые преданные правителю люди становились во главе племен[268].

В своей армии Чингисхан хотел лично назначать военачальников на основании того, что он знал об их способностях. Особенно это касалось его стражи. Зунами, минганами и туменами командовали самые знатные монгольские аристократы, нойоны (князья) и баатуры. Чингисхан обнаружил в своем младшем сыне Толуе большой военный талант и сделал его одним из своих высших военных советников. Но титул Великий Нойон за свое высокое положение Толуй, очевидно, получил посмертно[269]. Как и младшие братья Чингисхана, Тэмугэ-отчигин и Бельгутей, Толуй был нойоном[270]. Почетные граждане командовали более мелкими подразделениями; они имели право забирать себе военные трофеи и дичь, которую самостоятельно отстреливали на охоте. Некоторые из них за службу получали титулы баатуров или даже нойонов[271].

Дисциплина в монгольской армии поддерживалась самыми бескомпромиссными методами. Высокопоставленные чиновники были обязаны беспрекословно исполнять каждый приказ, доставленный гонцами Чингисхана. Неисполнение каралось смертной казнью. Захват добычи и пленных на вражеских землях мог начаться только по приказу Чингисхана или одного из его военачальников. Как только он начинался, военачальник и рядовой приобретали равные права, за исключением того, что молодые, красивые женщины должны были быть переданы Чингисхану, а военачальники могли договориться между собой о разделе добычи[272].

В соответствии с древней степной традицией войска Чингисхана были поделены на три главных отряда[273]. В центр, находившийся под командованием Наджая, помещалась охрана; левым, или восточным, флангом командовал Мухули; а правым, или западным, — Боорчу[274]. Поскольку монголы поклонялись югу, восток для них был слева, а запад справа[275]. Хубилаю было поручено заниматься всеми делами, касающимися армии[276], в сущности, он выполнял функции начальника штаба.

Первые шаги по структуризации своей стражи (которая стала играть значительную роль в 1203 году, после победы над кераитами) Чингисхан предпринял, когда стал самым влиятельным правителем в Восточной Монголии. Стража имела довольно сложное устройство. Личная охрана состояла из 70 человек в дневные часы и из 80 ночью. В число стражников входили лучники, люди, прислуживающие на пиру, караульные, стоящие при входе ворду Чингисхана, и гонцы. Домашнее хозяйство хана вели шесть чарби (управляющих). Особая ответственность возлагалась на элитный охранный отряд из 1000 баатуров, который обеспечивал безопасность Чингисхана во время сражения[277].

Последующая кардинальная реорганизация стражи произошла непосредственно во время или после курилтая 1206 года. Численность отрядов была значительно увеличена. В ночные часы за безопасность теперь отвечали сначала 800, а позже 1000 человек; в дневные — 1000; число лучников возросло сначала до 400, затем до 1000. К элитному охранному отряду из 1000 баатуров добавили еще 6000 человек. Это означает, что по окончании реорганизации в охране было задействовано не менее 10 000 человек[278].

Чингисхан решал, когда и где должна быть занята стража, которая являлась ядром его армии[279]. Он имел прекрасное представление об опасностях и неожиданных поворотах событий, которые сопровождали кочевую жизнь. Он знал, что должен защитить себя при помощи надежной и постоянной системы охраны, всегда готовой к ответному удару. Личная охрана и элитный отряд в случае необходимости могли быть усилены за счет остальных стражников.

Однако ханская гвардия существовала не только для обеспечения безопасности Чингисхана и его двора. Чингисхан открыл доступную военную школу, из которой он мог выбрать надежных и квалифицированных помощников. Этим отобранным людям давались различные задания сообразно их способностям. Все члены его охраны должны были быть аристократами по происхождению[280]. Сыновья начальников разных подразделений формировали ядро стражи. Сын начальника мингана (тысячника), поступая на службу в охрану, должен был привести с собой младшего брата и десять человек, подходящих для этой работы. Сыновья командующих зуна или арбана имели следующие обязанности: первый должен был привести с собой младшего брата и еще пять человек; второй — младшего брата и трех человек[281].

Командующим элитного охранного отряда был Наган, молодой тангут, пасынок Чингисхана[282]. В моем представлении, эта тысяча стражников формировала основной контингент военной школы, из которой Чингисхан набирал себе будущих армейских чиновников, демонстрируя при этом удивительное понимание человеческого характера[283]. Кроме того, он назначал этих людей с почти безошибочной точностью на посты, для которых они лучше всего подходили[284]. При выборе военачальников их возраст не имел никакого значения. Молодым людям часто давались самые ответственные задания. Чингисхан постоянно контролировал тех, кого отправлял в удаленные от центра места.

Личная охрана был разделена на четыре части, каждая из которых, в свою очередь, была ответственна за три дневных и три ночных часа. Свободные от службы части должны были всегда оставаться возле Чингисхана. Ночью никому не разрешалось приближаться к резиденции без сопровождения личной охраны Великого Хана. Нарушивший этот закон рисковал быть казненным[285]. Стража пользовалась различными привилегиями и была весьма уважаема; при определенных обстоятельствах стражники получали превосходство даже над теми, кто был выше их по рангу[286]

Монгольская конница и приемы ведения войны

Самое подробное описание обмундирования монгольского конника дано францисканским монахом Джованни дель Плано Карпини. Когда монгол не участвовал в сражении, он носил меховую шапку с откидными наушниками, войлочные ботинки и шубу ниже колена. Шуба была вывернута кожей наружу. Во время сражения на нем был шлем, верхняя часть которого была металлической, а часть, закрывающая шею и уши, — кожаной. Его латы изготавливались из сложенных в несколько слоев полос прочной, но эластичной кожи буйвола; эта одежда состояла из передней и задней частей, двух деталей плеча и предохранителей рук и ног[287].

Монгольский конник носил с собой большое количество оружия: два лука, три колчана (с двумя видами стрел: легкими для дальней стрельбы и тяжелыми для близкой)[288] и копье с серповидным крюком пониже острия, при помощи которого можно было бы стащить вражеского наездника с лошади. У командующих были слегка искривленные сабли, острые с одной стороны[289]. Каждый наездник также имел топор, аркан, сделанный из конского волоса, котелок, заостренный камень для заточки стрел и клинок для того, чтобы ударять лошадь по ногам в случае необходимости[290]. Стремена служили для борьбы верхом. Обмундирование довершалось кожаной сумкой, в которой носили в бурдюках запасы воды и сберегали от намокания оружие и одежду во время речных переправ[291].

Военный паек состоял приблизительно из десяти фунтов свернутого молока, высушенного на солнце. При желании можно было растворить половину фунта в воде до консистенции сиропа[292]. В случае крайней необходимости монгольский конник вскрывал яремную вену своей лошади, сосал кровь и затем зашивал рану[293]. Так как об этом обычае писал и Марко Поло, очевидно, что эта практика оставалась актуальной даже в конце XIII века.

Монголы обучались верховой езде и стрельбе из лука в раннем детстве. С возрастом они достигали такого мастерства, что, сидя верхом на лошади, могли поразить человека на расстоянии 200–400 метров[294]. В случае необходимости они могли спать верхом на лошади. У каждого человека была одна запасная лошадь, а иногда три или четыре. Это объясняет, почему монголы могли преодолевать огромные расстояния с большой скоростью[295].

Военную мощь монголов составляли не только прекрасно обученные солдаты, но также лошади, которые были тоже экипированы и никогда не подводили своих хозяев. Они были привычны к резко континентальному климату и особенностям окружающей среды. Приземистые и неказистые на вид животные, с могучей шеей и толстой кожей, благодаря своей силе и неприхотливости становились прекрасными помощниками, не требовавшими серьезного ухода во время кампаний. Эти небольшие лошади, вне всякого сомнения, способствовали блестящим победам монголов в тяжелой обстановке гористой местности и жестких погодных условиях. Лошади были неприхотливы. В условиях степи монголы могли иметь много лошадей[296].

Монгольская армия состояла только из конницы. Позже Чингисхан и его наследники сформировали пехоту, однако не из монголов, а из союзных войск, обычно китайских или тангутских. Монголы избрали военную тактику, которую в течение многих столетий использовали степные кочевники. Этот прием ведения войны развился из набегов и грабежа на пограничных территориях цивилизованных стран и из облав на диких животных. Во время охотничьего гона монголы отправляли разведчиков с целью узнать, какие животные находятся впереди, в то время как сами охотники сидели в засаде.

Чтобы создать видимость большей численности, чем на самом деле, армия наступала широким фронтом. Как только враг пытался остановиться и начать битву в определенном месте, монголы уходили и скрывались. Если противник поддавался на провокацию и начинал преследование, монголы завлекали его в неудобное для противника место, окружали и побеждали.

Легкая конница была помещена во фланги и в авангард. Ее задача состояла в том, чтобы нанести удар по врагу при помощи стрельбы из лука. Лучники могли стрелять на значительные расстояния; каждый человек выпускал три или четыре стрелы безостановочно. Отряд, израсходовавший все стрелы, направлялся к флангам, чтобы его заменил следующий отряд, который повторял маневр. Монголы использовали эту тактику и при отступлении[297]. Таким образом, можно было отводить войска в течение нескольких дней в случае необходимости. Момент атаки сохранялся втайне максимально долго. Во время наступления воины подчинялись определенным сигналам и поэтому быстро продвигались в полной тишине.

Как только силы врага были подорваны, в бой вступала тяжелая конница, расположенная в центре. Начиналась битва с саблями и копьями. Физическая сила, грозный вид конницы и зловоние, распространяющееся от людей и лошадей, наводили ужас на врагов; монголы точно знали, как использовать это в своих интересах. В момент атаки тяжелая конница бросалась на врага с громкими воплями[298]. По утверждению Плано Карпини, монголы пытались до последнего избежать рукопашного боя[299]. Марко Поло разделяет это мнение. Если противник решительно оборонялся, монголы размыкали ряды, чтобы дать ему шанс убежать. Если враг поддавался на провокацию, его преследовали и брали над ним верх.

Чтобы зрительно увеличить численность войска, монголы делали кукол в человеческий рост и сажали их на резервных лошадей[300], с большого расстояния они смотрелись очень реалистично. Эта уловка часто производила деморализующий эффект на врагов в начале осады. Однако этот маневр подходил не только для осады. Монголы часто распространяли слухи, что их армия вдвое больше, чем на самом деле. Чтобы усиливать это впечатление, пленников заставляли сопровождать армию. Ночью монголы применяли другую уловку. Каждый человек зажигал три — пять факелов на некотором расстоянии друг от друга. Таким образом, враг получал неверные сведения относительно реальной силы монголов, поскольку в его представлении один факел означал одного воина[301].

Свои завоевания монголы начинали с самых уязвимых областей, деревень и незащищенных городов. У беззащитных жителей отнимали все их имущество, многих брали в плен. После захвата наиболее слабой части страны монголы направлялись к городам-крепостям[302]. Осада городов была сопряжена со множеством проблем, знакомых монголам по тем временам, когда они впервые попытались осуществить ее в Китае. Сначала их конные войска были способны только взять город измором; это отнимало много времени. Тогда популярным при штурме крепости стал маневр — заставить пленных идти впереди армии. Беззащитные пленники должны были выбирать между смертью от своих соотечественников впереди или от монголов сзади.

У китайцев монголы заимствовали специальные устройства, вроде катапульт, тараны, трамбовки, метатели бочек с зажигательной смесью, верпы[303], а также искусство подрывать крепостные стены[304]. Позже у них появились такие же стенобитные устройства, как у исламских народов.

После падения города его жителей ожидала жестокая судьба. Обычно ремесленников помещали отдельно; большую часть горожан убивали. Молодые люди и мужское население, способное сражаться, должны были сопровождать армию в качестве пленников, следуя за монголами пешком. Тех, кто не выдерживал такой нагрузки, убивали. Аналогично поступали и в том случае, если число пленных было настолько велико, что мешало продвижению армии. Также это происходило, когда переставали нуждаться в пленниках.

Монголы часто устраивали массовую резню жителей, потому что их численность в большинстве случаев превосходила их собственную. Поэтому они любой ценой должны были избегать всякой угрозы с тыла. Прежде чем напасть на кераитов, Чингисхан покорил тайджиутов и татар, чтобы те не нанесли ему предательского удара сзади. Позже в Китае и в султанате Хорезм, находясь в отдалении от базы, он также не мог допустить, чтобы выжившие люди восстали против него. Горожане, узнававшие о приближении монгольской армии и предлагавшие сдаться без сопротивления в надежде на пощаду, все равно не избегали резни. Монголы, которые ввиду своей относительно малой численности могли оставлять позади только очень небольшие отряды, предполагали, что даже в городах, сдавшихся без боя, впоследствии может вспыхнуть восстание.

Джованни дель Плано Карпини описал, как монголы пересекали широкие реки: они клали свою одежду и другое имущество в кожаные непромокаемые мешки. Мешки туго перевязывались. Сверху на них помещали седло, и наездник садился верхом. Лошадей вводили в воду, и один или несколько пловцов вели их на другую сторону. Наездники, сидящие на мешках, могли держаться за хвост плывущей лошади или переправляться при помощи одного или двух весел[305]. У Марко Поло есть почти идентичное описание переправы через реку.

Скорость передвижения монгольской армии была поразительной для того времени. Расстояние в 700 километров она могла преодолеть за две недели, а в случае необходимости 300 километров за три дня[306]. В критическом положении монголы могли идти в течение десяти суток, не делая остановок для приготовления пищи[307].

Перед началом кампании Чингисхан старался собрать как можно больше информации о политической и военной ситуации во вражеских землях, в основном это делалось при помощи шпионов. Мы можем предположить, что монголы отличались наблюдательностью и чувством направления, прекрасной ориентировкой, иначе невозможно представить их передвижения на огромные расстояния без карт[308]. В задачи специальных подразделений входило вести армию и располагать лагеря[309]. Многочисленные конницы, участвующие в основных кампаниях, не могли передвигаться без заранее разработанного плана. Очевидно, что всем крупным кампаниям предшествовало составление плана.

Как только монгольская армия приступала к выполнению плана, по которому крылья действующих войск должны располагаться в сотнях миль друг от друга, она должна была строго придерживаться установленного порядка[310]. За ходом сражения следили ординарцы, сигналы подавались при помощи флагов или трубы[311].

Важным источником дохода армии было огромное количество военной добычи. Она же составляла (на раннем этапе, разумеется) большую часть дохода монгольского государства[312].

Ввиду того что охота играла важную роль в жизни монголов, правила ее проведения были прописаны в Ясе[313]. Охота была не просто способом добывания пищи и ярким общественным событием, она была также репетицией военных действий. Облава могла длиться от одного до трех месяцев. В это время можно было проводить военные маневры, практиковаться в использовании оружия, поддержании дисциплины и учиться преодолевать трудности. Поскольку в охоте было задействовано большое количество туменов, можно было считать ее военным учением. Тогда становится понятно, почему в Ясе были прописаны правила охоты. За их нарушение или пренебрежение полагалось серьезное наказание, иногда даже казнь[314]. Чингисхан назначил своего старшего сына, Джучи, ответственным за проведение охоты[315].

Начало зимы было наилучшим временем для масштабных охот. Приказы заранее направлялись войскам, которые должны были быть в ней заняты. Родственникам Чингисхана требовалось присутствовать в обязательном порядке. Местность, где должна была происходить облава, заранее разведывалась, чтобы установить число животных, обитающих на ней. Военные отряды, принимающие участие в охоте, развертывались вокруг района облавы, площадь которого иногда достигала нескольких тысяч квадратных километров. Каждому военачальнику выделялся сектор командования, в свою очередь части сектора распределялись среди военачальников более низкого ранга. Каждый отряд отправлял своих загонщиков, как будто на военную операцию: разведчиков вперед, следом основную силу с левыми и правыми флангами. Как только войска смыкались, образовывался практически идеальный круг. С каждого военачальника и командующего был спрос, если животные убегали. Проводилось дознание с целью определить виновных, которых строго наказывали, иногда даже казнили[316].

Войска не начинали окружения до прибытия императорской процессии с Чингисханом, членами его семьи, женами и наложницами. Процессия останавливалась в заранее определенном месте, откуда можно было обозревать облаву. Императорской семье преподносили еду и напитки. После этого огромный живой круг начинал сужаться, чтобы загнать животных в кольцо периметром приблизительно 15 километров, после чего веревки с привязанными к ним кусками войлока натягивались между различными отрядами. Чингисхан постоянно получал информацию о ходе облавы.

Персидский историк Джувейни, посетивший такую охоту, дает волнующее описание поведения животных, оказавшихся в кольце окружения:

«Кольцо наполнилось криками и тревогой каждой жертвы, ревом и смятением самых разных свирепых животных; все мысли о том, что назначенный час, «когда дикие животные соберутся вместе», настал; наконец-то львы породнились с ослами, гиены подружились с лисами, волки стали лучшими друзьями зайцев»[317].

Открытие охоты было привилегией Чингисхана, а позднее его наследников. Никому не разрешалось убивать животных до того, как это сделает правитель. После Чингисхана охотились члены его семьи. Затем наступала очередь командующих и их подчиненных в соответствии с рангом. Резня животных длилась в течение многих дней. Наконец группа стариков подходила к Чингисхану, чтобы просить его сохранить жизни тех животных, которые еще не были убиты. Эту просьбу удовлетворяли, и выжившим животным разрешалось убежать. Количество добычи подсчитывалось, и каждый охотник получал свою долю.

Численность монгольской армии

Нелегко определить численность армии Чингисхана. В самом деле, такого рода подсчеты всегда представляли проблему для военных историографов. В большинстве случаев историк может произвести только грубые подсчеты и часто ошибается в большую сторону. Он опирается на количество подразделений, не принимая во внимание, что их численность может быть меньше из-за боевых потерь или по другим причинам.

Во времена Чингисхана ядро монгольской армии все еще состояло из монгольских и тюркских воинов. Трудно сказать, было ли тюрков больше, чем монголов. По мере завоеваний монгольской армией члены покоренных племен, которые могли быть сколько-нибудь полезны в силу их знаний или навыков, были вынуждены присоединиться к войскам победителей. В частности, «вербовали» тюркских кочевников и полукочевников. Некоторые племена присоединялись к армии добровольно, желая получить добычу[318]. Именно это положение не позволяет точно определить численность монгольской армии. В подразделения, формировавшие ядро армии, «новобранцев» не принимали, так как Чингисхан очень боялся нарушить племенное единство, которое считал важным. Поэтому новички пополняли подразделения, состоящие из их родственников; входили ли они в основные силы, неизвестно. По-видимому, монгольская армия включала больше подразделений в конце кампании, чем в начале, но сомнительно, что ее численность становилась больше.

Резервные войска, состоящие из представителей различных народов, в которых только военачальники были монголами, назывались «тама»[319]. Вероятно, в «тама» выходцы из одного племени составляли зун. Хотя в 1227 году в монгольской армии служили не только члены монгольских и тюркских племен, мы можем предположить, что, поскольку армию Чингисхана составляла преимущественно конница, эти народы действительно составляли ее ядро. Поэтому при оценке численности монгольской армии важно учитывать число жителей на территориях, занятых монгольскими и тюркскими племенами.

Население Монголии никогда не было многочисленным. На 1967 год в Народной Республике Монголии проживало 1 200 000 человек и во Внутренней Монголии (исключая живущих там китайцев) 1 500 000 человек[320]. Мы можем предположить, что численность монголов в 1967 году, включая проживающих в Прибайкалье, составляла приблизительно 3–3,25 миллиона человек[321]. Условия жизни людей и огромные потери среди населения вследствие непрерывных войн подтверждают вывод о том, что с 1227 года численность населения возросла на 500–600 %.

В период с 1202 по 1227 год Чингисхан постоянно воевал, часто в отдалении от Монголии. Рост населения в Монголии в течение этой четверти века был, вероятно, небольшим. Все население Земли в 1227 году не могло превышать 4 500 000 человек. Доля монголов, очевидно, никогда не была больше 70 000 — 80 000 человек, и, возможно, даже эта цифра несколько завышена. Включая резервные войска из покоренных и объединенных земель, население империи составляло приблизительно 120 000 человек (принимая во внимание потери в сражениях с Китаем, Хорезмом и Южной Русью), это не так уж и мало для монгольской армии в 1227 году[322].

Русский востоковед Бартольд пишет, что Чингисхан в 1219 году пошел на султанат Хорезм приблизительное 150–200-тысячной армией[323]. Я нахожу это невероятно завышенной цифрой. Если бы это было действительно так, вся монгольская армия составляла бы 250 000 человек, поскольку часть войск находилась с Мухули в Китае, а часть традиционно оставалась в Монголии. Если же согласиться с подсчетами Бартольда, мы вынуждены признать, что Чингисхан начал кампанию против мощной империи Хорезм с армией, состоящей преимущественно из резервных войск, что было бы неоправданным риском. Чингисхан знал, что в случае неблагополучного исхода кампании многочисленные резервные войска стали бы для него реальной угрозой. Но Чингисхан никогда не поступал опрометчиво, он проводил свои кампании с большой осторожностью[324].

И в Северном Китае, и позже в Хорезме в монгольскую армию было принято большое число дезертиров после того, как вражеская армия была разгромлена, а потери монголов требовали пополнить свои ряды. До того как враг был повержен, большое количество дезертиров представляло опасность: в случае неудачи не было уверенности в том, что эти бывшие враги не совершат двойного предательства. Монголы никогда не выигрывали битв вследствие своего численного превосходства. Своими победами они обязаны проницательности Чингисхана, которая помогала ему управлять своими людьми и угадывать и использовать в своих интересах слабые стороны врагов. Великий Монгол методично устранял своих противников, одного за другим. Его победы были плодами его необыкновенного военного гения. Управление завоеванными странами лишь частично осуществлялось войсками. Главную роль в этом играло устранение любой действующей оппозиции. В Китае, где этот метод не мог применяться (огромное китайское население нельзя было уничтожить), война тянулась годами, а часть войск нужно было оставлять позади. Там монголы столкнулись с почти невыполнимой задачей (см. гл. 6).

Трудно определить численность монгольской армии после смерти Чингисхана. В различных ханствах его сыновей появились армии, в состав которых входили преимущественно немонголы. В армиях, воевавших в Персии и Южной Руси, монголов стало еще меньше.