Чингисхан. Завоеватель мира

«Туракина была очень умной и проницательной женщиной»[1043]

В политике Угедей довольствовался ролью последователя отца, обычно разрешая чиновникам Чингисхана закончить или усовершенствовать то, что они начали. Он не внес ничего нового в управление завоеванными при нем землями. Вторжение в Европу было в некоторой степени спланировано Чингисханом; набег Джебе и Субэдея в 1221–1222 годах может быть расценен как подготовка к кампании Вату и Субэдея в период 1236–1242 годов.

Главное различие в методах Угедея и его отца состояло в том, что Угедей нападал на нескольких направлениях сразу. Чингисхан устранял своих противников постепенно одного за другим; во времена Угедея монгольской армии приходилось проводить операции в Китае, Корее, Юго-Западной Азии и Европе одновременно. Это стало возможным, когда войска могли набираться в разных частях огромной империи. Монгольские воины тогда оказались в меньшинстве, большинство составляли тюрки, тангуты, кидани, чжурчжэни и таджики. Позже на службу были также приняты половцы, аланы и черкесы. Монгольский элемент преобладал лишь в среде высшего командования.

Причиной смерти Угедея считается его неумеренная страсть к алкоголю[1044]. В конце жизни его алкогольная зависимость была настолько сильна, что Чагатай назначил соглядатая, чтобы тот отслеживал, сколько кубков осушил его брат[1045]. Весной 1241 года Угедей серьезно заболел, но быстро поправился. 7 декабря 1241 года Угедей принял участие в большой облаве. Как обычно, после возвращения охотников был устроен пир. Ночью 10 декабря Угедей сильно ослабел, а на рассвете умер[1046], вероятно, от паралича[1047]. Так в год Тигра окончилось 12-летнее правление первого преемника Чингисхана.

Неизвестно, сколько сыновей было у Угедея[1048]. Все сыновья были от Туракины, которая приехала, чтобы участвовать в выборах преемника. Как и его отец, Угедей назвал имя преемника; первоначально им должен был стать его третий сын Кашин, но он умер в 1236 году во время китайской кампании. Тогда Угедей выбрал молодого и умного Ширемуна, самого старшего сына Кашина[1049], но, очевидно, недостаточно четко объявил о своем решении. Получившаяся путаница дала Туракине возможность выдвинуть своего собственного кандидата. Угедей, в отличие от своего отца, не понимал, насколько важно назначить преемника при жизни.

Как и его сын и наследник Гуюк, Угедей был похоронен не на «великой запретной границе» (там, где находилась могила Чингисхана), а возле своего улуса. Точное место захоронения нам неизвестно, но, должно быть, оно находилось на некотором расстоянии от Черного Иртыша[1050].

После смерти Угедея регентство приняла Туракина. Эта женщина, происходящая из племени найманов, была ранее замужем за вождем меркитов, которого монголы убили в сражении[1051]. Хотя женщина и могла стоять во главе монгольского государства, против кандидатуры Туракины было много возражений[1052]. Она пришла к власти с помощью Чагатай и интриг, которые она плела[1053]. Целью этой энергичной и своевольной регентши было повлиять на мнение Чингисидов таким образом, чтобы на созванном курилтае ее старшего сына Гуюка выбрали правителем. Однако ссора Гуюка с Бату стала причиной, по которой большинство Чингисидов не могло посчитать его достойным преемником. Туракине понадобилось несколько лет для того, чтобы подготовить почву и гарантировать избрание своего сына. Поэтому она медлила с созывом курилтая.

Туракина под влиянием высокообразованной и умной помощницы из Хорасана по имени Фатима[1054] быстро рассорилась с опытными министрами[1055], против которых она имела серьезные возражения еще при жизни Угедея[1056]. Первым, кто навлек на себя гнев регентши, стал кераит Чинкай, чиновник, выбранный Чингисханом и верно служивший Угедею. Туракина настолько его невзлюбила, что решила убить[1057]. Чинкай бежал к Коктену, второму сыну Угедея и Туракины. Коктен, имевший владения в бывшем государстве тангутов Си-Ся, отказался сдать Чинкая[1058] и начал принимать все более независимую позицию в отношениях с матерью. Позже он присоединился к группе принцев, выступавшей против его брата Гуюка[1059]. После этого неприязнь Туракины пришлось испытать на себе отцу и сыну Ялавачам. Махмуд, занимавший государственный пост в Пекине, тоже бежал к Коктену и получил убежище, так же как и Чинкай. Сын Махмуда, Масуд, губернатор Трансоксианы, искал защиты у Бату. Не каждому удавалось убежать от гневной Туракины. Коргуз, губернатор Хорасана и друг Чинкая, повздорил с Чагатаем и был казнен. Аргун, член племени ойратов, стал новым губернатором Хорасана и Мазендарана[1060]. На место Махмуда Ялавача регентша назначила Абд ар-Рахмана, который обещал увеличить доходы казны за счет повышения налогов.

Другим министром, с которым регентша вступила в конфликт, стал способный Елюй Чуцай. Этот кидань заведовал главным образом финансами со времени своего назначения в 1215 году советником Чингисхана. Борьба между различными фракциями и кликами при монгольском дворе в последние годы правления Угедея ослабила и без того шаткую административную структуру, созданную Блюй Чуцаем. Прокитайская группировка, которую он возглавлял, была смещена иной, промусульманской придворной группировкой. Елюй Чуцай продолжил возглавлять канцелярию и выполнять свои обязанности как астролог, но больше не имел никакого влияния на правительственные дела. Елюй Чуцай ушел со службы в 1242 году и вскоре после этого, в 1243 году, умер[1061].

В 1242 году после смерти Чагатая Чингисиды восстали против произвола регентши. Младший брат Чингисхана Тэмугэ даже двинулся с войсками на Каракорум. Однако после возвращения Гуюка из Европы Туракина обманом заставила Тэмугэ отказаться от его плана[1062].

Стоит упомянуть, что эти злокозни Туракины описаны в трудах двух персидских историков, Джувейни и Рашид ад-Дина, которые были сторонниками более поздних монгольских правителей в Персии, потомков младшего сына Чингисхана Толуя. Эти два автора идеализируют Соркактани, вдову Толуя, и, вероятно, выставляют ее соперницу, Туракину, не в лучшем свете, потому что она выступала на стороне своего сына[1063].

В конце 1245 года, когда Туракина решила, что шансы Гуюка стать правителем очень высоки, она собрала курилтай. Он происходил летом 1246 года возле маленького озера, вероятно расположенного у истоков Орхона, недалеко от Каракорума. Сохранилось много ярких описаний этого курилтая, сделанных современниками[1064]. Автор наиболее ценного из них, несомненно, францисканский монах Джованни дель Плано Карпини, присутствовавший на собрании[1065]. У нас нет такого детального описания даже более поздних курилтаев[1066].

Выбор нового Великого Хана происходил в огромном шатре, который мог вместить приблизительно 2000 человек. Окруженный деревянным забором, шатер был установлен в большом лагере (Орде)[1067]. Присутствовали почти все Чингисиды. Первой прибыла Соркактани, вдова Толуя, с сыновьями. На курилтае были также Тэмугэ с сыновьями, Ильчитай, сын Хачиена, сыновья и внуки Чагатая и сыновья Джучи. Сыновья и внуки Угедея, как наиболее вероятные кандидаты на престол, разумеется, тоже присутствовали. Бату не приехал[1068]: по-видимому; ему сообщили об интригах Туракины и ее стремлении сделать Гуюка Великим Ханом. Под предлогом приступа подагры[1069] Бату остался в своей Орде в низовьях Волги. Указывая на то, что, как старейшина Чингисидов, он не может отсутствовать, Субэдей тщетно пытался убедить его изменить свое решение[1070].

Прибыли гости со всех частей большой империи. Губернаторы, которые были непосредственно подотчетны центральной власти, представляли завоеванные страны. Вассалы присутствовали непосредственно или присылали представителей. Собрание превратилось в великолепное зрелище, оставившее приятное впечатление о монгольской элите. Среди самых знатных гостей были князь Владимиро-Суздальский Ярослав (он умер во время курилтая), будущий султан Сельджуков Рума Клыч Арслан, главный кади (судья) халифа Багдада Смбат, брат короля Киликии Хетума I, оба претендента на грузинский престол — Давид Лаша, сын покойного царя Георгия III, и Давид Нарин, сын царицы Русудан, представители правителей Алеппо, Мосула, Фарса, Кермана, Эрзурума и Аламута. Все гости были размещены в 2000 шатрах и, согласно Джованни да Плано Карпини, не должны были платить за оказанное гостеприимство.

С самого начала стало ясно, что было три кандидата на престол: Кокген, который, вероятно, был утвержден Чингисханом как возможный преемник Угедея[1071]; Ширемун, кого выбрал Угедей; и Гуюк, представленный своей матерью. Минус Коктена заключался в его слабом здоровье. Хотя на Ширемуна возлагались большие надежды, его считали еще слишком молодым для того, чтобы стать во главе могущественной империи. Плано Карпини говорит, что шансы Коктена и Гуюка были сначала равны, но окончательный выбор пал на последнего. Гуюк поставил условие, что будущие Великие Ханы должны выбираться только из членов его семьи[1072].

Инаугурация нового Великого Хана прошла, как сообщает Плано Карпини, 24 августа 1246 года. В соответствии с ритуалом при этом все снимали головные уборы и перебрасывали пояса через плечо. Орду и другой родственник (вероятно, Есу-Мункэ) взяли Гуюка под руки и отвели его к трону. Затем все присутствующие вышли из шатра и преклонили колена, стоя лицом к югу. Джованни да Плано Карпини отказался сделать это, так как не знал, было ли это формой колдовства или жестом преклонения перед Богом или неким другим высшим существом[1073].

Папский нунций

В Европе впервые услышали о Чингисхане в связи с его завоеванием Хорезма. Европейские христиане подумали, что нашли в лице неизвестного завоевателя союзника в их борьбе с мусульманами[1074]. Теперь помимо легенды о Протопресвитере Иоанне, рассказанной крестоносцами на Святой Земле, появились слухи о племенах Центральной Азии, которые приняли христианское несторианство[1075]. Однако интерес к новому завоевателю начал пропадать после того, как стали известны истории о походах Джебе и Субэдея на Русь в 1221–1222 годах. До второго нашествия на Русь легендарные азиатские варвары не привлекали к себе особого внимания в Европе, но безразличие сменилось страхом, как только монгольская армия продвинулась в глубь Европы и в 1241 году одержала крупную победу при Легнице и Мохи.

Иннокентий IV, ставший папой Римским в 1243 году, не раз показал, что он, как никто другой, достоин папского престола. Новый понтифик решил убедить монголов жить в мире с Европой, обратив их в христианство. Чтобы сделать это, он сначала решил узнать как можно больше об этих неизвестных людях из Средней Азии, обратившись к главам тех стран, что пострадали от их нашествий в 1240–1242 годах[1076]. В частности, он получил много ценных сведений от венгерского короля[1077]. В этом отношении король Бела IV, казалось, был проинформирован лучше остальных европейских монархов: после того как Бату в 1242 году оставил его страну, он продолжал тщательно следить за монгольскими завоеваниями[1078].

В 1243 году папа Иннокентий IV отправил множество посланников к азиатским правителям[1079]. Самыми известными из послов были доминиканцы Андре Лонжюмо и Асцелин Ломбарди, францисканцы Лоренцо Португальский и Джованни дель Плано Карпини. Имеется немного сведений о поездке Лоренцо Португальского[1080]. По разным причинам эти два доминиканца не продвинулись дальше Среднего Востока; в какой именно район Монголии они намеревались прийти или были отправлены, остается неясным[1081].

По возвращении Джованни дель Плано Карпини написал бесценный отчет о своей поездке, неоднократно цитируемый в этой книге. Ему, по-видимому, было дано примерно такое же поручение, как и остальным папским нунциям. Сам он утверждал, что отправился в Монголию по собственной инициативе: «Мы добровольно решили первыми отправиться к татарам[1082], поскольку боялись, что в ближайшем будущем с их стороны может появиться угроза для Церкви Бога»[1083]. 16 апреля 1245 года в возрасте 63 лет Джованни дель Плано Карпини покинул Лион. Пожилой монах хорошо знал об опасностях, лишениях и физических мучениях, с которыми он неизбежно столкнется по дороге: «Мы не щадили себя, но пытались выполнить приказ папы римского согласно воле Божьей»[1084].

В письме, которое Иннокентий IV передал с Плано Карпини, папа сказал Великому Хану, что Создатель соединил все земные стихии так, чтобы они жили в мире друге другом. Поэтому папа Римский был потрясен, услышав о разрушениях, которые устраивают монголы; он надеялся, что монгольский хан даст брату Джованни возможность рассказать о Священном Писании[1085]. Письмо было обращено к татарскому правителю и народу; имя сюзерена не упоминалось, поскольку оно не было известно в Европе[1086]. В этом письме, касающемся вопросов политики, папа Римский не убеждал Великого Хана присоединяться к христианскому миру[1087].

В отличие от других нунциев[1088] Иннокентия IV, продвигающихся по Средиземному морю к Среднему Востоку, Плано Карпини шел через Польшу и Русь. При этом он следовал по маршруту посланника венгерского короля Белы IV, доминиканца Юлиана, который проделал этот путь в 1237 году, возвращаясь после посещения Бату[1089]. Среди попутчиков Джованни дель Плано Карпини был Стефан Богемский, который также выехал из Лиона, и Бенедикт Польский, присоединившийся к этой компании в Бреславле. Бенедикт должен был выполнять обязанности переводчика[1090].

Зима 1245/46 года была особенно суровой — Днепр и Азовское море покрылись льдом. После отъезда 4 февраля из Киева компания достигла Орды Бату в низовьях Волги 4 апреля. Перед тем как Джованни дель Плано Карпини мог засвидетельствовать свое почтение Бату, ему нужно было решить одну проблему: монголы ожидали, что он привезет дары. Плано Карпини ответил кратко: «Папа Римский не делает подарков»[1091]. С этой дилеммой столкнулись и другие посланники, не продвинувшиеся дальше Юго-Западной Азии[1092]. Бату, сидя в шатре, взятом у венгерского короля[1093], приказал группе направляться в Каракорум. Плано Карпини прокладывал свой путь к монгольской столице к северу от Аральского моря, к югу от Балхаша и через страну найманов. 22 июля 1246 года он достиг Орды.

Только после инаугурации Гуюка монаху разрешили передать письмо от папы Римского. Карпини еще раз пришлось объяснить, почему он прибыл без даров. Вероятно, по этой причине посланников заставили ждать до ноября и только после этого допустили к Великому Хану. Чинкай, который был восстановлен в должности после возвышения Гуюка, с Кадаком (одним из секретных агентов-несториан Гуюка) были представителями, с которыми Плано Карпини вел переговоры.

От Чинкая представители папы Римского узнали, что Великий Хан планировал отправить свое посольство вместе с ними в Европу. Эта новость не обрадовала посетителей. Они боялись — и оправданно, — что монгольский посол будет шпионом, стремящимся добыть информацию о серьезных политических конфликтах в Европе. Поэтому он мог посоветовать Великому Хану еще раз наведаться в западные страны. Кроме того, Джованни дель Плано Карпини боялся, что надменные и высокомерные европейцы могли убить монгольского посла, дав, таким образом, повод для мести.

11 ноября 1246 года Гуюк дал свой ответ в письме, написанном по-монгольски. Затем оно было переведено на персидский язык. С помощью переводчика Джованни дель Плано Карпини сделал его латинский вариант[1094]. Позже он передал папе персидский текст (начало которого было написано по-турецки) с императорской печатью и латинскую версию. Письмо показывает, насколько Великий Хан был уверен в своей силе. Он потребовал, чтобы папа Римский и все европейские короли приехали в Каракорум засвидетельствовать ему свое почтение. Чингисхан и Угедей покоряли мир по воле Бога, поэтому Гуюк задался вопросом: какие основания папа имеет для того, чтобы утверждать, что он говорит от имени Бога? В конце письма Гуюк угрожал королям Европы тем, что они будут впредь расцениваться как враги монголов, если не подчинятся добровольно[1095].

13 ноября Джованни дель Плано Карпини и его товарищам разрешили отбыть. Оставив резиденцию Туракины, они отправились в путь и зимой оказались в Центральной Азии: «Нам пришлось продвигаться зимой, часто в пустыне мы спали на снегу, кроме тех случаев, когда могли ногами расчистить место. Когда вокруг не было никаких деревьев, только открытое пространство, при сильном ветре нас полностью засыпало снегом»[1096]. 9 мая 1247 года они снова прибыли в Орду Бату. Месяц спустя их гостеприимно встретили в Киеве[1097]. Хотя об этом нет упоминания в описании путешествий, там есть указания на то, что Джованни дель Плано Карпини прошел через Венгрию к Кельну[1098] и оставался там до 3 октября 1247 года[1099]. После двух с половиной лет отсутствия 18 ноября 1247 года 65-летний францисканский монах возвратился в Лион.

В знак своей признательности папа Иннокентий IV назначил самого старшего монаха епископом Антивари (ныне Бар) в Далмации. Точная дата смерти Джованни дель Плано Карпини неизвестна[1100], предполагается, что он умер в 1252 году[1101].

Закат Угедеидов

Плано Карпини, лично встречавшийся с Гуюком, оставил заслуживающее доверия описание этого Великого Хана. «Нынешнему императору на вид сорок — сорок пять лет или даже больше; он среднего роста, очень умен, чрезвычайно проницателен и серьезен, держится степенно. Он не улыбается без причины и не подвержен слабостям, о которых нам говорили христиане, которые постоянно были с ним»[1102]. Здоровье Гуюка было слабым, он постоянно болел. Он страдал от тяжелых приступов ревматизма. Все же это не останавливало его от активного употребления алкоголя. Не ограничивал он себя и в отношениях с женщинами[1103].

Гуюк отменил многие решения своей матери, в частности восстановив Чинкая в должности министра. Самым выдающимся его помощником стал, однако, Кадак, который и до этого долго служил Гуюку. Состояние здоровья мешало новому Великому Хануиграть значимую роль в правительстве; он поручал решение важных вопросов главным образом Кадаку и Чинкаю. Под влиянием этих двух несториан он все больше подходил к тому, чтобы отдать предпочтение несторианству[1104]. Не только отношения с Чинкаем говорили о том, что Гуюк не является продолжателем политики своей матери. Масуд Ялавач был восстановлен в должности губернатора Трансоксианы. Абд ар-Рахман, кто при Туракине был ответственным за финансы на завоеванных территориях в Китае, был признан виновным в пренебрежении своими обязанностями и казнен. Его сменил Махмуд Ялавач[1105].

Вскоре после возвышения Гуюка умерло два близких ему человека. Первой ушла из жизни Туракина, прожившая всего несколько месяцев после выборов сына[1106]. Большее значение для Монгольской империи имела смерть Субэдея. После его возвращения в 1246 году в Монголию он обосновался на территории своего родного племени, урянхатов (к востоку от Байкала), где умер в том же году в возрасте 70 лет[1107]. Субэдей и Елюй Чуцай были основными продолжателями принципов, введенных Чингисханом, этим двум людям монголы обязаны большей частью тем, что при Угедее соблюдались правила во внутренней и внешней политике. Субэдея, так же как и Джебе, можно справедливо считать одним из самых великих полководцев в мировой истории.

Неожиданная смерть Коктенадала Кадаку и Чинкаю шанс избавиться от советницы Фатимы. Предполагалось, что наперсница Туракины была ответственна за смерть Коктена: под пытками она созналась в содеянном. Никто не удивился, когда ее осудили на казнь; Фатима была брошена в реку[1108].

Новый Великий Хан, найдя, что центральная власть ослабела за время регентства его матери, решил восстановить ее прежний авторитет. Он повторил наставления своего деда о том, что законы Ясы должны тщательно соблюдаться. Гуюк мог полагаться только на ограниченное число выбранных Чингисханом верных помощников; он был достаточно благоразумен и не мог сразу восстановить всех, кого прогнала его мать. В то время многие в высшей степени одаренные помощники его деда были уже мертвы, а ему самому не хватало проницательности для того, чтобы найти им достойные замены.

В семейных делах Гуюк не пренебрегал своими обязанностями. Он создал специальную группу, состоящую из Орду и Мункэ, с целью выяснить, собирался ли его дядя Тэмугэ свергнуть Туракину. Его дядя был признан виновным и казнен[1109]. Гуюк провел преобразование в ханстве Чагатая. В 1242 году место Чагатая занял его внук Кара-Хулагу, сын Мутагена, убитого в 1221 году в Бамиане. В 1246 году Гуюк поставил своего друга Есу-Мункэ во главе этого ханства под предлогом того, что внук не может унаследовать престол, пока жив сын[1110].

Реорганизации подверглась также Юго-Западная Азия. Секретному агенту Гуюка, Ильчитаю, в 1247 году были переданы области к югу и юго-западу от Каспийского моря[1111]. Какие функции он выполнял там, точно неизвестно; и при этом неясно, каковы были его отношения с губернатором Байджу, который оставался военным командующим. Можно предположить, что Ильчитай был своего рода верховным комиссаром и начальником Байджу[1112].

В Грузии наконец-то прекратились споры о преемнике. Царица Русудан вернулась в Тифлис и вскоре после этого была формально свергнута. Спустя некоторое время она умерла, некоторые считали, что от горя. Государство было поделено между соперничающими племянниками: Давид Лаша, сын царя Георгия III, получил ббльшую часть, а Давид Нарин, сын царицы Русудан, должен был довольствоваться сравнительно небольшой территорией[1113].

Король Киликии в Юго-Восточной Анатолии Хетум I существенно укрепил свои связи с Монгольской империей. Хетум отличался умом и дальновидностью и часто использовал заключенное соглашение с Монголией для того, чтобы защитить свое христианское государство от сильных исламских соседей. Его брат, военачальник Смбат, присутствовавший на инаугурации Гуюка, отметил возрастающее влияние несторианства в Средней Азии. В письме, которое он написал в феврале 1248 года в Самарканде своему шурину, правителю Кипра, он говорил о значении влияния христианства на монголов[1114].

Избрание Гуюка Великим Ханом подразумевало неизбежную конфронтацию с Бату[1115]. Ссора, возникшая в 1240 году на Руси, не была позабыта. Бату подлил масла в огонь тем, что отсутствовал на инаугурации Гуюка. Гукж решил применить силу и покончить с этой враждой. Под предлогом посещения своего улуса он двинулся на запад от Каракорума. То, что между Чингисидами существуют серьезные разногласия, вскоре стало очевидно. Соркактани, тетя Бату, которая знала о реальном намерении Гуюка, тайно послала гонца к Бату, чтобы предупредить о том, что Великий Хан идет во главе армии и хочет поставить точку в их вражде[1116]. Бату решил не скрываться от кузена: двигаясь в восточном направлении, он достиг реки Или. Столкновение с Гуюком казалось неизбежным, когда в апреле 1248 года последний прошел через Бешбалык. Неизвестно, где именно находились два кузена, когда 43-летний Великий Хан внезапно умер[1117].

Поединок Гуюка и Бату, возможно, не имел бы фатальных последствий для Монгольской империи, но он, несомненно, подверг бы серьезной опасности ее единство. Но на этом конфликт не был исчерпан. Скрытые разногласия среди Чингисидов внезапно стали проявляться все более отчетливо. Бату и Соркактани, как представители семей Джучи и Толуя, видели возможность оспорить сюзеренитет семьи Угедея. Чтобы беспрепятственно прийти к власти, они не стали возражать против регентства жены Гуюка, ничего собой не представляющей Огул-Гаймиш[1118].

Борьба за власть, которая вспыхнула после смерти Гуюка, стала началом раскола в Золотой семье. Единство, которого Монгольская империя достигала в течение нескольких десятилетий, было только поверхностным. Улусы Чингисидов начали постепенно превращаться в отдельные ханства. Это обстоятельство имело печальные последствия для преемников Угедея. Союз Бату и Соркактани не давал им ни малейшей возможности претендовать на титул Великого Хана. В Монгольской империи они начали играть все менее значительную роль. Внезапная смерть Гуюка отметила начало упадка Угедеидов.