Еще один понедельник, третий по счету со дня убийства Джины Лойсли, начался весьма обычно — с запаха кофе из кухни. Когда я, наскоро умывшись и причесавшись, появилась на кухне, кот уже доедал свою порцию, а Алик заканчивал творить бутерброды.
— Ты меня совсем избалуешь, — заявила я.
— Это не баловство, — серьезно ответил Алик. — Завтрак должен быть сытным и полезным.
— А обед?
— А обед — вкусным, — рассмеялся он.
Мы позавтракали. Причем кот, уже закончив свое хрумканье, со стула не слезал и внимательно следил за нами, иногда начиная тихонько мурлыкать. Мы, в который раз, стали спорить о том, сколько его надо кормить. Алик утверждал, что еды ему надо давать столько, сколько он хочет, мне же казалось, что при таком малоподвижном образе жизни следовало его несколько в еде ограничивать. Кит, очевидно, зная, что речь зашла о нем, смущенно жмурился и иногда зевал. В конце концов, Алик не выдержал и открыл ему пакетик с мясным желе. Благодарно замурлыкав, Кит начал есть лапой.
— Алик, когда он голодный, он лапой не ест, — начала я.
— Тетя Дженни, он же из приюта. Кто его знает, как и где он жил. Пусть хоть теперь отъедается.
Алик был прав. «Пусть ест, раз хочется,»- раз и навсегда решила я и пошла в кабинет.
Инспектор позвонил около полудня и сообщил мне, что, действительно, Стива Адамса подозревали в причастности к разбойному нападению на дом его дяди. Оказалось, что Стив рано унаследовал небольшое состояние от своих родителей, которое довольно быстро промотал и остался практически без гроша. У него был дядя, единственный родственник и заядлый нумизмат. Коллекция его была не супер ценной, но все-таки тянула на пару-тройку десятков тысяч долларов. Так вот, однажды вечером в дом проникли неизвестные, дядю убили, а коллекцию не украли потому, как сработала сигнализация, которую дядя установил буквально накануне и никому об этом не сказал. В ходе следствия выяснилось, что убийство произошло в четверг, а каждый четверг дядя имел обыкновение ездить играть в бридж с друзьями. В тот четверг он остался дома, поскольку один из партнеров позвонил и отменил встречу — у него заболела жена. О привычках дяди знали немногие — старик вел довольно замкнутый образ жизни. А вот у его разорившегося племянника могли быть виды на наследство, которое ему, кстати, не досталось. Все свои деньги дядя завещал какому-то ветеранскому госпиталю. Подозрение пало на Стива Адамса, но его жена, с которой они, по свидетельствам очевидцев, были на грани развода, сказала, что в тот вечер Стив был дома и они ссорились. Ссору действительно слышали соседи, и по времени она совпала с ограблением и убийством. Кроме того, в доме на ручке шкафа с монетами нашли два отчетливых отпечатка пальцев, которые ни Стиву, ни его жене не принадлежали. Жену Стива звали Джина, Джина Петерс.
— А отпечатки Вам прислали? — поинтересовалась я.
— Да, — буркнул инспектор. В его голосе чувствовалось то ли недовольство, то ли просто усталость.
Я сомневалась, попросить отпечатки сразу или подождать, когда настроение у него улучшится. В конце концов, взяла и пригласила инспектора на ланч, на что он ответил, что ему некогда, а отпечатки он завезет и так минут через сорок, если мы с Аликом напоим его кофе. Я пообещала еще чего-нибудь перекусить и пошла за Аликом в лавку. Тот согласился, чтобы я его подменила, пока он будет готовить кофе и делать бутерброды. Рука у меня все еще болела и невозможно чесалась.
— Значит заживает, — обнадежил меня Алик и напомнил, что мне надо было съездить на перевязку. Он еще что-то хотел сказать, но зазвонил телефон. Это была Дженифер, она поинтересовалась моим здоровьем и предложила выбраться куда-нибудь на ланч на следующий день.
— У меня к Вам дело и предложение, — сказала она и добавила, что угощает она. Я не стала отказываться и мы договорились встретиться в небольшом ресторанчике на Мейн стрит.
Инспектор приехал, как и обещал, через сорок минут. Мы пили кофе на кухне и разговаривали про убийства. Кота видно не было. Инспектор сообщил мне, что, открыв файл на флешке, я внесла в него изменения и теперь для доказательства чего бы то ни было он не годится.
— Но он вполне годится для того, чтобы выбрать правильное направление поисков, — парировала я. — Я и раньше предполагала, что все завязано на отце Тома, а теперь этому появилось пусть и не самое лучшее, но доказательство.
— А как же быть с тем, что от покушавшегося на Вас пахло духами, — опять завел инспектор. — Да и по телефону с Вами разговаривала женщина.
— Слышно было не очень хорошо. Если мужчина начнет говорить высоким голосом, то его вполне можно принять за женщину, — пыталась я убедить инспектора.
— Или у этого папаши есть сообщница, — заключил инспектор.
— Вы хотите сказать, что на меня напала сообщница? Не слишком ли мудрено?
— Не знаю. У меня от этого дела голова пухнет. У нас в основном дела простые, безо всяких двадцатпятилетних корней и серийных убийств, — и инспектор взял последний бутерброд.
— Но сообщницей может быть только женщина, которая либо принимала участие во всех тех давних делах, либо та, которой этот преступник и убийца очень дорог, — строила я предположения.
— Мать, сестра или жена, — подвел итог инспектор.
— Сестры у него нет, насколько мне известно, жена — дочь, по-моему, адвоката Олсена, а Сара вряд ли физически способна на такое, — анализировала я и добавила, что у напавшего на меня была не старческая хватка.
— Вы кого имеете в виду? — поперхнулся инспектор.
— Крика, разумеется.
— А почему его?
— Ну, во-первых, зовут его Кен, во-вторых, он был в районе Сиэтла двадцать пять лет назад, в-третьих, Кэтрин Дойчи вспомнила, что, вроде, был у него приятель в то время по имени Стив.
— Кэтрин Дойчи!? Это та Кэтрин….
— Да, — я не дала ему договорить и рассказала о своей беседе с Кэтрин и о том, что она при всех похвалила духи Эми на приеме.
— Крик вполне мог услышать, а потом надушиться и напасть на меня, — начала я и сама себя перебила. — Постойте, но тогда получается, что он хотел просто меня напугать или убедить в том, что преступник женщина, то есть пустить по ложному следу. Если бы он хотел меня убить, то ему не надо было весь этот маскарад с духами устраивать. И, потом, откуда он мог знать, что я узнаю этот запах и он приведет меня к Эми? Да и зачем все это? Ведь Грег сидел в тюрьме и ему даже предъявили обвинения.
— Возможно, кто-то пытался убедить нас в невиновности Грега Лойсли, — нехотя предположил инспектор. — Но вероятнее всего, это была Эми и ничего не хотела от Вас прятать.
— Но зачем? Я ведь ее не подозревала! Хотя, я ей звонила и спрашивала про Сару. Может, она тоже как-то со всем этим связана? — вслух рассуждала я.
— Логику преступника иногда трудно объяснить, — заметил инспектор. — Я уже говорил Вам, что хладнокровно убить несколько человек и не начать паниковать и делать глупости довольно сложно.
Я понимала, что ему, офицеру полиции, нелегко было бы признать очередное поражение. Впрочем, я тоже была не на высоте. Мне надо было еще раз все хорошенько обдумать и сопоставить все факты. Я дождалась, когда инспектор, допил свой кофе, вытащил из кармана листок бумаги с отпечатками пальцев грабителя из Сиэтла, положил его на стол, попрощался, напомнил мне, что я должна держать полицию в курсе, поскольку расследуется убийство, и ушел, предложив, напоследок, отвезти меня на перевязку. Я отказалась и, проводив инспектора, скорее, выпроводив его, закрылась в кабинете. Просидев там часа полтора и ничего не придумав, я решила-таки съездить на перевязку и развеяться. Ярко светило солнце, но выпавший накануне снег и не думал таять. Похоже, зима начиналась рановато для периода глобального потепления, про которое все время трендили по телевизору.
Когда я, уже после перевязки, парковала машину около Хай-Ви, зазвонил телефон. Это была Кэтрин Дойчи:
— Здравствуйте Дженни, Это Кэтрин. Помните, Вы спрашивали меня про Стива, приятеля Кена?
У меня перехватило дыхание, но я выдавила из себя довольно равнодушным тоном:
— Да, конечно.
— Так вот, — продолжала Кэтрин. — Вчера ко мне заходил Каспер, мой брат. Я рассказала ему о нашей с Вами беседе, и он вспомнил, что у Кена действительно был друг — Стив Адамс. Они вместе учились в колледже и играли в бейсбол.
— А Каспер тоже с ними учился? — осторожно начала я.
— Нет, но в то лето Каспер приезжал ко мне в Сиэтл и мы много времени проводили вместе.
— А можно мне поговорить с Каспером? — попросила я.
Она на секунду задумалась, потом неуверенно сказала:
— Наверное. Я спрошу у него. Перезвоните мне вечером, пожалуйста. В любое время.
Потом она пожелала мне хорошо провести день и положила трубку.
Итак, в деле появился еще один К., который в Сиэтле был знаком с Кеном, Стивом Адамсом и, вполне вероятно, с Джиной Петерс-Адамс-Лойсли. Был ли он причастен к убийству дяди-нумизмата? Это мне предстояло, в том числе, выяснить.
До вечера я занималась делами лавки, а около семи набрала номер Кэтрин. Она сразу же сняла трубку и, узнав меня, сказала, что Каспер ждет моего звонка. Получив телефон Каспера и поблагодарив Кэтрин, я задумалась. Стоило ли снова лезть самой в пекло, рискуя собственной шкурой? Но звонить инспектору не хотелось. Я итак его порядочно запутала в последние дни всеми своими показаниями и предположениями, поэтому пришлось самой звонить Касперу Дойчи. Он очень приветливо разговаривал со мной по телефону и предложил встретиться на следующий день у него в клинике.
— Я — ветеринар, — пояснил он и рассказал мне как лучше добраться.
На этом закончился понедельник. Я немного посмотрела телевизор — была передача о том, как заставить избалованных или невоспитанных домашних животных играть по Вашим правилам. К сожалению, показывали только собаку, хомяка и попугая. Я запомнила название передачи и за ужином рассказала про нее Алику.
— Вы думаете, Кита надо перевоспитывать? — спросил он и попытался погладить Кита, который в ответ возмущенно замотал хвостом. Есть, однако, не перестал.
— Не знаю, — ответила я. — Посмотрим. Старт у него больно резвый.
Это было чистейшим враньем. Я привязалась к коту и мне нравилось, что он избалован, но признаваться я в этом не хотела даже себе.
Ночью мне снились кошки с желтыми глазами и, почему-то, разноцветными шкурками. К одной из них мне удалось подобраться довольно близко и я увидела, что это к шерсти привязаны разноцветные ленточки. Я хотела отвязать ленточки, но кошка убежала. «Кит, Кит», — стала я звать кота и проснулась.