День чёрной собаки

в прошлом году

– Фильм поедет на фестивали? – поинтересовалась Ада, аккуратно нарезая помидоры.

Илья отправился к установленному на террасе мангалу – жарить шашлык, а они с Платоном занимались готовкой на кухне. Ну, как занимались: женщина готовила, а Брызгун развлекал её разговорами. В основном – разговорами о себе.

– В Канны фильм поедет обязательно, об этом уже договорились, – ответил Платон. – Пальмовую ветвь я вряд ли возьму, но о себе напомню. А если повезёт – то и заявлю.

– Ты талантливый.

– На фестивалях одного таланта мало.

– Это я понимаю, – кивнула Ада. – А чем занимаешься сейчас? По-прежнему на федеральном канале?

– Зачем уходить оттуда, где тебе хорошо? – удивился Брызгун. – Я в жюри популярного шоу, каждую неделю свечусь на всю страну, не выпадаю, так сказать, из обоймы. К тому же они купили ещё одну лицензию у американцев, и с января я буду светиться уже в двух проектах.

– Ты снова в жюри?

– Да.

– Это ведь хорошо?

– С точки зрения пиара и финансов – очень хорошо, – ответил Брызгун, внимательно наблюдая за тем, как ловко Ада управляется с ножом.

– Тогда в чём проблема?

– Почему ты решила, что есть проблема?

– Потому что знаю тебя примерно столько, сколько ты живёшь, – улыбнулась женщина.

– Всё время об этом забываю, мамочка.

– Шапку надень.

Они рассмеялись, после чего Платон долил в бокалы красного – подготовка к шашлыку была всеобъемлющей – и совсем другим, немного грустным тоном рассказал:

– Я знаю, что должен этим заниматься. Мир изменился, стал одним большим шоу, и я не могу тратить время только на кино: приходится быть на виду. В том числе – оценивать старающихся «звёзд» в популярных телеаттракционах.

– А тебе не нравится, – прошелестела Ада, пригубливая вино.

– Меня это бесит, но я улыбаюсь, – ответил Брызгун. – Знаю, что лицемерю, но нахожу для них тёплые слова.

– Играешь по правилам.

– Как все мы.

– Я ни в коем случае тебя не укоряла. – Ада нежно провела ладонью по щеке Платона. – Сейчас снимаешь что-нибудь?

– Готовлюсь к запуску нового сериала.

– Когда съёмки?

– В конце весны, не раньше – я только-только прочитал сценарий.

– И он тебе понравился?

– Иначе бы не взялся.

– Мелодрама?

– Мистика.

– Не похоже на тебя.

– Интересный материал. – Глаза Платона вспыхнули, и теперь он ничем не напоминал того себя, который пять минут назад уныло рассказывал о пошлом, но нужном и денежном участии в популярном шоу. – Это современный мистический детектив, но при этом – неявный.

– Неявный детектив? – не поняла Ада.

– Нет, с детективным сюжетом всё в порядке: есть убийства, есть расследование, но при этом есть тонкая мистическая составляющая, – рассказал Брызгун. – Туманная дымка, обволакивающая основное повествование. Никаких старух с колодами таро, экстрасенсов и прочих вызывающих оскомину шаблонов. Просто в какой-то момент читатель задаётся вопросом: «А так ли всё на самом деле, как мне кажется?»

– Ты дашь ответ на этот вопрос?

– Думаю об этом. И кажется, придётся написать вторую версию финала, чтобы понять, какая лучше.

– Людям не нравится недосказанность.

– Имя убийцы будет раскрыто в обоих финалах.

– То есть зло будет наказано?

– Обязательно.

– Тогда хорошо. – Ада вновь взялась за нож, собираясь заняться огурцами, но помедлила и спросила: – Оригинальный сюжет?

– К счастью, нет – по роману, который я тоже прочитал с большим удовольствием.

– Известный?

– Уверен, что после выхода сериала станет ещё более известным.

– Не сомневаюсь, – женщина вновь улыбнулась. – Почему не стал снимать полный метр?

– История прекрасно ложится в сериальный формат.

– Для платформы?

– Да.

– Хорошо. – Ада помолчала. – Прости, можно, я задам не самый приятный вопрос?

– Ты же знаешь, что можешь задавать мне любые вопросы, – очень спокойно ответил Брызгун, догадавшийся, о чём пойдёт речь.

– Но если он покажется тебе неприятным…

Платон жестом показал, что уже ответил и повторяться не намерен. Ада кивнула и продолжила:

– Та история осталась в прошлом?

– Разумеется. – Брызгун повертел в руке бокал. – Это ведь даже не скандал, так – громкий случай.

– Ты в порядке?

– Ты удивишься, но я был пристёгнут.

– Я спрашиваю о другом, – обронила Ада.

Она не давила, и тон, которым был задан вопрос, мог показаться небрежным. Но только не Брызгуну, который вновь проявил сообразительность и понял, о чём спрашивает женщина. И это понимание заставило его сделать большой глоток вина.

История, которую имела в виду Ада, произошла три месяца назад и наделала много шума: ДТП со смертельным исходом, лобовое столкновение в центре Москвы. С одной стороны – представительский автомобиль бизнес-класса, с другой – скромный хэтчбэк, в салоне которого находилась семейная пара. После удара двое детей остались сиротами. Ушлые журналисты «пробили» номера дорогой иномарки, определили владельца и развернули в Сети травлю, безапелляционно предположив, что он был пьян. Разумеется, без каких бы то ни было доказательств. А масла в огонь подливал тот факт, что авария произошла на не просматриваемом видеокамерами участке, то есть, восстанавливая ход событий, дорожная полиция должна была полагаться в том числе на слова свидетеля, которым и являлся Брызгун. И поскольку он полностью поддержал друга, то был объявлен сетевой общественностью лжецом, что было весьма некстати для продвижения фильма.

– Нам обязательно об этом говорить?

– Мне плевать, кто был за рулём и как всё получилось, – произнесла Ада, возвращаясь к овощам. Блестящее лезвие ножа казалось в её руках изящной игрушкой. – Скажи, что ты почувствовал?

Она выделила слово «ты».

Платон знал, что так будет.

И ответил сразу:

– Почти тоже самое, что тогда.

– Почти?

– Я сидел на пассажирском сиденье. – Брызгун произнёс эту фразу так, будто она всё объясняла.

И она действительно всё объясняла.

Они отлично понимали друг друга, и это позволило Аде избежать лишних слов:

– Мне кажется, это хорошо.

– Не уверен.

Женщина бросила на Платона быстрый взгляд, но он его не заметил – смотрел в окно, то ли задумавшись, то ли погрузившись в воспоминания.

– Мы оба знаем, что я права.

– Может быть… – Разговор начал тяготить Брызгуна, и он поспешил придумать повод покинуть кухню: – Илья сигнализирует, что мясо почти готово.

– Тогда иди и помоги ему, а я пока накрою на стол.

Ада не видела необходимости затягивать неприятный старому другу разговор. К тому же она услышала всё, что хотела.

– Жду вас.

– Ага. – Платон выскочил на террасу и громко произнёс: – Запах потрясающий! Даже в доме чувствуется.

Однако обмануть Бархина не сумел.

– Что, Адька прогнала? – рассмеялся Илья, не отрывая взгляд от мяса.

– Я принёс тебе вина!

– Да ты настоящий герой. – Бархин взял бокал и сделал маленький глоток. – Хорошо.

– А мясо как?

– Ещё лучше.

Илья делал баранину идеально. Сутки выдерживал в маринаде собственного рецепта и лично жарил. Находились, конечно, желающие покритиковать результат его работы, однако Ада считала, что лучше Бархина приготовить корейку невозможно, а больше ничьё мнение Илью не интересовало.

– Может, здесь и поедим? – предложил Брызгун, глотая вызванную запахом жарящегося мяса слюну.

Погода неожиданно улучшилась: ветер разогнал тучи, потом стих сам, и теперь террасу заливало не жаркое, очень приятное осеннее солнце.

– Во-первых, это ненадолго. Во-вторых, есть в куртке неудобно.

– Можно принести пледы.

– Вино будет очень холодным. И мясо быстро остынет.

– Мясо можно не снимать с решётки.

– Сгорит.

– Ты скучный.

– А ты импульсивный.

– Мне положено – я творческая личность.

– Пригодная только на то, чтобы открывать бутылки.

– Хоть на что-то я годен.

– Думаю, ты просто хитрый лентяй, который делает вид, что ничего не умеет, чтобы ничего не делать.

– Считается, что ты умный, а дошло только сейчас, – хихикнул Платон. Несколько мгновений он разглядывал мясо, а затем негромко произнёс: – Когда я вышел, ты смотрел на дом Розалии.

– Просто бросил взгляд.

Платон улыбнулся.

– А ты не смотрел? – поинтересовался Илья, не глядя на друга.

– Когда приезжаю, всегда сначала смотрю на него, а уж потом на свой и Ады, – признался Брызгун.

– Ну, вот.

– Я ведь не смеялся над тобой, просто обратил внимание. – Платон сделал глоток вина. – Он мне даже иногда снится.

– Именно дом? – помолчав, спросил Бархин.

– И сидящая на балконе ведьма.

– С собакой?

– С чёрной собакой. Поэтому, наверное, я так и среагировал, когда раздавил собаку.

– То есть окажись собака белой, ты бы не стал напрягаться?

Несколько мгновений Платон смотрел на друга, потом кивнул:

– Стал бы. Но не так сильно.

– Спасибо за честность.

– Ответишь тем же?

– В каком смысле?

– Когда я вышел, ты смотрел на дом Розалии, – повторил Брызгун.

Илья перевернул решётку, помолчал и медленно ответил:

– Бывает, что я задумываюсь, глядя на него. Причём не только здесь.

– Видишь его в других местах? – догадался Платон.

– Иногда. – Ещё одна пауза. – Сижу дома или в офисе, бросаю взгляд в окно – и вижу его.

– Чёрт…

Однако Бархин не позволил себя перебить.

– А ещё он мне снится, – продолжил он, повысив голос. – Не часто, примерно раз в месяц.

– Все эти годы?

– Последние лет пять… – Короткая пауза. – Последние пять лет я периодически вижу один и тот же сон: я иду по главной улице «Сухарей», я знаю, что осень, но на улице тепло, ярко светит солнце, так ярко, что можно проснуться от пронзительного света. Я жмурюсь на солнце, но мне всё равно немного холодно. Кажется, лёгкий ветерок. – Илья вновь перевернул решётку. – Мне пятнадцать лет, я это знаю точно, но не знаю, зачем я это знаю. Я иду по главной улице и вижу тебя, справа, ты стоишь у ворот Корчевниковых и разговариваешь с Русликом. Я прохожу мимо и слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» А ты отвечаешь: «Да так, пацан какой-то незнакомый».

– Указывая на тебя? – удивился Платон.

– Да, на меня, но я не обижаюсь. Иду дальше и вижу слева Аду. Она стоит у поворота на вашу улицу и разговаривает с Русликом. Я прохожу мимо и слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» Ада отвечает: «Да так, пацан какой-то незнакомый». Но я не обижаюсь, потому что чувствую, что я – незнакомый пацан. И меня это не смущает. Я иду по улице, подхожу к дому Розалии, смотрю на него… прохожу мимо ворот, делаю следующий шаг… и оказываюсь в лесу, перед калиткой на участок Ады. Солнца больше нет, потому что ночь, лес тёмный и мрачный, накрапывает дождь, всё как тогда, в тот день. Я стою прямо перед калиткой и точно знаю, что вы стоите на полшага позади меня. Ты – справа, Ада – слева. Я протягиваю руку, нажимаю на мокрую ручку и просыпаюсь.

Платон молчал с полминуты. Но не пил. И смотрел не на друга, а на дом старой ведьмы. И лишь потом спросил:

– Что всё это значит?

– Понятия не имею, – честно ответил Илья. – Ты у нас любитель пораскинуть Таро – ты и объясни, что я вижу последние пять лет. – Ещё одна пауза, за которой последовала горькая усмешка: – Так что напрасно ты сказал, что я из нас самый твёрдый.

– Ты такой и есть. Если бы мне часто снился такой сон, я бы, наверное, уже свихнулся.

– Думаешь, мы ещё не рехнулись?

– Думаю, что да. В смысле – нет.

И они одновременно повернули головы к соседнему дому. Необычному для Подмосковья и очень красивому особняку злой ведьмы. Не кричаще-яркому, пряничному, но элегантному, стильному. Светло-серая штукатурка, тёмно-серый отделочный камень и такая же крыша – ломаная, наводящая на мысль о небольшом французском шато в долине реки Луары. Дом и участок были спроектированы единым ансамблем: ограда, калитка и ворота были выполнены в тех же серых тонах, с тем же отделочным камнем, дорожки напоминали булыжную мостовую, а сад… Сад мог показаться заброшенным, выглядел так, будто проиграл нашествию диких зарослей, и, может, поэтому дети считали соседний участок логовом ведьмы. Но в действительности – в своё время у них это вызвало огромное удивление – Розалия специально приказала создать мрачный, отсылающий к готическому настроению, парк. Как пошутил отец Ады: «Заплатила бешеные деньги за то, что природа сделала бы сама, но постепенно».

– Её дом совсем не изменился, – произнёс Илья.

Но произнёс много позже, когда они сидели за столом гостиной, из южных окон которой открывался вид на соседний особняк. Произнёс после того, как первое насыщение прошло, греющееся в мармите мясо перестало вызывать жадное вожделение и куски они стали брать неспешно. Произнёс, сделав глоток красного из бокала. Произнёс и посмотрел на друзей.

– А с чего ему меняться? – пожал плечами Брызгун.

– Столько лет прошло, а он не обветшал.

– Добротно сделали.

– За любым домом нужно следить.

– За ним ухаживают, – сказала Ада. – Три раза в сезон приезжают люди и приводят дом и участок в порядок. Вылизывают так, словно перед возвращением хозяев.

– Но хозяева не появляются?

– Нет.

– То есть кто-то купил особняк, поддерживает его в порядке, но не живёт и не сдаёт?

– Да.

– И ты не стала узнавать, кому он теперь принадлежит? – Наследникам? – предположил Платон.

– Нет, точно не наследникам, – ответила Ада. – Они приезжали сюда несколько лет, а когда дети подросли – продали дом.

– Кому?

– Я спрашивала у председателя ТСЖ, он ответил, что дом приобрела какая-то компания для своих сотрудников.

– Но сотрудники здесь не появляются? – уточнил Брызгун.

– Разве что сотрудники – это те самые работяги, которые следят за домом, – ответила Ада.

– Странно всё это.

– Согласна.

– Может, кому-то понравились дом и место, но недосуг выбраться? – предположил Илья.

– Возможно.

– Или этому кому-то рассказали о том, что он купил дом ведьмы.

– Нам что, поговорить больше не о чем? – буркнул Платон.

– А зачем мы приехали? – вдруг спросила Ада.

– Поговорить о ведьме?

– Разве нет?

– Можно поиграть в преферанс, – предложил Брызгун. – Поиграем, – пообещала женщина. – Но вряд ли будем молчать во время игры.

– Мы и сейчас не молчим.

– А помните, как мы боялись ходить в лес? – спросил друзей Бархин.

– О, да.

Другое окно гостиной выходило на лес, и теперь все повернулись к нему, силясь разглядеть калитку. Сирень уже сбросила листья, но кусты были настолько густыми, что даже её голые ветви надёжно скрывали выход в ельник.

– Твой папа говорил, что в лесу живёт леший, – с улыбкой припомнил Платон.

– И медведь.

– И ведьма.

Отец говорил, что колдунья живёт в глубине тёмного ельника, а они были уверены, что ведьма живёт рядом. За забором. И постоянно на них смотрит.

При этом старая Розалия не только пугала детей, но высокомерно держалась со взрослыми, и именно мама впервые назвала соседку «старой ведьмой». Шестилетняя Ада поспешила поделиться услышанным выражением с друзьями, и друзья его оценили.

Слово было найдено.

«Я ведь говорил, что взрослые знают», – сказал тогда Руслан.

«А вдруг она захочет нас съесть?» – поёжился Платон.

И только Илья проявил несвойственную ребёнку прагматичность.

«Папа говорит, что ведьм не существует», – протянул он. Однако настоять на своём у него не получилось.

«Это потому, что вы живёте далеко от Розалии, – заявил в ответ Руслан. – А родители Адьки со старухой постоянно общаются, поэтому знают наверняка».

«Она ни с кем не общается», – уточнила девочка.

«Тем более».

«Но почему Розалия не делает ничего, что делают ведьмы?»

«Например?»

«Не летает на метле».

«Потому что по ночам мы спим и не видим».

«А ведьмы летают только по ночам?»

«Иначе все узнают, что они – ведьмы».

«Но ведь мы и так знаем».

«Только доказать не можем», – ответила Ада и так посмотрела на Илью, что он решил не продолжать спор.

Но если у маленького Бархина и оставались сомнения в том, что Розалия – ведьма, то рассеялись они спустя три дня, когда друзья совершили первую в своей жизни вылазку в лес. Разумеется, одни. Разумеется, в тайне от взрослых. И разумеется, всё выглядело как специальная операция. У мамы Платона был день рождения, и по этому поводу взрослые устроили большой пикник. А самое сложное во время летних дачных пикников – это куда-то пристроить детей. И все обрадовались, когда послушные дети предложили собраться на привычной террасе: порисовать, поиграть и посмотреть телевизор. Довольные родители отправились развлекаться, а довольные дети немного посмотрели телевизор – невнимательно, – а затем Ада принесла ключ, и они отправились к калитке.

«Если кто-то хочет отказаться, он должен сделать это прямо сейчас!» – произнёс Руслан фразу из какого-то фильма.

Не отказался никто. А затем, после того как Ада открыла калитку, осторожно вышли за пределы посёлка. И остановились, оглядываясь. Руслан и Ада – с интересом, Илья – старательно-равнодушно, а Платон – напряжённо, втайне надеясь, что сейчас явится кто-нибудь из родителей, и либо вернёт их на террасу, либо прогуляется с ними.

«Видите, ничего страшного», – сказал Руслик.

«Это пока», – заметил Платон.

Лес неожиданно показался темнее и мрачнее, чем когда они ходили по нему с родителями. К тому же набежали облака и солнце то и дело пряталось в них, делая ельник ещё более неуютным, однако они решили исследовать лес – одни – и не собирались отступать. Первым сделал шаг Руслан, за ним – Илья и Ада, Платон вздохнул, но последовал примеру друзей. Путешествие началось.

Некоторое время они молча шли по тропинке, всё дальше отдаляясь от калитки, шагов через пятьдесят Руслан повернул направо, явно собираясь сделать круг и вернуться, но, пройдя ещё шагов двадцать, неожиданно остановился и вытянул вперёд руку:

«Смотрите!»

Дети, которые до сих пор следовали за заводилой гуськом, выстроились рядом с Русланом и уставились на бледные поганки, стоящие идеальным кругом. И ничего больше в этом месте не росло: ни одного чахлого кустика, которые периодически попадались в ельнике, и даже шишки, как показалось ребятам, предпочитали падать вокруг, но не рядом с ядовитыми грибами. И уж тем более – не в центр круга.

«Что это?» – спросил Платон.

«Поганки», – ответил Илья.

«Это «ведьмин круг», – сказал Руслан. – Он означает, что где-то неподалёку живёт ведьма и строит козни».

Ада ничего не сказала, но поёжилась и посмотрела на дом Розалии. Посмотрела и спросила:

«Как думаете, она видела, что мы пошли в лес?»

Уточнять, кто именно эта «она», не требовалось – друзья переглянулись и с криком бросились к калитке…

– Мы были детьми, – рассмеялся Платон. – Сколько нам было? Восемь?

– Ага.

– И мы не сомневались, что рядом с нами живёт настоящая ведьма.

– Я видела на балконе её кресло, – вдруг сказала Ада. – Любимое чёрное кресло Розалии.

– При чём тут её кресло? – не понял Илья.

– При том, что его должны были убрать ещё тогда. – У Ады задрожали пальцы. – И его убрали, я видела, как его уносят. И его не было все эти годы, а сегодня я выглянула в окно и увидела. Увидела! – Она с трудом подавила желание закричать, но справилась, подавила крик, сделала два глубоких вдоха и жалобно спросила: – Вы мне не верите?

Мужчины переглянулись.

– К чёрту, – прошептала Ада. – К чёрту. К чёрту!

И быстрым шагом вышла из гостиной.

Несколько мгновений Илья и Платон молча смотрели ей вслед, затем друг на друга, а затем Брызгун неуверенно спросил:

– Пойдём, посмотрим?

– Пойдём, конечно, – пожал плечами Илья. – Но я на сто процентов уверен, что кресла на балконе нет.

Но оно там было.

То самое, деревянное, обитое чёрной кожей кресло с высокой спинкой, в котором любила сидеть Розалия. И вид кресла заставил лица друзей вытянуться. Несколько мгновений они пристально смотрели на балкон соседнего дома, словно надеясь, что им померещилось и кресло вот-вот исчезнет в октябрьской измороси, а когда поняли, что этого не произойдёт, – переглянулись.

– Ада говорила, что в дом периодически приезжают рабочие, может, они зачем-то вынесли его на балкон? – неуверенно предположил Брызгун.

– Зачем?

Ответа на этот вопрос у Платона не было. Да и не могло быть, поскольку объяснить, зачем рабочим понадобилось вытаскивать хорошее кресло под осенние дожди, а значит – и под снег, было решительно невозможно.

Мужчины спустились на первый этаж, убрали со стола – в основном, конечно, Илья, – разожгли камин, наполнили бокалы коньяком и вышли на террасу курить сигары. Говорили, конечно, однако о Розалии не произнесли ни слова. Когда вернулись – увидели, что в гостиную вновь спустилась Ада, обрадовались и засели играть в карты, в преферанс до двадцати. Опять же – избегая разговоров о старухе.

«И разошлись примерно в час…»

Илья нажал на экран лежащего на тумбочке смартфона.

02:45.

И перевернулся на спину.

«Почему я проснулся?»

Причём не просто проснулся – спать не хотелось вовсе. Потянуло в туалет? Нет. Жажда мучает? Тоже нет.

«Почему я проснулся?»

Он поднялся с кровати и как был – в пижамных штанах и футболке – вышел из комнаты. Постоял, раздумывая, что делать, подошёл комнате Платона и приоткрыл дверь – никого. Кровать не разобрана и даже не примята.

Не удивился.

Не включая свет, поднялся на второй этаж, прошёл по коридору до спальни Ады и замер у двери. Платон дышал прерывисто и громко, видимо, уже умаялся, но, судя по звукам, ритм ещё держал. Ада тихонько отзывалась, но даже через дверь Илья понял, что она специально сдерживается – боится побеспокоить его слишком громкими стонами. Сдерживается, хотя ей очень хорошо.

С Платоном.

Который, наверное, навалился сверху – всей тушей – и дышит прямо в лицо. И мнёт её большую грудь…

Илья тряхнул головой, отгоняя наваждение, и отошёл от двери.

«Но почему я всё-таки проснулся? Не из-за сопения же Платона».

Остро захотелось курить, однако прежде, чем спуститься на первый этаж, одеться и выйти на террасу, Бархин решил ещё раз посмотреть на балкон соседнего дома – убедиться, что кресло на месте. Он с прежней осторожностью прошёл до нужной комнаты, медленно открыл дверь, проскользнул внутрь, отодвинул штору… и вздрогнул.

Кресло на месте.

На балконе.

Его было отлично видно, потому что балкон соседнего дома освещался яркими настенными светильниками.

А В КРЕСЛЕ СИДЕЛА СТАРУХА!

Илья почувствовал, что холодеет.

– Не может быть. – Упёрся лбом в холодное стекло и закричал: – Не может быть!

Первой его заметила собака – чёрная ведьмина псина, такая же злобная, как хозяйка. Она привычно лежала у ног Розалии, но, почуяв Илью, обернулась и зарычала. И Бархин отчётливо увидел вздёрнутую губу и белые клыки чёрной Мары.

Рычание привлекло внимание старухи, которая, кажется, до сих пор дремала в кресле, но, услышав Мару, повернула голову…

Без сомнений – она.

Илья прекрасно помнил крючковатый нос, тяжелый, низко нависающий лоб, поджатые губы и глаза… Чёрные, как шерсть Мары, но ярко горящие глаза давным-давно мёртвой старухи вцепились в него с такой силой, что он вновь закричал. Даже заорал. От страха и непонимания, которое превращало страх в ужас. От того, что видит то, что невозможно увидеть. От желания бежать, однако ноги приросли к полу, и оставалось лишь кричать… и просыпаться.

– Илья! Илья!

До Бархина наконец дошло, что его трясёт за плечи Платон.

– Илья!

– Она здесь! – взвизгнул Илья, изо всех сил вцепившись в руку друга.

– Кто?

– Она здесь! Я её видел! Она здесь!

– Да кто?

Бархин несколько секунд таращился на Платона, затем услышал щелчок зажигалки, повернул голову и тихонько выдохнул, увидев стоящую в дверном проёме Аду.

– Она? – тихо спросила женщина, глубоко затянувшись тонкой сигаретой.

– Она, – жалко улыбнувшись, подтвердил Илья.

Ада кивнула, подошла к кровати и протянула Бархину сигарету.

– В доме мы не курим, так что это в первый и последний раз.