Пристальное внимание к себе Ада почувствовала не сразу.
Начало получилось обыкновенным: она вошла в бар, машинально ответила на дружелюбную улыбку приветливой девушки-администратора, назвала своё имя, и её проводили к забронированному столику – маленькому, на двоих, у витрины, выходящей на тихую московскую улицу. По дороге к столику Ада привычно отметила пару заинтересованных взглядов – мужчины не пропустили красивую гостью, – но не среагировала на них, устроилась и попросила кофе. Чёрный, крепкий. Без сахара. Достала телефон, подтвердила завтрашний визит к салон красоты – нужно обновить маникюр, – улыбнулась принёсшей кофе официантке и вот тогда почувствовала чьё-то пристальное внимание. Нет, не ищущего быстрого вечернего или одноразового ночного удовольствия мужика – за ней наблюдал кто-то другой…
Ада сделала маленький глоток кофе, откинулась на спинку стула и отметила взгляд бармена – парень очень старался бросить его незаметно, но не получилось. Но бармен не производил впечатления сильного человека, его внимание она бы вряд ли почувствовала столь явно, здесь есть кто-то другой…
– Добрый вечер. – Вербин подошёл из-за спины, поздоровался мягко, но Ада всё равно вздрогнула, потому что, ещё не видя полицейского, поняла, что это не ищущий приятного общества мужчина. – Не ожидал вас тут встретить.
Ада подняла голову, посмотрела на Вербина ровно столько, сколько требовалось, чтобы узнать мужчину, после чего мило улыбнулась:
– Феликс, если не ошибаюсь?
– Именно так, Ада Николаевна.
– Мы встречались в «Сухарях».
– Да.
– Я думала, вы служите где-то там, неподалёку, на Оке.
– Я говорил, что с Петровки.
– Совершенно вылетело из головы, – прощебетала женщина. – Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь. И пожалуйста, называйте меня Адой.
– Можно?
– Разумеется.
– Спасибо. – Вербин устроился напротив женщины. – Я думал, вы кого-то ждёте.
– Нет, просто проходила мимо.
– Часто здесь гуляете?
– Я здесь живу.
– На Цветном?
– В Москве, – уточнила Ада. – И иногда брожу по ней без цели. В некоторых случаях это спонтанный шопинг, а порой хочется просто пройтись, посидеть в заведении… Как в этом, например. – Женщина улыбнулась. – Вы часто здесь бываете?
– Да, – машинально ответил Вербин.
– Вы алкоголик? Я слышала, многие полицейские спиваются. Профессиональный, так сказать, риск. Вы из таких?
– Бар принадлежит моей невесте.
– Поздравляю, Феликс, когда свадьба?
– Мы работаем над этим.
– Только не выбирайте «красивую» дату, поверьте – оно того не стоит.
– Был опыт?
– И не один. – Ада мягко улыбнулась и вновь пригубила кофе. – Разве вы не читали моё досье? В настоящий момент я раздумываю над судьбой своего пятого брака. Пока не решила, что с ним делать.
– А предыдущие мужья…
– Умер только один, если вы об этом, – ответила Ада, глядя Феликсу в глаза. – Самый первый, от сердечного приступа.
– Если не ошибаюсь – в тюрьме?
Этот вопрос она пропустила мимо ушей.
– Он не был у меня первым, если вы понимаете, что я имею в виду, но стал первым, кто меня любил. По-настоящему, как мужчина должен любить женщину, и я иногда… – Ада неожиданно отвернулась и посмотрела на улицу. Феликс понял, что ей стало очень грустно. – Я иногда думаю, как бы всё сложилось, не подведи его сердце.
Вербин хотел спросить о другом, но неожиданно понял, что хочет знать…
– Вы его любили?
И что ещё более неожиданно, получил искренний ответ:
– Тогда я была совсем юна и не задумывалась о таких материях. Но когда он умер, я неделю выла, как собака, выла так, что друзья начали беспокоиться о моём рассудке.
– А потом?
Ада прекрасно поняла, о чём спрашивает Вербин.
– Потом всегда была влюблённость – это обязательно, иногда влюблённость и расчёт, но никогда только расчёт – я могу себе это позволить.
– Но без любви?
– Да, Феликс, без настоящей любви.
Она очень хотела улыбнуться светски, равнодушно, но получилось жалко.
– Я не ожидал, что у нас получится столь искренний разговор, – негромко произнёс Вербин.
– А так иногда бывает: встречаешь незнакомого или малознакомого человека, чем-то тебе приятного, или чем-то интересного, или он становится интересен и приятен после двух-трёх фраз, и разговор неожиданно приобретает глубокую искренность. – Ада необычайно быстро взяла себя в руки и прощебетала следующую фразу ничего не значащим тоном. – Это ещё связано с тем, что такие встречи ни к чему не обязывают.
– А ведь я полицейский, – напомнил Вербин.
– И как вам поможет информация о том, что я любила только первого из своих мужей?
Отыскать в центре Москвы оставшийся вне зоны действия видеокамер «пятачок» – задача нетривиальная, слишком много электронных глаз следит за столичными улицами и дворами, и куда бы ты ни пошёл, ты обязательно окажешься в поле их зрения. Но мужчина, которого в DarkNet знали под псевдонимом Заводчик, не собирался никуда идти. Он приехал в центр на неброском, ничем не примечательном каршеринге, арендованном на фейковый аккаунт, и всё, что ему требовалось, – это маленький участок, оставшийся вне электронного наблюдения городских и частных систем. Во время предыдущих разведок таких «пятачков» он обнаружил три, незанятым оказался самый удобный, что Заводчика весьма порадовало, но не расслабило. Он дождался, когда по тротуару пройдут случайные прохожие, после этого вышел из машины и открыл заднюю дверцу, выпуская на улицу большого чёрного пса, обрадованного тем, что утомительная поездка завершилась и можно наконец размяться.
Мужчина улыбнулся, почесал пса за ухом, шёпотом приказал идти следом, но не рядом, перевёл автомобиль в режим ожидания и неспешно направился в ближайший двор.
– И всё-таки подобную искренность трудно объяснить исключительно приязнью к незнакомцу.
– Любите докапываться до сути?
– Это моя профессия.
– Любите докапываться до сути? – повторила Ада, не обратив внимания на прозвучавший ответ.
– Да, – помолчав, сказал Вербин. – Мы с работой нашли друг друга.
– Вам повезло, – очень серьёзно произнесла женщина. – Я с детства мечтала стать врачом, но никогда не практиковала по-настоящему.
– Неужели?
– То есть вы знаете? – легко рассмеялась Ада.
– То есть вы специально солгали?
– Не солгала, а захотела узнать, как глубоко вы влезли в мою жизнь.
– Пока ещё не влез – только подбираюсь, – ответил Вербин. – К тому же вы не особенно скрываете свою работу в медицинском центре.
– Но и не афиширую, поскольку люди моего круга не имеют права работать. Ну разве что руководить каким-нибудь департаментом, министерством… быть топ-менеджером в какой-нибудь корпорации… ну, если захочется или станет тоскливо дома. Можно владеть медицинским центром, но работать в нём – нельзя.
– Это какие-то новые правила? – пробормотал сбитый с толку Вербин.
– Это этика грязи, дорвавшейся до князи. – Ада намеренно исковеркала слова, выражая полнейшее презрение к положению дел.
– Тогда зачем вы работаете?
– Затем, Феликс, что я с детства мечтала стать врачом. Мне это нравится так же, как вам нравится разгадывать загадки и докапываться до сути. Мне это необходимо.
– Чувствовать себя нужной?
– Помогать людям.
– Я знаю, что во время пандемии вы работали в «красной зоне».
– А мой глупый четвёртый муж так этого боялся, что постоянно закатывал истерики, – равнодушно припомнила Ада. – На том и развелись.
– Надоели истерики?
– Разозлилась на себя, когда поняла, что была влюблена в тряпку.
– Я был очень удивлён, узнав, что вы были в «красной зоне», – признался Вербин.
– Не вяжется с образом?
– Да.
– Вы ведь понимаете, что в большинстве случаев образы фальшивы? Мы, сами того не замечая, становимся рабами стереотипов, не ищем полутонов, не разглядываем внимательно, а сразу вешаем ярлык. Богатая женщина – бездельница, которая насо…
– Мне известно это слово, – перебил собеседницу Феликс.
– Меня оно не шокирует.
– И тем не менее давайте обойдёмся без него.
– Хотите показать себя с лучшей стороны? – Ада смотрела так, словно заигрывала, но Вербин понимал, что её заигрывания – его фантазии, мозг хочет видеть во взгляде прекрасных голубых глаз заигрывание – и видит их. В действительности сидящая перед ним женщина оставалась холодна и равнодушна.
– Воспитание не позволяет использовать подобные слова.
– Воспитание… – протянула Ада. – Мы так ценим его в животных и так часто пренебрегаем им сами.
– Тонко.
– Спасибо.
– И всё-таки в чём причина вашей искренности?
– Это ваша невеста? Она периодически бросает на нас внимательные взгляды. – Ада помахала Криденс рукой и вновь повернулась к Вербину: – Причина моей искренности – в грустном и немного сентиментальном настроении. Вы ведь наверняка догадались, что сегодня я была на похоронах.
Неподалёку от «Грязных небес» тоже находился недоступный видеокамерам «пятачок», и на нём – что во время разведки очень обрадовало Заводчика – стояла изогнутая лавочка. А кто обратит внимание на человека, устроившегося на улице отдохнуть и покопаться в телефоне? Никто. Для прохожих он невидимка, видеокамеры смотрят в другую сторону, вышколенный чёрный пёс не приближается к хозяину, но держится поблизости, и всё, что нужно Заводчику, – это набраться терпения и подождать, пока цель не окажется в зоне поражения.
А терпения ему было не занимать.
– Жаль, что здесь нельзя курить.
– Можем выйти на улицу.
– Нет, спасибо, – с иронией ответила Ада. – Я привыкла к определённому уровню комфорта, и курить у дверей заведения – не моё.
– Понимаю.
– Понимали бы – не предложили.
– Не нужно меня цеплять, – вежливо попросил Феликс.
– Вы заставили меня вспомнить грустное, то, от чего я пыталась отвлечься, блуждая по московским улицам. Так что теперь терпите.
– Хорошо, – притворно вздохнул Вербин. – Цепляйте.
Но Ада не поддержала шутку и продолжила рассказ:
– Похоронами занимались мы с Марком. Специально делали их скромными, не экономили, как вы понимаете, не скупились, а потому что понимали, что в данных обстоятельствах следует избегать чего-то пышного. Мы планировали небольшое мероприятие для своих – проститься. – Она сбилась и покусала губу. – Сказать, сколько пришло людей?
Вербин промолчал. Конечно, он хотел знать, но понимал, что нет нужды отвечать на вопрос – Ада этого не ждёт.
– Мы с Марком, родители и домработница. – Она улыбнулась, но за видимой грустью Феликс разглядел тщательно скрываемую боль. – Учитывая обстоятельства, я не ждала большой толпы, но знаю, точно знаю, что Тоша много и часто бескорыстно помогал людям, ну и в принципе у него было много… – Ада явно хотела сказать «друзей», но в последний момент использовала другое слово: – как выяснилось – знакомых. Людей, чьи имена он знал. И эти люди не сочли нужным проститься с ним. Мне было очень неприятно.
– Вы действительно этого не ожидали?
– Я понимаю, на что вы намекаете, Феликс, понимаю, что отпугнуло людей, но потом подумала: а вот не окажись Тоша убийцей, сколько людей пришло бы с ним проститься? И знаете, мне кажется, что всё равно мало. Отвратительно так думать, но я уверена, что не ошибаюсь.
– Люди – подлые создания?
– Вы до сих пор в это не верите?
– Не верю, поэтому до сих пор не спился.
– Интересное замечание. – Ада одобрительно кивнула. – Мне нравится, что вы держите в памяти наш разговор.
– Что же касается человеческой подлости… – Вербин счёл ненужным реагировать на подначку. – Есть вещи, которые в корне меняют отношение к человеку. И обвинение в серии зверских убийств – одна из таких вещей. Разве у вас не изменилось отношение к Брызгуну?
– Вас не шокирует, если я скажу, что нет?
– Я не поверю.
– Да, пожалуй, – произнесла Ада после довольно длинной паузы. – Мне очень трудно ответить на ваш вопрос, Феликс. Трудно по той причине, что я неоднократно задавала его себе и не смогла ответить. Себе не смогла ответить, что случилось со мной впервые в жизни. Я не знаю. Я всегда считала Тошу мягким, не слабым, а именно мягким человеком и сильно удивилась, узнав, что он… Нет, пожалуй, «сильно удивилась» – неверное определение. Я была потрясена. Это настолько не вязалось с образом Тоши, что я и сейчас ловлю себя на мысли, что вижу страшный сон и вот-вот должна проснуться. Уверена, вы правильно поймёте мою следующую фразу: представить убийцей Илью мне было намного проще.
– Он жёстче?
– И жёстче, и крепче, и сильнее. Внутренне сильнее. Был. Если бы мне сказали, что убийца кто-то из них, я, конечно, поставила бы на Илью, но оба… – Ада покачала головой. – Разумом я понимаю, что вы, скорее всего, не лжёте и ребята действительно сотворили всё это, но моё внутреннее «Я» отказывается принимать ваши слова на веру. Илью и Платона я знаю с детства, я выросла с ними и не могу принять, что они оказались… убийцами.
И Вербин вдруг понял, что верит каждому услышанному слову. И дело не только в располагающей красоте сидящей напротив женщины, но в том, как она говорила, каким тоном, какие делала паузы, как идеально… играла.
Вербин восхитился и очень искренне сказал:
– Знаете, Ада, а ведь я вас боюсь.
Она очень тонко, почти нежно улыбнулась и чарующим голосом ответила:
– Правильно делаете.
– Ты её знаешь? – спросила у Антона Криденс.
– Я думал, ты её знаешь, – улыбнулся в ответ бармен. – Потому и позволяешь так долго болтать с Феликсом.
– Впервые вижу, – процедила Криденс, разглядывая красивую блондинку через барное зеркало, поскольку прямые взгляды, даже быстрые, собеседница Вербина прекрасно считывала, а девушке не хотелось выглядеть дурой.
– Она уже была в «Небесах».
– Так… – протянула Криденс. – С этого места поподробнее.
– Да, ничего такого, – ответил Антон. – Когда она вошла, Феликс в углу сидел, она его не видела, а он её заметил и явно узнал. И я узнал: она заходила к нам пару месяцев назад. И ещё раньше… кажется, весной.
– Пару месяцев назад? – Криденс прищурилась, недоверчиво глядя на бармена. – И ты запомнил?
– Да. – Антон бросил быстрый взгляд на Аду. – Кто бы не запомнил?
Уточнять не требовалось: блондинка привлекала внимание.
– Я сказал Феликсу, что видел её здесь, он удивился, почти минуту стоял и думал, потом поблагодарил и подсел к ней.
– И с тех пор они говорят?
– Да.
Криденс была далека от мысли подозревать Вербина в неверности, её беспокоило другое: Феликс явно нервничал, а блондинка, напротив, сохраняла абсолютное спокойствие, причём не напускное, а настоящее, из-за чего в какие-то мгновения казалась высокомерной. Разговор был важен для Феликса, но он его не выигрывал.
– Ты не видел Бая?
– Он ещё не приходил.
– Загулял. – Криденс бросила ещё один взгляд на парочку. – Если Лекс закончит любезничать раньше, чем я вернусь, скажи, что я курю на заднем дворе.
– Позволите ещё один вопрос?
– Конечно.
– Вы бывали в «Небесах» раньше?
– Заведение называется «Небеса»?
– «Грязные небеса».
– Никогда.
– Вы уверены?
– Иногда я оказываюсь в заведениях будучи не совсем трезвой, – с улыбкой призналась Ада. – Простите, случается… А почему вы спросили?
– Видите бармена? – Вербин дал Аде возможность бросить взгляд на Антона и продолжил: – У него фотографическая память. Особенно на красивых женщин. А вы необычайно красивы.
– Память ни при чём, просто ваш бармен – самец, западающий на всех красивых женщин. Возможно, я являлась ему в мечтах.
– Вы приходили в «Небеса» примерно четыре месяца назад. На вас были чёрная бейсболка, белая футболка, чёрные куртка и брюки и белые кроссовки. Но я, разумеется, не могу этого доказать.
– Зачем что-то доказывать, Феликс? Как я уже сказала: я не всегда помню заведения, в которых бывала. Что же касается моего возможного визита сюда… какая разница, был он или нет?
– Антон уверяет, что вы были трезвы.
– В смысле, не очень пьяна?
– Наверное.
– Зачем вы об этом заговорили?
– Я пока не знаю. – Феликс помолчал, глядя Аде в глаза, а затем чуть подался вперёд: – Я забыл вам рассказать об одном удивительном совпадении, которое ещё не обнародовано: пистолет, из которого Бархин убил Регину, а затем покончил с собой, – это то же самое оружие, из которого много лет назад застрелили вашу соседку.
– Розалию?
– Да.
– Вот уж действительно – совпадение. – Женщина оставалась не просто спокойной, а нереально, невозможно безмятежной.
– И что вы об этом думаете?
– Я должна об этом думать? – удивилась Ада. – Я не знаю, что об этом думать, Феликс. Сначала выясняется, что Илья и Тоша убили тех женщин, теперь вы говорите, что они причастны к смерти Розалии… Простите, но для меня это слишком, и вы наверняка поймёте моё желание ничего об этом не думать.
– Вы верите, что Брызгун и Бархин спланировали и осуществили серию убийств? – с напором спросил Вербин. – Вы верите, что совершённое преступление так подействовало на Бархина, что он убил своего друга, а затем покончил с собой?
– Эта тема для меня тяжела и очень неприятна. Если вам нужны подробности – вызывайте на допрос.
– У меня нет оснований вас допрашивать.
– Сочувствую.
– Во второй раз Антон видел вас тут два месяца назад. И вот вы снова пришли… Зачем?
Ада промолчала.
– Думаю, в первый раз вы оказались в «Небесах» случайно. Возможно, вы действительно были не совсем трезвы, но что-то здесь привлекло ваше внимание. И вы пришли снова – два месяца назад и вот – сегодня. И я обязательно узнаю, что вас сюда манит. И постараюсь выяснить, что за эпизод случился в прошлом, который заставил вас так обойтись с друзьями.
Она не стала задавать нелепые вопросы вроде: «В чём вы меня обвиняете?» Не встала и не ушла, посоветовав в дальнейшем связываться с ней только через адвоката. Она посмотрела на Вербина очень долгим взглядом и с той же грустью, которая уже появлялась во время их разговора, произнесла:
– В моём прошлом есть только один эпизод, который для вас действительно важен, Феликс.
– Я могу узнать какой?
– Смерть чёрной собаки.
– Смерть чёрной собаки? – переспросил Феликс, вспомнив рассказ Криденс.
– Смерть чёрной собаки, – ровным тоном подтвердила женщина.
– Больше вы ничего не скажете, – понял Вербин.
– Нет.
– Я смогу разгадать эту загадку?
– Нет. Но вы будете совсем рядом, Феликс, в одном шаге. – Ада вновь отвернулась к витрине и невидящим взглядом уставилась на улицу. Сумерки сгустились, включились фонари, и в их свете жизнь за стеклом стала казаться выдуманной. А слова Ады – весомыми. – Смерть чёрной собаки изменила мою жизнь, Феликс. Я не сумею ничего вернуть, но снова всё поменяю. Возможно, к лучшему.
– Но вы не уверены?
– Никогда нельзя быть уверенным в чём-то на сто процентов.
Аду вновь перестала занимать улица, и некоторое время они смотрели друг на друга. А потом Феликс догадался:
– Дело не закончено.
Ада улыбнулась.
– Зачем вы здесь?
А в следующее мгновение из кухни донёсся истошный, полный ужаса вопль.
– Кто-то вышел в переулок, – хладнокровно произнесла Ада, глядя Вербину в глаза.
Она была очень…
Первое, что приходило в голову, – красивая. Женщина, с которой разговаривал Вербин, отличалась природной, изысканно подчёркнутой отличными косметологами и визажистами красотой. Женщина блистала, и выражение «производила впечатление» не в полной мере отражало производимое впечатление – она завораживала мужчин, которые либо откровенно пялились на неё, либо то и дело бросали взгляды – если пришли в «Небеса» со спутницами.
Криденс оценила красоту незнакомки, но в её размышлениях первым определением оказывалось не «красивая», а «опасная». И Криденс не могла объяснить почему. Сначала криво улыбнулась и сказала себе, что дело в заурядной женской зависти: собеседница Феликса не только была прекрасна, но – и это самое важное умение женщин – знала свою красоту, понимала её и умела пользоваться. Пользоваться ненавязчиво, естественно и эффективно. Здесь действительно было чему завидовать, но, покопавшись в себе, Криденс поняла, что испытывает не злость или неприязнь, без которых зависти не существует, а страх. Не явный, а подсознательный; не сильный, но не уходящий; блондинка пугала, и девушка не могла понять чем.
– Всё просто, – сказала себе Криденс, докуривая сигарету. – Или я завидую, или ревную. Или ревную и завидую. И поэтому боюсь, что…
«Неужели я боюсь, что Феликс потеряет голову?»
Криденс нервно улыбнулась, затушила сигарету, собираясь вернуться в «Небеса», но заметила идущего по переулку Прохора. Юродивый был шагах в пятидесяти, поэтому девушка решила его дождаться и не стала торопиться внутрь, достала телефон, открыла мессенджер, в который опять насыпалась куча сообщений, невнимательно их проверила, убрала телефон, подняла голову, ища взглядом Прохора, и…
Криденс видела происходящее с невероятной, невозможной в летних сумерках отчётливостью, с абсолютно всеми деталями, даже самыми мелкими, незначительными. Например, она зачем-то увидела, что на правой штанине Прохора появилась новая дыра. А ещё – что на абсолютно чёрной собаке надет абсолютно чёрный ошейник. А ещё – что собака прыгает на Прохора и сбивает его с ног.
Один удар сердца.
Второй удар сердца.
Криденс кричит и бросается на помощь Прохору. Бросается, несмотря на то что рядом с ним по-прежнему рычит большая чёрная собака. Бросается, потому что рядом с ним по-прежнему рычит и рвёт его большая чёрная собака. Бросается, не помня себя. Бросается, потому что не может иначе. Бросается – и делает то, что невозможно вообразить, что мало кто рискнёт: хватает пса за задние лапы и оттаскивает от упавшего юродивого. Ошеломлённый пёс тявкает, изворачивается, пытаясь освободиться из захвата, и у него получается. Он сильный и ловкий. Девушка тоже не слаба, но удержать тренированную собаку не в силах – чёрный убийца вырывается, вскакивает на лапы, в ярости разворачивается… Криденс видит оскаленную пасть, белые клыки, горящие холодной злобой глаза… успевает заметить, как пёс подбирается перед атакой… успевает понять, что не устоит и всё, что ей дано – это попытаться закрыть руками горло…
Но за мгновение до прыжка большую чёрную собаку атакует большой чёрный кот. Так же стремительно и эффективно, как за несколько секунд до этого пёс атаковал Прохора.
Бай вылетел из ниоткуда: из-за угла, из-под ног, из стены, из темноты, с крыши – Криденс не успела разглядеть. Увидела кота в полёте – чёрную стрелу неистовой первобытной злобы, увидела, как он вцепился собаке в морду, норовя добраться до глаз, услышала вой, а за ним – яростный лай. Позабыв о девушке, собака занялась новым врагом, а Криденс отступила на пару шагов и остановилась, уперевшись рукой в стену…
Её била крупная дрожь.
Большой чёрный пёс был идеально дрессирован, с точностью исполнял приказы, прекрасно реагировал на слова и жесты, но кровь туманила ему голову. Впрочем, такова уж особенность крови – она никого не оставляет равнодушным, и каждая капля – горячая, обжигающая – отнимает бокал хладнокровия, наполняя неистовым желанием бить.
Убивать.
Большой чёрный пёс был идеально дрессирован, но не умел останавливаться. В отличие от Заводчика, который внимательно наблюдал за нападением с безопасного расстояния, опытным взглядом подмечая и каждый выпад собаки, и ответные движения цели. Ничего больше Заводчика не интересовало. Определив, что атака прошла успешно – упавший на асфальт бродяга перестал ёрзать ногами, а руки, которыми он пытался зажимать смертельную рану на шее, безвольно опустились, Заводчик понял, что пора отступать. Тем более что в схватку вмешалась какая-то женщина. Пёс собрался ответить, но это была никому не нужная драка и трата сил. Заводчик достал из кармана ультразвуковой свисток, к которому с щенячьего возраста приучал своих зверей, и подал сигнал. После чего повернулся и направился к машине.
Заводчик знал, что пёс последует за ним – на расстоянии, – и потому не оборачивался до тех пор, пока не оказался у автомобиля. Там открыл заднюю дверцу, пропустил в салон собаку и почесал её за ухом. Чёрный пёс лизнул ему руку и улёгся на диван. Чёрный пёс был очень собой доволен.
Заводчик тоже.
Чёрный пёс бросился на цель бесшумно, даже не зарычал. Бесшумно и настолько быстро, что Прохор не успел защититься и тоже не издал ни звука – пёс в первой же атаке порвал юродивому горло.
Вот тогда закричала Криденс. За ней – прохожие. Потом – выбежавший из кухни повар – именно его крик услышал Феликс, который молниеносно проскочил через чёрный ход и оказался в переулке. Оттолкнул повара, увидел трясущуюся Криденс.
– С тобой всё в порядке?! – Ответа не ждал: прижал, поцеловал, почувствовал, как девушка в него вцепилась – значит, силы есть, – провёл руками по спине, бёдрам, шее, голове, не нашёл ни крови, ни порванной одежды и чуть успокоился.
– Тебя никто не тронул?
– Собака…
– Укусила? Тебя укусила собака?
– Чёрная собака…
– Она на тебя напала?
– Не на меня. – Криденс всхлипнула и указала на лежащего на земле человека: – Прохор…
– Прохор? – изумился Феликс.
– Она цела? – Рядом оказался Антон.
– Цела… Присмотри за ней.
Феликс мягко освободился – Антон тут же обнял девушку за плечи – и подошёл к бродяге, вокруг которого уже скапливался народ. Движения нет. Горло разорвано. Лужа крови такого размера, что нет никакого смысла проверять пульс. Но Вербин проверил.
Мёртв.
– Кто-нибудь вызвал полицию?
– Да, уже.
– Хорошо. – Вербин поднялся и оглядел зевак: – Не подходите к телу. И сделайте несколько шагов назад – это место преступления.
– Почему вы командуете?
Вместо ответа Феликс показал удостоверение, после чего повторил:
– Пожалуйста, отойдите. Через некоторое время здесь будут работать эксперты-криминалисты, не затаптывайте следы и ничего не трогайте. Пожалуйста, ни к чему не прикасайтесь. – Люди подались назад. – Спасибо.
Вербин вернулся к Криденс:
– Что ты видела?
– Я вышла покурить… стояла тут… – Трясло её значительно меньше, однако говорила Криденс по-прежнему медленно, словно вспоминая слова. – Увидела Прохора… он по переулку шёл… это ведь был Прохор, да? Прохор?
Девушка переспрашивала не потому, что сомневалась, она надеялась, что окажется неправой, что перепутала, что ей показалось…
– Да, это был Прохор, – подтвердил Вербин.
– Прохор… – На глазах Криденс выступили слёзы, однако она продолжила рассказ: – Я решила его дождаться, посмотрела мессенджер, а потом увидела собаку… это была собака. Большая чёрная собака… она прибежала вон оттуда… – Взмах рукой. – И сразу бросилась на Прохора… как будто он ей чем-то помешал… А он ведь просто шёл по переулку!
Антон сжал Криденс чуть крепче.
– Собака набросилась на Прохора, я побежала помочь. Я схватила её… кажется, за задние лапы, я не помню… я помню, что испугалась… хотела оттащить… она сначала упала… потом вырвалась и повернулась ко мне… Я видела её глаза. Её клыки… Я поняла, что она нападёт, но тут на собаку прыгнул Бай. Где Бай?! – Криденс вырвалась из объятий Антона, огляделась и подбежала к лежащему у дома коту. Опустилась на колени и разрыдалась: – Бай…
– Что произошло?
– Он меня защищал… когда псина повернулась – Бай на неё бросился…. И тогда… и тогда…
Кровавые пятна на асфальте говорили сами за себя.
– Его порвали, – закончил фразу Антон.
Хотя необходимости в том не было.
– Это мой кот… мой друг… – Криденс мягко погладила зверя. – Бай, как же сильно тебе досталось… – Она подняла полные слёз глаза на Вербина. – Надо отвезти его в больницу!
Феликс видел, что Бай – не жилец, и про себя удивился тому, что, получив такие раны, кот ещё продолжал дышать, цепляться за жизнь. Видел, что долго агония не продлится, но не мог сказать Криденс, что Бай вот-вот умрёт, просто не мог. И не посмел запретить ей отправиться в больницу. Помог подняться с земли, поддержав за локоть – в руках девушка держала кота, – и вздохнул:
– Я не смогу с тобой поехать.
– Не надо, Лекс, ты остаёшься здесь. – Криденс потянулась и поцеловала Вербина в губы. Легко-легко. – Прощай.
– Я приеду, как только смогу. Пожалуйста, отвечай на звонки.
– Я буду ждать. – Она перевела взгляд на Антона: – Вызови такси.
– Конечно.
Они направились на улицу – туда машина приедет быстрее, чем в забитый людьми переулок, а Феликс вернулся к лежащему на асфальте Прохору, машинально прислушиваясь к бормотанию толпы.
– Что случилось?
– Человека убили.
– Как?
– Собакой.
– Собака человека убила.
– Кого убили?
– Сумасшедшего здешнего.
– Он же безобидный.
– Собака взбесилась, наверное.
– Или натравили.
– Кто будет?
– Мало ли уродов.
– На соседней улице видели чёрную собаку.
– Сегодня?
– Дня два назад.
– Я сам её видел.
– Вы здесь живёте? – среагировал Вербин.
– Недалеко, – кивнул мужчина.
– Если кто-то что-то видел и может сообщить что-нибудь полезное, пожалуйста, не уходите – полиции нужна любая информация, способная помочь раскрыть дело.
– А что тут раскрывать? Собака же Прохора убила. Зверь то есть.
– Много их тут развелось, – поддакнул мужик в спортивном костюме. – Детей страшно на улицу выпускать.
В переулок медленно въехал патрульный автомобиль, но прежде, чем направиться к коллегам, Феликс отыскал взглядом Аду – он не сомневался, что она выйдет в переулок, – и подошёл к ней.
– Что там случилось?
– Думаю, вы знаете, – очень тихо ответил Вербин.
– Не хотите говорить – не надо. – Женщина передёрнула плечами. – Прочитаю в новостях.
– Большая чёрная собака насмерть загрызла человека.
– Какой ужас. – Ада посмотрела Феликсу в глаза, повернулась и не прощаясь пошла к чёрному ходу в «Грязные небеса».
– Не умирай, пожалуйста, не умирай… – Это всё, о чём мечтала Криденс. Единственное, о чём просила. За что готова была заплатить любую цену. – Пожалуйста, не умирай… Потерпи чуть-чуть, Бай, продержись… Очень тебя прошу…
Она знала, что времени мало, но надеялась успеть. Она не знала, поможет ли придуманное ею средство, но была полна решимости попробовать. Потому что любой подарок имеет свою цену, и однажды её придётся заплатить. Криденс знала, что ей подарили, и не могла не вернуть долг.
Таксиста попросила везти её домой, а не в клинику. Ветеринары не помогут. Слишком сильные раны. Слишком зло потрепала большого чёрного кота большая чёрная собака. А дома есть шанс.
– Бай, пожалуйста, не умирай… Мы скоро приедем… очень скоро…
Он дышал, но еле слышно. А полотенца, в которые его завернул Антон, намокли от крови. Но он дышал, и это поддерживало в Криденс надежду.
Она заплатила таксисту наличными, отдала много больше, чем нужно, забежала в подъезд, немного поковырялась у входной двери – слишком торопилась, чтобы сразу попасть ключом в замок, сбросила кроссовки, прошла в спальню, не раздеваясь улеглась на кровать, положила на грудь умирающего кота и закрыла глаза. Криденс боялась, что не уснёт – ведь её до сих пор потряхивало от возбуждения, но то ли привычная кровать подействовала, то ли тяжесть кота, то ли переживания вдруг превратились в усталость, но… Но уже через две минуты девушка крепко спала.
А ещё через пять послышалось едва различимое урчание.
Дыхание становилось тише.
А урчание – громче.