После обеда Сяопо спросил у мамы:
— А завтра у меня тоже день рождения?
Мама в это время лежала на кровати, прикрыв глаза. Она отдыхала.
— Что ты, миленький, в году только раз бывает день рождения.
— О! — разочарованно воскликнул Сяопо.— А нельзя, чтобы было два дня рождения, или три дня, или — еще лучше — целых сто?
— Конечно, было бы неплохо каждый день есть вкусные вещи, ходить в зоопарк и смотреть на обезьянок! — засмеялась мама.
— Мама, а у тебя бывает день рождения?
— У каждого человека бывает.
— А когда тебе правится устраивать день рождения?
— Как когда? День рождения — это определенный день!
— А кто его установил? Папа?
— Так ведь день рождения — это тот день, когда человек родился. Вот, например, Сяньпо родилась первого мая. И каждый год в этот день мы отмечаем день ее рождения. Понимаешь, сынок?
— А разве сестренку не подарил нам волшебник с седой бородой?
— Верно, нам подарил ее волшебник, но это было первого мая. Вот мы и считаем первое мая днем ее рождения.
— Значит, если завтра мы из мебельного магазина принесем стулья и столы, то завтра и будет днем их рождения? Да, мама?
— Да, сынок.— И мама опять засмеялась.
— Это очень хорошо! Когда у столов и стульев будет день рождения, я свожу их в зоопарк посмотреть на обезьян.
— Так ведь у них нет глаз.
— А я возьму мел и нарисую им два кругленьких хорошеньких глаза! Ma! А у обезьян тоже бывает день рождения?
— Конечно, бывает! Всякий раз, как у кого-нибудь из детей наступает день рождения, наверняка и у какой-нибудь обезьянки день рождения. И вот в день своего рождения каждый мальчик и каждая девочка несут обезьянкам в подарок сладости!
— Мама! Но там так много обезьян — как же узнать, у какой из них день рождения?
— Разве в этом дело! Главное, что у каждой обезьянки есть день своего рождения. Когда у тебя день рождения, твои брат и сестра вместе с тобой едят всякие вкусные вещи и веселятся. Так и обезьяны. У одной день рождения, а остальные веселятся. Ведь это хорошо, правда?
— Это очень хорошо! — захлопал Сяопо в ладоши.— Ma, a куда еще нас папа сегодня поведет?
— Он сводит вас в кино.
— А что значит «кино»?
— Сходишь, тогда и узнаешь.
— А там тоже есть обезьяны? — Сяопо почему-то думал, что кино — это несколько телеграфных столбов, на которых сидят обезьянки.
— Нет, обезьян там нет,— ответила мама, снова прикрыв глаза. Ей, видно, очень хотелось спать.
Сяопо надо было еще о многом спросить, но он тихо вышел, чтобы не мешать маме, однако тут же возвратился и поводил рукой у мамы перед глазами, проверяя, действительно ли она спит, а то она всегда, когда ей не хочется разговаривать, притворяется спящей. Но на этот раз мама действительно уснула.
— Пусть спит,— прошептал Сяопо.— Надо поскорее уйти. Но он не ушел.
Мама улыбалась во сне.
— Мама, ты сердишься на меня? Не сердись! Милая, хорошая мама! — говорит Сяопо, приближаясь к маме.— Это маленькие обезьянки прижались к тебе крепко, крепко…
— Мой милый мальчик! — Мама приоткрыла глаза.— Маме так хочется спать… Пойди поиграй с Сяньпо, не тревожь маму.
— Ладно! Я пойду к сестренке. Сянь, Сянь, где ты? — крикнул Сяопо.
— Тише! — раздался голос отца.
Сяопо очень боялся папы и, прикрыв рот рукой, шел теперь на цыпочках.
Когда он подошел к двери, кто-то громко крикнул. Сяопо вздрогнул от неожиданности. Оказывается, это сестренка спряталась за дверью, чтобы напугать его. Сяопо рассердился:
— Противная какая, не буду больше с тобой водиться! Играй теперь с Эрси!
— Папа сказал, что в четыре часа пойдем в кино.
— В четыре? А сейчас сколько?
— Посмотри! — попросила Сяньпо. Сяопо посмотрел на свою руку и сказал:
— Тринадцать с половиной, осталось сорок пять минут — и будет четыре часа.
Потом он сделал вид, что заводит часы, и прижал руку к уху:
— Что-то они у меня очень быстро ходят. Послушай, как тикают! Сянь, а сколько на твоих?
Сяньпо сделала вид, что вынимает часы, как это обычно делал папа, на самом же деле она вытащила переднюю лапку котенка, которого держала на руках, досмотрела и сказала:
— Три четверти.
— Три четверти какого?
— Никакого! Просто три четверти!
— Твои часы стоят! Нужно завести их.— И Сяопо подергал котенка за лапку.
Котенок понял, что с ним хотят поиграть, и вцепился Сяопо в руку. Его черные круглые глазки так и сверкали. Сяньпо и Сяопо очень долго играли с котенком, потом Сяопо вдруг спохватился:
— Как по-твоему, может уже быть четыре часа?
И он помчался к отцу, но отец еще отдыхал. Мальчик вернулся, еще немного поиграл с котенком и опять сказал:
— Теперь уже наверняка четыре часа!
И снова побежал к папе, но тот как ни в чем не бывало спал. Сяопо еще несколько раз бегал к папе. Наконец папа проснулся и сказал:
— Еще рано, сынок!
— Ой, когда же будет четыре часа? …Наконец-то пришло время идти в кино! Оказывается, кинотеатр находился совсем рядом с домом.
Сяопо каждый день проходил мимо него, когда шел в школу, но думал, что это храм. Папа купил билеты в маленьком окошечке. Очень смешно было смотреть, как он просунул туда голову, точь-в-точь как это делает их котенок Эрси.
Они вошли в зал. Ой! Какие здесь интересные стулья! Таких он не видел даже в мебельном магазине. А вот столов нет. Странно! И как тут темно! Только по углам горят лампочки, а на сцене совсем пусто, один занавес висит, расшитый такой. Вот за занавесом, наверное, что-нибудь очень интересное. «Странный какой-то кинотеатр! — думал Сяопо.— Темно и ничего не видно!»
Они заняли три места. Люди все приходили и приходили, но в зале по-прежнему было темно. Все разговаривали между собой. Потом подошел продавец сластей. Сяопо взял у него с лотка четыре конфеты, но папа не рассердился и сразу заплатил. Сяопо ел и думал: «Вот когда у меня опять будет день рождения, попрошу папу купить мне большую машину. Наверняка купит! В день рождения папа добрый!»
Наконец занавес на сцене медленно раздвинулся, показалось белое полотно, белое-пребелое, без единого пятнышка. «Вот и кончилось кино»,— подумал Сяопо. Но в этот момент кто-то заиграл на пианино, только где оно, не было видно, наверное, в кино так и полагается. В кино, должно быть, одни тени. Тень человека играет на тени от пианино.
И вдруг на сцене вспыхнул яркий свет, лица людей в зале стали отчетливо видны, но потом свет погас, и стало темнее, чем было. Раздался какой-то странный звук, снова сверкнул свет, как будто зажгли маяк в море. На белом полотне появился огромный лев с разинутой пастью, а под ним — какие-то непонятные значки. Ой! Ой! Лев умеет читать по-заморски, это, наверное, какой-нибудь иностранный лев. Потом лев исчез, и появились буквы; потом буквы исчезли, и появилась большущая голова в огромных очках: каждое стекло больше колеса машины. Каждый глаз величиной с мяч, а вокруг — длиннющие ресницы.
— Сянь, посмотри!
Но Сяньпо грызла конфеты и ничего не видела. Наконец она взглянула на белое полотно, где показывали большого дядю, и закричала в испуге:
— Ой, мне страшно!
— Ты не бойся, это голова дьявола!
Неожиданно голова пропала, и появилось несколько человек, все в соломенных шляпах. Они шли по улице и разговаривали. Одеты они были во все черное; магазины и повозки были либо черными, либо белыми. Наверное, все эти люди носили траур по родителям. На полотне обозначались какие-то темные дорожки, как будто шел дождь. Но все были без зонтов. Так ведь это не настоящий дождь! Это же кино, поэтому и зонтики не нужны.
Вот по полотну поехали две машины, они катились с горки прямо в зал: все ближе, ближе. Сяопо и Сяньпо от страха закрыли глаза, но ничего не случилось. Когда они открыли глаза, машины по-прежнему быстро бегали по экрану, наскочили на каких-то людей, проехали по их спинам. А люди в зале громко смеялись. Сяопо тоже стало смешно.
Машина остановилась, из нее вышел человек. Папа сказал, что это тот самый дьявол, которого мы видели вначале. А белое полотно называется экраном. Сяопо не узнал дьявола, но раз папа говорит — значит, так оно и есть, тем более что дьявол был в очках. Он вышел из машины и пошел куда-то. А потом вдруг стал кувыркаться. До чего смешно! Потом снова пошел и опять перекувырнулся. Все смеялись, Сяопо вместе со всеми.
— Ты чего смеешься? — спросила Сяньпо.
— Перекувырнись еще разок, пусть моя сестренка посмотрит! — крикнул Сяопо дьяволу.— Слышишь, что я тебе говорю?
В зале все дружно рассмеялись.
Потом машина куда-то исчезла, и на полотне, то есть на экране, снова появились незнакомые знаки. Вот досада!
— Сянь, смотри! Видишь, девушка?
— Где, где? О! В самом деле! И какая красивая, да еще щенка держит!
Откуда-то снова вынырнул дьявол. Обнял девушку и стал ее целовать. Как не стыдно! Сяопо погрозил ему пальцем. А Сяньпо сказала:
— Фу, какой бессовестный!. — и даже плюнула: — Тьфу, тьфу!
К счастью, появился еще какой-то человек. Он схватил очкастого, высоко поднял его и швырнул на землю. Поделом ему! Человек схватил девушку и убежал. Очкастый поднялся с земли и медленно заковылял прочь. Вот смех!
Снова незнакомые буквы. До чего же они надоели!
Чудеса! Откуда-то вдруг появился тигр.
— Четырехглазый тигр! — вскрикнула Сяньпо и закрыла глаза.
Тигр схватил очкастого. Ну и напугался же он, прямо дрожит от страха! Даже волосы у него встали дыбом, как палочки, а соломенная шляпа то поднимается, то опускается. Лопнешь со смеху!
Что это?! Очкастый вдруг стал таким сильным! Полез на тигра и трах его! Тигр перепугался и раскрыл от удивления пасть. Сяопо закричал:
— Бей его! Бей!
Человек, видно, услышал и вступил в бой с тигром. Шляпа его куда-то улетела, очки тоже, от костюма остались клочья!
— Бей его! Не сдавайся! Молодец!
Сяопо сжал кулаки и стал колотить себя по ногам. Потом громко затопал. Плохо дело! Тигр повалил очкастого на землю. Сердце у Сяопо стучало. Какая досада, что он не может вмешаться и помочь как следует вздуть тигра! Но человек перехитрил тигра. Он ухватил его за нос, а тигр прижал уши, поджал хвост и бросился бежать.
— Сянь! Оказывается, тигры боятся, когда их хватают за нос!
И они с сестренкой стали хватать себя за нос, а тигр бежал без оглядки.
Снова на экране появилась девушка, на этот раз в руках у нее был котенок. Человек нашел и нацепил на нос свои очки. Шляпу тоже нашел, она была вся драная. Прижав к груди руку, очкастый встал на колени.
— Знаешь,— сказала Сяньпо,— у очкастого сегодня наверняка день рождения! Видишь, как он кланяется?
Очкастый с девушкой снова стали целоваться. Бессовестные! Тьфу, тьфу! Вдруг кто-то за их спиной выстрелил. Шляпа слетела с головы очкастого. О! В зале зажгли свет, и все исчезло. Осталось только белое полотно, то есть экран.
Сяопо вздохнул.
— Папа, а куда делись все эти люди? — спросил Сяопо.
— Пошли домой ужинать,— смеясь, ответил папа. Только было Сяопо собрался о чем-то еще спросить, как снова погас свет и что-то белое засверкало на экране. Какие-то знаки, снова знаки, домик, снова знаки, а в домике люди: старик, старушка, молодой человек, какая-то женщина. И снова знаки, и дом, и какие-то люди. У всех у них шевелятся губы. Совсем неинтересно! Никто не кувыркается, никто не дерется, и машины не бегают. Шевелятся только губы. Ну что в этом интересного? Море, снова какие-то знаки, гора, опять знаки, люди что-то говорят.
— Папа! — Сяопо потянул отца за руку.— А почему они но дерутся?
— Это уже другая картина.
Сяопо ничего не понял, но побоялся докучать отцу и лишь сказал сестренке:
— Знаешь, Сянь, картину сменили.
Выяснилось, что Сяньпо хочет спать.
— Не спи, Сяньпо,— тормошил ее отец.
— А я и не сплю,— прошептала Сяньпо, но глазки у нее слипались, а голова клонилась набок.
Опять дома, люди, знаки, дома, люди, знаки.
— Папа, а этот очкастый еще придет?
— Да нет же! Говорю тебе, это другая картина. Как же он может прийти?
Сяопо ничего не ответил на это, только спросил:
— А эти люди не любят драться?
— Зачем же все время драться?
— А-а!..— Сяопо сладко зевнул и подумал: «Хорошо бы сейчас поспать, хоть немножко».