Дети драконов

Фарр. Сны и пророчества

1

Ветер дул ровно и сильно. Он рвал полы моего плаща и бросал в лицо отросшие волосы. Я убирал их, но они снова и снова пытались застить мне взор, больно били по глазам. Отсюда, с высоты старой горной башни мир внизу казался крошечным, он весь умещался на ладони. Я осторожно толкнул ногой один небольшой камень и тот улетел вниз. Звук падения я не услышал, зато почувствовал, как от движения посыпались мелким крошевом, застучали по склонам скалы другие камни.

– Осторожно! – услышал я испуганный звонкий крик и, обернувшись, увидел за спиной Лиана. Он был какой-то странный, совсем не такой, каким я знал его: длинные волосы, детские руки, резко очерченные острые скулы и глаза, подернутые туманом.

– Когда это ты успел стать мальчишкой? – спросил я, отворачиваясь от обрыва на стене башни, вросшей в склон горы.

Лиан пожал плечами.

– Не знаю... я всегда таким был. Отойди от края, Верзила. Не хочу собирать твои кости внизу и тащить их до самой Золотой.

– Да ты и не утащишь, замухрыжка мелкий, – я привычно прятал за насмешкой тревогу.

Он хмыкнул было, но вдруг скривился жалобно:

– Ну, пожалуйста... Я же слышу, как близко к обрыву ты подошел.

– Слышишь? – только теперь до меня дошло, что мой братец снова слеп, как крот. Не в половину, а абсолютно. Я нахмурился и шагнул к нему, ухватил за худые узкие плечи, заглянул в глаза, запавшие глубоко в глазницы, как у старика. – Ли, да что с тобой?!

– Ничего, – тощие мальчишеские пальцы вцепились в мой рукав, и я увидел на них совсем свежие глубокие порезы, которые едва успели затянуться. – Уходи отсюда, всеми богами тебя прошу...

– Подожди... – я помнил, что должен решить здесь что-то важное. – Еще не время.

– Не волнуйся, я уже все сделал. Ты можешь возвращаться домой.

– Но... – я зажмурился изо всех сил, пытаясь понять, что происходит и почему у меня внутри растет такая огромная пустота, что хочется вывернуть самого себя наизнанку, лишь бы не ощущать ее. – Как же?..

И вдруг заметил, как из рукава его старой, многажды латанной рубахи выглядывает тонкий стебель с узкими остроконечными листьями. Верхняя сторона их была темно-зеленой, почти черной, а изнанка багровой.

– Ли, постой! – теперь уже я сам схватил его за запястье, рывком закатал рукав. – Что это?! Откуда?!

Стебель обвивал худое предплечье, его начало скрывалось где-то под рубахой.

– Ничего! – Лиан резко вырвался, и кончик стебля остался у меня в руке, а из рукава на камни потекла тонкая струйка крови. – Отстань от меня! Иди домой! Иди, я сказал!

Он взмахнул рукой, и очередной порыв ветра с такой силой ударил меня в грудь, что я невольно отступил вглубь башни, к началу ступней.

– Никуда я без тебя не уйду!

Я хотел рвануться назад, туда, где на каменном выступе стоял слепой мальчишка, каким-то чудом забравший мой дар управлять потоками воздуха...

...и проснулся.

Сердце часто стучало в груди, а голова все еще гудела от злого ветра.

«Ли...»

Я сел в постели, обхватил виски ладонями. Во сне у меня снова была густая грива, словно мой дед не остригал меня... Сбритые почти год назад волосы и правда отрастали, но столь медленно, что я всякий раз не выдерживал и шел к цирюльнику, чтобы тот вернул моей голове тот вид, который она приобрела в степи. Отец смотрел на это косо и не раз говорил, будто наследнику Закатного Края не пристало выглядеть так, словно он родился в Диких Землях, но меня его мнение не слишком волновало.

Я провел рукой по коротко стриженному затылку, убеждаясь, что сон – это только сон. В нем нет ничего от реальности.

Но легче не стало.

И уснуть больше не удавалось.

Лето уже перевалило через середину и ночи стояли душные. Я лежал, глядя в сумрак комнаты, озаренной бледным светом растущей луны и слушал звуки ночи – стрекот насекомых в саду, шелест листьев, тихое дыхание Айны... Она спала крепко и безмятежно. Лиан тоже спал – в своей комнате, в обнимку с Шуной. И все с ним было в порядке.

Не было поводов для беспокойства.

Тихо, чтобы не потревожить сон любимой, я покинул наше ложе и вышел в сад. Здесь было свежей... Я вдохнул полной грудью и прислонился к теплой каменной колонне, глядя на звезды.

Наша жизнь могла бы казаться идеальной. Такой, как мне всегда мечталось.

Любовь, семья, друзья, большое важное дело... Все складывалось и складывалось прекрасно. За последние несколько недель случилось столько хорошего, что грех было бы жаловаться. Наше маленькое колдовское братство постепенно росло и набиралось сил, идея Айны воплощалась в жизнь стремительно и красиво. Сама она наконец перестала ощущать себя чужой во дворце и все чаще улыбалась, все больше расцветала. А внутри нее расцветала новая жизнь, которая не доставляла ей пока никаких хлопот и печалей. Мы больше не ждали войны с запада и не посвящали все свое время тому, чтоб оттачивать приемы защиты и нападения...

Но это вовсе не значило, что мы не ждали беды.

Вовсе нет.

Во сне и наяву я помнил, как моих губ касались алые от чужой крови губы смеющейся ведьмы... Она была уверена тогда, что я – ее. Что между нею и ее жаждой обладать мной больше нет никаких преград.

Обладать моим телом. Моим разумом. Моей судьбой. И теми, кого я любил.

Я знал, что она вернется и попробует вновь взять свое – не одним путем, так другим.

Отец и дядя это тоже знали.

Им тоже часто снились дурные сны. И оба не скрывали, что боятся за меня...

Они пытались выжать из Вереска еще хоть каплю информации о том, откуда и как может прийти опасность, но тот ничего больше сказать не мог. Очевидно, его дар провидца не работал по принуждению... Или все же был скорее разрушен, чем цел. Как и сам мальчик. Да, нам удалось вернуть ему Силу и слух, но что-то главное в нем все равно было нарушено... словно он возвратился в наш мир не до конца.

А еще он ужасно скучал по своей сестре. По этой маленькой поганке, которая прервала с ним всякую возможную связь, но при этом едва ли не каждую ночь приходила к Лиану...

2

Когда Айна, спотыкаясь о неловкость, рассказала мне про сны Лиана, я ощутил себя так, словно получил удар под дых. Да не рукой или ногой, а по меньшей мере копытом... Страх, гнев, обида, недоумение – чувства, захлестнувшие меня в тот миг, оказались столь велики, что мне едва хватило сил удержать их в себе. Не показать жене и не наброситься тут же на этого пустоголового дурня. Его спасло только то, что была уже глубокая ночь... Айна хорошо выбрала время для рассказа, понимая, сколь опасным это было бы для Лиана в любой другой момент.

Поговорил я с ним только наутро, когда первая волна злости уже откатила. Так что, когда я задал ему вопрос насчет встреч с девчонкой, выражение моего лица и голос были спокойны, как море во время штиля.

Ну почти.

Ответ Лиана оказался именно таким, как я и ожидал.

«Прости, я не имел права сказать тебе. Я дал ей слово...».

«З а ч е м? Зачем ты дал его, Ли?! Ты ведь понимаешь, что это выглядит... как предательство?»

«Понимаю, – он смотрел на меня, не отводя глаз, не пытаясь вести себя, точно нашкодивший ребенок. – Конечно понимаю. У меня не было выбора. К тому же я знал, что ты все равно догадаешься. Это был только вопрос времени».

«И что теперь? Ты будешь молчать и дальше? Обо всем, что она рассказывает тебе, что вытворяет там...»

«Нет, – Лиан пронзил меня взглядом человека, который поднимается на эшафот, признавая свою вину и ни о чем не жалея. – Я дал слово не говорить никому о том, что она тоже сноходец и является ко мне по ночам. Но не обещал хранить в тайне наши разговоры. Об этом попросить она не догадалась».

Его рассказ занял не слишком много времени...

О том, что Сила вернулась к Вереску, Ива узнала в тот же миг. Если верить Лиану, для нее это было сродни тому, как если бы кто-то разом отрубил ей обе руки по локоть. Ужас, боль и пустота на месте того, что раньше казалось неотъемлемой частью бытия. От помешательства девчонку отделяло расстояние не больше, чем в пару пальцев. Именно тогда, понимая, что вот-вот лишится рассудка, она из последних сил приползла в сон к Лиану – за помощью и спасением от этой пустоты, которая поглощала ее изнутри подобно хищному болоту. Конечно же, он ей не отказал... как не смог бы и я на его месте. Так что днями этот самоотверженный дурень отдавал все свои силы воспитанию молодняка в Солнечном Чертоге, а ночами держал над пропастью девчонку, которая по какой-то злой шутке богов стала так для него важна. Только благодаря ему Ива не сгинула в придорожной канаве, добралась каким-то чудом до Эймурдина и сделала там то, что было не под силу даже дяде Патрику.

Она нашла вход в эту старую заваленную нору.

По словам Лиана, из всех способов взаимодействовать с миром Силы, Ива лучше всего владела тем, который был связан с землей. Она слышала дыхание камней и ощущала, как по корням деревьев струятся жизненные соки.

Быть может именно поэтому Эймурдин открылся ей. И преумножил ее Силу.

От Ивы Лиан узнал, что под внешними разрушениями внутри сохранилось очень многое. В том числе и библиотека... Та самая библиотека, о которой мы столько мечтали. Только вот читать эта девочка не умела.

«Странно, что ты еще здесь, – сказал я тогда своему брату, не заботясь о том, сколь сильно ранят эти слова. По правде говоря, мне очень хотелось задеть его посильней. – И не бежишь за ней, сверкая пятками...»

Удар достиг цели. Лиан сузил глаза презрительно и сказал совсем не то, чего я ждал:

«Странно, что ты, Высочество, все еще считаешь меня сопляком. У меня здесь любимая женщина на сносях и все эти дети. То, что я попытался догнать Иву в тот раз, не означает, что сейчас я брошу все ради нее одной. А теперь иди и расскажи отцу с дядей, как вывел предателя на чистую воду».

Он стоял передо мной – такой сердитый и виноватый, гордый и несгибаемый... С этим своим синим пламенем в глазах, с упрямо сжатыми губами. А я, глядя на него, и правда видел мальчишку... Того Лиана, которому едва сравнялось восемь, который не боялся дерзить наследнику престола и вообще как будто ничего не боялся – ни богов, ни демонов... Только лишь, что кто-то раскроет его тайну или обидит девочку, которую он любил. Я смотрел на своего наатха и думал про слова Айны. Про все те странные сны, которые он беспечно пересказывал Шуне, полагая, что это просто необычные ночные видения.

«Вместе пойдем, – ответил я ему. – Раз уж ты дал слово, я сам озвучу дяде все, что мы теперь знаем. А потом т ы расскажешь ему про свои сны. Те, про которые должен был рассказать уже давно... если бы на самом деле вел себя как взрослый».

По счастью, дядя Пат воспринял новость про Иву гораздо спокойней, чем я того боялся. Да он и не удивился вовсе... Сказал, что все это было очевидно и предсказуемо – и ее связь с Лианом, и проникновение в старую крепость, и обретение большей силы в стенах Эймурдина. Но особенно меня поразило его признание, в том, что он уже давно отправил в Феррестре своего человека, которому надлежало присматривать за девчонкой. На этом месте я ощутил себя болваном похуже моего братца... и долго еще потом задавался вопросом, отчего мне самому не пришла в голову такая простая мысль. Но думал я об этом без особого напряжения – гораздо больше меня заботило то, что дядя сказал про странные видения Лиана.

«Эти сны совершенно точно НЕ простые, – подтвердил он мои опасения. – Я не чувствую в них темного начала, но и безопасными их назвать никак нельзя. Чтобы понять наверняка, какой смысл за ними скрывается, мне нужно время. И... пока я ищу ответ... мальчики, постарайтесь, пожалуйста, ни во что не вляпаться. А насчет Ивы... я не вижу греха в том, что Лиан с ней общается. Растрепать больше, чем вы уже успели, он едва ли сможет. Вот только, Ли... я бы на твоем месте не удивлялся потом, отчего это твоя любимая женщина стала такой злой и несговорчивой. Ива ей конечно не ровня, но, я уверен, происходящее не доставляет Шуне никакой радости».

3

Ночью мир совсем иной.

Он полон недомолвок и чудес. Он выворачивается наизнанку и путает, сбивает с толку, являя совсем иные образы, чем в светлое время.

Ночью так легко заблудиться и потерять себя.

Я медленно шел меж деревьев нашего маленького тайного сада, касаясь пальцами ветвей, ощущая течение, биение жизни в каждой из них. Воздух, напоенный ароматами цветов, пространство особых звуков... Ночь пела голосами птиц, лягушек и сверчков, журчала тихим рукотворным источником, шуршала листвой и очищала разум от всяких мыслей.

Если верить старым байкам, когда-то в этом саду танцевала при лунном свете моя мать. Говорят, она ступала неслышно и вплетала свой танец в тишину ночи столь легко, что сама казалась существом из иного, сокрытого от глаз мира.

Может, так оно и было...

Слишком мало я знал о ней. Невыносимо, непростительно мало. Но отец никогда не любил рассказывать о тайкурской принцессе, что столь ненадолго стала королевой. В раннем детстве я еще пытался задавать вопросы, выпытывать, какой она была... но став чуть старше смирился с невозможностью хоть на шаг приблизиться к пониманию той половины себя, которую унаследовал от матери. Только догадывался, что сила пробуждать огонь досталась мне именно от нее.

Сила степей, сила ночи. Та, от которой наизнанку выворачивался мой отец.

Он никогда не говорил мне этого напрямую, но в его глазах я видел отблески странного безумия, потаенного, глубокого, недоступного никому, кроме него самого.

Я знал, что он любил свою степную колдунью сильней, чем дозволено простым смертным. Сильней, чем способен вынести разум. Многие, очень многие говаривали, будто мать и правда свела отца с ума, но подтвердить так ли это было на самом деле мог только он сам... а отец никогда не отвечал на этот вопрос. Равно, как и дядя Пат. Порой мне казалось, что весь ее образ окутан пеленой ночного сумрака, непроницаемого и плотного.

И поскольку большая часть моей Силы была пронизана степным огнем, я привык скрывать ее как можно глубже даже от самого близкого мне человека.

Особенно после того, как едва не убил Дани.

Мне было тогда почти семь.

Я еще верил в ночных духов, которые приносят добрым детям красивые сны, но уже не поддавался на уговоры няньки быть милым послушным мальчиком. Мне нравилось пугать ее своими колдовскими выходками, хотя Кайза не раз обещал выдрать меня за это. Но еще больше мне нравилось доказывать Дани свое превосходство во всем. Доказывать при каждом удобном случае, не делая скидки на то, что кузен младше меня на год с лишним. Впрочем, по большому счету он мало в чем уступал мне, и наше противостояние было похоже на вечное столкновение волны со скалой. Только став старше, я осознал, н а с к о л ь к о сильно оно утомляло взрослых... Временами дядя Пат не выдерживал и по целой неделе не позволял нам даже находиться за одним столом вместе. «Не умеете по-хорошему, будет никак», – говорил он, сердито захлопывая дверь в детскую. Это означало, что следующие несколько дней мы оба проведем не только порознь, но и без права пересекать порог самой лучшей комнаты в доме. Снисхождения не знал ни один из нас – дядя и Кайза относились к нам с равной степенью строгости. Мы оба получали в наказание дополнительные уроки и оба оказывались лишены сладкого. Обычно после таких мер в Лебедином дворце воцарялись мир и спокойствие, но проходило не так уж много времени, и мы с Дани снова начинали свою битву за звание лучшего.

А чтобы никто нам не помешал, мы играли в саду, убравшись подальше от зорких очей наших наставников. Обычно те старались не упускать нас из виду, зная, чем это может кончиться... но двум мальчишкам, наделенным магическим даром, ничего не стоит спрятаться так, что отыскать их будет под силу только следопытам с ищейками... или другим магам. И, пока взрослые были заняты своими делами, мы с кузеном привычно упражнялись в острословии, стараясь задеть друг друга посильней. Это была странная игра, в которой мы оба выходили за границы дозволенного как на словах, так и в делах. Много позже я с ужасом вспоминал наши детские забавы, которые с легкостью могли стоить нам если уж не жизни, то по меньшей мере здоровья, но тогда попытки перещеголять друг друга в магии были для нас столь же естественны, как драки для простых мальчишек. И чаще всего нашим верным соучастником была старшая дочь Кайзы, Яра. Кареглазая, черноволосая, быстрая, как тень ястреба, она никогда не выдавала нас старшим и никогда не пыталась остановить. Яра была самой младшей из нас троих, но, пожалуй, самой умной. Даже не имея в себе ни капли колдовского дара, она могла доказать нам, что наши мужские игрища ничего не стоят рядом с ее природной женской магией.

...В тот день она сидела на ветке дуба с полным подолом сочных спелых абрикосов и время от времени прицельно бросала в нас объеденными косточками. А мы, два малолетних дурня, старательно отбивались... да не руками, а потоками воздуха, которые были нам подвластны столько, сколько мы оба себя помнили. Эта игра могла бы показаться смешной, если бы при этом я не балансировал на тонкой гибкой ветке чуть в стороне от Яры. Дани же всегда боялся высоты и потому просто скакал под дубом. Сгорая от зависти, он злился и досадовал, что остается внизу, а потому первым начал задирать меня. Продолжая уворачиваться от абрикосовых косточек, я легко парировал его словесные удары и с наслаждением думал о том, что сказал бы отец, застань он меня сейчас на этой ветке... Небось, поседел бы от страха. И отлупил бы... будь он способен на такие меры воспитания.

Я усмехался словам кузена и качался на волнах опьяняющей радости: здесь, наверху, я чувствовал себя по-настоящему всесильным. Когда в следующий раз Яра бросила в меня целым абрикосом, я поймал его без малейших усилий, ни на миг не потеряв равновесия, и впился зубами в ароматную спелую мякоть. Кисло-сладкий сок брызнул мне на подбородок, растекся на языке солнечной душой лета. Даже двадцать лет спустя я не мог забыть ощущение счастья и парения, которое накрыло меня тогда. И в ответ на очередную обидную колкость Дани я лишь рассмеялся и просто позволил своему телу раствориться в янтарном луче солнечного света... Соскользнув с ветки, я сделал сальто и приземлился в поток воздуха, который держал меня верней, чем отцовы руки.

«А ты не сможешь вот так, малявка! – сказал я брату. – Ты не умеешь летать, жалкий червяк! И не научишься н и к о г д а!»

Это было жестоко. Но Дани не давал себя в обиду за просто так... Он усмехнулся, посмотрел на меня, торжествующего, парящего в воздухе, и едко бросил то единственное, против чего у меня не было брони:

«Зато у меня есть мама. А ты... ты гнусный ведьмин выродок, и никому не нужен! М о я мама тебя просто жалеет! Она не любит тебя, ты, кусок навоза!»

Я хорошо помню, как солнечные блики высветили золотые пряди его волос... как ветер растрепал их... Казалось, мой брат окружен сиянием более, чем обычно. Я помню, как лютая ненависть стиснула мое сердце, уронив меня в траву с высоты в несколько локтей. Помню оглушительную звенящую боль во всем теле...

Но я не помню, как так вышло, что в следующий миг сияющие волосы Дани вспыхнули ярким пламенем.

Только его крик – страшный, пронзительный, полный ужаса и боли.

А взрослых рядом не было... Они прибежали спустя целую вечность, когда Дани уже катался по земле, пытаясь избавиться от огня, пожиравшего его тело.

Меня не ругали. В этом не было нужды. Увидев брата на другой день, я взял отцову бритву и начисто срезал все волосы со своей головы, не замечая глубоких царапин и потеков крови. А потом той же бритвой провел через всю грудь, собираясь достать до сердца.

Я знал, что такое чудовище не должно больше жить.

Не знал только, что сердце слишком надежно скрыто под ребрами...

4

Дани повезло больше, чем мне...

Его отец сумел почти бесследно исцелить жуткие ожоги, а что касается ума, то там и вовсе ничего не пострадало. Мой же шрам, прочертивший грудь от левой ключицы до нижних ребер остался со мной навсегда, равно, как и страх использовать свою силу. Остался не потому, что дядя Пат не сумел его убрать... он бы смог, конечно же, я знаю это наверняка. Но того не хотел я сам. Шрам стал мне напоминанием о том, сколь страшная сила сокрыта внутри моего сознания.

Много лет после тех событий я не желал даже прикасаться лишний раз к источнику своего дара.

Прошло больше месяца, прежде, чем у Дани окончательно сошли следы от ожогов, а у меня срослась сломанная рука и перестал гноиться шрам на груди. Кайза жутко ругался тогда из-за того, что это происходит так медленно, называл меня глупым упертым бараном.

Дядя Пат не выдал ни единого упрека...

Он лишь сидел у моей постели, когда я метался в бреду и горячке, держал за руку и рассказывал истории про свое собственное детство. Про дороги, вереницу фургонов, разные города и людей, что встречались ему на пути. А еще без конца повторял, как сильно я нужен в этом мире, как я любим и ценен. Не смотря ни на что.

То же самое говорила и Элея, но, помня о злых словах Дани, я никак не мог ей поверить. Эти слова все еще резали меня на куски, разрывали на части хуже, чем боль от раны. И ошибку свою я осознал только тогда, когда однажды ночью проснулся, а вернее очнулся от странных звуков. С трудом разлепив глаза, я увидел, что мать Дани сидит рядом со мной, сжимает в руках край покрывала и тихо плачет. Вид ее слез потряс меня настолько, что я тут же зажмурился снова и почти сразу после этого ощутил нежное прикосновение ее губ к моему горячему лбу и услышал отчаянную мольбу вернуться.

Кажется, именно в тот миг я понял, что и правда не имею права сдохнуть. Все что угодно, но только не слезы на этом прекрасном лице.

Кайза провел с нами еще пару месяцев, но с наступлением осенних холодов, когда мой отец наконец вернулся из поездки в Герну, сказал, что больше ему здесь делать нечего. Необузданный, дерзкий и опасный для всех наследник короля изменился настолько, что больше не представлял из себя угрозы для окружающих. Степной шаман с чистой совестью мог вернуться в свои родные земли: для того, чтобы справиться с дальнейшим обучением двух юных магов теперь было вполне достаточно одного дяди Пата. А еще через год, сразу после моей годовщины рождения, я узнал, что и он уезжает. Семья Дани перебралась в Янтарный Утес, и видеться мы стали намного реже.

Воспоминания о детстве проскользнули мимо меня, точно стайка летучих мышей, которые и в самом деле любили этот сад. Я усмехнулся с грустью, вспомнив того мальчишку, который не боялся ничего на свете и думал, что умеет летать...

Прохлада ночи освежила меня, спать больше не хотелось, поэтому из сада я отправился в наш кабинет и достал с полки небольшую тетрадь, в которую обычно записывал те мысли, что казались мне особенно важными. Сон про Лиана все еще звенел внутри, не давая покоя.

Странный сон. Тревожный и полный неясных знаков. Мне хотелось разобраться с ними, понять, о чем они говорят. Я ни на миг не сомневался, что природа этого сна далека от обычной. Одно дело, когда трава прорастает сквозь Лиана в его собственных видениях, и совсем другое – мои сны. Я стал сноходцем в десять лет и с того момента обрел силу управлять теми образам, что посылала мне ночь. Мне ничего не стоило осознать, что сон – это только сон и повернуть его развитие в ту сторону, куда я хотел.

Только не в этот раз.

В своем последнем сне я не имел никакой власти, он больше походил на пророчество... Но о чем? Что означали эти стебли, обвивающие тело моего брата? Я крутил свои мысли так и этак, пытаясь нащупать связь между незримыми, неощутимыми частями жизни. Думал про Иву, Эймурдин, ведьму с корабля, про детей, которые уже были найдены и точки на диковинной карте, которые не говорили нам ни о чем. Я примерял к своему сну одну опасность за другой, но ни одна не звучала сильней, чем другая...

Одно стало мне очевидно – Лиану нужна защита. Сильная. Очень сильная. Сопоставимая с той, которую прежде давала ему Айна.

Защита Источника.

Но разве возможно искусственно создать подобную связь?

Стиснув виски ладонями, я падал, проваливался в омут из образов.

Мы начали это вместе... Мы снова и снова рождались в этот мир, находили и теряли друг друга... Но на сей раз все иначе. На сей раз нам дано видеть больше, чем когда-либо прежде. Нам дано прикоснуться к истокам... к самой основе. Нам дано и з м е н и т ь в с е.

Пальцы сжались в кулаки, ногти расцарапали кожу на висках, но это уже не имело никакого значения...

Ответ лежал на поверхности.

Я знал его всегда.

Знал, но не смел. Не мог даже во сне представить себе, что отважусь.

Но когда, если не сейчас? Кто, если не я? И где, если не во сне?..

Я закрыл тетрадь и отложил ее в сторону. Подумал немного и, выдрав листок с последними записями, бросил его в пустой холодный камин. Хватило одного взгляда, чтобы бумага вспыхнула. Спустя несколько вдохов она рассыпалась пеплом, а я встал со своего места и снова вышел в сад. Мне нужна была вся сила этого мира, вся сила природы – неба и земли, воды и огня.

Я вдохнул поглубже и закрыл глаза, прорастая ногами к корням деревьев, а макушкой – к звездам.

Я – дархисана.

Я – тот, кто изменяет мир.

И я все могу.

Даже то, что невозможно.

В своем сне Лиан был совсем один. Он сидел на краю обрыва и смотрел в бездну. Смотрел без страха, словно примерял ее к себе, привыкал к ее бесконечной глубине. Моего появления он не заметил, да и не должен был. Я подошел сзади неслышно и одним взмахом руки отправил его сознание еще глубже, чем оно было. Теплый поток воздуха легко перенес его, крепко спящего, под ветви раскидистого дуба, росшего над обрывом.

Что ж, время пришло. Медлить не было смысла... но несколько мгновений я просто смотрел в его безмятежное лицо, заранее принимая весь тот поток гнева, который однажды – я знал это точно – обрушится на меня.

Пускай.

Со мной ничего не сделается.

А мой брат души останется в живых, что бы с ним ни случилось.

Да будет так.

Я простер руку над его грудью и представил себе золотой поток, который, скручиваясь и рассыпая солнечные искры, устремился к мерно стучащему сердцу. Когда этот поток коснулся его, я утратил чувство пространства, забыл где я и что собрался сделать. Но уже и не было нужды в том, чтобы помнить – все случилось само собой.

Вновь открыв глаза в саду, я нашел себя лежащим в траве.

Звезды ярко светили надо мной.

Прочные, как канат из стали, узы невиданного доселе родства связывали меня с человеком, который всегда жил на краю обрыва.

Я знал, что он не увидит их. Эта связь была слишком глубокой. И слишком невозможной.

5

– Фарр... – голос дяди не предвещал ничего хорошего, и я догадывался, о чем пойдет речь в этом разговоре. – Ты понимаешь вообще, что сделал?

По правде говоря, я искренне надеялся, что он не разглядит. Что никто не разглядит... Но на такой вопрос приготовил ответ заранее.

– Понимаю. И это не твое дело.

Он смотрел на меня внимательно, без улыбки. Я чувствовал тревогу, даже страх, волнами исходящий от него. Тем нелепей казались веселые солнечные блики, падавшие из окна на покрытый старым ковром деревянный пол его кабинета. Я стоял у порога, не намереваясь задерживаться здесь долго. Говорить особо было не о чем.

Дядя тоже стоял – посреди комнаты, скрестив руки на груди.

– Ты стал таким взрослым, мой мальчик... таким самостоятельным и дерзким... Ты сам принимаешь все решения. Даже там, где они касаются не только тебя, – дядя говорил негромко и спокойно, вот только от этого спокойствия в комнате было холодно, как зимой.

Я усмехнулся и тоже скрестил руки. Снова встретился с ним глазами, не пытаясь избежать этого неприятного момента.

– Знаешь, дядя... это звучит нелепо. В моей жизни вообще нет решений, которые не касались бы всего королевства. Что такого может делать наследник, чтобы это не влияло на ход истории? Выбирать себе любовниц и служанок? Решать, какого цвета будут исподние штаны и ночная ваза? Ну, чтобы уж наверняка нигде не навредить... Хотя нет, с любовницами я погорячился. Они же могут оказаться дочками важных людей... Нет, остаются только штаны и ваза.

– Фарр...

– Не переживай, дядя, я помню про свою ответственность всегда. Про долг, обязанности и последствия. Но э т о решение я и м е л п р а в о принять. И ты... ты не смей сказать об этом Лиану.

Он печально покачал головой.

– И не подумаю. Я просто хочу, чтобы ты знал – такие дела не проходят бесследно.

– Я знаю.

– Фарр... Ты дал ему защиту, но сам стал более уязвим.

– Моих сил не убыло.

– Нет... но теперь между вами почти не осталось границ.

Я хмыкнул и уперся плечом в дверной косяк.

– Не бойся, я не поддамся соблазну затащить его на сеновал. Моя жена меня привлекает намного больше. И в отличие от нее, во мне достаточно силы, чтобы противостоять притяжению такой связи.

– Дурень! – глаза дяди вспыхнули гневом. – Что ты несешь?! Я говорю о другом! Ты понимаешь, что теперь он будет знать о тебе ВСЕ?

И тут я не выдержал и рассмеялся.

– А ты правда думаешь, что было иначе? Да мы можем слышать мысли друг друга с того момента, как этот слепой сопляк впервые ко мне прикоснулся... Проклятье, дядя! Ты себе даже не представляешь, как это вообще – жить, зная, что в мире есть человек, который может читать тебя, как открытую книгу... и которого ты сам видишь почти насквозь...

Дядя Пат смотрел на меня странно. Словно и в самом деле пытался представить себе то, о чем я только что сказал.

– Что ж... – промолви он наконец, вздохнув и сделав шаг в мою сторону, – надеюсь, вам обоим хватит ума и осторожности не лазить туда, куда не надо...

– Ну, – снова улыбнулся я, – до сих пор хватало. Не думаю, что теперь что-то изменится.

Дядя попытался улыбнуться в ответ, но вышло у него это плохо.

– Как знать, – промолвил он со вздохом. – Как знать... – и крепко стиснул мое плечо. – Береги себя. Пожалуйста.

Разговор с дядей состоялся с утра, перед тем, как я отправился в большой дворцовый сад, чтобы дать очередной урок юным магам. А ближе к вечеру меня отыскал Кайза. Словно тень соткался из сумрака коридора, по которому я шел в большую столовую, и без лишних предысторий сказал:

– Через три дня уезжаю. Что мог – сделал для вас. Дальше сами справитесь.

Я кивнул. И невольно подивился тому, как быстро реальный мир отозвался на мои воспоминания о детстве. Но тогда отъезд шамана казался мне почти концом света, а теперь лишь вызвал легкую грусть.

– Справимся. Спасибо за помощь. Я соберу подарки для Вей и Шиа...

– Постой. Помолчи, Дархи. У меня для тебя тоже есть подарок. Для тебя и твоего брата. Отложи все дела на завтра и ему скажи. На рассвете жду вас на конюшне с оседланными лошадьми. Поедем туда, в твое место силы у моря. Не пей много вина за ужином и брату не давай.

Сказав это, шаман подмигнул мне с доброй усмешкой, которую я нечасто видел на его лице, и снова канул в сумрак коридора.

6

Когда костер как следует разгорелся и вода в котелке закипела ключом, Кайза бросил в нее горсть каких-то трав из небольшого полотняного мешка. Часть из них попала прямо в огонь. В воздухе резко запахло степью и горечью. И, хотя рядом шумело редкими волнами летнее море, я вдруг снова ощутил себя где-то посреди высоких трав Тайкурдана, почти наяву услышал стук копыт о сухую землю и гортанные выкрики моих родичей с дикими глазами.

Лиан тоже принюхался – с интересом и сомнением на лице. Пытался понять, что за смесь там булькает под крышкой.

– Не гадай, – сказал ему Кайза. – Все равно не разгадаешь. Тут сложный состав.

Братец усмехнулся и указал на разложенные возле костра непонятные предметы:

– А это что?

– Мой подарок.

Больше шаман ничего не добавил, а Лиан понял, что спрашивать дальше смысла нет – и так все станет ясно в ближайшее время.

Я улыбнулся про себя: Кайза всегда любил недомолвки... Пока он сосредоточенно смотрел в котелок с варевом, неслышно шевеля губами, я разглядывал его немолодое суровое лицо. С самого раннего детства мне казалось, что оно словно вырезано из мореного дерева, которое с годами обветрилось и покрылось трещинами разной глубины. А ведь тогда на нем, наверное, почти не было морщин... тогда он был едва ли намного старше меня сегодняшнего. Как будто мой степной наставник уже родился старым и познавшим все самые трудные тайны бытия.

Не глядя на нас, Кайза перебирал предметы, лежащие перед ним на длинном плоском камне: длинную тонкую иглу с деревянной ручкой, загадочный кусок чего-то черного, комок чистых тряпиц и маленький горшочек с широким горлом, плотно затянутый вощеной тканью. Мне этот набор ни о чем не говорил, но я догадывался что нас ждет серьезный ритуал.

Спустя несколько минут шаман снял с огня котелок и перелил пахучее варево в деревянную миску, которую извлек из-за пазухи в последний момент. Я помнил ее. Помнил с тех времен, когда мог, не сгибаясь пройти под брюхом у лошади. Удивительно, что эта посудина до сих пор была жива. Едва только отвар немного остыл, Кайза протянул миску мне.

– Трех глотков будет достаточно. И не забудь потом, что надо дышать.

Приятный совет...

Нюхать это пойло я не стал – разом отпил, сколько было велено, и тут же понял, о чем говорил Кайза... Мне не хотелось больше ни дышать, ни видеть, ни слышать. Мир схлопнулся до размеров крошечной точки в моем сознании, которая была центром всего. Я застыл в мгновении, растянутом в вечность и перестал быть собой.

– Дыши, я сказал,– голос шамана донесся до меня как из-под земли, но сталь в нем была такой силы, что ребра мои сами собой раздвинулись, впуская воздух в легкие.

После этого сразу же стало легче.

Я тряхнул головой, отгоняя зов бездны, и уставился на Лиана. Тот как раз взял в руки миску и с опаской пригубил отвар. Свои три глотка он сделал медленно, но после этого все равно закашлялся, и сумел сделать нормальный вдох, только когда Кайза как следует врезал ему по спине своей тяжелой ладонью.

– Спа...сибо... – с трудом прохрипел мой братец, кое-как отдышавшись. – Ну и дрянь же...

Шаман ничего не сказал в ответ. Раскурил трубку и выпустил в небо долгую струю дыма.

– И что теперь? – спросил Лиан.

– Можешь сходить отлить, – Кайза на него даже не взглянул, сидел, сощурив свои темные глаза, смотрел в огонь. – Если надо. Потом не скоро получится.

Лиан нахмурился.

– Да я уже.

– Тогда сиди и жди.

На то, чтобы задать очередной вопрос, братцу времени не хватило – приглядевшись к его глазам, я увидел, что и с его умом начали происходить чудесные превращения...

Не знаю, сколько прошло времени, прежде, чем Кайза наконец встал, подбросил дров в костер и достал из своего заплечного мешка небольшой потемневший от времени рог. Такой штуки я у него еще не видал... Шаман приложил рог к губам и что было силы дунул в него.

В этот миг мне показалось, что на мир обрушилась абсолютная тишина.

Кайза трубил в свой рог, но вместо звука из того вырывалось безмолвие, заполняющее собой все вокруг.

Смолкло море. Исчезли крики чаек. Замолчал журчащий неподалеку ручей.

Лиан смотрел на него испуганно. Я впервые видел младшего таким растерянным... и совсем юным, как будто с него разом содрали все, что делало его взрослым. Но вот рог умолк, и звуки стали медленно заполнять мир.

– Пора, – сказал Кайза. – Тайрим, ты будешь первым. Снимай рубаху и садись рядом.

Лиан молча повиновался. Свой страх он затолкал глубоко, как мог. Рубаха легла на камни, а мой брат уселся возле шамана.

Кайза взял в руку иглу. Наметив одному ему очевидное место, он коротким и точным движением вонзил ее в спину Лиана прямо под шеей. Тот вскрикнул от неожиданности и выгнулся дугой.

– Терпи. Дергаться будешь в постели с женой. А тут сиди смирно, – сказал Кайза, продолжая наносить удары своим острым инструментом. Были они короткие, сильные и быстрые. Лиан закусил губу, больше он не издавал ни звука и не шевелился, обернувшись живой статуей.

Я смотрел на происходящее, не отрывая взгляда.

Я чувствовал его боль как свою. И страх тоже.

Кровь стекала по худой светлокожей спине, и шаман вытирал ее тряпицей, а затем проводил на том месте черным предметом, что так сильно напоминал уголь, но углем уж точно не был. Уголь никогда не оставляет столь жирный густой след, подобный чернилам. Удар за ударом, движение за движением на лопатках у Лиана рождался диковинный рисунок. Когда работа была окончена, Кайза щедро омыл его тем самым отваром, который мы пили.

И я увидел. Увидел весь узор целиком.

Дракон.

На спине моего брата расправлял свои крылья и медленно открывал глаза настоящий дракон.

7

– Ну и ну!.. – воскликнула Айна изумленно, увидев, что скрывалось у меня под повязками. Осторожно, кончиком пальца, она дотронулась до узора, который все еще отзывался довольно ощутимой болью. Кайза сказал, что мы не должны вмешиваться в процесс заживления. – С ума сойти... Это... это очень красиво, Фаре. Очень. И, наверное, очень неприятно, да?

Я улыбнулся, глядя в полумрак нашей спальни.

– Да нет. Вполне терпимо. Уже несколько часов прошло.

Она снова провела пальцем по узору, следуя линии, которая обозначала одно из крыльев. А затем я ощутил невесомое прикосновение ее губ к моей воспаленной спине. Внезапно это оказалось так пронзительно, что у меня перехватило дыхание и разом восстало в штанах.

– Осторожней... – едва выдохнул я, – там мазь...

После того, как Кайза закончил узор и промыл его отваром, он щедро втер в мою спину целую горсть коричневой массы из своего глиняного горшка. Лиану досталось то же самое.

– Ничего, – прошептала Айна. – Она не противная.

И оставила на моей исколотой лопатке медленную цепочку поцелуев.

Я зажмурился, как от боли.

Столько месяцев уже прошло, а мне все никак не удавалось привыкнуть к этому бесценному дару судьбы. К тому, что мы вместе. К тому, что через столько лет между нами больше нет преград. Никаких преград...

– Фаре? Тебе больно?

– Нет, любимая.

– Но ты... у тебя такое лицо...

– Все хорошо, – я развернулся и обнял ее, зарывшись носом в распущенные перед сном волосы, вдохнув их запах. – Как же я люблю, когда ты такая... непричесанная...

Вместо ответа она отыскала рукой мой бритый затылок и провела по нему ладонью. Ох, да, это всегда было слишком прекрасно... Ни с чем несравнимое ощущение. В том числе потому еще я сохранял прическу моего степного племени.

– Этот дракон... – Айна уютно свернулась в кольце моих рук, свежий вечерний бриз приятно холодил наши обнаженные тела. – Он для красоты?

– Нет. Кайза никогда ничего не делает просто так. Это оберег.

– А для чего?

– Если честно, я не очень-то понял... Кайза немного объяснял, но мы были в таком состоянии, когда слова просачиваются как вода сквозь пальцы. Там было что-то про возможность обращаться к нашей истинной природе в любое время, а не только, когда от этого зависит чья-то жизнь...

– Хорошо, что у вас такой наставник, – Айна прижалась щекой к моему плечу, ее ресницы щекотали мою щеку. – Как-то спокойней жить, зная, какие серьезные люди, стоят у вас с Лианом за спинами. А у Ли такой же дракон, да?

– Да.

– Удивительно...

– Почему, милая? – глаза мои уже совсем не открывались, но мне жаль было засыпать – хотелось наслаждаться каждым мгновением, что судьба дарила нам двоим. Я плыл в сладкой полудреме, ощущая себя одновременно и сердцевиной мира, и огромным щитом, укрывающим этот мир. Я был внутри и вовне, маленьким и бескрайним.

– Помнишь бабку Дэлизу из Подгорья? – голос Айны доносился уже совсем издалека. – Она с самого начала называла вас с Лианом драконами. Тебя серебряным, а его – золотым... С той поры и я вас так называю... про себя, внутри.

Внутри...

Я провел рукой по ее аккуратному округлому животу, который еще мало кому был заметен под складками платьев.

Мой ребенок. Наш ребенок.

– Значит здесь, – пробормотал я сонно, – у тебя наследник дракона... Звучит забавно. Кто бы мог подумать...

Говорить ей о том, как сильно меня прежде пугала моя драконья сущность, я не стал.

Может быть, потому, что больше ее не боялся.

8

За завтраком, когда мы по традиции собрались вчетвером в гостиной Королевских покоев, сразу же стало очевидно, что между Шуной и Лианом что-то произошло. И для этого даже не требовался колдовской дар: на лице у моего братца красноречиво полыхал след от пощечины, а его женщина с таким видом ковыряла еду в тарелке, будто хотела сделать из нее фарш.

Минувшую ночь они явно провели не столь приятно, как мы с Айной.

Что с вопросами лучше не лезть, тоже было очевидно. Тем более, что я догадывался, в чем дело...

На все мои попытки немного разрядить обстановку старыми добрыми байками, Лиан улыбнулся всего пару раз, а Шуна и вовсе ни разу. Похоже, все было очень серьезно.

Как только я окончательно смирился с тем, что не гожусь на роль шута, степная девчонка поймала мой взгляд и сказала тихо, но очень отчетливо:

– Мне нужно поговорить с тобой.

Дождавшись моего согласного кивка, она снова сосредоточилась на содержимом тарелки и больше не проронила ни слова.

– Идем, – сказал я ей, видя, что есть она все равно не собирается, только терзает свою еду. – Чего тут медлить...

В маленьком закрытом саду никто не мог нас увидеть или услышать – я увел Шуну подальше от дверей в гостиную, к самой дальней стене, где под сенью старых деревьев скрывались уютные широкие качели, больше похожие на подвесную софу со спинкой. Я знал, что Шуна любит это место, но на сей раз на качели девчонка даже не взглянула.

– Сделай с ним что-нибудь! – в отчаянии она вцепилась в отвороты моей рубахи, заглянула в лицо с такой болью и мольбой, что я едва устоял на ногах в потоке ее оголенных чувств. – Айна говорила, бывают какие-то обереги, которые не дают чужим шастать в сны!

– Бывают, – холодея признался я. И сразу вспомнил это отчаянное ощущение пустоты и бессилия, когда несколько месяцев подряд пытался пробить несокрушимую броню дядиного колдовства. – Но Лиан... я думаю, он сам может сделать такой... если захочет.

– Он не хочет! – Шуна вдруг разрыдалась, упав лицом мне на грудь, стиснула мою рубаху так, что я услышал тонкий треск швов. – В том-то и дело! Он не хочет...

– Шшш... Тихо... – я обнял ее осторожно, впитывая в себя всю горечь и страх. И стараясь не думать о том, что когда-то наши объятия носили совсем иной характер. Проклятье, ведь я тогда всерьез обдумывал возможность заткнуть этой девочкой дыру в своем сердце. – Ну, не плачь, все ведь хорошо...

– Да ничего не хорошо! – закричала Шуна, отрываясь от моей уже насквозь мокрой рубахи и с яростью глядя мне в лицо. – НИЧЕГО! Знаешь, когда он начал видеть эти свои странные сны?! Когда эта маленькая дрянь начала шляться к нам в спальню! Эта. Поганая. Мерзавка! Она заявляется в н а ш у спальню! Ты понимаешь?! Представляешь каково это?! Засыпать, зная, что кто-то будет смотреть на тебя!

– Шуна... Тихо. Ива не может видеть тебя. Она видит только того, в чей сон приходит. Успокойся.

– Ну и что?! Разве этого мало? Я не хочу, чтобы она приходила к нему! Не хочу, чтобы он по утрам просыпался с таким взглядом!

– С каким?

– Как будто... как будто вернулся из другого мира... Я с ним разговариваю, а он меня даже не слышит иногда. Фарр... я ничего не понимаю в этой вашей клятой магии, но я знаю точно – такое вот... плохо для него! Он потом сам не свой!

Шуна редко называла меня по имени. Это означало, что все предельно серьезно.

Я осторожно провел ладонью по ее затылку, по спине, стряхивая липкий страх и отчаяние.

– Ты уже говорила с ним про такой оберег, да?

– Говорила... Он сказал, что не может. Не может закрыться. Что он за нее в ответе... Ну почему? Почему он так в нее вцепился?

– А ты его самого не спрашивала?

– Спрашивала, конечно. Да только он не говорит... – голос Шуны стал совсем тихим и пустым.

Я понимал ее. Когда меж двумя любящими есть недомолвки, это всегда разрушительно.

– Шуна... ты ведь понимаешь, что я не могу сделать такой оберег без его ведома и желания? Это невозможно. Айна по своей воле захотела оградить себя от нашего с ним вторжения в ее сны. Она знала какого рода предметы висят у нее на груди. Лиан тоже не может не заметить.

– Я понимаю, – она вновь смотрела на меня с мольбой. – Но ты ведь можешь с ним поговорить, правда? Убеди его, пожалуйста. Я не хочу делить своего мужчину с этой стриженой соплячкой.

– Она ребенок, Шуна. Просто ребенок.

– Фарр! Поговори с ним! Пусть он хотя бы иногда надевает этот оберег. Я правда не могу так больше... Я боюсь за него. Знаешь, по ночам... он стал говорить во сне.

На последних ее словах мое сердце замерло и пропустило удар.

Лиан никогда не любил рассказывать о своем пророческом даре. Он упомянул его всего пару раз, да оба раза тут же и увел разговор в другую сторону.

Я знал, что он не любит этот дар, ибо редко, когда его пророчества сулили что-то хорошее.

– А ты запомнила, что именно он говорил?

– Нет, конечно... – Шуна отвела глаза, словно стыдилась своей дырявой памяти. – Я сама спала, когда он разбудил меня своим бормотанием. Лепетал про каких-то драконьих наследников, какие-то закрытые двери... И еще про ключ. Что кто-то должен стать ключом.

Да уж, неплохой набор образов. Особенно про драконов...

– Я поговорю с ним. Правда. Прямо сегодня. И... знаешь что? Может нам стоит съездить к морю? Я знаю одно славное место, где можно искупаться. Айна уже бывала там. Поедем вчетвером? Думаю, нам всем нужно немного радости и отдыха от забот.

– Да какие у меня заботы?.. Сижу тут, как жаба в болоте, ничего не делаю. С тоски скоро сдохну.

– Ну тем более. Поедем! А я найду подходящий момент, чтобы поговорить с Лианом. Да заодно подумаю, как скрасить твою тоску. Признайся, ты ведь просто скучаешь по степи, верно?

– Умный ты слишком, Высочество, – Шуна криво ухмыльнулась, утерла глаза и без предупреждения зашагала обратно к гостиной.

Сказать по правде, я и сам часто ловил себя на мысли о том, что часть моего сердца навсегда осталась в Диких землях.

9

Лиан плавал довольно скверно, но все равно упорно пытался доказать, что у него все отлично получается. Он старательно махал руками, надеясь угнаться за мной, и вообще охотно рвался подальше, на глубину... в отличие от Шуны, которая предпочитала сидеть на мелководье, где волны неспешно качали ее. Они с Айной говорили о чем-то, перебирая разноцветные гладкие камешки в полосе прибоя, но я даже не пытался вникать, о чем – мне было важнее обдумать совсем другой разговор.

Я греб легко и с удовольствием, время от времени поглядывая на братца, которому на самом деле едва хватало сил и умения поспевать за мной. Упертый... Впрочем, до грота, который я обещал показать ему, оставалось уже совсем немного – мы почти обогнули высокий скальный выступ справа от бухты.

– Уф... – Лиан первым выполз на отмель под покатым каменным сводом. – Хорошо...

Тяжело дыша, он ничком растянулся на крупной гальке и закрыл глаза. В свете солнечных лучей, падавших из дыры вверху, я видел, как сверкают брызги воды на его спине, покрытой новым узором. Казалось, что дракон живой и тоже двигается в такт частому дыханию.

– Да, здесь славно, – согласился я, хотя понимал, что это «хорошо» больше относится к возможности наконец-то отдохнуть.

– И... не жарко... – пробормотал Лиан. Он перекатился поглубже в тень и лег, подложив руки под голову, уставился на свод пещеры с мечтательным выражением на лице. Похоже, море смыло с него все печали и тревоги.

– А я думал, ты привык к жаре, пока в Феррестре жил.

– Ну... нет, не очень. Я ведь северянин, – Лиан снова закрыл глаза. Постепенно напряжение покидало его тело, а грудь вздымалась все реже.

– Ты говорил, твой отец из Герны...

– Точно.

Я набрал полную горсть камней и тут же позволил им просыпаться обратно.

– Никогда не хотел найти его? Дать знать о себе?

Лиан издал непонятный звук и даже открыл глаза, посмотрел на дыру в своде и снова зажмурился.

– Бывает иногда. Но я же не знаю где он живет, куда писать послание...

– Для начала туда, откуда ты сбежал в детстве. Возможно, он до сих пор живет в том городе, и уж там быстро найдут господина Даэла. Едва ли таких много.

– Да... Наверное, я пока не готов. Может, попробую отыскать, когда родится ребенок. Отцу, небось, будет приятно узнать, что его непутевый отпрыск не только не подох в канаве, но еще и обзавелся своим наследником.

– Кстати о наследниках... Я бы на твоем месте постарался поменьше расстраивать свою женщину.

Лиан закрыл глаза и перевернулся носом в камни.

– Я стараюсь, – глухо ответил он.

– Плоховато выходит.

– Да... – его вздох был тяжелым, как будто братец держал на плечах каменную плиту. – Плоховато.

– Отчего ты не хочешь сделать, как она просит?

Какое-то время Лиан молчал, а когда заговорил, в его голосе звучала тоска.

– Фарр, я не могу объяснить это рационально, но... попытаюсь. Ива там совсем одна, и она ребенок. Я уже бросил однажды девочку, которой обещал свою защиту... Ей тоже было тогда двенадцать... – я нашел бы что возразить на эти слова, но я молчал, старательно прикусив язык. И Лиан продолжал выталкивать из себя мучительные слова: – Я знаю, что, если оборву нашу связь, может, с ней и не случится ничего особенного... но она... окончательно утратит себя. Ива сейчас стоит на краю. Если я отдерну руку, некому будет ее держать. Я знаю. Я был на ее месте. Меня держала Айна. Если бы не она, я или помер бы или превратился в чудовище.

Я чувствовал, о чем он говорит.

Мало уберечь тело... порой гораздо трудней спасти душу.

– Ли... Я понимаю, – все умные слова казались бесполезными. – Но... так, как сейчас, тоже нельзя. Кстати... ты спрашивал, почему она вообще сбежала?

Лиан сел и посмотрел на меня пристально. Словно колебался, стоит ли говорить.

– Она не знала, что забрала силу брата. Догадывалась, но не знала наверняка. Ива не такая гадкая, как вы все думаете. Когда подслушала тот наш разговор, решила, будто нет ничего лучше, чем уйти и не мешать нам. Думаю... нет, я уверен точно, ей было очень больно осознать эту правду про себя.

– Как глупо... Зачем было убегать, когда все можно бы решилось и без этого?! – я испытал прилив гнева, изумляясь, насколько же велика бывает человеческая неразумность. Впрочем, что взять с ребенка? Оставалось только принять это как есть. – Похоже, вы с ней стали очень близки, раз она тебе такое поведала.

– Похоже.

– И все же как глупо! Она что, боялась, мы расскажем Вереску про это все?

– Да.

– И ты не смог убедить ее в обратном?

– Смог. Но к тому моменту она уже добралась до Эймурдина, открыла в себе дар сноходца и побывала во снах своего брата. О н знал всегда. Только сделать ничего не мог и даже сказать. Ива решила, что без нее Вереску будет лучше. Она... понимаешь, она сама себя наказала этим уходом, этим разрывом.

– О, Боги... – я не удержался и закрыл лицо ладонью. – Теперь я знаю, что чувствует дядя Пат, когда мы делаем глупости... Ли, ее надо вернуть. Ты это понимаешь?

Лиан усмехнулся криво.

– А чем, ты думаешь я занимаюсь по ночам? Пытаюсь доказать, что брат любит ее, что она нужна ему, нужна нам, что ей самой нужен нормальный дом, а не старые развалины, где она блуждает, точно мышь в норе! Но... Фарр, я не хотел тебе говорить... только все равно надо... Мне кажется, Эймурдин что-то делает с ней. Не знаю как. Не могу понять. Но это и правда не очень хорошее место. Слишком сильное для нее. Слишком старое... там столько всего – хорошего и плохого, легко можно сбиться с пути, попасть в тень... Оно затягивает, не отпускает просто так назад.

Мой брат говорил, и глаза его становились все более прозрачными, все более далекими. Он словно сам уходил в какой-то одному ему видимый лабиринт.

– Ли? Эй! То, что ты сказал – это очень плохо. Ты и сам попадаешь в эту тень. Ты знаешь это?

– Знаю... – он отвел глаза, моргнул и уставился в стену грота.

– Ли, выбирая между тобой и Ивой мы тут все выберем тебя.

Еще одна кривая усмешка.

– Конечно. Именно поэтому я и сказал, что кроме меня ее держать некому.

Долгое время мы сидели молча. Потом я не выдержал и спросил:

– Что же, все так и будет? Твои дурные сны, слезы Шуны, страхи, тень?

– Нет. Как только родится мой ребенок, я поеду в Эймурдин и заберу Иву.

Я вдохнул поглубже.

– Ли, наши дети появятся аж в конце осени. До того времени ты успеешь окончательно двинуться умом. И ты, и Ива. И Шуна следом.

– У тебя есть идея получше?

Я обхватил голову руками. Соленые капли все еще стекали с моих волос... падали на колени, на камни.

Все сходилось.

Я знал, что все сходится в этом клятом месте. Как ни крути, оно звало нас. Звало сильней, чем магнитный камень тянет к себе гвозди.

– Не будем ждать. Поедем сейчас.

Лиан молчал. Подняв голову, я увидел изумление на его лице. А спустя несколько мгновений на нем обозначилась горькая улыбка, пропускающая по краям свет надежды.

– Что ж... Поедем, – он укусил себя за губу и вдруг сверкнул глазами так, словно в них уже отразилась дорога. – Девки нас убьют.

10

Наше «сейчас» растянулось почти на неделю. Ровно столько времени мне понадобилось, чтобы довести до конца те дела, с которыми я обещал разобраться своему отцу.

Конечно, проще всего было бы уйти молча... Как я сделал это год назад, уехав в степь. Но... жизнь изменилась. И я изменился. Вместо того, чтобы по-тихому седлать коней и отправиться в путь, пошел и все рассказал.

Я выбрал хорошее время. Вечер.

Мы сидели в покоях отца и неспешно играли в «престолы». Отец выигрывал, и я тихо радовался тому. Когда от победы его отделяли буквально два хода, я словно шагнул с обрыва, произнеся заранее готовые слова:

– Мы с Лианом уедем ненадолго.

Отец приподнял бровь, не отрывая глаз от доски.

– На пару дней?

– Нет. На пару месяцев. Наверное.

Бровь поползла еще выше.

– Куда это вам так прижало и зачем?

Скрывать смысла не было, и я сказал честно:

– В Эймурдин. Нам нужно вытащить оттуда Иву. И покопаться в библиотеке, раз уж она нашла туда проход.

Отец все еще смотрел на доску, но взгляд его уже был гораздо дальше. Я видел, как в нем сражаются обычное нежелание отпускать меня куда-то и осознание того, сколь это бесполезно и разрушительно. Он не сдержал тяжелый вздох.

– В эту дыру на заднице демона... – он цокнул языком и потянулся к трубке, совсем забыв про игру. – Твоя дядя уже в курсе?

– Нет. Я скажу ему завтра.

– Что ж... Полагаю, он тоже не обрадуется, – отец наконец посмотрел прямо на меня, и в этот момент я особенно остро осознал, сколь безжалостно время, чертящее борозды на наших лицах, и добавляющее нам седины. В свете заходящего солнца мне хорошо были видны пепельные пряди среди его белых, как снег волос. – Почему, сын? Зачем вам ехать туда сейчас? Насколько мне известно, девочка находится в безопасности, за ней приглядывают люди моего брата – чтобы она была сыта, одета и обута, чтобы никакой лихой человек не возник на ее пути. И почему они не могут привезти ее сюда?

– Она маг, отец. Если кто-то попытается притащить ее обратно силой, это точно плохо кончится. А оставлять девчонку там надолго нельзя – развалины что-то делают с ней. Что-то не очень доброе. Мы же не хотим получить через несколько месяцев еще одну бешеную колдунью, от которой неизвестно, чего ждать.

– Прибить бы ее, – мрачно обронил отец. – И дело с добром. Никому никуда не надо ехать, устраивать слежку и тратить ресурсы из казны.

Я пожал плечами.

– Неплохое решение. Но есть по меньшей мере два человека, которые не поймут его и не оценят.

– Ее братец и...?

– Лиан.

Отец снова вздохнул.

– Говорил я Патрику, что с этим отродьем надо кончать. Так ведь нет... он слишком чистоплюй. Надо было мне давно уже сделать все самому.

Прямота и жестокость отца задевали меня, но где-то очень в глубине души я был с ним согласен.

– Хорошо, что не сделал. Такие вещи в тайне трудно сохранить. Это вылезло бы наружу, и тогда... даже не берусь предположить, насколько бы скверно все обернулось.

– Ох, сынок... – отец сдвинул доску в сторону и пронзил меня долгим, слишком глубоким взглядом. – Мой мальчик... Ты, конечно же, хочешь ехать налегке, без охраны?

– Как обычно. Я ведь тоже маг. Чего мне бояться? Тем более, мы будем вдвоем.

– Чего бояться, говоришь... – отец горько усмехнулся. – Всегда есть, чего, парень. Ты поймешь это, когда сам станешь отцом.

Мне очень хотелось возразить, что я уже сейчас вполне умею умирать от страха за тех, кого люблю, но отчего-то это показалось совершенно лишним.

– Ты дашь мне свое благословение, отец?

– Дам. Но имей в виду – жене своей будешь объяснять все сам. И с делом барона Дранта, пожалуйста, закончи. Я ни в то, ни в другое лезть не желаю.