Глава 47. Обстрел

Вятка зимой.


Ванька Воробьев проснулся сегодня ни свет, ни заря. Какой-то черт его поднял. Спать да спать ещё было можно. По чисто российской привычке поперся на улицу до завтрака перекурить. Все нормальные люди табачной отравой балуются только после того как утробу свою набьют, а мы нет – мы народ особый, нас Бог в макушку поцеловал…

Вьюжило. Мороз за щеки и нос не по-детски прихватывал, морда сразу красная стала. Тут долго не покуришь. Добил по-быстрому папиросу и в комнату вернулся. По деньгам мог, как и раньше сигару с другого конца света себе позволить, но по военному времени они из продажи исчезли, да и не надо теперь своим достатком народ злить – многие живут в нынешние времена трудно, злобится народ на власть и богатеев…

Попаданец экспертом в области истории не был, но о семнадцатом годе в его прошлом времени начиная с ясельного возраста все были осведомлены. Сейчас уже шестнадцатый, скоро и грохнет.

Не раз уже он думал о будущем. Здесь остаться? В Америку или ещё куда податься? За душой на чёрный день кое-что было. Закамское серебро опять же внезапно по ходу дела в руки свалилось – оно тоже не три копейки стоит. Тут Пугачева клад нарисовался… Его пока не нашли, но определенные перспективы есть. Студент только что-то с аппаратом тянет. То одно ему надо, то другое. Это не подходит, это замены требует. Вчера говорил, что может быть в столицу ехать за одной штуковиной придется. Называл он её, но Ванька забыл название, заспал видно. Бывает такое. Утром встал и не помнишь что-то, а к обеду само в голове всплывет. На кафедре физики в университете у одного профессора нужным можно разжиться. Знает он нашего студента и очень хорошо к нему относится. В былые годы сулил ему светлое будущее, но того живость характера подвела.

Вот и девки Александры в своих комнатах зашевелились.

Глянул на календарь. Понятно. Им сегодня по графику на смотровой пункт идти, в свои желтые медицинские билеты отметочки получать. Клиент попросит сей документ перед совокуплением предъявить, а они ему – пожалуйста, готовы к труду и обороне, совершенно безопасны и специалистом к работе допущены…

Девицы ушли. Дверью хлопнули. Мороза ещё напустили, кикиморы…

Перед обедом вернулись. Веселые. Щеки алеют. Магазины ещё посетили, на ерунду денежки потратили…

Так Ванька целый день и маялся. На душе без видимой причины тяжело было. Вроде всё своим чередом, Федор из Бакулей скоро из госпиталя приедет, от Марии тоже письмо не давно было – с одной из узловых железнодорожных станций она его отправила.

Как темнеть начало, тут и случилось. За окном несколько выстрелов раздалось – Ваньке эти звуки хорошо знакомы. Одновременно часть стекол в окнах со стороны улицы со звоном рассыпались. Крупной дробью кто-то неожиданно с публичным домом поделился. Хорошо, что никого из девиц и сестру не задело. Сам Ванька только вздрогнул сильно – свинцовые шарики мимо его пролетели.

Кто стрелял? За что? Обидели кого? Вроде всё тихо-мирно в последнее время. Привет из прошлых лет, когда чужие бизнесы отжимали и некоторое количество кровушки пролить пришлось? Так сколько лет с той поры минуло. С дури кто выстрелил? Конкуренты появились и Ваньку с сестрицами подвинуть хотят?

Разбитые окна Ванька велел подушками заткнуть. Одну из мадам к стекольщику отправили – зимой без стекол в избе не сильно комфортно.

Полушубок Ванька накинул, лисью шапку на голову, револьвер в карман и к сестрам в два оставшихся дома терпимости бегом двинул. В их стороне тоже что-то бахало. Как они там? Все ли живы? Не поранили ли кого?

Обстреляли и дома Евдокии и Прасковьи. Не случайными выстрелы по фасаду борделя Александры были. Всем прилетело. Никто серьезно не пострадал, но части стекол лишились и Фекле Косолаповой дробина в верхние сто двадцать впилась. Ей она как слону, но крика и визга было – в окружном суде, наверное, слышали…

Работу публичных домов Ванька на сегодня отменил, дыры в окнах подушками и тряпками заткнули. Бабы-дуры в очумении и обалдении находились, трусили как не знаю кто. Сколько лет дома терпимости на Хлыновке работали – никогда такого чуда не было. Начали коллективно вспоминать. Тут раненая Фекла Косолапова и вспомнила – ходили несколько дней назад вокруг их дома какие-то подозрительные людишки, что-то высматривали и вынюхивали. Внутрь не зашли, всё вокруг да около. Внимания тогда она на это не обратила, а сегодня дробина ей мозги прочистила. Девки из других домов тоже после рассказа Феклы вдруг подобное вспоминать начали. Точно, терлись какие-то подозрительные личности. Описать их никто не смог – не помнили и темно уже было.

Одна дурища в истерику ударилась. Убьют тут нас всех, жизни молодой лишат, по кровиночке до суха выпьют…

Побежала узелок свой собирать – уйду я от вас насовсем, ни минуты здесь больше не останусь…

Ванька сестрице кивнул – не держать, скатертью дорожка.

Ушла. Дверь тихонечко прикрыла, а через пять минут вернулась. Ревет, обратно просится…

Ванька снова сестре кивнул – пусть остается.

Пришедшая страхи начала рассказывать про тени, которые вокруг домов терпимости вьются, про огоньки какие-то бродящие в некотором отдалении. За полицией идти все отказались, а Ваньке нельзя – он тут нужен, вдруг ещё что происходить начнет.

Тут и стекольщик пришел. Никто его дорогой не съел. Через некоторое время и стражи порядка нарисовались. Всё правильно, не бежать же им сломя голову прямо на выстрелы. Всё тихо стало, и они тут как тут. Им ещё долго работать, семьи свои кормить. Никому с дыркой в голове лежать в сугробе не хочется.

Зимняя Вятка.

Загрузка...