Естественно, Лазаревич не бросился сразу же к Менделееву с криками «Ну как наш танк?!», в конце концов, работы у него и своей было много. Даже к вечеру не бросился. И назавтра не бросился. А бросился он в Александровскую слободу — именно там жил Менделеев — только 12 января, в среду.
— Солныш, — бросил извозчик, указывая рукоятью кнута на яркое не по-январски солнце.
— Что? — очнулся задумавшийся Руслан. Он как-то успел отвыкнуть от привычки таксистов болтать с пассажиром. Все ж таки извозчику болтать труднее — он спиной сидит. Впрочем, этого не остановило, видимо, этот лихач был первой ласточкой будущих говорливых таксистов.
Лихач, понятное дело, не потому, что мчался — хотя катили они довольно быстро — а потому что извозчики делились на «ванек» и «лихачей». Этого Руслан принанял за двойную плату — ехать на Лиговку особо желающих не было, но водитель кобылы стоил своих денег: катил ходко, экипаж на резиновых колесах на кочках и ямках не побрасывало, да вон еще и разговорами развлекает, видимо, решив отработать по полной.
— На Татянин день вёдро — скоро потеплеет, — уверенно заявил извозчик, — Верна примета!
— Ага… — молчаливо согласился Руслан.
Стоп. Татьянин день?
А, не да, вечно забывал про юлианский календарь. Плюс тринадцать дней… Ну да, все верно — двадцать пятое января.
— День студента? — машинально переспросил он.
— Что? — в свою очередь переспросил извозчик? — А, не, барин, на Татянин день студенты в Первопрестольной гуляют, у нас, в Петербурге — на Хведора-застольника.
На Застольника — это правильно. Что за праздник без застолья?
— А Федор твой — когда?
— Так это… В хеврале. Восьмого числа.
Ага… Понятно… Непонятно: почему такая разношерстность? Аа, нет, похоже, понял: московские студенты отмечают Татьянин день, потому что именно 25 января — ну или какой там был день по календарю товарища Гая Юлия — основали МГУ. А здесь, в Питере, основали свой универ, видимо, именно восьмого…
— Только и на Хведора господам студентам воли погулять не будет, — продолжил извозчик.
— Это отчего же?
— Так гуляния ковды еще запретили. Уже годов десять как. Тогда… ууу… тогда студентики шибко бузили, недели две их полиция разгоняла. Вот и запретили, праздник-то.
— Пьяные?
— Не без этого, конечно, только… — извозчик быстро наклонился к клиенту, перегнувшись через плечо, — Царя хулили. Вот их и тоо…
Понятно…
Повозка свернула с Московского в Георгиевский переулок и подкатила к дому, где квартировал Менделеев.
— Благодарствую, барин, — лихач ловко поймал брошенную серебряную монету.
На короткий стук в дверь вместо ожидаемого Менделеева открыла неожиданная девушка. Молоденькая, хорошенькая, как чертенок: черноволосая, черные брови тонкими дугами вразлет, глаза черные, чуть прищуренные, и, хотя лицо серьезное, в глубине зрачков пляшут чертенята.
Одета просто, серое платье, белый фартук — служанка?
— Добрый вечер. Василя нет дома.
Или, судя по «Василю» — не служанка. Ну, либо у молодого Менделеева с этой служанкой ооочень близкие отношения.
— Вечер добрый. Когда будет?
— Ой, — вздохнула служанка-неслужанка, — нескоро… Командировали его на Ижору, только через неделю дома появится.
Мда. Не повезло. Наверняка и рассмотреть как следует чертежи танка не успел…
— А вы кто будете? — настороженно спросил… блин, да кто это? — Не от его ли семьи, случаем?
— Нет, я по техническому вопросу.
Глаза девчонки задумчиво сощурились:
— Это не вы ли, у таком разе, Еруслан Лазаревич?
— Я. Лазаревич Руслан Аркадьевич. А в чем…
— Феня, — правильно поняла паузу девчонка, — Фекла Семеновна. Менделеева.
«Ага… Значит, все же жена. Или сестра… тьфу ты. Фекла Семеновна, дочка Дмитрия Ивановича, ага».
Тем временем Фекла Семеновна крутанула подолом и скрылась в полутьме квартиры, чтобы через минуту притащить пачку бумаг, в которых Руслан с екнувшим сердцем узнал свои собственные чертежи танка.
— Вот, Василь просил вам передать, буде если вы придете.
— А что, они ему не нужны?
— Нет, больше не нужны… — весело улыбнулась молодая садистка, не подозревавшая, что каждое ее слово как когтями по сердцу.
Эх, Вася, Вася… Что ж ты так подвел-то?
— …сказал, что он с ними поработал, все, что нужно выписал, дальше он свои черьтежи делать будет.
Ах ты ж… Феня. Нет, чтоб сразу сказать, она тут хвост коту пятаками рубит. Чуть сердце не остановилось!
На следующий день бумаги снова попались на глаза Руслану, когда он полез в своем рабочем кабинете в саквояж. Лазаревич достал пачку, задумчиво покачал на руке.
Нет, как не крути, как не рассматривай слова Фени — Менделеев заинтересовался и взял танк «в работу». Никаких признаков того, что Василий Дмитриевич забил болт — Руслан не находил. Так что — все хорошо. Все должно быть хорошо…
Только почему сердце так не на месте?
Как будто он что-то упустил, на что-то не обратил внимания… Вот только — на что?
В дверь коротко, деловито постучали.
— Войдите!
— Доброе утро, Руслан Аркадьевич! — в кабинет шагнул молодой человек со смутно знакомым лицом.
— Доброе утро… — Лазаревич запнулся. Кто это вообще такой?
— Запамятовали? — брови юноши удивленно приподнялись, глаза улыбнулись, — Пороховщиков…
— Прошу прощения, Александр Александрович, не сразу сообразил. Доброе утро, какими ветрами?
Ну конечно! Саша Пороховщиков, крайне энергичный молодой человек из Риги. Тот, что строит самолеты, и обладает крайне цепкой хваткой. Такой, что палец ему не то, что в рот нельзя класть — даже близко ко рту подносить.
— Все теми же, авиационными, — Пороховщиков опустился на стул, поддернув брюки, — Петри Иванович в отъезде так я с вами решил этот вопрос обсудить. Дошли до меня слухи, что вы на свой автомобиль новейший двигатель ставите, секретной конструкции…
Кто ж тут информацию на сторону продает, с досадой подумал Руслан. Такими темпами завтра ко мне не мальчишка из Риги, а дядька из Берлина придет. Впрочем, у нас связи в спецслужбах есть… кстати, не забыть отдать Андронову бумаги по глушителям… так что инвестиции в меня надежно защищены.
— И снова мимо, Александр Александрович.
— Вы хотите сказать, что и его не продадите? — судя по заострившемуся взгляду, Пороховщиков твердо намеревался сегодня без своего не уйти.
— Хочу сказать, что не наш это двигатель. Заказан на РАЗИППе.
РАЗИПП расшифровывался как «Русский автомобильный завод Ивана Петровича Пузырева». Да, лишней скромностью он не страдал.
— Так что, если хотите его заказать — вам туда, — Руслан развел руками, в которых так и держал бумаги для Менделеева, посмотрел на них и бросил на стол.
Пороховщиков машинально проводил бумаги взглядом:
— Это, — кивнул он на них, сверху предательски приземлился рисунок с общим видом танка, — не те ли, случайно, бронеавтомобили, о которых вы в мой прошлый визит упоминали? Все-таки решили начать?
— Нет, это так…Мои личные умственные упражнения.
— Позволите полюбопытствовать?
— Отчего нет? — Руслан кивнул на чертежи.
Саша Пороховщиков повернул их к себе — и как будто отсканировал взглядом. На каждый листок он затрачивал не более секунды, однако Руслан мог поклясться, что бойкий юноша запомнил все, что увидел, вплоть до тиража и типографии, цитируя незабвенного Гоцмана. Если бы на них, конечно, были тираж и типография.
— Бесконечная лента… Поворотная орудийная башня… — тихо шептал Саша, глубко задумавшись над бумагами. В его голове явно крутились мысли, выстраивались какие-то схемы, что-то замышлялось…
Почему сердце опять забеспокоилось? Лечить нервишки вам надо, Руслан Аркадьевич, вот почему. Валерьянку попейте, что ли…
— Интересная конструкция… — наконец произнес он, — Военное министерство просто обязано заинтересоваться. Руслан Аркадьевич…
Пороховщиков смотрел серьезно и деловито:
— Не уступите привилегии?
— Нет здесь никаких привилегий. Я же сказал — чисто умственное упражнение.
— Тогда… Что хотите за бумаги?
— Да забирайте так. Мне они без всякой надобности, выкинуть собирался.
Не будем класть танки в одну корзину. Даже если фамилия корзины — Менделеев. Саша Пороховщиков — мальчик резкий, если он возьмется за танки, он их таки построит.