Джип, ноутбук, будущее

Глава 21

— Плохо, — пробурчал Руслан. Он имел в виду, конечно, ситуацию, при которой скользкий господин Ковалев так и стался неуловимым и, без всякого сомнения, продолжит свою порочащую деятельность. Но, так как отключить мерзкий голос Лазаревич не успел, безымянный господин в халате воспринял эти слова на свой счет и побледнел еще больше.

— Подождите… Погодите… Постойте… — с этим словами он сорвался с места и исчез в темноте квартиры, только полы халата прошуршали.

— Куда это он? — с любопытством спросил Чуковский.

— Не знаю, — Руслан отогнал от своих мыслей картинку, подсунутую воображением, в которой господин с разбегу выпрыгивает в окно и летит на камни мостовой, только халат хлопает крыльями. Долететь до камней воображаемый господин не успел, так как вернулся реальный:

— Вот! — в его руке трясся клочок бумаги, — Я вспомнил! Он оставил адрес, если его будут спрашивать. Я сказал, что я ему не секретарь, а он — что искать его будут не очень многие люди, но по очень важным вопросам…

Воображение сменилось на паранойю. Ловушка? Что, если Ковалев предвидел, что Руслан может его вычислить и специально оставил какой-то адрес, где ждет засада?

Да нет, ерунда какая. Ковалев — всего лишь третьеразрядный журналист, а не профессор Мориарти, чтобы плести такие козни…

Или нет?

Что, если он всего лишь ПРИТВОРЯЛСЯ третьеразрядным журналистом? Кто-то же убил Мациевича и чуть не убил Чуковского. Что, если — Ковалев?

Проклятье. Нужно быть осторожным сугубо и трегубо…Потому что идти на адрес — придется.

— Мда, — Чуковский заглянул через плечо Руслана в бумажку, — Не Вяземская лавра, конечно, но немногим лучше…

Вяземская лавра, как узнал Руслан, существовала в районе Сенной площади еще лет десять назад. Не лавра, конечно, то бишь мужской монастырь, а целая Тортуга посреди столицы, вроде копенгагенской Христиании, только вместо тихих хиппи — каторжники, бандиты и грабители. Полтора десятка домов, населенных самым уголовным сбродом, образовывали квартал, куда не совались даже полицейские. Скорее даже не Христиания, а такие себе фавелы. В начале века, правда, хозяин земли, на которой процветало — или прогнивало? — это новообразование вдруг вышел из спячки, в которой пребывал все время существования лавры — то есть почти весь девятнадцатый век — и весь этот гадюшник снесли, построив на его месте пару симпатичных доходных домов. Правда, ночлежки, трущобы и прочая гниль возле Сенного рынка все равно остались… В этом месте Руслану чуть поплохело, когда он вспомнил, что, в самом начале своего пребывания в Санкт-Петербурге начала двадцатого века, спокойно шлялся, где хотел и даже проходил мимо того самого Сенного рынка. Свернул бы чуть не туда — и хана. И никто не узнает, где могилка твоя… Ну, кроме каких-нибудь археологов века так двадцать пятого.

От того, что ты, изволите ли видеть, пришелец из будущего, никак не следует, что тебе не грозят те же опасности, что и коренным жителям данного времени.

До ночлежек Ковалев еще не докатился, но адресок, где изволил обитать, был из тех. Куда приличные люди не суются. А если и суются — то только в компании и с оружием.

Компания и оружия наличествовали, поэтому Руслан с Чуковским, ничтоже сумняшеся, отправились в поход на дракона.

У этого адреса было одно несомненное достоинство — он находился недалеко.

В глубине Лиговки.

Наверное, не только в Петербурге — и не только начала двадцатого века — можно наблюдать такое странное явление: идешь по улице, вроде все тихо, мирно, чисто, прохожие гуляют, дамы с собачками, дети с боннами — ну или с смартфонами, от эпохи зависит — приличный город, приличное место. Но стоит от этой самой приличной улицы свернуть чуть в сторону, буквально на два шага…

Мама дорогая!

Ты попадаешь в самые натуральные трущобы, где на ум приходит только слова «постапокалипсис», где пахнет мочой и помойками, где стены подернуты плесенью, окна выбиты, а здешние обитатели напоминаю орков и мутантов из Фолаута одновременно. И нет, от страны это не зависит: точно такое же можно обнаружить, если свернут с туристических маршрутов хоть в Париже, хоть в Берлине, хоть в Токио.

Вот и здесь — спросив у прохожего, где находится искомый адресок, они с Чуковским свернули в арочные подворотни, и попали в параллельный мир.

Целый лабиринт, из подворотен, проездов, проходов, черных лестниц, из которых тянуло тухлой капустой, сырыми подвалами и нищетой. Не хватало только Минотавра. И Ариадны, потому что без нее здесь — никуда. Впрочем, к здешним ариаднам Руслан не прикоснулся бы и палкой — он хорошо помнил спич о распространенности сифилиса, выслушанный еще в Луге — а Минотавр…

А вот, кстати, и он.

Из какой-то темной щели, казалось — прямо из стены, из тени, вылепилась мутная фигура:

— Что за господинчики тут ходют? Тута проход платный!

В качестве своего права на сбор мыты «Минотавр» предъявил потемневший, чуть проржавевший, но от этого не менее длинный и широкий нож.

— Деньгу давай!

«Минотавр», то есть здоровенный мужик неопределенного возраста, в мятой валяной шапке и черном овчинном полушубке — причем черным вовсе не оттого, что на него пошла шкура черной овцы — пахнул на остановивших искателей затерянного Ковалева ядреной смесью самогона, табака и портянок. Причем, судя по аромату, портянки то ли входили в состав табака, то ли на них настаивали для крепости тот самый самогон.

— Чего стоите! Давай! — грабитель — ну а кто? Не свидетель Иеговы точно — широко взмахнул ножом.

— Валух, Валух… — произнес укоризненный голос, и из теней соткалась еще одна фигура.

Новопоявившийся одет был почище грабителя, по крайне мере, полушубок был белым, как и намотанный на шею шарф, а кепочка блестела лаковым козырьком, надвинутым на глаза так низко, что из-под него виднелись только гладко выбритый подбородок и тонкие губы, искривленные в легкой усмешке.

Минотавр сдулся.

— Дык я… Это… Вот… — он обвиняющее ткнул ножом в сторону Лазаревича, мол, это вот эти виноваты, ходют тутова, честных людев смущают.

— Заветрись.

Минотавр исчез. Руслан выдохнул и выпустил рукоять «браунинга», которую до этого стискивал, лихорадочно решая, стоит ли уже стрелять и если стрелять — то КУДА?

Таинственный спаситель спокойно шагнул вперед, подошел к тревожно рассматривающим его Лазаревичу и Чуковскому, осмотрел их — так и не показав лица — после чего обратился…

К Чуковскому.

— Что ж это вы, Николай Эммануилович, так собой рискуете?