Глава 53

Руслан вышел на улицу, поймал извозчика и долго катался с ним по улицам, разглядывая толпы прохожих, катящиеся туда-сюда повозки, трамваи и немногочисленные автомобили, вывески ресторанов, окна домов — да все, на что упадет глаз.

По крайней мере, именно так должны были думать те, кто за ним следит.

На самом деле все, что ему было нужно в этих поездках — взглянуть на одно-единственное окно…

* * *

Необычная конструкция красовалась в окне одного из домов — три полочки, на которых разместились восемь горшочков с цветами, на верхней — один, на второй — четыре и на нижней — три.

Ничего необычного, ничего примечательного, особенно, если учесть, что таких окон в домах, мимо которых проезжала повозка с Лазаревичем — многие тысячи, среди которых есть и почуднее.

Самое обычное окошко. Если не знать, что означают эти горшочки.

Сегодня — четырнадцатое марта. Один горшочек на верхней полке, четыре — на второй три — на третьей. Завтра будет пятнадцатое, и на второй полочке окажутся пять горшков. А если не окажутся — значит, с Юлей и Аней что-то НЕ в порядке и нужно принимать меры. Ну или они забыли сменить знак для мужа, что маловероятно. Во-первых, Юля, несмотря на некоторую взбалмошность — человек серьезный и в таких важных вещах халтурить не будет. Во-вторых — Аня предупреждена и с самого раннего утра, не успев как следует открыть глаза, либо сама расставит цветы, либо напомнит маме. И если вы думаете, что она может забыть, залениться или это ей просто надоест — вы никогда в своей жизни не встречались с ответственными маленькими девочками.

Ну а если им захочется все же увидеть друг друга…

* * *

Вдалеке грохнула полуденная пушка Петропавловки. Руслан поднял глаза от газеты — и сразу же увидел проходящую вдалеке по аллее светловолосую женщину с худеньким мальчиком в матросском костюмчике. Она бросила в сторону Лазаревича быстрый лукавый взгляд и подмигнула. Отчего настроение — да-да, именно настроение! — у Руслана взмыло вверх.

И в голове заиграла мелодия «Я прошу… Хоть ненадолго…».

И пусть он не Штирлиц, но свою жену с дочкой пока — ПОКА — может увидеть только вот так, издалека и мельком. Именно в этом парке, ровно в полдень. Пусть и загримированными — а Аня и вовсе переодета в мальчика, отчего откровенно дуется — но все же увидеть.

То, что в ближайшее время придется уезжать из страны — вопрос уже практически решенный. Если их автомобиль проиграет в конкурсе на поставки в армию. И ОСОБЕННО — если выиграет. Да, поставки, по сути, будут от имени Фрезе, да контрразведка в Российской империи откровенно беспомощная — если вообще существует, но рано или поздно кто-то может заинтересоваться, что это за американец тут отирается, поискать концы и выяснить, что в славном городе Нью-Йорке никаких Лазаревичей отродясь не было…

Когда он предложил Фрезе идею с продажами джипов в армию — эта мысль ему просто не пришла в голову.

Или это просто загоны? И ему просто хочется, наконец, встретиться с женой не а-ля Штирлиц, а полноценно, плотно и жарко?

Как бы то ни было — а нужно подостлать соломки во всех местах где можешь упасть. Лучше перебдеть, чем недобдеть…

* * *

— Нет, возникла у меня мысль: попросить у вас подписать ее нашему знакомому и я сам лично ее ему отнесу.

— Руслан Аркадьевич, не стоит…

— Стоит. У меня к нему родилось одно деловое предложение…

* * *

— Ишь ты… — Лютожор осторожно перелистал страницы криминального романа Чуковского, — Не думал, что прям напишет, господа обычно своим словам хозяева — хотят, дают, хотят, забирают…

— Не все.

— Все, — отрезал Лютожор, — Иначе это и не господа вовсе.

В устах этого типа, непонятного, но явственно пользующегося непререкаемым авторитетом на Лиговке, эта фраза комплиментом определенно не была.

Они сидели на крохотной кухоньке в квартирке на Лиговке, которая то ли принадлежала Лютожору, то ли нет. Квартирка, Не Лиговка. Хотя, возможно — и Лиговка тоже…

Квартирушечка же была откровенно крохотной, темной, но, для лиговской-то, на удивление чистой. Разуваться в ней Руслан все же не стал бы, но подошвы ботинок к полу хотя бы не прилипали. Хозяйничала здесь замотанная в платок тощенькая остроносая женщина, то ли молчаливая, то ли и вовсе глухонемая. А может это была ее квартира и странный вор просто-напросто использовал ее для встречи с Русланом.

— И подпись на память… — губы вора улыбнулись.

По летнему времени он был одет в легкую рубашку-косоворотку, подпоясанную крученым шнурком, но с той памятной зимней встречи неизменным осталось одно — его лица Руслан так и не видел. Оно пряталось в тени козырька низко надвинутой на глаза кепки. Только аккуратно бритый подбородок, да тонкие, чуть изогнутые в улыбке губы. Странная, очень странная личность…

И все равно Руслан хотел обратиться именно к нему. Во-первых, Лютожор, при всей своей воровской сущности, явно обладал неким своеобразным кодексом чести. В конце концов, он так ни разу не только не вспомнил об истории с Ковалевым, но даже мельком не намекнул не нее. А ведь какая плодотворная почва для шантажа…

Ну и в-последних — других знакомых воров у Руслана все равно не было.

А задача была именно для вора.

Нет, той же цели он мог бы добиться другими путями — Руслан уже продумал несколько — но все они обладали общими недостатками, а именно — были гораздо менее надежны. Да, еще менее, чем обратиться за помощью к малоизвестному вору, что многое говорит о надежности этих самых планов.

— Есть у меня просьба к вам, господин Лютожор… кстати, что это слово означает?

— Так в моих родных краях злых да ехидных людей называют, — усмехнулся «злой и ехидный человек», — Что за попрос-то?

— Паспорт мне нужен, — не стал ходить вокруг да около Руслан, — Американский.

От неожиданности Лютожор даже чуть приподнял козырек кепки, на секунду блеснув острыми глазами.

— Ишь ты… Паспорт, да еще и американский… А своего нет, что ли?

— А своим мне, господин Лютожор, пользоваться никак не с руки. Так уж получилось, что в Америку мне нельзя возвращаться еще столько времени, что и дочка моя успеет замуж выйти. А своим настоящим именем и в России нельзя пользоваться.

— Вон оно что… То-то я смотрю, что на лазаревича вы и не походите вовсе… Так, ежели в Америку не собираетесь, может вам какой другой паспорт лучше? Например, французский…

— Француз, который из всех языков знает только английский да испанский и не знает французского — это несколько подозрительно.

— Что да то да… Англичанина?

— Англичане — заносчивые снобы, — поморщился Руслан, — да и нужен этот паспорт только для того, чтобы по Европе проехать, да на подходящий пароход сесть. А там…

Лазаревич изобразил рукой сложное движение, которое должно было означать, что после парохода мистер Лазаревич в очередной раз сменит фамилию и растворится на просторах глобуса.

Конечно же, Руслан врал. Вернее, не то, что напрямую врал, но старался создать впечатление у Лютожора — или у тех, кому тот может рассказать о планах Руслана — что он планирует отправиться в Латинскую Америку. На эту версию работало и упоминание о владении испанским языком и пароход, на который он якобы планирует сесть в Европе, и даже давняя шалость с испанской песней на вечеринке у соседской девушки.

Конечно, Лютожор обладает своеобразной честью и навряд ли пойдет в охранку, сообщать о том, что некто Лазаревич получил от него паспорт американского гражданина на фамилию такую-то. Но, знаете ли, расчет на чужую честь — это хорошо… Но перестраховка — лучше.

* * *

Американский паспорт не был похож на синюю книжечку, смутно припоминаемую Русланом из каких-то голливудских фильмов. Да и на книжечку в целом он не очень походил — лист бумаги, сложенный пополам и слегка потертый по углам. Светло-синяя узорная сетка, никаких фотографий — отлично — орел, в смысле белоголовый орлан, символ США, нарисован сверху, хорошо так, нарисован, качественно, никаких стилизаций и упрощений, от которых в будущем уже несколько устаешь… Сверху, над орлом, надпись, что это паспорт не кого попало, а все же Юнайтед стейтс оф таки ж Америки. Под ним — надпись «Государственный департамент». Чуть ниже, среди аккуратных букв рукописного шрифта, кое-где напечатанного типографски, находилась внесенная от руки надпись, из которой становилось ясно о том, что недавно в Санкт-Пербурге — не том, что родина Тома Сойера, а том, что родина Родиона Раскольникова, некий невезучий мистер Ричард Хаус потерял, раззява, документы.

Ну, по крайней мере он так думает.

Хаус, значит…

— Диплома доктора у него не было? — пошутил Руслан.

Они встретились с Лютожором там, куда Руслана позвала записка, быстро всунутая в руку пробегавшим мимо мальчонкой. Лазаревич предупредил, что за ним могут следить, и если встречу на Лиговке он может объяснить желанием вручить книгу, то последующие встречи будут чересчур подозрительными.

Нашел, кого испугать. Лютожор встретился с ним в туалете одного из ресторанов на Невском, куда шпики точно не полезли. По крайней мере, вор, для похода в ресторан нарядившийся в модный летний костюм и нацепивший широкополую белую же шляпу — все так же прикрывающую глаза — заверил, что те, кто за Русланом следит, в ресторан не пошли.

— Как же не было, — хмыкнул Лютожор — был.

С этими словами он протянул еще одну бумажку, свидетельствующую, что мистер Хаус был таки доктором Хаусом. Правда, не медицинским доктором, а доктором права, но все же.

— Он хотя бы жив? — Руслан не хотел, чтобы из-за него кто-то пострадал сильнее, чем потеря паспорта, и слабо представлял, как можно незаметно утащить у человека пачку бумаг.

Оказалось — можно. Если ты — Лютожор.

— Сколько с меня за помощь?

— Вот вы меня, мистер Хаус, — усмехнулся вор, — Сейчас прямо обидели. Считайте это дружеским подарком.

— Тогда прошу принять в ответ от меня дружеский подарок, — и Руслан протянул небольшой бумажный сверток с золотыми червонцами. Лютожор хмыкнул, но деньги взял.

Итак, документ есть, теперь можно и устроить финальный аккорд.

Загрузка...