— Бронеавтомобиль, — гордо заявил Менделеев, — Название ему я еще не придумал.
— Да это, мать его, зенитка, Винсент… — пробормотал Руслан, ошарашено разглядывая чертеж.
— Что?
— Говорю, он несколько отличается от изначальной концепции.
— Да, я его немного улучшил.
Лазаревичу сразу вспомнилась прочитанная когда-то статья о том, что в советские времена в НИИ, когда не хватало собственной фантазии, любили взять западный образец, скопировать и внести улучшения. То, что получалось, имело только один недостаток — оно не работало. Поэтому один раз, когда нашли некую западную конструкцию, которой очень не хватало в народном хозяйстве, от начальства поступило строгое указание: «Ни в коем случае не улучшать!».
Бог его знает, сколько в этой истории правды — учитывая, что прочитал ее Руслан в подшивке перестроечного «Огонька», может, и нисколько — но, как оказалось, страсть к улучшению у русских в крови. До главной заповеди программистов «Работает? Не тронь!» еще так же далеко, как и до самих программистов.
Лазаревич оставил Васе Менделееву набросок французского танка Первой Мировой — снизу гусеницы, сверху башня, посередине — небольшой корпус. Типичный танк. То, чем он стал после васиного «улучшения», больше походило на сухопутный линкор из советского фантастического романа.
Огромная башня, судя по всему взятая прямиком с какого-то корабля — хорошо хоть, орудие только одно — венчала не менее огромный корпус… шестиметровый? Да какое там, это же сажени! Двенадцать метров в длину! Вокруг главной башни, как цукаты вокруг сердцевины торта, торчали еще несколько пушечек помельче, с более вменяемыми пушками. По кильватеру — общий вид конструкции прямо-таки заставлял пробуждаться исключительно морские ассоциации — танк ощетинился несколькими пулеметами: два с одного бока, два — с другого и два — в лобовой бронеплите, маршевых. Танк несколько походил на советский довоенный Т-35. Только страшнее.
Вася Менделеев, приняв молчание за знак восторженного восхищения, принялся рассказывать о том, какая это замечательная штука и как она поможет российской армии… если ее, конечно, когда-нибудь сумеют построить. Впрочем, как каждый увлеченный человек, Менделеев-младший о таких скучных вещах, как экономика, не задумывался.
Нет, в целом танк был, без сарказма, превосходным.
Башня главного калибра, которая позволяла безнаказанно обстреливать артиллерийские позиции противника с расстояния, до которого его пушки просто не дотянутся. Посоперничать с танком Менделеева могли бы только орудия бронепоездов, но, в отличие от них, танк не был привязан к железной дороге и мог подкрасться с самой неожиданной стороны. Хотя, конечно, к этой громадине слово «подкрадываться» не подходило вообще. Проще уж представить носорога, крадущегося на цыпочках и прячущегося за тоненькую березку.
Если же, паче чаяния, танк все же попадет под обстрел, то, учитывая толщину его брони, снаряды ему будут не страшнее, чем обстрел горохом из трубочек. А пушечные башни, кроме главного калибра, конечно, можно было задвигать внутрь корпуса.
Если противник внезапно окажется слишком близко — в дело вступают пушки мелкого калибра, а если попытается подойти пехота — заговорят пулеметы. Если же дело будет совсем швах — танк, подобно осьминогу, выпустит облако черного маскировочного дыма и скроется в ночи, как Черный плащ.
Для связи внутри размещена рация, с выдвижной антенной: на время боя — спрятана внутри, необходима связь — антенна выдвигается вверх. Да, это вам не корзинка с почтовыми голубями, которые использовались, как средство связи, немецкими танкистами. Вернее, будут использоваться через несколько лет.
Руслан попытался было заикнуться, что двигатель, который потянет эту махину… Вася уже и двигатель нашел: от подводной лодки, двести пятьдесят сил, запас хода — шестьдесят верст на одной заправке.
Подумал Менделеев и об экипаже, каковой, кстати, состоял из одиннадцати человек: капитан танка, механик, рулевой, четыре канонира, да пулеметчика, наводчик-наблюдатель и радист. У каждого было свое место, кресло на пружинной подвеске, внутри танка было электрическое освещение, принудительная вентиляция от выхлопных и пороховых газов…
Благодаря некой особой пневмоподвеске танк мог двигаться исключительно плавно, а широкие и длинные гусеницы давали настолько малое давление на грунт, что, если, конечно, не делить слова Менделеева на шестнадцать, танк мог перемещаться чуть ли не по болоту.
А там, где не было подходящих болот — танк мог передвигаться по железным дорогам. Нет, не на платформе — на своих колесах, которые выдвигались из-под днища. Причем танк мог двигаться как в составе поезда, так и своим ходом.
В общем, это был замечательный танк. С одним-единственным недостатком — от него не было никакой пользы.
Даже если российская промышленность поднапряжется и родить это чудо конструкторской мысли — он будет настолько дорогим, что так и останется в единственном числе. И поэтому, чтобы не потерять такую дорогую игрушку — им не будут рисковать и попросту не пустят в бой.
Руслан предложит Менделееву создать «Калашников» от мира танков: простую, дешевую, функциональную вещь, которую можно клепать десятками и бросать в бой. А Вася сочинил от того же мира танков «Маузер»: здоровенную гробину, сложную, как часы с кукушкой, с единственным достоинством, за которое его и любили — будут любить в будущем — комиссары, революционные матросы и китайцы — пафосный вид.
И, самое неприятное: Руслан не сможет доказать Менделееву, в чем тот ошибся. Потому что сам по себе этот танк — отличная вещь.
Нет, Руслан не был бы собой, если бы не все же не попытался втолковать Менделееву, что в будущей войне вместо одного самого прекрасного танка — бронеавтомобиля, мать его — гораздо лучше десятки танков не таких замечательных, не таких бронированных, не настолько вооруженных, зато имеющихся везде, по всей линии фронта, там, где они нужны.
Это как с истребителями в Великую отечественную войну: у немцев есть штучный ас, а у РККА — десять пилотов, обученных по ускоренному курсу «взлет-посадка». Но этот ас мотается вдоль всей линии фронта, оголяя то один участок, то другой и прикрыть его — некому. А советские Кузнечики идут, как в сказе Бажова, широким плечом, прикрывая и фронт и друг друга, и плевать они хотели на то, что немецкий ас — лучше.
Результат был предсказуем, как финал фильма «Адмиралъ»: Менделеев искренне не понимал, чем его превосходный танк плох. Или Руслан попросту не мог этого объяснить.
— Может, назвать его Царь-танк? — скромно предложил Василий.
Похоже, дело было еще и в этом: в, пусть и не выпячиваемом, но желании славы. Согласитесь, лучше стать известным, как изобретатель огромного и величественного Царь-танка, чем как изобретатель унылой самоходной лохани с пулеметом.
— Не стоит, — буркнул Руслан, — Несчастливое название: Царь-пушка не стреляет, Царь-колокол не звонит…
Менделеев хмыкнул, видимо, как и сам Руслан вспомнив популярное в 1911 году продолжение этой присказки: «… и Царь-царь, который не правит».
В общем, мысленно подытожил Лазаревич, проект «Танк Менделеева» можно считать провалившимся. Василий сделал не то, что ему предложили, а то, что ему захотелось сделать. А кричать: «Да я из будущего, вот такие танки нужно делать!» Руслан посчитал лишним.
Однажды в Польше заезжий мастер фехтования вызвал на поединок местного колбасника. Тот не стал отказываться, а просто подсыпал гостю отравы в колбасу, да и закопал за сараем. Потому что не все будут играть по придуманным тобой правилам.
Именно эта байка Руслану и вспомнилась.
— Добрый вечер, Руслан Аркадьевич.
— Добрый вечер, Николай Эммануилович.
Лицо Чуковского играло месью эмоций: от скрытой гордости за самого себя, до неловкости и смущения.
— Чем порадуете?
Вчерашнее общение с Менделеевым несколько выбило Руслана из колеи, так что от жизни он уже не ждал ничего хорошего и к появлению странного Чуковского отнесся с настороженностью.
— Я, знаете ли… Вот…
На стол стеснительно легла книжка, по нынешней моде бульварного чтива похожая, скорее, на брошюрку. Сверху — цена этого чтива, что удивительно — не грош, а пять копеек, широкая полоса с крикливым названием серии «Лиговский Люпен» и виньеткой с лицом этого самого Люпена, самого, надо сказать, криминального вида. Потом — небольшими, в сравнении с названием серии, буквами шел заголовок, «Алмаз на дне», а под ним — аляповатая картинка, изображающая кого-то непонятного с ножом, явственно противостоящего уродливым личностям с лицами, не обезображенными только интеллектов.
— Не знал, что вы читаете подобное, — усмехнулся Руслан. Такими книжечками были завалены все книжные лотки, в точности как в девяностые — книжками в мягкой обложке про очередные похождения очередного Бешеного/Слепого/Кривого/Горбатого.
— Читаю? Нет. Я ее написал, — хмыкнул в ответ Чуковский.
Руслан удивленно посмотрел на него, потом на обложку — имени автора не было. Впрочем, его на подобном чтиве никогда не ставят — потом опять на Чуковского И наконец понял:
— Вы все же решили последовать совету нашего лиговского знакомого?
— Да. Знаете ли, воспринял, как вызов, мол, кто не умеет писать — тот критикует. Но, так как сам в оценке своего детища я необъективен — принес на ваш суд.
— Так что э вы ее своему музу не покажете?
— У меня нет муза, у меня зена, — Чуковский хохотнул в усы, — А если вы про, как вы выразились, лиговского знакомого… Где ж его теперь искать? Может, давно на каторге…
Руслан посмотрел на роман. На рОман, как сказали бы блатари сороковых.
— А вам эта книжка очень дорога?
— Вы хотите предать ее аутодафе? Она вам настолько не понравилась? — веселился Чуковский.
— Нет, возникла у меня мысль: попросить у вас подписать ее нашему знакомому и я сам лично ее ему отнесу.
— Руслан Аркадьевич, не стоит…