— Почему вы решили, что именно мы? — со спокойной улыбкой спросил Андронов-млаший. Улыбкой, которая яснее ясного говорила о том, что Распутин — именно его рук дело.
— Вы ничего не забыли? Я из будущего. Я знаю, кто и когда должен умереть. И Распутина, конечно, убили, но только через пять лет и не так.
— Ну вот видите: он все равно был обречен. Так почему бы не заработать немного денег на его смерти?
Руслан озадаченно посмотрел на собеседника:
— Вы что, ставки делали?
— Господь с вами, — Андронов весело рассмеялся, — Хотя мысль, конечно, интересная. Нет, — с обезоруживающим цинизмом произнес он, — мы просто нашли людей, готовых заплатить за то, что господин Распутин исчезнет со сцены. Могу признаться — одной этой небольшой операцией мы перекрыли все положенные вам платежи. Не считая того, что смогли получить и того, что еще получим от знания конъюнктуры.
— Вам не приходило в голову, что нельзя просто так убивать людей? — с трудом сдерживался Руслан.
— Почему просто так? За деньги.
— Вы теперь собираетесь валить за деньги всех встречных и поперечных?!
— Нет, конечно. За обычного человека никто не заплатит большой суммы. А смерть человека, за которого такую сумму заплатят — влечет за собой повышенное внимание и очень серьезное расследование. Распутин был чуть ли не единственной возможностью получить большие деньги за простого мужика.
— Вы не подумали, что слишком сильно вмешались в ход истории?
— Подумали, — кивнул Андронов, — На общем ходе смерть какого-то старца влияния оказать не сможет, а мелкие частности уже неинтересны. Вы все равно их не помните.
— Ничего, что по мнению некоторых историков Распутин был человеком, способным остановить будущую войну?
Андронов спокойно посмотрел на разгорячившегося Руслана, откусил небольшой кусочек расстегая, прожевал, сделал глоток чаю…
— А зачем нам ее останавливать? — спросил он.
Руслан растерялся. Такого ответа он не ожидал. Зачем останавливать войну? Как зачем — да чтобы не было ее! Чтобы не было смертей, разрушений, крушения династий и государств — вот зачем!
Нет, бытовало мнение — и Руслан читал об этом, в прошлом будущем — что каждая война, помимо негативных последствий, несет и потенциал положительных изменений. Например, если отменить Крымскую войну 1855 года, то не всплывут проблемы армии и логистики, не будут проведены перевооружение и отмена двадцатипятилетней рекрутчины, не будут развиваться железные дороги, Пирогов не сможет создать полевую медицину, что приведет к потенциально большей смертности в будущих войнах, и так далее и тому подобное.
Но, по его мнению, смерти и разрушения были слишком большой платой за развитие прогресса. Да и непохоже, что Андронов и Ко беспокоятся о прогрессе…
— Чтобы ее не было, — произнес Руслан, наконец.
— А зачем нам чтобы ее не было? — посмотрел в глаза Руслана Андронов.
Вот на это Лазаревич не нашелся, что сказать.
— За что мы вам платим, Руслан Аркадьевич? За сведения о будущем. Самым крупным событием этого самого будущего, из ближайших, будет война. Зная это, можно провернуть несколько торговых операций, которые, после начала войны, принесут огромную прибыль. А в случае, если войны НЕ будет — не менее огромные убытки. Так зачем нам отменять войну?
Однако. Вот так, простенько и цинично ждать наступления войны, чтобы набить себе карман? Зная, что погибнут миллионы, погибнет государство, которому ты, сукин сын, вообще-то служишь, не сделать НИЧЕГО для того, чтобы это остановить, потому что даже не лишишься денег — не сможешь заработать еще.
— Я надеюсь, вы меня поняли, Руслан Аркадьевич? — с некоторым нажимом переспросил Андронов.
— Понял — что? — если бы Руслан подумал, то смог бы понять, на что ему намекает сотрудник охранки, но сейчас он был несколько выбит из колеи и на некоторое время утратил способность к размышлению.
— Поняли, что война нам — необходима. И если КТО-ТО попытается ее остановить — мы будем считать это нарушением нашего договора.
— Это угроза?
— Это предупреждение. Вы можете играться со своими изобретениями, вроде того автоматического ружья, которое вы отправили полковнику Федорову…
Знает, подумал Руслан. Похоже, за нами все-таки следили…
— …или то, о чем вы там разговаривали с Менделеевым-младшим, это пожалуйста. Но если вы вдруг начнете рассылать предупреждения о будущей войне — нам придется прибегнуть к наказанию.
Руслан коротко усмехнулся.
— Напрасно смеетесь. Вас мы, разумеется, не тронем, кто ж режет курицу, пока она несет золотые яйца, но… Подумайте, у вас ведь семья, жена, дочь…
— При чем здесь моя семья? — мертвым голосом произнес Руслан.
— В том-то и дело, что семья тут ни при чем, — по-волчьи улыбнулся Андронов.
Лазаревич привстал, слепо нашаривая карман:
— Если с моей семьей что-нибудь…
— Сядьте, — Андронов промокнул губы салфеткой, — Сядьте!
Руслан сел.
— С вашей семьей ничего не произойдет, до тех пор, пока вы поставляете нам — за плату, хочу заметить, и хорошую плату — информацию о будущем. Но если вы вдруг решите вставлять палки в колеса… Да сядьте вы! Выстрелить вы все равно не успеете, но это переведет наши отношения в совершенно недружественную плоскость…
Голос Андронова из жесткого и властного снова сменился на мягкий и чуть ли не уговаривающий. К сожалению, вместо того, чтобы успокоить Руслана, он напомнил тому о вычитанной где-то повадке сотрудников охранки — при общении с агентами ни в коем случае не показывать им презрение или подчеркивать их подчиненное положение, напротив, всячески демонстрировать равноправные, партнерские отношения, относиться уважительно. ТО есть именно так, как с ним общался Андронов-младший. Следом вспомнилось, что агентов, от которых поступала информация, о революционном подполье, к примеру, в охранке называли — не в лицо, разумеется, ни в коем случае! — «подметками».
Руслан не хотел становиться «подметкой». Но, похоже, уже стал.
— Я не собирался отменять войну, — с усталым лицом сломленного человека произнес Руслан, — Не троньте семью.
— Руслан Аркадьевич, — с хорошо разыгранным видом оскорбленной невинности произнес Андронов, — я ведь уже сказал: пока вы выполняете наши договоренности, мы выполняем свои.
«Пока». Что-то зацепило Руслана в этом словце. «Пока». Что-то услышанное совсем недавно… Ах, да: «…никто не режет курицу, ПОКА она несет золотые яйца…». Пока несет — не режут. А когда перестанет? Когда информация о будущем у него просто-напросто закончится или перестанет быть интересной Андроновым?
Похоже, его судьбу — а, значит, и судьбу всей семьи — уже расписали… И соскочить с этого паровоза — будет очень, очень трудно…
— Кстати, о договоренностях. Очередная партия с вами?
Руслан посмотрел на вежливо улыбающегося Андронова:
— Разумеется. Разумеется…
— Добрый вечер, Руслан Аркадьевич, — Танюша, загадочно улыбающаяся каким-то своим мыслям, открыла дверь на звонок, — Ужин почти готов, как раз поспели. Жена ваша с дочкой в комнатах своих, сейчас на стол накрою.
Немного бледный Руслан чуть дернулся, посмотрел на горничную, сбросил шапку и шубу и прошел внутрь квартиры.
— Юля! Аня! — позвал он веселым, хотя и несколько подрагивающим голосом, — Юля!
Как пишут в романах: «Молчание было ему ответом». На столе лежали карты настольной игры, лежали кубики, стояли фишки, недошедшие до финиша половину пути.
Никого.
Лазаревич прошел дальше, заглянул в спальню, потом в другую.
Никого. Только Анина кукла, фарфоровая, страшненькая, похожая на куклу из фильмов ужасов, отчего никогда дочке не нравилась, лежала на кровати, задрав вверх ноги в кружевных панталончиках
Руслан постоял, переводя дыхание, успокаивая бешено колотящееся сердце. Все хорошо. Все будет хорошо.
Он сделал круг по квартире, открыл и закрыл шкаф, как будто его девчонки могли в нем спрятаться, чтобы весело выпрыгнуть с криком «Бу!».
Никого. Только платья висели, как обычно, нетронутыми, на месте.
Платья на месте. Всё на месте. Нет только Юли и Ани.
Руслан сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, с силой потер лицо, после чего крикнул:
— Танюша!
— Что случилось, Руслан Аркадьевич? — прибежала девушка на зов.
— А где мои жена и дочь? — спросил Руслан, не поворачиваясь.
— Так… — растерялась Танюша, — Здесь были… где-то. Сидели себе тихонечно…
Руслан резко повернулся, горничная шарахнулась — настолько злым было выражение лица ее хозяина:
— Где, — коротко произнося слова, как будто отрубая куски топором, произнес Лазаревич, Моя. Семья?