Глава 47

Суворин не знал, зачем необычному Руслану Аркадьевичу так срочно понадобилась встреча с журналистам для рассказа о будущем, да еще и с охраной. Возможно, конечно, пришелец из будущего хочет как можно быстрее донести до общественности информацию о грядущей войне, в которой погибнут миллионы — хотя, надо признать, цифры жертв Суворину кажутся несколько раздутыми — но ведь Лазаревич уже скоро год, как живет в Российской Империи, с чего бы вдруг такая спешка? И охрана опять же… Зачем? ЧЕГО он боится? КОГО?

О причинах своего страха пришелец так и не сказал. Намекнул, что его жена с дочкой бесследно исчезли вовсе не просто так, намекнул, что может отправиться вслед за ними, но подробностей не привел. Возможно, он расскажет о них сегодня?

Издатель щелкнул серебряной крышкой карманных часов. Четверть шестого. Скоро, уже скоро он прибудет…

* * *

— Ваше степенство…

По улице Жуковского двигалась необычная кавалькада: десять извозчичьих повозок, самого разнообразного фасона, от лихачей до ванек, с лошадьми всех мастей — и при этом в каждой повозке пассажиром сидел одинаковый человек. Вернее, десять одинаковых человек — одинаковый рост, одинаковые фигуры, одинаковые коричневые плащи, одинаковые широкополые шляпы, скрывающие лица…

Впрочем, петербуржцы не обращали на нее никакого особого внимания — мало ли чудаков в столице живет? По какому-то странному стечению обстоятельств строгий и расчерченный по линейке город вместо таких же строгих и серьезных людей рождает множество странных и необычных личностей, от которых не знаешь чего ожидать. Жители Петербурга видели аристократов, которые в двадцатые годы девятнадцатого века, века скучного, чиновничьего, прогуливались по проспектам в золотых камзолах бесшабашных времен матушки-Екатерины. Видели кавказского князя, разъезжавшего в карете, с кальяном и дюжиной котов, в одежде, расшитой изумрудами. Видели графа, миллионера и завсегдатая светских вечеров, гулявшего по улицам в куртке немецкого мельника, обсыпанного мукой и, в случае встречи со знакомыми, притворявшегося, что это и не он вовсе. Видели старика-канцеляриста, считавшего, что он — пушка. Видели моряка в плаще на голое тело, чрезвычайно этим телом гордившегося и пытавшегося продемонстрировать при каждом удобном случае…

Много, много странных личностей видел Санкт-Петербург (будем справедливыми — Москва и прочие города России повидали их не меньше), так что караван извозчиков тут никого особо не удивил. В пределах петербургской нормы.

— Ваше степенство…

Охранник Бобылев тронул за плечо задумавшегося нанимателя. Когда все десять повозок с одинаковыми, как Семь Симеонов, нанятыми охранниками — впрочем, на лицо они не очень сходили друг на друга, половина и вовсе бород не носила — выстроилась вдоль улицы, из дома вышел наниматель, бодро выкрикнул что-то вроде «Молодцы!» и запрыгнул в повозку к Бобылеву. Караван тронулся.

— Ваше степенство…

— Что? — очнулся наниматель от каких-то своих дум.

— А ежели, скажем, полиция придет или еще кто из властей, по ним тоже стрелить, что ли?

— Дурак совсем? Полицию пропускать!

Бобылев перекрестился, со смешанным чувством облегчения и досады. С одной стороны — связываться с полицейскими не хотелось, чай, тоже христианские души и свою службу несут, за что ж их убивать-то? А с другой — вдруг да щедрый наниматель, в случае, если б по полицейским стрелять пришлось, отслюнявил бы не «катеньку», а «петрушу»?

* * *

А вот и Лазаревич, выглянул в окно Суворин. Ну что ж, через пять минут тайны грядущего откроются… для тех, кто ждет встречи с пришельцем в зале для гостей. Сам-то Суворин вкратце слышал о будущем России на ближайшие сто лет, но выслушать подробности интересно и ему…

Вон он, выпрыгивает из повозки и выстраивает свой охранный отряд. Странно: настойчивое требование нарядить охранников в одинаковые плащи вчера казалось объяснимым. Правда, сам Лазаревич объяснять его не стал, устроив чуть ли не истерику, но, вроде бы причина этого требования выглядела логичной: нарядить охранников в одинаковую одежду, самому надеть такую же — и тот, кто захочет подстрелить тебя из духового ружья, потеряет свою мишень. Конечно, духовое ружье в руках убийцы представляется несколько опереточным… если забыть о судьбе Григория Ефимовича Распутина. Которого именно из такого ружья не так давно и застрелили.

Нет, предусмотрительность Лазаревич выглядела логичной… вчера. А сегодня он заявился в плаще, да, но — светло-песочного цвета и среди своих охранников выделялся, как белая ворона. Может, забыл, конечно… Вон он, какой-то сам не свой — размахивает руками, что-то объясняет наемникам… Одного, кажется, гонит прочь… Ну да — в руках Лазаревича мелькнула розовая бумажка и одна из фигур в шляпе понуро зашагала прочь. Остановился, что-то спрашивает… А, наверное, возвращать ли плащ. Нет, плащ Лазаревичу не нужен, досадливо машет рукой… В другой руке — какой-то тяжелый портфель. Что, интересно в нем? Свое устройство из будущего он оставил здесь вчера на хранение. Впрочем, что тут думать — через пять минут все выяснится.

Ну, вот — выстроил в колонну, входят в дом.

Суворин отвернулся от окна и отправился в зал, где сидели журналисты из всех газет столицы, каких он смог собрать. Несколько десятков человек через пять минут встретят человека из будущего.

Через пять минут.

* * *

Отряд в почти полном составе — одного охранника наниматель прогнал прочь за легкий запах хмельного, отчего еще двое перестали дышать, но пронесло, не почувствовал — грохотал сапогами по коридорам дома Суворина. Как ни старайся, а если быстрым шагом идет десяток человек, без шума не обойтись.

Дверь… Коридор… Дверь…

— Стоп!

Наниматель поднял руку, отряд остановился в небольшом тамбуре.

— Так, — наниматель поставил у ног портфель и заговорил короткими рублеными фразами, потирая руки, как будто вернулся с мороза, — Половина — туда. Стоять у двери. Охранять вход. Вторая — туда. Войти в зал. Стоять у двери. Ждать моего выхода.

Охранники качнулись и никуда не пошли. Потому что — а кому куда?

Наниматель поморщился:

— Сейчас поделю. Ты — он ткнул пальцев в одного из коричневой массы, — налево…

Охранник кивнул и шагнул к двери, что вела к залу для гостей.

— Погодь, — он поднял портфель, — отдай господину Суворину.

Понятливый охранник исчез за дверью.

— Ты — направо.

Второй охранник отправился в другую сторону, к двери в начале коридора. В чем смысл такого деления — никто не понял, но — хозяин-барин. Он деньги платит, ему виднее.

— Ты — налево… Ты — тоже налево… Ты — направо… Ты — налево… Ты направо… И ты направо… Ты — налево.

Последний охранник в коричневом плаще и шляпе только-только успел присоединиться к четверке остальных, ожидающих его у коридорной двери, как эта самая дверь распахнулась.

— Не велено! — рявкнули охранники, загородив проход перед влетевшим в коридор молодым человеком в серо-зеленом костюме несколько горохового оттенка.

— Охранное отделение! Пропустить!

Андронов-младший, совсем недавно имевший неприятный разговор лично с фон Коттеном, рвался за пришельцем из будущего. Да, начальство не то, чтобы поверило, но решило, что даже небольшой шанс на то, что «инженер из Америки» обладает знаниями, потенциально могущими стать опасными, если окажутся достоянием общественности — это уже неоправданный риск. Правда, Андронов удостоился и похвалы, за то, что все же поставил слежку за Лазаревичем, отчего скрыться тот не сможет ни за что.

От умельцев Евстратия Павловича не скроешься.

Какие-то личности в одинаковых — и одинаково дурацких — плащах смущенно затоптались и расступились, освобождая проход в коридор.

— Где Лазаревич?

— Там, — указал один из «близнецов» на дверь дальше по коридору.

Андронов быстро прошел, почти пробежал до нее, рванул ручку…

Тамбур. Пустой. Никого.

Следующая дверь.

Коридор. Пустой. Никого.

Андронов распахнул и ее — и снова наткнулся на те же самые плащи, которые уже начали его бесить.

— Не велено!

— Охранное отделение! Где Лазаревич?

Большой стол, за которым сидят люди. Цвет российской журналистики. С одинаковым недоумением на лицах.

— Еще не пришел. Ждем, — недовольно произнес старик с длинной белой бородой, Суворин, хозяин дома.

Андронов резко обернулся, как будто мог пробежать мимо стоящего у стены Лазаревича. Не мог, конечно. Совершенно пустой коридор, дверей в помещения нет, окна заперты.

Или он ухитрился исчезнуть из комнаты, из которой было только два выхода и оба — под наблюдением, или кто-то врет.

Или… Или он отправился вслед за женой и дочкой. В свое родное будущее.

Следующий час дом Суворина стоял на ушах. Потому что Лазаревич все-таки исчез. Растворился в воздухе, чуть ли не на глазах десятка человек. Вошел в коридор — и не вышел оттуда.

Андронову от тягостного осознания самого огромного провала в истории Охранного отделения — да что там, в истории провалов — даже показалось, что проклятый «американец» попросту переоделся в одного из своих охранников и сейчас стоит, смеется над ним. Но нет — лица у всех десяти были абсолютно незнакомыми.

Лазаревич исчез. Не оставив ни следа. Даже запаха серы, хотя бы для приличия.

Загрузка...